***
Дочь Мелезы встретила их у ворот. Она стояла снаружи, укутавшись в плащ и сама открыла ворота, когда экипаж подъехал ближе.
— Я поговорю с ней, — сказала Мелеза. — Побудь с Греем.
Она выскочила наружу, сказала что-то резкое. Силана увидела, как понурилась девочка. Магические светильники во дворе Мелезы светили ярко, отбрасывали резкие черные тени на обледенелую мостовую.
Слов было не разобрать, только тон. Холодный и бескомпромиссный Мелезы, просящий и упрямый девочки.
Всего несколько фраз, а потом дочь Мелезы ушла в дом.
Грей тихо застонал, пошевелился во сне, и Силана отдала ему еще несколько капель пламени. Она молилась всю дорогу в экипаже, но этого было до смешного мало.
— Все в порядке, — шепнула Силана. — Вы дома.
Его ресницы дрогнули, он открыл глаза, бессмысленно повел взглядом по сторонам и попытался сесть.
Силана удержала:
— Погодите. Не шевелитесь, вы еще слабы.
Он шевельнул губами, сквозь хрип Силана едва разобрала:
— М-мелеза?
— Она здесь. Вы помните что-нибудь? Поединок?
Он кивнул, — едва пошевелился — но даже это далось ему тяжело.
— Вас отравили, — тихо, мягко сказала Силана. — Мне пришлось использовать пламя, чтобы убрать яд. Вам нужно отдохнуть.
Грей попросил:
— П-позови… ее…
А потом закрыл глаза и уснул снова.
Мелеза позвала слуг, и они помогли отнести Грея в дом, уложили в комнате на первом этаже — крохотной, обставленной скупо и по-мужски. Кроме кровати, сундука и стула там не было ничего, даже стола. На стене висела пара скрещенных мечей в ножнах.
Мелеза села на кровать рядом с Греем, потянулась к его волосам, должно быть, хотела пригладить, и остановилась, так и не дотронувшись.
Силане стало неловко:
— Я могу посидеть здесь до утра, госпожа Мелеза. Помолюсь и восстановлю пламя. Если господин Грей проснется, продолжу исцеление.
— Он выживет и без твоей помощи, — тихо отозвалась Мелеза. — Силы тебе еще понадобятся. А Грей гладиатор, и лишняя забота ему ни к чему.
Но она осталась на месте и не ушла.
Силана устроилась на стуле, аккуратно расправила юбку на коленях, сцепила и расцепила пальцы. Хотелось что-то спросить, нарушить гнетущее, будто затхлое молчание, но никакие вопросы не шли на ум.
— А… а ваша дочка? — выдавила она наконец. Было неловко, что Силана не знала имени. — Что вы ей сказали?
Мелеза равнодушно пожала плечами:
— Чтобы шла спать. Что все хорошо. В ней чародейская кровь, она чует, когда происходит что-то плохое.
— Все плохое закончилось, — твердо, прямо ответила Силана. — Мне жаль, что вас с господином Греем в это втянули, но больше никто не сможет причинить вам вреда.
Мелеза усмехнулась кривовато и добродушно:
— Примерно так я и сказала, но ее нелегко переубедить, — потом она вздохнула, устало взъерошила волосы. — Она мечтает стать чародейкой. Грей считает, я должна ее поддержать.
— Вы против? — осторожно спросила Силана.
— Ей нечего делать в Академии. У меня есть деньги, есть дело, которое я могу ей передать. Она может тренировать скатов и никогда не останется голодной.
— Но она мечтает о другом.
Мелеза пренебрежительно фыркнула:
— Она понятия не имеет, о чем мечтает. И она, и Грей. Они видят меня сейчас, видят деньги, известность, видят заклинания и власть. Они не знают, как это больно, когда сила выворачивает кости, как это страшно. Как легко ошибиться и умереть. Силана, я оглядываюсь назад, на дурость, которую творила в годы Академии, и всякий раз изумляюсь, что выжила.
Силана не перебивала, позволяя ей выговориться.
— Я не жалею, о том, кем стала. Я хотела быть чародейкой, я шла к этому. Но я не желаю подобного своей дочери.
— Сколько вам было лет, когда вы пришли в Академию? — Силана спрашивала очень тихо, чтобы не разбудить Грея, и подалась ближе. Мелеза ее услышала:
— Меньше, чем ей сейчас. Но это не имеет значения, скаты безопаснее.
Потом она снова посмотрела на Грея и добавила:
— С этого все началось. Полгода назад. Мы поссорились, Грей кричал, что она будет меня ненавидеть, что нельзя так вмешиваться в ее жизнь. Я прогнала его. Уродливая получилась сцена.
— Вы не обязаны мне рассказывать, — тихо отозвалась Силана.
— Я просто хочу вспомнить, — Мелеза сжала кулаки, костяшки пальцев — напряженные, белые — были как кусочки старых костей. — Я полгода от этого убегала, заставляла себя думать о другом, и все время злилась. Ненавидела. Чувствовала себя жалкой. Беспомощной.
Она невесело рассмеялась, мотнула головой. Черные волосы рассыпались мелкими витками по плечам:
— Ненавижу это ощущение.
— Что тогда случилось? — спросила Силана, потому что Мелезе это было нужно. — Когда вы поссорились.
— Грей ушел. Напился. И переспал с другой чародейкой. Я застала их, и знаешь, он был настолько не в себе, что рассмеялся мне в лицо. Он злился, и он хотел, чтобы я узнала. Он хотел сделать мне больно. А я не убила его только потому что…
Она не договорила, но Силана и без того ее услышала: Мелеза не убила Грея из-за дочери.
Мелеза фыркнула:
— Я ушла. А на утро он протрезвел и пришел просить прощения.
Она помолчала и добавила:
— Когда что-то ломается… что-то настолько важное… сначала чувствуешь страх. Желание отвернуться и сделать вид, что ничего не было. Я никогда этого Грею не прощу. Тот единственны момент, пока я стояла, смотрела, как он трахает другую и хотела притвориться, что этого нет. Я боялась его потерять.
Силана потянулась коснуться ее плеча, и бессильно опустила руку. Она не могла утешить, и не знала, что сказать.
— Потом он говорил, что ошибся. Что больше никогда так не поступит, что любит, — Мелеза говорила все громче, и пальцы ее сжались как когти. — Как будто это хоть что-то исправит.
— Мне жаль, — сказала Силана. Ей было жаль, что так все получилось.
Что Мелезе было больно.
Что Грей совершил ошибку.
Мелеза фыркнула:
— Как, наверное, это убого звучит со стороны. Посмотри на меня, Силана. Я сижу и плачусь, как брошенная девка. Меня тошнит от того, какой я стала. А ты сидишь, и слушаешь, хотя пока мы с Греем разыгрывали нашу семейную драму, ты воевала и не знала, доживешь ли до вечера.
Силана отвела взгляд:
— Люди теряют и горюют повсюду, не только на войне. Я понимаю, что вам больно. И совсем не считаю вас жалкой.
Мелеза снова протянула руку, и на сей раз дотронулась до Грея, провела по волосам, и он во сне повернул голову, потянулся к прикосновению.
— Зря, я и правда жалкая. Я столько раз желала ему смерти. А сегодня он мог умереть, и мне стало страшно. Страшно его потерять, как будто еще осталось, что терять. Я подумала, он умрет, и уже не получится ничего исправить.
Она убрала руку, брезгливо отерла о покрывало:
— И теперь я рассказываю всю эту мерзость тебе. Я хочу вспомнить, как ненавидела, потому что боюсь простить. Боюсь, что дам слабину. Ирбис, что я несу? Силана, как ты можешь это слушать?
Силана все же дотронулась до нее, легко, совсем невесомо коснулась плеча:
— Господин Грей любит вас. И вы любите его. Вы действительно верите, что он… обманет вас снова?
Она спрашивала не потому что хотела знать, просто чувствовала, что Мелезе это нужно.
— Я не верила и в первый раз, но я ошиблась. Даже одного раза слишком много.
А ведь Калеб мог бы сказать так о Силане. Потому что тоже когда-то верил и тоже любил, и так же не мог простить.
И она вдруг представила, а если бы все было иначе, если бы она вернулась с войны, и Калеб принял бы ее как прежде, если бы поддержал и ни в чем не обвинял…
Она не простила бы сама себя, каждое мгновение чувствовала бы, что не заслуживает ни его любви, ни его поддержки. Она хотела бы…
— Накажите его, — тихо и испугавшись этих слов, сказала Силана. Прошептала, но все равно показалось, что выкрикнула. И молчание, которое повисло в комнате было темным и напряженным.
Спокойное, размеренное дыхание Грея делило его на мгновения, резало, будто ножом.
— Я не могу понять, что вы пережили, — наконец продолжила Силана, когда смогла говорить. — Но я знаю, как это, предавать. Ошибаться без возможности исправить. Знаю, как это, когда собственными руками рушишь, уничтожаешь то, что тебе дорого. Вы правы, что не можете простить. Но вы хотите, я же вижу.
Мелеза судорожно вдохнула, выдохнула, глядя на нее больным, каким-то отчаянным взглядом.
— Назначьте наказание. Пусть оно будет тяжелым, пусть оно сделает больно. Назначьте такое, чтобы потом простить. И если господин Грей его примет и выдержит, вы оба будете знать, что он расплатился.
Силана бы этого хотела. Чтобы Калеб наказал ее, и после простил. Не важно, как и чего бы потребовал. Это бы того стоило.
— Госпожа Мелеза…
— Хватит, — та отвернулась. — Я не хочу это больше обсуждать.
Силана не стала настаивать, сделала вид, что не заметила, ни того, как задрожал у Мелезы голос, ни того, как та быстрым жестом мазнула по глазам.
Силана сама отвернулась и сделала вид, что не видит и не слышит ничего. И ждала, пока Мелеза заговорит с ней первая.
Наконец, Мелеза нарушила молчание:
— Я не собиралась обсуждать Грея. И мне не стоило так много рассказывать. Ты пришла не за этим.
— Я пришла помочь. Любым способом, каким смогу.
Мелеза устало отмахнулась:
— Тебе самой нужна помощь, — она поморщилась и добавила. — Обвинения Вейна многих настроят против тебя. Не важно, что докажут суд и дознаватели.
— Вы поддержите нас с Рейзом?
Мелеза покачала головой:
— Я поддержу тебя. Я не верю, что ты имела к этому яду отношение. Но твой гладиатор…
Силана хотела возразить, но Мелеза прервала ее жестом:
— Я знаю, что он стал тебе дорог. Но вы знакомы не так давно. И Рейз шел на бой, который никогда не смог бы выиграть честно. Более того, даже если бы его поймали, он всегда мог попытаться свалить вину на Вейна. Тот брал его меч в руки.
Силана ни на мгновение не верила, что Рейз мог бы так поступить.
Но даже если бы верила, если бы усомнилась…
— Рейз не смог бы достать аравинский яд. Орам дорожит вами и господином Греем. И еще…
Грей пошевелился, выдавил с трудом, прервав Силану на полуслове:
— Бой…
Она вздрогнула от неожиданности, и он продолжил:
— Щенок… дрался честно.
Мелеза потянулась, чтобы помочь ему, и отдернулась, будто обжегшись.
— И давно ты не спишь?
Он мотнул головой, кое-как сел, тихо застонав.
— Я знаю его, — дальше он говорил почти не запинаясь, упрямо выговаривая слова, только медленно и очень хрипло. — Он бы… дрался иначе. Если бы знал.
Мелеза нахмурилась:
— Ляг, это приказ. Ты уже достаточно сказал, — она повернулась к Силане и кивнула. — Хорошо, я поверю, что Рейз не виновен. Мы с Греем поддержим вас на Арене и в суде, если потребуется. Но не так сложно снять обвинения с Рейза, как доказать вину Вейна.
— Господин Каро что-нибудь придумает, — тихо сказала Силана.
Сказала, потому что хотела убедить в этом не только Мелезу и Грея, но и себя.
***
Ублюдкам запретили оставлять следы, и они били аккуратно. Умело. Так, чтобы причинить боль, но не причинить вреда.
Рейз молчал сколько мог, терпел и представлял, как убьет. Размажет этих мразей-дознавателей, вырвет им глотки голыми руками.
Боль выворачивала наизнанку. Навязчивая, сильная, с каждым мгновением все более невыносимая. Она отличалась от агонии, когда получаешь рану. Не было крови, не было страха и горячечного возбуждения боя.
И сильнее всего Рейза жгло то, что он не мог ответить.
Не мог дать им повод использовать это против себя. Не мог напасть на охрану, чтобы другие не убили его за это.
Не покалечили.
— Смотри, какой послушный. Хозяйка уже натренировала.
Они не молчали, и их слова лились, как бесконечная прогоркая рвота. Хотелось запихать их обратно уродам в глотки.
Рейз не знал их имен, но ненавидел.
Первый, второй и третий. У них не было с собой оружия, но они и так справлялись.
— Может, она и лизать его натренировала.
— Что скажешь, песик? Может, нам проверить?
Они провоцировали, или же считали его идиотом.
Или же им просто было все равно, и они были уродами. Вывернутыми, больными ублюдками. Хотя, чего еще Рейз ждал от прихвостней Вейна.
Он цеплялся за эти мысли, чтобы не слушать, не поддаваться липкому, отвратительному чувству страха.
Они могли сделать все, что угодно.
А некоторые вещи совсем не оставляли следов.
— Думаешь, ты такой сильный, песик, — третий всегда улыбался. Больше всех говорил и меньше всех бил. Смотрел прозрачными, рыбьими глазами, будто впитывал все. И как Рейзу больно, и как он сдерживается, чтобы не убить. — Думаешь, ты герой. Терпишь побои, хороший верный гладиатор. Но если бы захотел…
Третий ударил без замаха, быстро и очень точно, острым носком модных дорогих туфель под ребро.
Рейз скорчился, и стиснул зубы, когда первый схватил его за волосы, запрокинул голову назад.
— Если бы ты захотел, — весело, небрежно продолжил Третий, — ты бы все равно ничего не сделал. Потому что упустил свой шанс. И теперь мы можем развлекаться с тобой, как захотим. Можем разложить тебя на троих, как послушную маленькую сучку.
Рейз сплюнул ему под ноги:
— Бабы не дают, да, урод?
Тот рассмеялся:
— К стене его.
Рейз все же не выдержал, принялся вырываться, сквозь боль и затягивающую все перед глазами алым злобу.
Но ублюдок был прав, сил не оставалось. Все ушли на то, чтобы вытерпеть боль. Чтобы сдержаться.
И внутри, противным тонким голоском ныла трусливая, недостойная настоящего мужика часть, которая безмозгло и тупо надеялась: только бы отрубиться. Не чувствовать и не осознавать.
Не знать, что будет дальше.
С Рейза сдернули одежду, свалили неопрятной кучей лохмотьев в углу.
Руки — грубые, от которых тошнота подкатывала к горлу — распластали Рейза у стены. Дернули ноги в стороны.
Сзади прижался кто-то из этих уродов, ткнулся членом между ног, и Рейз взвыл, рванулся с новыми силами прочь.
Его удержали.
Кто-то снова рассмеялся.
Рейз зажмурился, и сказал себе: это не важно. Это не со мной.
Пусть делают, что хотят.
Это не помогало.
Ничто не помогало, и какой-то урод терся о него, тяжело дышал, дыхание опаляло кожу.
— Давай, ты его сзади, а я вставлю в рот.
— Не откусит?
— Не сможет, главное держать правильно.
Их мерзость будто просачивалась в него, пачкала изнутри, хотя они и не делали еще ничего. Просто были уродами, которых Рейз бы убил.
Которых зря не убил, когда мог.
А потом — Рейз не заметил, не услышал, как скрипнула дверь открываясь и закрываясь, просто голос Вейна прозвучал совсем рядом:
— Похоже, я вовремя.
Рейз повернул голову на звук, но увидел только силуэт в тусклом свете старого чародейского светильника.
— Очень удачно для тебя, — продолжил Вейн. — Я не дам этим господам, хм, кончить начатое. Если ты, конечно, согласен поговорить. А если нет, я уйду, и они продолжат.
Рейз не хотел с ним разговаривать, но ему нужна была отсрочка. Мгновение, не больше, перевести дух, собраться с силами. Справиться с мерзким, ледяным чувством страха:
— Чего ты хочешь?
— Да так, мелочь. Хочу, чтобы ты признался. Просто скажи, что яд для поединка тебе дала хозяйка.