«Москва, Москва… Как быстро она меняется. Еще несколько лет назад здесь не было этих красивых домов. А на месте вот этого шикарного банка стоял старый, обветшалый особняк. Конечно, неплохо было бы отреставрировать особнячок, но обществу, которое смотрит только вперед и стыдится своего прошлого, не пристало заботиться о старых вещах и домах. Для них все это не более чем рухлядь, которая лежит под ногами и которую нужно поскорее убрать с глаз долой. Эх-хе-хе… Время летит, города молодеют, а мы, люди, стареем… Странная штука».
Солидный, седовласый господин в элегантном темно-синем костюме опустил тонированное стекло черного, как воронье крыло, «мерседеса», выглянул наружу и зажмурился от яркого солнца.
— What a good day, — негромко проговорил он и улыбнулся.
Денек и впрямь выдался солнечный, что для России было в общем-то весьма и весьма нехарактерно. Прежде американский миллиардер Лайэм Платт (а именно так звали элегантного, седовласого господина в темно-синем костюме) уже бывал в Москве, и она встречала его неприветливо — дождем и холодом. Нынче же погода стояла такая, словно мистер Платт прибыл с визитом не в Москву, а куда-нибудь на Французскую Ривьеру.
— Хороший день, Ник, — сказал Платт по-английски, обращаясь к своему переводчику Никите, человеку средних лет с задумчивым, мрачноватым лицом. — В России это редкость, правда?
— Ну почему же… — Никита тоже посмотрел в окно, но, похоже, солнце его не особенно впечатлило. Вместо того чтобы поддержать радостный тон Платта, он лишь небрежно пожал плечами. — Россия не Аляска, мистер Платт. У нас бывает очень жаркое лето.
Платт нахмурился (магнат не любил, когда ему противоречили, даже в пустяках), но затем вспомнил, что богатые люди должны снисходительно относиться к бедным, и снова улыбнулся:
— Вы все время со мной спорите, Ник. Между тем как я не хуже вас знаю климат России. По крайней мере Москвы. Я ведь здесь не впервые.
Никита дернул уголками рта, пытаясь дружелюбно улыбнуться, однако это у него плохо получилось.
— Знаю, господин Платт. В прошлый раз я у вас был переводчиком.
Платт вгляделся в хмурое лицо переводчика и недовольно спросил:
— Ник, скажите, почему вы всегда такой мрачный? У вас даже лицо бледное, несмотря на жару. Может, у вас что-то болит?
— Нет, мистер Платт, со здоровьем у меня проблем нет.
Платт понимающе кивнул.
— Значит, личная жизнь, — полувопросительно-полуутвердительно произнес он.
Переводчик покрутил головой:
— Нет, мистер Платт. У меня хорошая жена и две дочки.
— О! Иметь большую, дружную семью большое счастье для мужчины. Вы этого пока не понимаете, но доживете до моих лет и сами убедитесь, что семья — самая важная вещь на свете.
— Я знаю, — сказал Никита и вздохнул.
— Друг мой… — Лайэм Платт любил обращаться к людям, называя их my friend, он считал, что слова — плохие или хорошие — несут в себе заряд энергии и имеют обыкновение воплощаться в реальность, и если бы все люди называли друг друга «мой друг», то на свете давно бы уже установились мир и порядок. — Друг мой, — мягко сказал Платт, — скажите мне, что вас тревожит? Почему вы так мрачно смотрите на мир?
Переводчик Никита нахмурился. На его бледном лице отобразилась борьба холодного разума с горячим чувством. Через пару секунд чувство победило — и он сказал в сердцах:
— Да кредит в банке не дают, падлы. — Слово «падлы» было сказано по-русски, и Платту оно было незнакомо. — Четвертый год снимаем квартиру, — продолжил Никита. — Нынче решил купить квартиру в рассрочку, но денег мало. Хотел взять кредит в банке, а они мне: «У вас слишком малый доход, и к тому же вы единственный член семьи, который работает. Остальные находятся на вашем иждивении».
— Так что, неужели отказали? — удивился Платт.
Никита горестно вздохнул и кивнул:
— Отказали. Даже не знаю, что теперь делать.
— Гм… — Платт задумался. — Знаете, это… Это черт знает что! — негромко выругался он.
— Полностью с вами согласен, — кивнул Никита. — Жаль только, что они так не считают, те, кто сидит в кредитном отделе этого чертова банка.
— Но ведь банков много, — возразил Платт. — Вы не пробовали обратиться в другие?
— Я обращался в четыре банка, — угрюмо ответил Никита, — и везде получил отказ.
— Н-да, неприятная история. — Платт сочувственно покосился на переводчика, и внезапно в голову ему пришла великолепная идея. — Сколько вам не хватает? — спросил он.
— Чего? — не понял Никита.
— Денег, — сказал Платт.
— На квартиру?
— Да. — Платт сделал нетерпеливый жест рукой. — Отвечайте живее, пока я в хорошем настроении.
Никита прикинул в голове и сказал:
— Ну где-то тысяч двадцать.
— Всего-то? — Платт покровительственно улыбнулся, затем достал из кармана чековую книжку и золотое перо. — Чек возьмете или вам только кэш? — осведомился он у обескураженного переводчика.
Переводчик обалдело на него уставился:
— Что-то я не очень понимаю… Мистер Платт, вы что, хотите дать мне денег на квартиру?
— Какой же вы тугодум, мой друг. Если вы точно так же вели себя в банке, ничего удивительного, что вам отказали в кредите. Ладно, я выпишу вам чек на двадцать тысяч. Я думаю, у вас не будет проблем с обналичиванием.
Мистер Платт подмахнул чек своей размашистой подписью и протянул его переводчику:
— Вот держите!
Однако Никита не спешил принять благодеяние. То ли не верил своим глазам и ушам (в душе Платт забавлялся этим фактом), то ли в нем вдруг заговорила гордость. (Это было хуже, ибо мистер Платт не любил иметь дело с гордыми людьми. Почему? Да потому что гордость и бизнес — вещи несовместные. Гордый человек не идет на компромиссы, тогда как деловое партнерство сплошь строится из взаимных компромиссов).
Смуглая рука магната с зажатым в пальцах чеком повисла в воздухе. Пауза делалась слишком двусмысленной, и Платт нахмурился.
— Ну что же вы? — строго сказал он. — Берите!
Переводчик покачал головой:
— Я не могу взять.
— Почему? — удивился Платт, нахмурив седоватые брови.
Никита посмотрел на чек, сглотнул слюну и сказал:
— Честно говоря, я… я не знаю, когда смогу вернуть вам эти деньги.
Вот, оказывается, в чем дело. Мистер Платт снисходительно улыбнулся:
— А, бросьте! Считайте это моим подарком. У вас скоро день рождения?
— Через полтора месяца, — вяло ответил переводчик.
— Ну вот и считайте, что я сделал вам подарок на ваш день рождения. Если это успокоит вашу совесть, можете воспользоваться этими деньгами через полтора месяца.
Никита протянул руку и взял чек — так нежно и так бережно, словно тот был сделан из хрупкого, тончайшего стекла. Взял и еще некоторое время держал в руке, словно не знал, что ему делать с этакой драгоценностью.
— У вас рука не устала? — весело поинтересовался мистер Платт.
Никита смущенно улыбнулся и запихал чек во внутренний карман пиджака.
— Смотрите не потеряйте, — с напускной строгостью сказал мистер Платт.
Никита слегка покраснел.
— Что вы, — промямлил он. — Скорей, я потеряю руку или ногу, чем этот чек. — Переводчик сделал паузу, собрался с духом и сказал дрогнувшим от нахлынувших противоречивых чувств голосом: — Спасибо вам, мистер Платт. Правда спасибо. И от меня, и от жены, и от дочек… Вы самый лучший человек на свете. Простите, я больше не знаю, что сказать… Мистер Платт, я…
Мистер Платт поморщился, словно терпеть не мог, когда ему пели дифирамбы за столь незначительные с общечеловеческой точки зрения поступки.
— Не надо ничего говорить, — остановил он Никиту. — Вы сказали «спасибо», и этого вполне достаточно. Не обижайтесь, мой друг, но я не люблю многословия.
В глубине души мистеру Платту нравилось выслушивать слова благодарности, но, как человек воспитанный, он взял за правило принижать свои заслуги в глазах общественности, сколь бы немногочисленной эта общественность ни была.
— Может, я сумею как-то вас отблагодарить? — робко спросил переводчик.
— Мне достаточно и того, что у меня стало одним другом больше. Мы ведь с вами друзья, Ник?
— Да, мистер Платт.
— Вот и отлично. И хватит об этом.
Мистер Платт небрежно зевнул, давая понять, что ничего необычного не произошло и что жизнь вернулась в прежнее, обыденное, русло.
Переводчик Никита, не зная, что еще можно сказать, смущенно замолчал. Некоторое время они ехали в тишине.
Однако вскоре, непонятно почему, прекрасное настроение мистера Лайэма Платта стало улетучиваться. «Если швырять по двадцать тысяч баксов направо и налево, — говорил ему подлый внутренний голос, — никаких денег не напасешься! А потом добавлял, чтобы добить мистера Платта окончательно: — Человечество нельзя облагодетельствовать подачками. Тут нужна четкая, продуманная политика, а не игра в мать Терезу!»
«Милосердие не может быть абстрактным, — сказал своему внутреннему голосу мистер Платт. — Если помог одному конкретному человеку, значит, помог всему человечеству. Ведь человечество — это совокупность личностей, единый мозг и единая духовная субстанция».
Внутренний голос пристыженно замолчал. Довольный таким оборотом дела, мистер Платт решил закрепить вновь поползшее вверх настроение каким-нибудь веселым, разухабистым поступком, как это обычно делают русские. (По крайней мере те русские, о которых он читал когда-то в великих русских романах.) Он повернулся к смущенному переводчику и сказал:
— Ник, что, если мы отпразднуем нашу маленькую сделку в ресторане?
— В ре… в ресторане? — промямлил Никита.
Мистер Платт с энтузиазмом кивнул:
— Именно! Закажем мою любимую форель, жаренную с фисташками. Вы когда-нибудь ели форель с фисташками?
Совсем сбитый с толку, Никита («Какую такую сделку собирается праздновать мистер Платт?») вяло покрутил головой:
— Нет.
Мистер Платт сверкнул белоснежными фарфоровыми зубами:
— Вот и отлично! То есть… плохо, конечно, что вы не ели форель с фисташками. Но мы исправим эту вашу досадную ошибку.
Мистер Платт коснулся пальцами плеча шофера:
— Базилио, отвезите нас, пожалуйста, в ресторан «Иволга». Вы знаете, где это?
Шофер Василий (по совместительству сотрудник охранного агентства «Щит») хорошо знал английский язык, поэтому кивнул и сказал:
— Сделаем, мистер Платт!
В меню ресторана «Иволга» можно было увидеть блюда разнообразных кухонь: французской, итальянской, немецкой, русской и китайской. Любители «хорошо посидеть» могли вдоволь наесться русских пельменей и холодца, запивая его галлонами шотландского виски.
Лайэм Платт любил такие заведения. В них не было дурацкой этнической напыщенности и царил дух свободы, освещенный великой идеей межнационального людского братства.
Все начинается с таких вот мелочей, частенько думал мистер Платт, сначала я угощу тебя своей едой, потом попробую твою (какой бы отвратительной на мой вкус она ни казалась), а потом мы пожмем друг другу руки, раскурим трубку мира и заживем бок о бок мирно и счастливо.
Да и с музыкальным оформлением в ресторане «Иволга» дело обстояло неплохо.
Здесь не было площадки с «живыми» барабанами и гитарами, от которых у мистера Платта с души воротило. Вместо сценического помоста в центре зала стоял блестящий белый рояль, а за роялем сидел задумчивый молодой человек во фраке с длинными темными волосами и столь же длинными бледными пальцами. Он играл популярные классические вещи, перемежая их вариациями на темы известных рок-и поп-композиций. Рахманинов соседствовал здесь с группой «Дорз», Бетховен — с ретро-шлягерами «Битлов», а слезоточивые композиции Эннио Марриконе — с джазовыми пассажами Гершвина и Бернстайна.
Одним словом, обстановка была умиротворяющая.
— Ну что скажешь? — обратился мистер Платт к своему переводчику. — Хорошее местечко, не правда ли?
— О да! — кивнул Никита. Он уже успел отойти от шока и теперь источал миллиардеру благодарные, дружелюбные улыбки — одну лучезарнее другой. — Как говорит моя старшая дочь, «клевое» место!
Беседа шла на английском языке, однако мистер Платт мнил себя великим полиглотом — вот уже два месяца учил русский язык и живо интересовался жаргонными выражениями и словечками.
— Как вы сказали? — наморщил он лоб. — «Клевое»?
Никита кивнул:
— Угу. Клевое! Это значит «cool», «hard-boiled».
— Клевое, — с удовольствием повторил мистер Платт. — Забавное слово. У русских вообще много забавных слов. Не помню кто… кажется Томас Манн, назвал русский язык бескостным. Возможно, на немецкое ухо он и кажется бескостным, но, на мой взгляд, русский язык очень богат и выразителен. — Мистер Платт грустно вздохнул. — Но, к сожалению, труднопроизносим, — посетовал он. — И потом, все эти ваши падежи и склонения! Это же просто ужас какой-то!
К столику подошел официант.
— Форель уже готовят, — с улыбкой сообщил он. — Не желаете пока чего-нибудь попить?
Мистер Платт посмотрел на Никиту. Тот смущенно пожал плечами:
— Даже не знаю.
— На меня не смотрите, — сказал ему мистер Платт. — У меня сегодня вечером важная встреча, поэтому я ограничусь яблочным соком. Выпью с рыбой бокал сухого вина, и все. А вы берите, что хотите.
— М-м… Тогда, пожалуй… — Никита посмотрел на официанта и сказал, меняя тон с подобострастного на уверенный: — One beer, please.
— Какого желаете? — вежливо уточнил официант. — «Батвайзер», «Хольстен», «Клинское»? А может быть, наше фирменное?
— Ваше фирменное, — сказал Никита.
Официант кивнул и повернулся к Платту:
— Яблочный сок, если я правильно понял?
— Yes, my friend!
Официант вежливо поклонился и умчался выполнять заказ.
— Еще годик-два, и вы станете вполне цивилизованной страной, — заметил мистер Платт, глядя вслед удаляющемуся официанту. Затем оборотил свой взгляд на Никиту и спросил: — Так на чем я остановился?
— На падежах и склонениях, — напомнил магнату переводчик.
— Ах да. Так вот…
Мистер Платт разглагольствовал еще десять минут, наслаждаясь собственной великолепной дикцией и тем, как легко и свободно текут его мысли. Никита не вполне разделял восторги миллиардера, но предпочитал не перебивать.
Рыбу и два бокала белого вина принес не официант, а сам шеф-повар, невысокий, сухопарый человечек с челочкой черных волос и заискивающей улыбкой на тонких губах. Он поставил блюда и бокалы на стол и улыбнулся:
— Подарок от нашего заведения, мистер Платт.
Никита перевел слова шеф-повара Платту.
— Подарок? — Миллиардер приподнял брови (не так уж часто мистеру Платту делали подарки, поэтому он относился к подобным проявлениям гостеприимства с большим подозрением). — За какие заслуги? Я что, кинозвезда?
— Вы наш постоянный клиент, — ничуть не смутившись, ответил шеф-повар. — Причем один из лучших. Это простая дань уважения. Пожалуйста, не отказывайтесь!
Мистер Платт хотел было возразить, но рыба благоухала так заманчиво, а улыбка шеф-повара была такой располагающей, что он лишь вздохнул и развел руками.
— Приятного аппетита! — пожелал шеф-повар, повернулся и ушел.
Миллиардер внимательно осмотрел рыбу, словно подозревал какой-то подвох. Однако выглядела рыба великолепно.
— Думаете, они подсунули нам неликвид? — усмехнулся Никита.
В ответ мистер Платт пробурчал что-то невразумительное.
— Вот видите, мистер Платт, — все с той же насмешливой улыбкой сказал Никита, заметив, как порозовели щеки миллиардера, — не вы один умеете делать подарки.
Миллиардер вздохнул:
— Н-да, это верно. И все же… Черт, теперь я понимаю ваше смущение, Ник. Оказывается, человека очень легко смутить, делая ему добро.
Переводчик кивнул: — Абсолютно верное замечание.
— Ну что же, — мистер Платт вновь заговорил уверенно и деловито, — приступим, пожалуй. Посмотрим, не подсунул ли он нам дрянь. Как это по-русски?.. На ха-ля-ву?
— Точно! А русские говорят, что на халяву и уксус сладкий.
Мистер Платт рассмеялся. Затем миллиардер и переводчик положили на колени салфетки и взялись за ножи и вилки.
— М-м… — качал головой Платт, поедая рыбу и жмурясь от удовольствия. — Божественно! Просто божественно! Как вам рыба, Ник?
— Очень вкусно, — заверил его Никита. — Правда. Никогда не ел ничего вкуснее!
— А я вам говорил! — Лицо Платта сияло, глаза поблескивали лукавым огоньком. — И не забывайте про вино, Ник. Белое вино подчеркивает вкус рыбы.
А Никита и не забывал. Он уплетал рыбу за обе щеки, ни на секунду не забывая о том, что во внутреннем кармане его пиджака лежит чек на двадцать тысяч долларов. Поскорее бы закончился рабочий день (в шесть часов мистер Платт отправится на деловую встречу, и Никиту заменит другой переводчик), поскорее бы отправиться в банк и получить вожделенную сумму. Никита представил, как обрадуется жена, и его губы сами собой раздвинулись в широкую, глуповатую улыбку.
Платт хохотнул:
— Я вижу, Ник, рыба вам и в самом деле понравилась! Ничего удивительного. В свое время я…
Внезапно миллиардер осекся. Его лицо побелело и судорожно вытянулось. Он хрипло вдохнул и вскинул руки к горлу.
— Что с вами? — недоуменно спросил Никита, не понимая, плохо Платту, или он попросту валяет дурака.
Из горла мистера Платта вырвался судорожный хрип.
Ни секунды не раздумывая, Никита вскочил с места, обежал вокруг стола, просунул мистеру Платту руки под мышки, положил ему ладони на солнечное сплетение и резко надавил (он видел в кино — так спасали парня, который подавился вишневой косточкой). Однако это не помогло. Мистер Платт по-прежнему хрипел, загребая по полу ногами, обутыми в дорогие лакированные туфли.
Больше Никита не успел ничего предпринять. Сильнейший удар в челюсть отбросил его в сторону, он рухнул на соседний столик и потерял сознание.
Глаза мистера Платта остекленели, и он упал лицом в блюдо с рыбой.
Когда телохранитель поднял голову миллиардера из блюда, тот был уже мертв.