Для разговора с Беном нужно было еще подгадать время — долгое отсутствие главы государства на Аяксе влекло за собой бесконечные сеансы холосвязи с чиновниками всех регионов. Основной поток, конечно, принимал секретариат, изрядно поредевший остаток — референтура внешних линий, она же распределяла запросы по заместителям, но часть проблем все равно не решалась без личного вмешательства Шепарда, и Брайан с утра до ночи переключался с внешних линий на внутренние и обратно, параллельно успевая вести трансляцию распоряжений и приказов от генеральского логина всем корабельным службам. Катлера поражал этот мальчик, способный работать как автомат.
Сам Катлер выпавшие на его долю часы одиночества проводил в экскурсиях по жилым палубам, оснащенным обзорными иллюминаторами, понимая, что вряд ли когда-то еще сможет полюбоваться космосом вот так, напрямую.
Вся его жизнь прошла среди людей, и жил он для людей, делая мир по-своему чище и безопаснее. Ему всегда казалось, что это хорошее дело, нужное и достойное. Но наедине с космосом почему-то одолевали мысли, что это было слишком мелко, какая-то мышиная возня на крошечном клочке обжитого пространства. Другое дело — экспансия. Принести людям новую планету, пригодную для жизни, — огромный и неоценимый вклад в развитие человеческой цивилизации. Безвозмездный, потому что его плодами сам не воспользуешься. Когда-то у людей была единственная планета, но ее изуродовали убогим хозяйствованием и бесконечными сварами, пришлось убираться и искать новый дом. Нашли, теперь и его не хватает. И вроде бы велик космос — а нигде не ждут.
Он спохватился, что впадает в лирику. Висящая за обзорным стеклом планета их тоже не ждала и уже стоила полтора миллиарда кредитов, а вообще-то больше, если учесть всю загубленную технику. И одну человеческую жизнь. Организм Ульрика не справился с менингитом, который носил в себе как мину замедленного действия. Что спровоцировало детонацию? Стресс, как сказал Бен? Слишком личное отношение к технике у человека, выбравшего для себя социальный аскетизм и вложившего эмоции вместо себе подобных в бездушные машины? Все равно что поставить на красное и проиграть. Почему люди становятся интровертами? Сознательный выбор, чтобы избежать множества разочарований, или же вынужденная необходимость, чтобы сохранить свою личность в огромном агрессивном информационном пространстве?
Катлер снова себя одернул. Какое отношение все это имеет к жизнеспособной версии? Разве об этом должен думать полицейский?
Правда, жизнеспособной версии все еще не было, стресс казался чем-то слишком незначительным для человека, выбравшего работу в космосе. Хорошо легло бы в схему, сними Ульрик маску и вдохни в себя что-то, вызвавшее изменения в организме, тогда Стивенс тоже мог подвергнуться воздействию того же вещества, только в ослабленном виде, поэтому и не помнит, что нес в кабинете Шепарда. Но инопланетных инфекций, как и иных прочих форм жизни, в космосе до сих пор не обнаружено. Все-таки стресс? А у туповатого служаки здоровая нервная система даже при расстройстве памяти не запустила никакого самоубийственного процесса в организме и спасла ему жизнь.
Неужели это и есть эволюция — вот такая нечувствительность и толстокожесть взамен растиражированным в искусстве пониманию и эмпатии? Позволит ли это огрубение человечеству выжить на Шелезии? Или, наоборот, откроет путь к окончательной гибели? Не на Шелезии, а вообще?
— Черт, да что сегодня за ерунда лезет в голову! — сконфуженно пробормотал Джон своему отражению в стекле. — Старость, вот что это такое. Ты стареешь, лейтенант, только и всего. Становишься сентиментальным маразматиком.
— Глупости, — услышал он голос Бена за спиной. — Это давление окружающей нас бесконечности.
Катлер обернулся. Охрана, постоянно сопровождавшая генерала Шепарда, осталась на приличном расстоянии, так что можно было не бояться, что его рассуждения слышал кто-то, кроме друга.
— Хочешь сказать, что тебе приходят такие же мысли при взгляде на космос? — улыбнулся он, чтобы сгладить неловкость.
Бен пожал плечами.
— Почему нет? Мы все пришли оттуда, — сказал он, указывая подбородком на иллюминатор. — Наш дом до сих пор кружит где-то вокруг своей звезды без нас. Но на генетическом уровне мы все его помним, отголоски изгнания в крови ощущают даже те, кто родился уже в Большой Медведице. Я не исключение.
— Почему выбрали именно ее? — спросил Катлер. — Твой предок не оставил об этом информации?
— Он родился на «Арке» и никогда не видел Землю.
— Но он же получил доступ ко всей базе корабельного искина. Так, по крайней мере, написано в учебниках. Неужели такие знания не стоили того, чтобы поделиться с близкими хотя бы через личные записи?
— Доступ получил, да. Но что думал и что чувствовал по поводу найденного — не сообщил. Шепарды, если ты заметил, лишены эмоциональности.
— Неправда, — возразил Катлер. — Я видел, как ты хоронил отца, тебе было девять, и ты плакал. Собственно, из-за этого я и решился тогда наплевать на запреты и навестить тебя в корпусе. Сейчас вот жалею, что не сделал этого раньше. Уж прости дурака.
— Это был единственный раз, — успокоил его Бен. — Журналистам не следовало меня тогда снимать. Через минуту дед сказал мне, что Шепарды не плачут, я усвоил. Если быть честным, жалел я в тот момент не отца, а себя и упущенную возможность сблизиться с ним. Мы плохо знали друг друга, большую часть времени он меня избегал, а потом стало поздно.
Катлер припомнил, что отец Бена погиб в двадцать шесть, значит, наследником обзавелся в семнадцать лет или даже чуть раньше. Точных дат жизни Николаса Шепарда он не помнил, но тот был ему ровесником, этого хватало для подсчетов.
— Почему отец так относился к тебе? — осторожно спросил он.
Бен качнул головой.
— Не был в полном смысле слова моим отцом.
— Его тебе заменил дед? — уточнил Катлер. — Потому что сам он был слишком молод, когда ты появился на свет, и не успел почувствовать радость отцовства? Или ему не дали, как положено у богатых наследников, отобрали в пользу кормилиц и нянек?
— Нет, не поэтому. — Бен бросил взгляд в сторону охраны. — Чтобы ты знал, Шепарды генетически не способны к производству потомства.
Он сказал это как нечто само собой разумеющееся, но, увидев лицо Катлера, пояснил:
— Такова цена, заплаченная в свое время первым Шепардом за возможность управлять «Арком». Хромосомная мутация. Вся наша линия — клоны с унаследованным дефектом. Мой прадед, мой дед, мой отец, я… Техника такое позволяет, степень родства устанавливается как надо, внешнее сходство принято считать семейной чертой. Даже ты, полицейский, ничего не заподозрил, для остальных это всегда было государственной тайной. Хотя врач деда знал, кое-кто из персонала тоже, но они не в счет.
Катлер был вынужден придержаться рукой за край иллюминатора, услышанное на долю секунды его оглушило.
Сходство всех Шепардов действительно поражало, и сам он сколько раз отмечал почти полную идентичность Бена с дедом, но подобная причина никогда не приходила ему в голову. А ведь он задавался вопросом, почему ничего не слышно о женщинах этой семьи! Думал, их скрывают для защиты от террористов. А их, значит, не было вовсе, клоны выращивает специальный репродуктор. Правда, в Урсуле клонирование людей запрещено из-за возможного накопления мутаций, но если используется один и тот же исходник, такого риска нет.
Исходник… Вместо мамы и папы.
— Когда ты об этом узнал? — тупо спросил он.
— Когда закончил училище на Аайе. — Бен коснулся кончиками пальцев стекла со звездами. — Возраст, в котором пополняют линию. От меня требовалось только согласие на нового члена семьи с последующим признанием отцовства. Так вышло, что именно в тот момент у меня были свои планы на личную жизнь. Я отказался, дед настаивал, и мы поссорились. Мне было не к кому пойти, чтобы разобраться со всем этим, поэтому я удрал и пришел к тебе. Ты ведь помнишь пиццу с лобстерами?
— Господи, да мне в голову не могла прийти такая причина твоей размолвки с дедом! — Катлер развернул его за локоть к себе. — Почему ты тогда ничего не сказал?
Бен пожал плечами.
— Мы были заняты делом Янга.
— Зачем вообще понадобилось такое варварство? — с болью в голосе спросил Джон. — Ведь можно было отредактировать геном! Сейчас это делается, ты мог бы иметь нормальную семью.
— Генный код должен передаваться новому носителю без изменений, он является ключом. К чему этот ключ, сообщить не могу, прости, хотя он ни разу не понадобился.
Катлеру против воли представился сейф первого из Шепардов, набитый золотом, как пещера Али-Бабы.
— Я же видел твоего деда, говорил с ним, он не производил впечатление человека, которого волнуют только приземленные вещи вроде власти или денег. Совсем напротив. Мне казалось, тебя он искренне любил. И все равно настаивал… В голове не укладывается.
— Власть тут ни при чем, ты прав. Джон, будь добр…
Бен извиняющимся жестом указал на охрану, Катлер намек понял и убрал руку с его локтя, чтобы те расслабились. Но забыть услышанное никак не удавалось, оно возмущало до глубины души, и чем дальше, тем больше.
Если бы он тогда знал, то не отпустил бы Бена из участка, отвез бы его к себе домой и сам поговорил с его дедом. Если нужно, через суд подал бы на опекунство до его совершеннолетия. Пусть ничего хорошего из этой затеи не вышло бы, но Бен стал бы немного счастливее на этот год, пока идут слушания. Правда, зная его, Катлер сомневался, что он принял бы от него такую жертву, сделав мишенью номер один для всех. Не в характере Бена прятаться за чужую спину. Шепард-старший счел бы это трусостью, и их противостояние имело бы уже совершенно не родственные результаты — слабость генерал даже внуку не простил бы. Да и Бен вряд ли захотел бы показаться слабее деда.
Клубок противоречий.
— По правде сказать, загрузить меня работой — это лучшее, что ты мог сделать для меня в тот момент, — чуть помолчав, признался Бен. — Ты и Лау. Посмотрев на вас и на Янга, я принял свою собственную судьбу. Но еще одному Шепарду я ее не желаю.
Катлер мельком подумал, что его догадка насчет последнего в роду внезапно оказалась пророческой. Неужели у него на старости лет открылся дар предвидения? Хорошо бы, если так…
Вот, значит, что Бен обдумывал тогда, разбирая дело Янга. И ведь не помешало ему все это раскрыть чужое самоубийство. Катлер потом выступил с его версией у прокурора, и она имела эффект разорвавшейся бомбы, газеты на целую неделю сделали его знаменитым, сюжет даже купила какая-то киностудия для экранизации. Когда Бен получал свою первую должность при штабе, Катлер был на банкете звездой и поздравил его сразу после Шепарда-старшего.
Если бы он знал…
— Это все история, — прервал его мысли Бен. — Предлагаю все-таки вернуться к настоящему.
— Да, конечно. — Катлер спохватился, что молчит слишком долго. — Настоящее — Шелезия? Ну и как, удалось в лаборатории выяснить что-нибудь касательно зонда? Что произошло в лакуне?
Призраки прошлого отступили в тень, уступив место звездам за стеклом.
— Точно неизвестно. — Бен повернулся к Катлеру лицом. — Самая близкая к реальности версия — электрокоррозия. Вероятно, на Шелезии в подземных полостях, заполненных газом, генерируются разряды огромной мощности. Почва неоднородна, точный состав ее неизвестен, так что зонд в лакуне мог замкнуть на себе такую вот природную электроцепь. Пропущенный сквозь него ток повлек крах анодной защиты и ускоренную коррозию всех металлических элементов. Разложение пластика вызвали продукты электролиза.
— Ты в это веришь?
Бен ответил не сразу.
— Забавно, что Шелезия толкает людей не к поискам научного подтверждения, а к вопросам веры, — он коротко взглянул на Катлера. — Я в курсе, какие слухи ползут по кораблю, они меня, кстати, совершенно не удивляют. Магия, в отличие от физики, не требует высшего образования и доступна пониманию любого. Правда, на Шелезии они пока что равнозначны.
— Никакие космические колонии не отменят желания человека верить в чудеса, — улыбнулся Катлер. — Если наша цивилизация еще раз соберется сняться с места, то снова потащит с собой в чемоданах рядом с таблицей Менделеева истории о призраках.
— Может быть, в этом и будет ее спасение, — неожиданно отозвался Бен. — Человеческое сознание способно увязать и то, и другое без особого вреда для картины мира, в которой намерено расположиться с удобством. Жесткость в таких вопросах противопоказана. Помнится, дрифт в свое время тоже вызвал ожесточенные споры.
— О чем?
— О том, чем его считать — научной дисциплиной или мистической. До сих пор ведь точно неизвестно, как именно осуществляется дрифт, даже мне не удалось ничего выяснить. Он происходит. Точка. Но дед испытывал неистребимое отвращение ко всяким эзотерическим шарлатанам, так что дело кончилось паллиативом.
От абсурдности услышанного Катлер расхохотался.
— Так вот, значит, чему ты обязан генеральскими погонами, — выдавил он. — Это просто-напросто легче, чем быть магистром всех стихий или верховным приором ордена.
Не успел он договорить, как свет в коридоре неожиданно мигнул, а потом лампы стали последовательно гаснуть, словно тьма с краев вдруг устремилась к центру, где они стояли. Пад Катлера внезапно завибрировал и озарил темноту пламенеющими переливами экрана ровно в тот момент, когда последняя лампа над головой погасла. В напряженной тишине из его динамика грянуло хоровое исполнение моцартовского реквиема в части «Rex tremendae majestatis».
Трека, которого в телефоне Катлера никогда не было.
— Для дрифтера, как ты понимаешь, стать магистром любого ордена не проблема, — равнодушно сказал подсвеченный потусторонним пламенем Бен на фоне черноты вселенной. — Это не на Шелезии пробы взять.
Свет вернулся так же неожиданно, как погас. Пад умолк и перешел к обычному режиму работы со стандартной заставкой. Катлер деревянными пальцами убрал его назад в карман и, чтобы скрыть свою реакцию, улыбнулся:
— Наглядно. Что будет дальше с Шелезией?
— Попытаемся еще раз реализовать jus primae noctis. Кислородная атмосфера слишком большой подарок судьбы, чтобы от него отказываться. Сорок спутников в нескольких плоскостях и орбитальные группировки дистанционного зондирования будут здесь круглосуточно, нист-датчики — тоже. Рано или поздно выделим все места, где имеется хоть какое-то подобие спокойной геомагнитной обстановки, тогда будем определяться с дальнейшим. Плохо, что полосы помех на поверхности планеты перемещаются, о постоянной связи можно только мечтать. Но из хороших новостей — после фотонного удара глухая зона в районе лакун исчезла. Навсегда или на время — пока неизвестно, я не верю Шелезии в этом вопросе, но затишьем мы просто обязаны воспользоваться.
— Для спуска нового зонда?
— Нет, нужен источник информации понадежнее — менее капризный, более независимый, автономный в плане энергоснабжения, способный принимать решения без какой-либо технической связи и команд, самовосстанавливающийся и нечувствительный к радиопомехам.
— Еще более новая и секретная разработка всесильной «Юнайтед Голд Майнинг»? — удивился Катлер.
— Старая как мир, но удовлетворяет всем нашим требованиям, плюс не содержит ни металла, ни пластика, ни электроники. Человек. Если ситуация будет стабильна, попробуем отправить на переговоры с планетой добровольца. Заодно и подтвердим колонизацию.
Катлер снова вспомнил о Стивенсе и Ульрике.
— Тогда у меня к тебе личная просьба. — Он набрался решимости не думать о том, как это будет выглядеть. — Если есть возможность, выбери из всех кандидатов самого толстокожего и, как бы это сейчас ни прозвучало, — экстраверта. Лучше, если и впечатлительным он не будет. И очень образованным тоже.
Бена просьба почему-то не удивила, но почему — Катлер спрашивать не стал. Достаточно, что ему не отказали.