Пиранья. Озорные призраки

Глава 6 Ночная светская жизнь

Как бы там ни обстояло с окружающими загадками и полнейшей неизвестностью впереди, на данном историческом отрезке Мазур постарался расслабиться, коли подвернулась такая возможность. Благо недорогой ресторанчик вовсе не выглядел убогим, так как предназначался не для аборигенов, а для туристов, пусть и с тощими кошельками. А потому его интерьер был щедро украшен экзотикой в виде чучел тропических рыб, огромных ракушек на стенах, моделей кораблей и прочих диковин вроде огромных крабов и старинных пиратских тесаков.

Вот только в этом полушарии Мазур был не новичком, а оттого давно уже знал, что большинство чучел в таких вот кабачках – недурная пластиковая имитация, «старинные» клинки сделаны позавчера местными умельцами и мастерски состарены, а ракушки чуть ли не наперечет – опять-таки пластмасса. И наконец (это уже его собственный профессиональный опыт), модели парусников изображали суда второй половины девятнадцатого века, хотя блестящие таблички и объявляли их пиратскими кораблями бурного семнадцатого столетия. Но, в конце концов, какая разница, если красиво?

– Объяснил бы ты мне, чем можно заниматься с работодателем чуть ли не в полночь, – наивным тоном поинтересовалась Гвен.

Мазур безмятежно пожал плечами:

– То есть как это – чем? Кораблик осматривали, ясное дело. Я тебе не говорил, но дельце подвернулось удачное. Кладоискатели. Мечта морского бродяги вроде меня.

– Почему?

– Потому что на таких работать – одно удовольствие. Это тебе не на сухогрузе вкалывать... Люди плывут искать клад, у них, понятное дело, есть совершенно точная карта... Могу тебе признаться, как знаток: в девяноста девяти случаях из ста эти карты – грубая подделка. Но мне-то какая разница? Они старательно ищут клад, пока не надоест или деньги не кончатся, а я получаю жалованье, пока они во мне нуждаются.

– Обман, выходит?

– Ну почему? – сказал Мазур. – Не я же им впариваю эти карты и не я их убеждаю искать клады...

– А бывает, что находят?

– При мне что-то не бывало, – лихо солгал Мазур.

– Жаль, – сказала Гвен с искренней, как показалось Мазуру, грустью. – Это было бы здорово – найти клад, настоящий, серьезный, чтобы золото считать ведрами, а камешки – пригоршнями...

Мазур мог бы поклясться, что изобразившаяся на ее лице мечтательность была неподдельной. Вот что делает с людьми буржуазный мир чистогана, подумал он с классовым превосходством.

– Интересно, что бы ты сделала?

– Я? – Гвен уставилась сквозь него затуманенным взглядом. – Ну, будь уверен, я бы...

Ее лицо внезапно изменилось, она уставилась куда-то через плечо Мазура с откровенным испугом. Мазур с профессиональной легкостью подавил естественное желание обернуться. Спросил только:

– Что?

Она тихонько сказала:

– Тот тип, что к тебе сегодня вечером приходил. Прямо к нам идет...

Он решил, что все же следует обернуться – медленно, без всякой паники – с чего бы вдруг?

Здоровенный широкоплечий субъект в белом костюме при ярком галстуке остановился у их столика. На первый взгляд, в нем не было ничего криминально-гориллообразного: нос не перебит, рожа не зверская, никаких броских шрамов. Он просто-напросто идеально подходил под описание Гвен – дешевый супермен, а если проще, повзрослевший, но не поумневший дворовый хулиган: самоуверенный, нахальный, полагающий себя самым крутым, оборотистым, ловким. Так и казалось, что сейчас скажет: «А ну, шкеты, гони по двадцать копеек!»

– Кого я вижу! – воскликнул незнакомец, ухмыляясь, и даже сделал такое движение, словно собирался распахнуть объятия, но в последний момент передумал. – Мой старый друг Дикки Дикинсон собственной персоной! С девушкой сидит, винцо потягивает...

Натуральнейший штатовский выговор, отметил Мазур машинально. Откуда-то с запада... или достаточно долго на западе прожил. Совершенно незнакомая рожа. В жизни не сталкивались. Может быть, какая-то ниточка из Пасагуа потянулась? Но почему в таком случае называет Мазура его нынешним имечком, а не пасагуанским?

Мазур преспокойно сказал:

– То ли у меня склероз, то ли я вас, любезный, и в самом деле впервые вижу... Не напомните ли, где это я удостоился чести завести знакомство? Потому что сам я решительно не могу припомнить...

– Да брось, Дикки, – без тени замешательства протянул незнакомец. – Точно, засклерозил, парень. Старых друзей не узнавать, ишь ты!

И он протянул руку, чтобы придвинуть к себе свободный стул – но Мазур проворно задвинул его ногой поглубже под стол, накрытый скатертью в сине-красную клетку.

Детина, такое впечатление, не обиделся, хотя жест был недвусмысленный. Ощерил в ухмылочке белоснежные зубы:

– Дикки, ну ты прямо как не родной...

– Слушай, парень, – сказал Мазур убедительно. – Я тебя знать не знаю. Иди своей дорогой, усек? Не знаю, что ты тут за игры играешь, но нет у меня никакого желания в них участвовать... Я понятно выражаюсь?

– Да что с тобой случилось, Дикки? – с напускной грустью процедил незнакомец. – Был человек как человек...

Ну ладно, сам напросился, подумал Мазур. Он повернулся, сделал повелительный жест, и к нему моментально подлетел официант, улыбчивый мулат в белой курточке, предупредительно вытянул шею:

– Сэр?

Мазур небрежно, через плечо, ткнул большим пальцем в сторону назойливого незнакомца и со всей светской небрежностью, на какую был способен, проговорил:

– По-моему, у вас приличное заведение? Как видите, я пришел с девушкой... Та разновидность секса, которую мне за деньги предлагает этот господин, меня решительно не устраивает. Постарайтесь ему это втолковать...

Мулат глазом не моргнул, но весь подобрался и, повернувшись к субъекту в белом костюме, сказал довольно жестко:

– Вы же слышали, сэр, этот господин от вашего общества не в восторге... – и недвусмысленно указал подбородком на дверь.

Вот теперь незнакомец, сразу видно, обиделся не на шутку. Процедил с неприкрытой угрозой:

– Нарываешься, Дикки...

Глядя на официанта наивно, простодушно, кротко, Мазур вопросил:

– Можете вы что-нибудь сделать, чтобы избавить нас от этого типа?

То ли мулат подал какой-то незаметный для посторонних условный сигнал, то ли процедура и без того была отработана до мелочей. Занавеска рядом со стойкой бара колыхнулась, из-за нее появился огромный негр, двигаясь удивительно плавно и бесшумно для своих габаритов, подошел к столику и остановился за спиной незнакомца, сложив ручищи на груди. Необъятный был негр, крайне внушительный, немногим уступавший габаритами великанскому шифоньеру в комнате Мазура. Незнакомец в белом костюме, отнюдь не хлюпик, рядом с этой громадиной откровенно не смотрелся. Негр возвышался над ним, превосходя в росте головы на три, а в ширину прямо-таки вдвое, он молчал, не двигался, взирая меланхолично, почти философски – но ситуация никаких двусмысленностей не таила.

Субъект в белом прекрасно понял прозрачный намек.

– Ну ладно, Дикки, еще встретимся... – сказал он многозначительно. Кивнул негру: – Всего хорошего, айсберг!

Насвистывая что-то, повернулся на каблуках и направился к выходу с беззаботным видом человека, вспомнившего о неотложном деле. Вышел, не оглянувшись.

– Досадное недоразумение, сэр, – поторопился заверить официант, а негр с тем же непроницаемым видом египетского сфинкса направился за занавеску.

– Что это за тип? – спросила Гвен тем же тоном подозрительной супруги, что с сегодняшнего дня как-то вошел у нее в привычку.

– Понятия не имею.

– Но он-то тебя знает?!

– Это он так говорит, – сказал Мазур беззаботно. – А я вот его впервые вижу...

С сомнением на него глядя, Гвен все же замолчала, тем более что официант принес очередное экзотическое блюдо. Вечер вовсе не казался испорченным окончательно, но Мазур порой ловил на себе ее обеспокоенный взгляд. Полное впечатление, что она всерьез встревожилась, а как там обстояло на самом деле, абсолютно неизвестно. Вполне могло оказаться, что эти двое прекрасно друг друга знали и играли одну игру...

Мазур не числил себя среди пророков и прорицателей, но у него уже стали появляться кое-какие пророчества касаемо самого близкого будущего. И, когда они через час с лишним вышли из ресторана, к стоянке такси он направился не прежней дорогой, а боковой, скверно освещенной улочкой, свернув туда так непринужденно и решительно, что Гвен своего мнения высказать попросту не успела.

Когда за спиной у них послышался свист, он ничуть не удивился – а когда навстречу из переулка выдвинулись четверо и проворно развернулись в шеренгу, недвусмысленно перегораживая улочку, Мазур ощутил нечто вроде скуки – очень уж это было знакомо и напоминало даже не боевые будни, а подростковые времена с битвами на танцплощадках и потасовками в проходных дворах. Совершенно та же методика, те же типажи, сплошная скука...

Он так и шагал вразвалочку, не особенно и замедлив шаг. Четверо ждали в совершеннейшем молчании. Гвен отреагировала как особе слабого пола и положено: вцепилась ему в локоть, ойкнула, пытаясь остановить.

Не без труда стряхнув ее руку, Мазур процедил сквозь зубы:

– Встань где-нибудь в сторонке и не дергайся...

И сделал еще несколько шагов. Остановился. Теперь их разделяло метра два, не больше. Двое белых, один негр – его хуже всего видно в темноте – один мулат. Вот последнему следовало уделить самое пристальное внимание: он крутил в руке увесистую длинную трость, сразу чувствуется, тяжеленькую, и вертел ее очень уж хватко, словно одну из тех штучек для рукопашного боя, которые во множестве выдумали восточные люди. На данный момент это был самый серьезный противник. Остальные стояли с голыми руками, не поблескивали зловеще в полумраке ножи и кастеты, не говоря уж о пистолетах. Вообще, они ничуть не походили на пьяных или ширнувшихся.

Ситуация носила все признаки нестандартности. Как-никак Мазур был не новичком на Карибах и местные реалии знал. Даже в этих райских местах достаточно мелкой уголовной шпаны, которая не прочь пощипать оплошавшего туриста, а то и девочку его цинично попользовать, но случается такое в трущобных криминальных райончиках, на глухих окраинах, а они сейчас пусть и не в центре города пребывали, но все же в довольно респектабельных по местным меркам кварталах, где шпана предпочитает не светиться...

– Так и будем стоять? – осведомился Мазур довольно громко, не дождавшись откровенных предложений насчет кошелька или часов и потому перехватывая инициативу.

– В точку! – откликнулся мулат, вертя трость вокруг запястья с нешуточным искусством. – Чего время тратить? Вынимаешь бумажник, снимаешь часики, оставляешь девочку – а сам дергаешь отсюда со всех ног. Куда тебе удобнее.

Мазур покосился вправо, где романтично белело девичье платьице – Гвен стояла достаточно далеко, прижавшись к кирпичной стене старинного, погруженного во мрак домишки – и, не размениваясь на пошлую перебранку, внес встречное предложение:

– Есть вариант получше. Быстренько бегите отсюда куда там вам удобнее, а я, со своей стороны, не буду вышибать зубы и ноги ломать...

Четверко кинулась на него молча и слаженно, едва дослушав. Трость высоко вылетела над головой, а в следующий миг круто изменила траекторию – этот шустрик сначала притворился, будто хочет огреть своим дрыном по башке, но вместо того нацелился ткнуть в солнечное сплетение. Но Мазур чего-то подобного ожидал, а потому молниеносно уклонился, пропустил палку мимо себя, а когда мулат по инерции посунулся вперед, потеряв на секунду равновесие, перехватил его запястье, приложил колено по буйному организму, и еще раз, выкрутил кисть, другой рукой добавил пониже уха.

Мулат головой вперед улетел к стене, покатился кубарем, а его увесистая трость осталась у Мазура в руках. Такой дрын да в умелых рученьках... Браво крякнув, Мазур пару раз крутанулся вправо-влево, влево-вправо и наискосок, то перехватывая палку за середину и тыча то набалдашником, то концом в кадыки, то лупя сверху вниз, по ключице, то снизу вверх – промеж ног. Трость порхала пташечкой, временами, когда она особенно смачно обрушивалась на очередной хулиганистый организм, раздавались столь звучные удары, что в душе вспыхивала мимолетная жалость – которой он и не думал поддаваться, добавляя то ногой, то локтем. Все это происходило так быстро, что никто даже не успел заорать от боли.

Безошибочно определив момент, когда забавы следовало закончить, Мазур отступил на несколько шагов, встал рядом с оцепеневшей Гвен, картинно оперся на трость обеими руками и окинул взглядом поле боя. Сразу ясно было, что победа одержана полная и окончательная – один лежал без движения, двое стояли на корточках, пытаясь сообразить, на каком они свете и кончился ли неведомый вселенский катаклизм, а четвертый, тяжело припадая на правую ногу, улепетывал вдоль улицы.

Тот, что был к Мазуру ближе других, начал приподниматься в вертикальное положение, бормоча что-то обычное для таких случаев: мол, достанем еще, разорвем на сто пятнадцать частей, душу вынем...

Могучим пинком отправив его обратно в горизонталь, Мазур взял девушку за руку и потянул за собой. Он не бежал, просто размашисто шагал, уже зная, что никто не кинется вдогонку. Ну и пошлости, подумал он с неприкрытой скукой. Все это ничуть не похоже на профессиональную работу, одна самодеятельность... или нет? Предположим, кому-то хотелось узнать, на что этот парень способен, если прижать его в темном переулке – и эксперимент блестяще удался. Но что было делать? Не позволять же бить себе морду? Само по себе умение непринужденно и весело отколошматить четверых хулиганов компроматом еще не является...

Он покосился на Гвен и фыркнул:

– Вот теперь – полный набор экзотических впечатлений. Карибская кулинария, карибские мелодии, карибская романтичная ночь, да вдобавок натуральное приключение в темном переулке...

– Ничего себе – приключение... – отозвалась она испуганно. – Я думала, в обморок упаду... Как ты их... Я тебя и не видела – так, мельтешение какое-то...

– Рад, что тебе понравилось, – скромно сказал Мазур.

– Где ты такого нахватался?

– Жизненный опыт, – сказал Мазур. – Когда болтаешься по белу свету в одиночку и полагаешься только на себя, поневоле научишься качественно бить морды...

Она опасливо оглянулась, ускорила шаг:

– Они за нами не погонятся?

– Не думаю, – сказал Мазур. – С них хватит... А почему ты так странно себя вела?

– Ты о чем?

– Для законопослушной американской девочки было бы наиболее естественным в такой вот ситуации орать, как корабельная сирена, призывая полицию... А ты и не пискнула. Настолько испугалась?

– Понимаешь ли... Я не знала, стоило ли звать полицию.

Мазур приостановился, глянул на нее с любопытством:

– То есть?

– Черт тебя знает, Дик. Вдруг бы я тебе навредила?

– Ого! – сказал Мазур. – Интересное заявленьице. Милая, я полиции ничуть не боюсь, документы в порядке и никаких хвостов за мной нет. Совершенно нечего опасаться.

– А как это совмещается со всеми странностями вокруг тебя? Этот тип, потом эти четверо... Я, конечно, не специалист, но они, по-моему, на обычных хулиганов не похожи...

– Умная девочка. И наблюдательная.

– Что тогда?

У Мазура мелькнула великолепная идея. Никто ему, конечно, не давал санкции на подобные хохмы, но и не запрещал...

– Тьфу ты, – сказал он совершенно естественным тоном. – Мне только сейчас пришло в голову... Вот оно что... А ведь чертовски похоже...

– Ты о чем?

– Довелось мне сидеть в тюряге... – сказал Мазур.

– Тебе?!

– А что тут необычного? – пожал плечами Мазур. – Три года сидел, у нас в Австралии.

– За что?

– Ловил девушек в темных закоулках. Насиловал, грабил и перерезал глотки. После девятой повязали.

– Да ну тебя! Думаешь, я поверю?

– Проницательная девочка, – сказал Мазур.

– Просто немного знаю жизнь. Дали бы тебе три года за такие вещи... Тут пожизненным пахнет...

– От тебя ничего не скроешь, – сказал Мазур. – Ладно. Порезал одного парня в кабаке. У него тоже был нож, и он сам нарывался – в портовых кабаках такое случается сплошь и рядом, знаешь ли. Но мне повезло больше. Вот и сидел три года. Так вот, там были парни гораздо похуже меня. И они меня потом хотели взять на работу... Смекаешь? Работа была очень уж поганая и рискованная, за такую как раз можно словить пожизненное. А у меня есть свои правила. Не тянет что-то делать нарушение закона профессией. Ну, послал их подальше и смылся. Вот и вполне может оказаться, что они меня и тут отыскали...

– Кошмар какой. Нужно, по-моему, обратиться в полицию. Если ты и правда ни в чем таком не замешан...

– Легко сказать, – хмыкнул Мазур. – А в чем их обвинить, и где улики? Сама посуди... Ладно, рано или поздно отвяжутся. На мне, в конце концов, свет клином не сошелся.

Какое-то время она молча шагала рядом с ним. Искоса поглядывая на спутницу, Мазур втихомолку веселился. Задумка была неплохая: если она все же не имеет никакого отношения к этому придурку в белом, должна чувствовать себя не лучшим образом: нежданно-негаданно оказалось, что связалась с чертовски мутным парнем, вокруг которого кружится непонятная суета с криминальным оттенком. Если и дальше будет поддерживать отношения как ни в чем не бывало, значит, имеет к тому самые серьезные поводы... или просто бесшабашная. Черт, ну не Штирлиц я, сказал себе Мазур с нешуточным сожалением. Тот бы моментально установил истину, а мне вот не докопаться...

– Надо же, какой ты, оказывается, романтичный...

– Вздор.

– Нет, правда. В тюрьме сидел, по морям плавал, чуть не зарезал кого-то... До сих пор все мои знакомые были жутко добропорядочными и респектабельными.

Мазур подумал: то ли благонравная девочка, по контрасту с прежней размеренной жизнью возжелавшая пощекотать нервы сомнительной экзотикой, то ли поставлена в условия, когда просто нельзя отлипнуть от мистера Дикинсона. Нахамить ей, что ли?

– Вот уж кем меня не назовешь, так это респектабельным, – сказал он, не раздумывая. – Два месяца как из-за решетки. Все бы ничего, но без женщин тяжеловато...

Она фыркнула:

– Ходят слухи, вы там какой-то выход находите...

Мазур остановился, повернул ее к себе, аккуратно прислонил к теплому шершавому стволу вольно произраставшей пальмы, придвинулся вплотную и осведомился на ухо:

– Подробностей хочешь?

Она закрыла глаза и какое-то время смирнехонько пребывала в его объятиях, отвечая на поцелуи и позволяя вольничать руками, вырываться начала гораздо позже, возмущенно шепча:

– Ну не здесь же!

– А как насчет романтики? – поинтересовался Мазур, немного умеряя натиск.

– Это уже не романтика... Поехали домой.

– А дома что?

– Все, – пообещала она, проворно приводя платье в порядок.

Такси поймали на том же месте и добралисъ до «Ниагары» без всяких приключений. В кухне свет не горел, не похоже было, что мистер Джейкобс собирается просыпаться. Когда они поднимались по темной лестнице, Мазуру пришло в голову, что в ее комнате все еще может шуровать Лаврик, и он проворно потянул девушку к своей двери, тут же сообразив, что паникует зря – Лаврик не из тех, кого можно приловить врасплох. Она, впрочем, не противилась, вошла сама, остановилась возле постели и тихонько предупредила:

– Только без тюремных штучек, ладно?

– Ну, с этим мы сейчас определимся, – сказал Мазур ей на ухо, в два счета освободив от платья. – Договоримся, что считать тюремными штучками, а что, собственно, нет...

И уложил в постель довольно нагловато – в рамках той же стратегии, принялся избавлять от последних тряпочек с нетерпением человека, три года пребывавшего вдали от женского общества. Она не сопротивлялась, и все очень быстро пошло по накатанной – вот только Мазур никак не мог отделаться от впечатления, что за ними неустанно наблюдает то ли объектив, то ли просто чьи-то бесстыжие глаза.

«В жизни не пошел бы в разведчики, – подумал он рациональными остатками сознания, не задействованными в процессе. – Не жизнь, а преисподняя – они ж подобное должны каждую минуту испытывать, а?»

А впрочем, эти бдительные мысли вскоре перестали досаждать – и потому что девушка досталась ласковая, темпераментная и оттого, что все, собственно, происходило в рамках задания, партийной проработки опасаться не приходилось...

Равным образом не произошло и других неприятностей, которых он, ученый жизненным опытом, опасался, так сказать, с противоположной стороны – никто не ворвался в комнату, щелкая фотовспышками, махая полицейскими жетонами и громогласно обвиняя в изнасиловании юного непорочного создания. Само же создание (не столь уж юное и вовсе не страдавшее непорочностью) уютно устроилось у него в объятиях, вербовочных подходов не предпринимая и тайн не выпытывая.

– А если они заберутся в дом? – вдруг поинтересовалось помянутое создание.

– Кто?

– Эти типы.

– Глупости, – сказал Мазур, что-то не усмотрев в ее голосе настоящего испуга. – Еще раз разбить парочку физиономий – и отстанут в конце концов... Не бог весть какой серьезный народ.

– Честно тебе скажу, я в такую историю первый раз влипаю – гангстеры, любовник с тюремной отсидкой...

– Да вздор, – сказал Мазур. – Нет никакой истории. Абсолютно.

– И ты действительно бродячий моряк в поисках работы...

Что-то в ее тоне Мазуру крайне не понравилось. Он насторожился, но Гвен тему развивать не стала. Зато у него самого вдруг возникла версия, многое объяснявшая в происходящем. И даже выругал себя за то, что не додумался до этого раньше – прекрасно зная напарника и его ухватки...

– Не совсем, – сказал он. – Вообще-то я главным образом продаю белых красоток нефтяным шейхам. Неплохой бизнес, если кто понимает.

– Да ну тебя. С твоим-то добропорядочным видом, несмотря на отсидку...

– Это я умело маскируюсь, – сказал Мазур. – Потому и бизнес процветает – кто меня заподозрит, такого добродетельного?

– Ерунда! – фыркнула Гвен, приподнялась на локте и уставилась на него, такое впечатление, пытливо. – По-моему, совершенно не в твоем стиле – продавать девушек. Уж если бы ты занялся чем-то противозаконным, то, такое у меня впечатление, выбрал бы более крутую, что ли, специальность: банки грабить на миллион или перевороты устраивать в таких вот экзотических местах вроде этого Флоренсвилля...

Мазур как лежал, так и остался лежать с невозмутимым видом, но чувствовал он себя, как человек, на которого неожиданно обрушилось с крыши даже не ведро с краской, а полновесный кирпич. Внезапно и качественно. Прикажете верить, что и э т о – дурацкое совпадение? Касаемо переворота?

– Какие еще перевороты? – сказал он насколько мог безмятежно. – Вот уж чем в жизни не занимался...

– Не знаю, мне просто в голову пришло...

Покопаться бы в твоей симпатичной головке с аппаратом для чтения мыслей, который пока что не изобрели, подумал Мазур. Ручаться можно, масса интересного обнаружится...

– Это все болтовня, – сказал он, выбрав самый простой способ изменить тему. – А вот мне в голову только что пришло...

И сгреб ее с самыми недвусмысленными намерениями. Она пискнула, но не сопротивлялась.