Пластинка на винчестере

НЕСМЕЛЫЙ ПАРЕНЬ

До этого случая в детдоме Витьку считали несмелым мальчишкой. Был он какой-то робкий, неразговорчивый, хотя и не избегал общества одногодков. Обижать его особенно не обижали, но и дрался он реже других. В школе учился средне, отвечал только тогда, когда его вызывали. Старая учительница математики, Елизавета Макаровна, называла его даже молчуном, но прозвище это так и не пристало к Витьке.

Однажды Витьку сильно обидели. Может быть, для другого это было бы пустяком, мелочью, но Витька переживал сильно. Кто-то стащил по-настоящему дорогую для него вещь — набор акварельных красок, с которым он не расставался. Его акварельные рисунки даже на детдомовской выставке висели. Витька пожаловался воспитательнице. Все знали, что Витька никогда никому не ябедничал. Воспитательница Кира Тимофеевна работала в детдоме недавно. Возможно, она наслушалась всяких ужасов про детдомовских, или просто в тот день у нее не было настроения, но она, даже как следует не выслушав Витьку, буркнула:

— Вечно у вас не все в порядке! Таскаете все друг у друга, а потом ходите и морочите людям голову! Найдутся твои краски. Подумаешь, важность.

Но Витька не отступал. Тихо он потребовал, да, да, именно потребовал, чтобы Кира Тимофеевна пошла с ним в комнату и поговорила с ребятами. Воспитательница сморщила маленький носик, сощурила зеленые глаза с крашеными ресницами и раздельно приказала Витьке идти спать. Тогда Витька сказал, что Кире Тимофеевне надо работать в уголовном розыске, а не в детском доме. Откуда было Витьке знать, что в уголовном розыске работает немало умных и очень внимательных людей. Не знала этого и воспитательница. Поэтому она возмутилась и накричала на Витьку, обозвала его нахалом и обещала пожаловаться самому директору.

А утром весь детдом был на ногах: Витька сбежал. Ребята говорили, что он накануне вечером рылся в своей тумбочке и что-то перекладывал из нее в сумку. Позднее узнали, что не хватает одной пары лыж с палками. Пришел Павел Васильевич, директор. До этого он разговаривал с Кирой Тимофеевной, у которой все утро глаза были на мокром месте, упрекал и даже стыдил ее. Однако он не оправдывал и Витьку.

— Вы должны были знать, что Муртазин — парень беспринципный, — горячился Павел Васильевич, все же правильно произнося последнее слово. — И вы эту беспринципность не усмотрели. Из него слова не выдавишь! Это черт знает что такое, а не воспитанник…

Потом староста комнаты припомнил, что у Витьки в одной деревне поблизости есть родичи. Наверняка Витька сначала направится к ним.

Директор ушел в кабинет звонить по телефону, а заплаканная Кира Тимофеевна помогала собираться в дорогу двум десятиклассникам, которые вызвались разыскать беглеца.

Через два дня Витька появился в своей комнате как ни в чем не бывало. Только щеки потемнели. В дороге он обморозился. Его нашли на полпути. Витька действительно хотел добраться до какой-то родни, а там махнуть в город.

Взрослые теперь как-то постепенно оставили Витьку в покое, а у малышей он был чуть ли не героем. Еще бы! Не каждый решится бежать зимой без хлеба и денег, в детдомовской одежонке…

Через три года Витька пришел в техническое училище. Там его никто не знал. И здесь он вел себя так же, как и в детдоме. По-прежнему его считали несмелым парнем. Теперь он уже неплохо рисовал и занимался в изостудии Дворца культуры. Большой город сначала не понравился Витьке: он как-то подавлял. Лучшими днями для него были те, когда он с товарищами выезжал за город на этюды.

Постепенно Витька привыкал к городу, как привыкал к тяжелым тисам, неуклюжему напильнику. Научился по звуку отличать чугун от железа и железо от стали. Однажды, работая зубилом, в кровь разбил пальцы, за что получил подзатыльник, правда, дружеский, от старого мастера. Витька входил в ритм…

Не знаю, что будет у Витьки дальше, но первая любовь начиналась у него знаменательно. Некоторые были склонны считать Витьку вообще неспособным влюбиться из-за робости и внешней непримечательности. Но ведь никто не знал о том, что произошло в детдоме в метельную зимнюю ночь…

Не знаю, можно ли назвать это любовью, но Витьке сразу показалось, что он жить не может без Вали, работавшей в инструменталке. Больше всего он боялся, что об этом узнают ребята. Тогда ему житья не будет. Но потом они все равно узнали про все от самого Витьки. Но не будем забегать вперед.

Ребята даже мысли не допускали, чтобы Витька мог кого-то там полюбить. И если бы им сказали, что Витька влюбился в Валю из инструменталки, красавицу, спортсменку, бойкую на язык девчонку, которая к тому же была чуть старше Витьки и которую приглашали в театр ребята из старших групп, они просто не поверили бы. Ведь именно Витьке сначала доставались самые плохие заготовки, а у его напильника вечно сползала ручка. Кто-то заменил его кожаный ремень брезентовым, а Витька даже и не искал обидчика. Кто знает, что бы еще сделали с Витькой озорные городские ребята, если бы не староста группы, высокий, светловолосый белорус Костя Борисевич.

Вероятно, многие знают игру «Узнай, кто ударил?». Водила становится спиной к остальным. Он прикладывает ладонь к правому уху и выдвигает локоть вперед, придерживая его левой рукой. Один из играющих бьет водящего по локтю, после чего надо отгадать, кто ударил.

Были ребята, которые всегда не прочь схитрить. И даже если Витька угадывал, кто его стукнул, не признавались.

— Брось, Витька, хватит! — говорили ему. — Все равно не отгадаешь.

— Бейте, — глухо говорил Витька, закрывая ухо и отворачиваясь.

Увлекшись, озорники не заметили Борисевича, который уже минуты три стоял рядом. Но когда затеявший издевательство, опять отказался, хотя был узнан Витькой, Костя не вытерпел. Он подошел к ребятам, вытащил за шиворот лгуна и дал ему без всяких слов хорошего пинка. Ребята рты пооткрывали, но никто ничего не сказал.

Витька обернулся, смекнул, в чем дело, мучительно покраснел, и ребята увидели, как на глазах Витьки появились слезы. Витька сорвался с места и убежал.

С тех пор Витьку опасались обижать…

Когда Витька слышал, как Валя смеется с кем-то из старших ребят, он не знал, что ему делать.

А через месяц Витька случайно услышал, как Валя говорила про него с Костей Борисевичем. Окаменев. Витька слушал, как Валя говорила Косте, что Витька влюблен в нее, как многие другие, а Костя отвечал, что этого не может быть, что более робкого человека он никогда не видел на белом свете и еще что-то в этом роде. Витька хорошо знал, что Костя Борисевич всего на три года старше его. Витька обиделся на своего покровителя и дал себе честное слово показать этим хвастунам, что он такой же, как все.

Каждый день рабочие и ребята из технического училища ходили на завод мимо длинной и высокой кирпичной стены унылого пыльно-красного цвета. Витька шел и мучительно раздумывал, что бы это такое сделать, как сказать Вале, что она не ошибается, каким образом доказать ребятам, что он не такой уж несмелый парень, как им кажется… Каждое утро, проходя мимо этой стены, он думал, мучительно думал, чтобы сделать. Не поджигать же инструменталку для того, чтобы спасти из огня Валю! Глупо! Глупо и смешно. Чего только не выдумывал Витька, все не годилось.

Как-то летним утром блестящая, замечательная мысль пронзила Витьку насквозь. Он остановится и долго смотрел на стену, пока кто-то чуть не сшиб его с ног. В этот день Витька запорол деталь, порезался, а в общежитии еле дождался, пока все уснут.

Изогнутым гвоздем Витька открыл замок кладовки и похитил ведро белой масляной краски. На соседнем строительстве он стащил стремянку и отправился к стене. За два с половиной часа, пока он работал, никто ни разу не помешал Витьке.

Утром целая толпа скопилась у стены. Витька, как ни в чем не бывало, прошел мимо. Уже из цеха он смотрел на читающих и от восторга орал какую-то песню и размахивал руками.

Чуть не во всю длину стены там было написано: ЛЮБЛЮ ВАЛЮ!

На восклицательный знак немного не хватило краски, но так было даже лучше. Весь день только и было разговоров, что об отчаянном человеке, додумавшемся до такого. Витька хотел рассказать про все вечером, но ребята уже к обеду знали, кто это сделал. Узнали потому, что комбинезон и рабочие ботинки Витьки были густо заляпаны белой масляной краской. От нервного напряжения Витька даже не заметил этой явной, неопровержимой улики. На него теперь смотрели с удивлением, недоумением и невольной почтительностью.

После смены Валя ждала Витьку за углом проходной, красная от смущения.

— Что ты натворил? — с упреком сказала она, хотя было видно, как это ей приятно. — Пойдем, на нас смотрят, — тут же проговорила она, показывая логичность женского характера.

Они ходили по городу до самого вечера, катались на речном трамвае, ходили в кино, ели мороженое… В парке Валя неожиданно притянула Витьку к себе и быстро, горячо поцеловала в губы.

— Ты ведь художник, Виктор, — почему-то шепотом сказала она. — Ты нарисуешь меня?

— Да, я обязательно напишу твой портрет, — твердо ответил Витька.

А за ведро краски с Витьки удержали из получки.