Дверь приоткрылась, просунулась голова одного из киношных флибустьеров – уже без черной повязки на совершенно здоровом глазу.
Гай недовольно рявкнул:
– Не видишь, мы работаем?
– Сделай перерывчик, а? Там идет на посадку какой-то самолет, целеустремленно так, прямо к кораблям заруливает...
Задумчиво приложив палец ко лбу, Гай протянул:
– Странно, деньги плачены честь по чести, разрешение на съемки, то бишь аренду, по всем правилам выписано, так что это не власти... Какие-нибудь долбаные туристы? Надо бы шугануть, чтобы не пялились бесплатно на то, за что должны денежки выкладывать... Ладно, детка, оденься пока. Пойдем посмотрим.
Он энергично направился к двери, но Мазур его с превеликим облегчением опередил. В гробу он видел такие кинопробы, откровенно-то говоря. Пожалуй, о некоторых подробностях этой командировки надо будет дома помалкивать вглухую. Иначе шуточек потом не оберешься, долгонько будут поминать. Есть печальные примеры с вышибалой в борделе...
Когда они спустились по трапу, к берегу уже собрались все члены киногруппы, обрадовавшиеся случайному развлечению. Небольшой гидросамолет, изящный, белый с двумя синими полосами по борту, уже коснулся воды и, оставляя двойную белопенную борозду, гасил скорость, направляясь прямехонько к корме «Альбатроса». Возле нее он и остановился, замер винт, умолк мотор, самолетик уткнулся поплавками в песок, тут же распахнулась дверца, и на берег стали выпрыгивать люди.
Четверо мужчин в светлых пиджаках и светлых куртках. Они один за другим выбирались на сухой песок, двигаясь совершенно непринужденно, целеустремленно, почему-то казалось даже, что они и не видят табунок зевак, насчитывавший около двух десятков человек.
Гай деловито протолкался вперед – и замер на месте, растерянно таращась на происходящее.
У двоих прилетевших в руках ничего не было – а двое остальных держали стволами вниз короткие аргентинские автоматы. Мазур прекрасно знал эту модель: небольшая, игрушечная на вид, но трещотка самая настоящая и способна натворить дел, особенно в умелых руках.
Шагавший впереди поднял автомат, одной рукой, без усилий, наведя ствол в небо, с небрежным видом потянул спуск. Автомат выплюнул очередь на десяток патронов, вылетевшие гильзы по дуге ушли в песок.
Моментально воцарилась полная тишина, и все замерли в позах, в которых их эта неожиданность застала. Человек с автоматом, подойдя близко, распорядился спокойно, деловито:
– Ну-ка, мальчики и девочки, кыш, кыш! По корабликам, живенько, два раза повторять не буду и стрелять буду уже не в воздух... Живенько, кому говорю! А ты останься, австралиец! Стоять смирненько!
Вся толпа так и сыпанула к суденышкам. Двое с автоматами шагали следом с невозмутимым и хватким видом опытных пастушеских волкодавов. Мазур остался стоять на месте, решив, что не стоит обострять ситуацию, не имея точной информации. Вся эта четверка была ему решительно незнакома. Но, как бы там ни было, ухватки у них что-то не напоминают поведение блюстителей закона, пусть даже грубых и нахальных...
Двое оставшихся неторопливо подошли к нему. Оружие у них, разумеется, все же было – Мазур без труда углядел под пиджаками внушительные кобуры.
Это еще полбеды. Что ему решительно не понравилось, так это лица незнакомцев. И вовсе не потому, что они были какими-то особенно зверскими или уродливыми. Ничего подобного, наоборот – самые обычные люди, неброской внешности. Просто-напросто подобные физиономии он просекалс разу. Как правило, они принадлежали людям серьезным и потому особенно опасным. Спокойное превосходство, бесстрастие, холодная непреклонность. Обычно такие ребятки не мелочь по карманам тырят в автобусах, а занимаются делами посерьезнее. И относиться к ним нужно со всей серьезностью, не за фраеров держать...
В кабине самолетика, Мазур прекрасно рассмотрел, больше ни кого не осталось. Ситуация, конечно, вовсе не похоронная, но из-за своей полнейшей непонятности все же скверная...
Он оглянулся. Массовку, сноровисто разбив на две кучки, уже загнали на кораблики, скрылись из виду и они, и их погонщики с автоматами.
– Нужно поговорить, Дикки, – сказал один, глядя на Мазура примерно так, как он сам смотрел на копощащихся в песке крабиков.
– А вы меня ни с кем не путаете, ребята? – осведомился Мазур.
– Дик Дикинсон, паспорт австралийский, но о подлинности судить не берусь. Скрипочка из оркестра Бешеного Майка. Бродячий музыкант.
– Парни...
Незнакомец спокойно поднял ладонь:
– Простые правила, Дикки. Ты не валяешь дурака и не притворяешься безобидным туристом. Если будешь продолжать в том же духе, чувствительно получишь по организму, а если и тогда не уймешься – словишь вовсе уж болезненно. Ты понял правила?
– Понял, – угрюмо сказал Мазур.
Не следовало нарываться. И так верилось, что слов на ветер этот субъект не бросает.
– Вот и отлично. Как тебя зовут, мы знаем. А меня зовут Мистер Никто.
– Джон Доу, что ли? – рискнул Мазур.
– Это скверная шутка, Дикки.
Шуточка была и в самом деле не особенно и добрая. Так уж издавна принято у американских полицейских и медиков: труп, чью личность пока что установить не удалось, или находящийся в бессознательном состоянии столь же не идентифицированный пострадавший до более детального выяснения именуется в официальных документах «Джон Доу». Если это мужчина, разумеется. Женщину обозначают как «Джейн Доу».
– А что, шутить тоже нельзя? Извините, вы не предупредили.
– Шутить не стоит. Не будем тратить драгоценное время, – сказал Мистер Никто. – Дальнейшая беседа будет протекать просто: вопрос – ответ, вопрос – ответ. Без шуточек, пустословия и, самое главное, без вранья и уверток. Если все пройдет по такому именно сценарию, мы улетим, а ты останешься с этой порнографической шушерой целый и невредимый. Ты понял правила?
– Понял, – сказал Мазур.
Незнакомец огляделся и моментально принял решение:
– Пошли вон туда, под навес. Не так жарко будет.
Пожав плечами, Мазур первым направился к хлипкому навесу.
– Забился в безопасное местечко пережить трудные времена?
– Пожалуй, – сказал Мазур.
Под навесом стояло превеликое множество пластмассовых стульев. Усевшись на ближайший, Мистер Никто кивнул Мазуру:
– Садись, Дикки, разговор в пару минут не уложится...
Прежде чем Мазур сел, второй бесцеремонно его охлопал, явно в тщетных поисках оружия, а потом поместился за спиной. Мистер Никто заложил ногу на ногу, сунул сигарету в рот и сказал небрежно:
– Кто ты такой, мы, как видишь, прекрасно знаем. Что до нас, то мы просто-напросто мальчики на посылках. Есть такая категория наемных работников, в нее вписывается превеликое множество самого разного народа. Но суть, в общем, одна. Мальчики на посылках. Нам поручили с тобой потолковать, и мы не поленились прилететь. Предупреждаю сразу, чтобы не осталось ни малейших недомолвок: мы, как ты уже, должно быть, просек – посыльные особого рода. Не лирические записочки доставляем от кавалеров к дамочкам и не пиццу развозим. У нас гораздо более серьезная контора, и задачи, соответственно, гораздо более серьезные, чем у разносчиков пиццы. Да и хозяин, скажу тебе по секрету, очень серьезный. В том смысле что все его поручения полагается выполнять в сжатые сроки и очень скрупулезно, от сих и до сих. Если мы подведем хозяина, чего-то не выполним, выполним не в полном объеме или напортачим, хозяин будет в ярости. Такие провалы, к гадалке не ходи, заканчиваются для провинившихся купанием в каком-нибудь тихом заливчике с увесистыми бетонными ластами на нижних конечностях. Или чем-нибудь другим не менее унылым – а то и гораздо более мучительным. Понимаешь, что отсюда вытекает? То, что мы не можем позволить себе роскоши напортачить или выполнить поручение наполовину. И поскольку у человека нет более близкого создания, чем он сам, мы с приятелем думаем в первую очередь о себе. Все твои неудобства, которые могут возникнуть от твоего нежелания сотрудничать, нас совершенно не трогают. В том числе и то, будешь ты жив или станешь мертвым. Мне уже приходилось переселять людей на тот свет – и, подозреваю, еще придется... В общем, шутки кончились, а виляния, увертки и ложь недопустимы. Уяснил?
– Уяснил, – сказал Мазур.
– Серьезно?
– Серьезно.
– Сразу видно делового человека с некоторым жизненным опытом... – одними губами усмехнулся Мистер Никто. – Увертюра кончилась. Началось представление. Просьба у нас к тебе небольшая, довольно легко выполнимая и совсем несложная. Я представления не имею, кто рванул вашу «Викторию», но меня такие подробности и не интересуют... У меня другая задача. Мне нужно, чтобы ты привел нас к Бешеному Майку. Быстро и не петляя, по прямой линии.
– А зачем?
– Мы его вежливо попросим забыть о своих планах и убраться отсюда к чертовой матери.
– Парни, я не шучу и не виляю, – сказал Мазур. – Я вас попросту ориентирую в ситуации. Насколько я знаю Майка, он вряд ли вас послушает. Уж если он взял деньги и наметил дело...
Мистер Никто прервал:
– Вот это уже не твоя забота, Дикки. У тебя об этом не должна болеть голова. Это уже наши проблемы. От тебя, повторяю, требуется одно: привести нас к Майку. Он, как любой на его месте, где-то залег на дно. И ты должен знать, где. У вас, сто процентов, подобное было обговорено заранее, укрытия намечены, пути отхода продуманы... Я же не считаю его сопляком – и тебя, кстати, тоже – я к нему серьезно отношусь. И в жизни не поверю, что ты не знаешь, где он. Ты у него – правая рука...
– Почему вы так решили?
– Резонный вопрос, – не удивившись и не возмутившись, кивнул Мистер Никто. – Помнишь парня по имени Уолли? Ты никак не мог его забыть, слишком мало времени прошло... Мы с ним поговорили по душам, и он выложил все, что о тебе знал.
– И где сейчас его потроха? – усмехнулся Мазур.
– Там же, где и вся туша, – спокойно сказал Мистер Никто. – Уолли сейчас сидит в подлетающем к Штатам самолете, благословляет Бога, что был умным мальчиком и потому убрался целым и невредимым... Стиль работы и специфика ситуации. Нам не было никакой надобности разбрасывать его потроха акулам в море. Он моментально смекнул, что с нами шутить не следует, был откровенным и словоохотливым, как на исповеди, – и потому отпущен с миром. Можешь не верить, но обошлось даже без зуботычин. Потому что он не дурак. Хочется верить, с тобой все так же пройдет – быстро, легко, к полному удовлетворению обеих сторон. Если выполнишь все, что от тебя потребуется, не будет смысла тебя убивать.
– А в чем, собственно, дело? – спросил Мазур. – Могу я знать подробности?
– Можешь, – моментально ответил Мистер Никто. – Я с тобой буду полностью откровенным, – он снова бледно усмехнулся. – Не по доброте душевной, а чтобы ты окончательно понял, что у тебя один-единственный выход... Дело обстоит предельно просто и не затейливо. Внезапно возникла возможность приобрести золотое дно под названием Райская долина за сущие гроши. За смешную цену, абсолютно несоизмеримую с реальной стоимостью всей этой благодати. К сожалению, когда наш хозяин об этом узнал, Аристид уже ударил по рукам с теми, кого здесь представлял твой добрый знакомый Уолли. А впрочем, сожалений особых и не было. Хозяин, надо тебе сказать, гораздо покруче тех, кто успел первым. И вопрос решили полюбовно, без дурацкой пальбы и прочих излишеств. Они попросту отработали назад – и теперь рады-радехоньки, что оказались такими толковыми. Начни они ерепениться, кое для кого кончилось бы плохо. Хозяин вовсе не злой. Он деловой человек и подобную сделку никак не мог упустить – как и любой из нас на его месте, включая тебя, верно ведь?
– Пожалуй, – сказал Мазур.
– Ну вот, ты сам все прекрасно понимаешь. Чтобы сделка не расстроилась, дядюшка Аристид должен и далее оставаться на своем высоком посту. А это, в свою очередь, требует, чтобы планы Майка так и остались пустыми фантазиями. Мы ему обрисуем ситуацию, а там уже – смотря по обстоятельствам... Но тебя, повторяю, наши с ним дела не должны волновать. Ты нас к нему приведешь, вот и все. Боже упаси, я не требую, чтобы ты с нами туда входил. Мы тебя отпустим на все четыре стороны, как только убедимся, что ты нас не обманул. Но не раньше...
– И, по-вашему, Майк так никогда и не догадается, кто его продал?
– А разве он догадался, что ты его заложил Уолли? – усмехнулся Мистер Никто уже гораздо человечнее, что ли, не так холодно. – Ты мальчик шустрый, Дикки – а наш мир чертовски большой. В конце концов, Бешеный Майк – не ЦРУ, не КГБ и даже не разведка какого-нибудь Эквадора. У него не будет ни физической возможности, ни денег гоняться за тобой по всему свету, даже если и узнает правду... Я резонно излагаю?
– Резонно, – сказал Мазур.
– Вот видишь. Ну, что же? Ситуация предельно ясная, нет никаких недомолвок или темных мест. Мы обязаны выполнить поручение, Дикки. Если этого не произойдет, никакие наши объяснения не будут приняты во внимание... Ну, а поскольку я человек, не лишенный предрассудков... Знаешь мой главный и самый важный в жизни предрассудок? Я хочу жить и дальше, жить спокойно, в прежнем качестве. Отсюда легко вытекает: если ты мне не поможешь, добровольно, я имею в виду, возможно все, что угодно... Ты мне веришь?
– Верю, – пробурчал Мазур.
– Вот и отлично. Бери пример с Уолли.
– Между прочим, Уолли мне за подобные услуги дал денег...
– Я знаю, – ласково кивнул Мистер Никто. – Двадцать пять кусков, а как же. Думаю, с тебя хватит. Особенно если учесть, что ты, собственно говоря, заработал приличные деньги дуриком, палец о палец не ударив.
Мазур возмущенно вскинулся:
– Вы что, хотите сказать, что не намерены...
– Платить? – понятливо подхватил Мистер Никто. – Ни цента. Говорю тебе, хозяин деловой человек. Если бы он выделил для тебя деньги, будь уверен, я предложил бы тебе именно ту сумму, что он ассигновал, не прикарманив ни цента, – с хозяином такие шутки шутить опасно. Но это бизнес, парень. Зачем тратить лишние деньги, если можно добиться того же результата без малейших затрат?
– А я что получу? – спросил Мазур с видом глубоко огорченного.
– Жизнь, старина. Это, по-твоему, мало? Ты отсюда смотаешься целым и невредимым, к тому же денежки, полученные от Уолли останутся при тебе... Ну, разве я не благодетель?
– А где гарантии?
Мистер Никто развел руками:
– Уж извини, но всех гарантий тут – мое честное слово. Придется тебе этим и ограничиться, потому что выбора у тебя, насколько я понимаю, нет... Когда мы начнем с тобой беседовать жестко, будет уже поздно. Так что лучше тебе с нами играть честно... Ну, ты все понял? Сейчас мы сядем в самолет и все вместе полетим на Сент-Каррадин. У тебя здесь есть багаж?
– Никакого.
– Тем лучше, – он нетерпеливо пошевелился. – Ну, что мы в таком случае прохлаждаемся? Пошли. В самолете есть виски, хлебнешь по дороге для бодрости...
Это уже была совершенно другая ситуация – абсолютно не та, что в отеле, с Уолли и его меланхоличным напарником-двойником. Здесь уже нельзя соглашаться даже для виду. Попав к ним, вырваться будет трудненько, потому что информацию они потребуют немедленно и проверять ее кинутся наверняка тут же. Конечно, особого труда не составит вдумчиво надавать им по мозгам – но это означает, что придется убираться с Сент-Каррадина каким-то нелегальным образом, имея на плечах опасного, сильного и разозленного противника. Зато здесь и сейчас... Все гораздо проще, а?
Мазур посмотрел на песчаный берег. Пустой гидроплан все так же торчал у берега. Он не сумел бы управлять «Боингом» или каким-нибудь другим большим самолетом, но с этой птичкой вполне мог справиться. Учили, знаете ли, потому что никогда заранее не известно, что именно пригодится в странствиях вдали от дома. До Флоренсвилля по прямой всего-то километров восемьдесят... А уж там будет гораздо проще.
Словом, он уже все решил. Оставалось только в молниеносном темпе прокачать детали.
На каждом кораблике – по жлобу с трещоткой. Чересчур рискованно их оттуда выковыривать– они могут сейчас наблюдать за переговорами, вовремя просекут события, засядут там, прикрываясь заложниками, и добирайся до них потом. Гораздо проще будет...
– Я так понимаю, вы здесь самый главный, Мистер Никто? – спросил Мазур преспокойно.
Собеседник так и впился в него пытливым взглядом – разумеется, он ничего не заподозрил, он попросту чутьем, нюхом отметил нечто непонятное, не укладывавшееся в ситуацию. Битый дядька, великодушно отметил Мазур, у такого и спинной мозг задействован в довесок к основному...
– Самый главный, – сказал Мистер Никто.
– Ну что же, – сказал Мазур. – В таком случае приступим, господа?
Он как сидел, так и выпрямился на полусогнутых ногах, не глядя, ориентируясь по дыханию, по тени от торчавшего за спиной верзилы, ухватил его обеими руками за шею и кинул через себя, на лету припечатав коленом в физиономию, наклонился влево и обрушил обмякшее тело на сидевшего напротив собеседника – как и следовало ожидать, тот не успел среагировать... Прыгнул ногами вперед и угодил правой точнехонько в то место, куда целился.
Они еще не успели ничего осознать и прийти в себя, а Мазур уже избавил обоих от стволов, вмиг став обладателем здоровенного «Питона» и солидной «Беретты». «Беретту» засунул за ремень, двинул ее хозяина так, чтобы обеспечить ему долгое забытье, а пошевелившегося Мистера Никто бесцеремонно поднял на ноги, упер дуло револьвера в ухо, выкрутив левой его правую руку. Сказал внятно:
– Парень, ты на меня произвел впечатление толкового профессионала. Давай и дальше без глупостей. Если я тебе вышибу мозги, кричать на все стороны не буду...
Он выждал несколько секунд, чтобы пленник окончательно очухался и осознал свое печальное положение во всей полноте.
Ага! Со стороны «Альбатроса» протрещала короткая, неуверенная, пожалуй что, автоматная очередь. Пули прошли высоко, далеко в стороне. Ну да, вон иллюминатор открыт...
– Дикки, ты себе чертовски осложнил жизнь, – сказал Мистер Никто.
Он полностью оправдал ожидания Мазура и нисколечко не шевелился, как и следовало человеку его полета, прекрасно осознающему, что в ухо ему упирается дуло не самого малокалиберного кольта, и легкое движение пальца на спусковом крючке упредит любое его спонтанное движение.
– Все зависит от точки зрения, знаешь ли, – ответил Мазур. – Тебе объяснять мой следующий ход, или сам поймешь? Учти, я умею управлять самолетом. И мне, в общем, без разницы, живыми я вас тут оставлю, или наоборот...
– Чертова куча свидетелей, – сказал Мистер Никто. – Ты же не сможешь положить их всех. Чисто технически не получится – начнут разбегаться, патронов не хватит...
Очень примечательный был у него тон – боже упаси, он не просил пощады, не тот мальчик, но жить ему чертовски хотелось, и это неуловимо прорывалось в интонации...
– Постараемся обойтись без крови, – сказал Мазур. – Я тебя слушал долго и старательно, а теперь слушай ты меня... Если не начнешь дергаться, останешься живым.
– Дикки, ты и не представляешь, как осерчает хозяин...
– Вот это уже твои проблемы, – сказал Мазур. – Ты большой мальчик, выпутывайся, как умеешь. Прекрасно должен понимать, что твоя судьба, по большому счету, меня совершенно не беспокоит, в этом мире каждый сам за себя...
– Что ты хочешь?
– Прикажи своим орангутангам сложить оружие.
– А если они не послушают?
– Тогда ты будешь самым первым трупом, – сказал Мазур. – В конце концов, их только двое, ты и не представляешь, старина, на что способен квалифицированный белый наемник, который дерется за свою шкуру... К гидроплану я им подойти не дам, сам понимаешь. На кораблях им не уплыть – там слишком много народу, кто-нибудь непременно попробует дать по башке одинокому захватчику... Позиция у меня не самая скверная. Тут полно пальм, за которыми можно укрыться. И, главное... Твой мальчик, что только что стрелял с «Альбатроса», определенно старался тебя не задеть. А значит, твоя участь их все же волнует. Подозреваю, дело тут не в их высоком душевном благородстве, а в том, что без тебя им никак нельзя будет возвращаться к хозяину. В самом деле, что это за подчиненные такие, которые вернулись сюда без главаря? А впрочем, еще не факт, что кто-то из них вернется. Говорю тебе, ты плохо представляешь, что такое разъяренный белый наемник из команды Шора...
Пленник выругался – с неподдельным чувством и экспрессией, негромко и скупо.
– Это в мой адрес? – полюбопытствовал Мазур.
– Черт его знает. Тут на весь белый свет будешь зол...
– Ну ладно, Мистер Никто, – сказал Мазур. – Пока что ты себя ведешь, как человек полностью вменяемый. Давай и дальше в том же стиле? Я ничего тебе не буду говорить – какие тут, к дьяволу, долгие увертюры... Просто-напросто прикажи им выбросить в иллюминаторы стволы. Потом я уберусь, а вы останетесь. Не переживай, тут полно виски и доступных девок... Ну?
Он покрепче вдавил дуло любимой пушки Грязного Гарри в ухо пленного. Второй, как и замышлялось, пока что не пришел в сознание.
– Ну? – требовательно спросил Мазур. – Уговаривать не буду. Ты в случае чего будешь с а м ы м первым, вот и все...
– Ох, парень...
– Повторяй за мной во всю глотку, – сказал Мазур. – Отсоединить магазины, сначала выбросить их, потом автоматы. Пистолеты следом, по той же методике. Я видел, у них пушки под полой...
Не прошло и пяти секунд, как Мистер Никто повторил все вышесказанное – во весь голос, тоном, который показывал, что жизнь ему, в общем, дороже, чем гнев жалкого хозяина. И прибавил уже от себя:
– Шевелитесь, олухи! У меня пушка возле башки!
Из иллюминатора «Альбатроса» вылетел короткий и плоский автоматный магазин, а следом и сама трещотка. После некоторой паузы за ней последовал короткоствольный револьвер. Затем из рубки второго кораблика выбросили второй автомат и никелированный пистолет.
– Теперь пусть сами вылезают, – распорядился Мазур.
Мистер Никто добросовестно озвучил команду, и оба гангстера («А кто же это еще? Мирные брокеры с Уолл-стрит или учителя воскресной школы?!» – подумал Мазур) спустились по трапам, озираясь со вполне понятным в данной ситуации унынием.
Следом пытались было выскочить освобожденные пленники, но тут уж сам Мазур рявкнул во всю ивановскую:
– Сидеть на кораблях, пока я не разрешу вылезти!
И для пущего эффекта, на миг отведя дуло от уха пленника, нажал на спуск. В рубке «Альбатроса» звонко разлетелось остекление. Народ моментально исчез с палубы и, надо полагать, затаился.
Дружелюбно улыбаясь обоим верзилам, стоявшим с предусмотрительно поднятыми руками, Мазур приказал:
– Раздевайтесь, ребятки, в темпе! Трусы можете оставить, я фильмы не снимаю, и меня длина ваших причиндалов не интересует... Кому говорю, мать вашу?!
Вскоре оба стояли в надлежащем виде, зло таращась исподлобья, грозно сопя и, судя по мечтательно-яростным взорам, во всех подробностях представляя, что они утворят, если Мазур все же попадется к ним в руки. Глупо было бы на них за это сердиться – тут любой на их месте озлится...
Мистера Никто не было необходимости заставлять исполнять стриптиз – Мазур и так знал, что оружия при нем нет. Ну, пока вроде бы все идет гладко, противник разбит наголову и сопротивления оказывать не способен, самое время во всех деталях представить себе отход – и выполнить намеченное.
И все же...
В подсознании у него засела какая-то заноза – словно он что-то не взял в расчет, пропустил, не учел. И Мазур никак не мог эту занозу вычислить.
Под занавесом зашевелился четвертый, встал, опираясь на руки, будто ожившая картинка из учебника зоологии: обезьяноподобный предок человека, решивший наконец перейти к вертикальному хождению на задних конечностях. Наблюдая за ним краем глаза, Мазур не препятствовал – и уж тем более его не трогала яростная ругань. За человеком в таком положении следует великодушно признать право материться вдоволь, будем великоблагородны, как победителю и положено...
– Ну, топай сюда, к остальным, – сказал Мазур, сделав приглашающее движение здоровенным револьвером. – Здесь без тебя картина незавершенная... Живо, не серди папочку, а то папочка как засветит промеж глаз из приличного калибра...
Бормоча ругательства, четвертый, пошатываясь, все же добросовестно встал в шеренгу – ситуация комментариев не требовала и была ясна, как день.
Мистер Никто сказал так убедительно, как только мог:
– Дикки, парень, ты, может, и не поверишь, но я готов все забыть. Чем хочешь клянусь, если полетишь с нами на Сент-Каррадин, все договоры остаются в силе... Я на тебя даже не буду сердиться. Мне, конечно, чертовски обидно, сам понимаешь, но ради дела я уж как-нибудь перетерплю... Честно. Даже про деньги можем поговорить...
Мазур фыркнул:
– Ты же сам говорил, что хозяин на меня денег не ассигновал.
– Я свои имею в виду, свои собственные. У нас есть с собой тысяч пять. Забирай. Давай серьезно...
Лицо у него было исполнено яростной надежды на чудо. Судя по некоторым впечатлениям, он, свободно может оказаться, и не врал, всерьез собирался все простить. Должно быть, неведомый хозяин был человеком суровым и безжалостным, и судьба Мистера Никто ждала незавидная. Но Мазур не собирался по этому поводу лить слезы.
– Не подходит, – сообщил он кратко. – А теперь, ребятки, немного потрудимся. Вы, может быть, не подзабыли или вообще не знали из-за пробелов в образовании, но именно труд из обезьяны человека сделал...
Задача была нехитрая и не требовала особых усилий: Мазур, присев на корточки и держа четверку на прицеле, быстренько разрядил трофейное оружие, и двое субъектов в трусах по его команде принялись за дело: один унес к морю оружие, другой – патроны. Забросили все это добро подальше в воду.
– Ну, видите, как прекрасно все устроилось? – спросил Мазур. – Пока великие державы талдычат о разоружении, я на одном кусочке суши и сам справился... Стоять спокойно! Митинговать будете потом, когда я уеду. А если кто-нибудь начнет дергаться, мозги вышибу!
Он стал неторопливо отступать к самолетику, держа компанию на прицеле. Ему по-прежнему казалось, что упущено нечто важное. Некая немаловажная деталь, не имевшая отношения к чисто военному опыту Мазура, а потому и не дававшаяся в руки. Что-то тут не складывалось. Откуда они узнали, куда поплыл «Альбатрос»? Почему нагрянули так целеустремленно, словно заранее знали о киноэкспедиции слишком много? Почему палили так непринужденно? А если бы, скажем, с киношниками для порядка и охраны ради поплыла парочка местных полицейских? Что-то не складывается...
Взобравшись в кабину, он посмотрел на берег. Четверка по-прежнему торчала на том месте, где Мазур их построил: прекрасно понимали, что они сейчас как на ладони, и ему ничего не стоит перестрелять к чертовой матери всех до одного со своей позиции...
Все оказалось легче, чем он думал. Ничего незнакомого или необычного. Мотор послушно заработал, завертелся пропеллер, очень быстро превратившись в туманный диск. Положив револьвер на сиденье рядом с собой, Мазур поработал штурвалом, осваиваясь, тронул нужные рычаги.
Гидроплан развернулся влево, легко высвободив правый поплавок из рассыпчатого песка. Нацелив его носом в открытое море, Мазур прибавил газу. Он определенно пересолил, чересчур газанул – но тут же поправил дело. Самолетик начал разбег, мотор тарахтел ровно и мощно, нос стал задираться, по обеим сторонам встали радужные веера воды...
Краем глаза он все это время наблюдал за берегом – и прекрасно рассмотрел, как с палубы второго суденышка, минуя трап, сиганул в песок человек с каким-то продолговатым черным предметом в руках, как к нему кинулся Мистер Никто и принялся этот предмет вырывать.
Вот теперь все встало на свои места, и загадка наконец поддалась. У них был сообщник – среди экипажа того кораблика, затаившийся до поры до времени. Что ж, грамотно. Пора уносить ноги, пока не продырявили к чертовой матери. Когда эта хреновина наконец оторвется от воды?!
Мазур прибавил газу, манипулируя рулями высоты. Настоящий летчик, окажись он сейчас в кабине, наверняка материл бы его долго и старательно, но ничего не поделаешь, приходится справляться, как умеешь, потому что Мистер Никто уже у самой воды вскинул автомат, ловит на прицел ускользающую добычу...
Из револьвера его уже не достать – далеко. Сделать ровным счетом ничего невозможно. Мазур застыл за штурвалом, про себя проклиная последними словами этот аппарат тяжелее воздуха. Гидроплан шел по прямой, Мазур почувствовал, что становится гораздо тяжелее – взлетаем, ура!
Длиннющая автоматная очередь была прекрасно слышна даже сквозь гул мотора. Мазур не смог определить, попал ли стрелок – но остекление кабины цело, как и он сам, так что вроде бы ничего страшного...
Гидроплан наконец оторвался от морской глади – и Мазур, не раздумывая, прибавил газу, пошел вверх круто, чуть ли не вертикально, на всей возможной скорости, уходя от обстрела.
Мир вмиг распахнулся вокруг необозримым простором – бесконечный океан, накрытый куполом неба. Он мельком припомнил, что в курсантские времена читал книжку кого-то из летчиков-испытателей, не нашего, американца, еще довоенного. Он так и называлась: «Один в бескрайнем небе».
Оставшийся позади остров уменьшался на глазах, вскоре его уже не было видно. Чуточку опомнившись от первого пьянящего азарта – Икар, бля! – Мазур сбавил обороты (стрелка уже давно торчала в очерченном красным секторе, и чувствовалось, что двигатель на пределе), сбросил высоту чуть ли не наполовину. Глянув на компас, развернул гидроплан градусов на тридцать к норд-норд-осту и держал теперь курс прямо на Флоренсвилль.
Что-то неприятно скрежетнуло в моторе – или показалось? Мазур обратился в слух. Нет, поганый звук не повторился...
Разумеется, соваться прямо в столицу на угнанной птичке – чересчур. Нужно будет причалить к берегу где-нибудь неподалеку от города, в безлюдном месте, бросить трофей без всякой жалости. Лаврик наверняка уже там. Если Уолли выложил абсолютно все, что знает, и этот амбал примется искать его по столице, ему, надо полагать, организуют теплый прием. На кубинцев в этом смысле можно положиться. А может, после взрыва на «Виктории» проблема снялась сама собой? Плохо верится: те, кто ставит на Майка, вряд ли отступятся так просто. На их месте Мазур тоже сражался бы за свое добро когтями и зубами...