Архипелаг Общества, или Таити, простирается между 15°52 и 17°49 южной широты и 150°8 и 156°30 западной долготы от Парижского меридиана. Поверхность его составляет две тысячи двести квадратных километров.
Его образуют две группы островов: первая — Наветренные — Таити, или Тахити-Тахаа, Тапаманоа, Эймео, или Муреа, Тетиароа, Мехетиа, которые находятся под протекторатом Франции, и вторая — Подветренные — Тубуаи, Ману, Хуахине, Раиатеа и Тахаа, Борабора, Мату-Ити, Маупити, Мопелиа, Беллинсгаузена, Силли, находящиеся под управлением туземных властителей.
Англичане именуют их островами Георга, хотя Кук, который их открыл, назвал эти острова архипелагом Общества, в честь Королевского общества в Лондоне. Расположенная в двухстах пятидесяти морских милях от Маркизских островов, эта группа согласно различным переписям, сделанным за последнее время, насчитывает всего сорок тысяч жителей — иностранцев и туземцев.
Если подходить с северо-востока, первым из Наветренных островов возникает перед глазами мореплавателей Таити. Наблюдатели обсерватории замечают его с далекого расстояния благодаря горе Манао (что значит «Корона»), возвышающейся на тысячу двести тридцать девять метров над уровнем моря.
Переход совершился безо всяких происшествий. Подгоняемый пассатными ветрами, Стандарт-Айленд плыл все дальше по изумительным водам, над которыми солнце совершает свой путь к тропику Козерога.
Через два месяца с небольшим лучезарное светило достигнет тропика и двинется к линии экватора; в течение-нескольких недель жители плавучего острова будут изнывать от жары и в полдень видеть над собою солнце в зените; затем остров пойдет следом за солнцем дальше, как собака бежит за хозяином, — на должном расстоянии от него.
Жители Миллиард-Сити делают стоянку на Таити впервые. В прошлом году плавание началось слишком поздно. Покинув Помоту, Стандарт-Айленд не пошел дальше на запад, а вернулся к экватору. Между тем архипелаг Общества — самая красивая группа островов на Тихом океане. В его водах наши парижане еще более оценят все преимущества путешествия на плавучем острове, который волен останавливаться, где захочет, и наслаждаться каким угодно климатом.
— Так-то оно так!.. Но посмотрим, чем кончится вся эта нелепая авантюра, — вот обычный припев Себастьена Цорна.
— Лишь бы она никогда не кончалась, больше мне ничего не надо! — восклицает Ивернес.
Семнадцатого октября на заре Стандарт-Айленд уже находится в виду Таити. Перед ним — северный берег. Ночью видны огни маяка на мысе Венус. За один день можно добраться до столицы острова, Папеэте, расположенной к северо-западу от мыса. Однако на совете именитых граждан, под председательством губернатора, голоса разделились, как это водится при наличии двух равновеликих лагерей. Одни, во главе с Джемом Танкердоном, предлагали держать путь на запад, другие, которых возглавляет Нэт Коверли, высказывались за путь на восток. Сайрес Бикерстаф, чье мнение является решающим в случае, если голоса разделяются поровну, постановил, что Стандарт-Айленд направится к Папеэте, обогнув остров с юга. Это решение могло лишь обрадовать квартет, так как давало нашим музыкантам возможность увидеть во всей красе эту жемчужину Тихого океана. Новую Киферу, как назвал ее Бугенвиль.
Таити занимает площадь в сто четыре тысячи двести пятнадцать гектаров — почти в девять раз больше площади Парижа. Его население, которое в 1875 году состояло из семи тысяч шестисот человек туземцев, трехсот французов и тысячи человек иностранцев, в настоящее время уменьшилось до семи тысяч жителей. По форме своей остров очень напоминает лежащую бутылочную тыкву, причем широкой частью бутылки является основная часть острова, а «горлышком» — узкий перешеек Таравао, соединенный с полуостровом Таиарапу.
Это сравнение сделал Фрасколен, изучая крупномасштабную карту архипелага, а приятели нашли его настолько удачным, что так и окрестили Таити «Тихоокеанской тыквой».
Со времени установления протектората, 9 сентября 1842 года, Таити в административном отношении разделяется на шесть областей, распадающихся в свою очередь на двадцать один округ. Тут Уместно напомнить о раздорах между адмиралом Дюпети-Туаром, королевой Помаре и Англией, возникших вследствие подстрекательства гнусного торговца библиями и хлопчатобумажными тканями, именовавшегося Притчардом и так остроумно высмеянного в «Осах» Альфонса Карра.
Но это древняя история, покрытая мраком забвения, точно так же, как деяния знаменитого англосаксонского аптекаря.
Стандарт-Айленд может без малейших опасений огибать «тропическую тыкву» на расстоянии одной мили от ее берега. Тыква эта покоится на коралловом основании, круто обрывающемся в глубины океана. Однако население Миллиард-Сити уже и с далекого расстояния могло обозревать внушительную массу острова Таити, его горы, куда более щедро изукрашенные природой, чем горы Гавайских островов, зеленеющие вершины, поросшие лесом ущелья, пики, возносящиеся ввысь, как острые шпили какого-нибудь гигантского собора, зеленый пояс кокосовых пальм, а ниже — белую пену бурунов над подводными скалами.
Весь этот день, пока Стандарт-Айленд продвигается вдоль западного берега Таити, любопытные, расположившиеся неподалеку от Штирборт-Харбора, приставив к глазам бинокли — у каждого из парижан имеется свой, — могут во всех подробностях рассматривать побережье. Издали виднеется округ Папеноо с речкой, которая бежит по широкой долине от самого подножья гор и впадает в океан в той же полосе, где на протяжении нескольких миль нет рифов; виден также очень удобный порт Хитиаа, откуда вывозят в Сан-Франциско миллионы апельсинов, и селение Махаену, где в 1845 году, после кровопролитной битвы с туземцами, завершилось завоевание острова.
После полудня Стандарт-Айленд находится уже на траверсе узкого перешейка Таравао. Огибая полуостров, коммодор Симкоо подходит к нему достаточно близко, чтобы можно было созерцать во всем их великолепии плодородные поля округа Таутира, орошаемого многочисленными горными потоками, благодаря которым этот округ — один из богатейших в архипелаге. Вулкан Татарапу величественно вздымает над своим коралловым основанием крутые обрывы потухших кратеров.
Затем, когда солнце начинает садиться, вершины гор в последний раз вспыхивают пурпуром, потом краски бледнеют и как бы растворяются в теплой прозрачной дымке. Вскоре берег предстанет лишь темной громадой, и вечерний бриз разнесет над ним запах апельсиновых и лимонных деревьев. Недолгие сумерки сменяются глубоким мраком.
Стандарт-Айленд огибает крайний юго-восточный выступ острова и на рассвете следующего дня подходит уже к западному берегу перешейка.
Виднеется густо населенный округ Таравао, его прекрасно возделанные поля и отличные дороги среди апельсиновых рощ, связывающие его с округом Панеари. На самой высокой точке побережья вырисовывается форт, господствующий над обеими сторонами перешейка и защищенный пушками, жерла которых высовываются из амбразур, словно рыльца каких-то бронзовых водосточных труб. В глубине бухты скрывается порт Фаэтон.
— Почему имя самонадеянного возничего солнечной колесницы сияет над этим перешейком? — спрашивает сам себя Ивернес.
В течение всего дня Стандарт-Айленд медленно огибает с запада более резко обозначенные здесь контуры кораллового основания Таити. Перед глазами путешественников разворачиваются побережья других округов с их селениями — Папеери среди заболоченных местами равнин, Матайеа, превосходная гавань Папеурири, затем широкая долина, где протекает речка Ваихириа, и в глубине пейзажа — гора, высотою в пятьсот метров, — нечто вроде тумбы, поддерживающей умывальный таз, окружностью в полкилометра. Это древний кратер, наверное наполненный пресной водой и, видимо, не имеющий никакого сообщения с морем.
Миновав округ Ахаураоно с его обширными хлопковыми плантациями, округ Папара, где возделываются по преимуществу сельскохозяйственные культуры, Стандарт-Айленд огибает мыс Мараа, за которым открывается просторная долина Парувла, начинающаяся у подножия Короны и орошаемая Пунаруном. За Таапуной, мысом Татаа и устьем реки Фаа, коммодор Симкоо берет слегка к северо-востоку, ловко минует островок Моту-Ута и в шесть часов вечера останавливается перед входом в бухту Папеэте.
Здесь между коралловыми рифами причудливо извивается фарватер, который до самого мыса Фаренте отмечен вместо вех вышедшими из употребления пушками. Само собою разумеется, что коммодору Симкоо благодаря его картам незачем обращаться к лоцманам, чьи лодки крейсируют у входа в фарватер. Тем не менее одна лодка с желтым флагом санитарной службы на корме приближается к Стандарт-Айленду и входит в гавань левого борта для получения всех необходимых сведений. На Таити строгие порядки, и никому не разрешается сходить на берег, пока санитарный врач, сопровождаемый одним из офицеров порта, не выдаст пропуска.
Впрочем, для Стандарт-Айленда это простая формальность. Ни в Миллиард-Сити, ни в его окрестностях никаких больных нет. Во всяком случае, заразные болезни — холера, инфлюэнца, брюшной тиф, оспа — там совершенно неизвестны. Поэтому Стандарт-Айленд получает обычное свидетельство о благополучном санитарном состоянии. Но так как после коротеньких сумерек быстро наступает ночь, высадка откладывается назавтра, и плавучий остров до утра погружается в сон.
На рассвете раздаются выстрелы. Это батарея Волнореза салютует двадцатью одним залпом Наветренным островам и Таити, столице французского протектората. Одновременно на башне обсерватории трижды поднимается и опускается красный флаг с золотым солнцем.
Таким же точно количеством выстрелов отвечает западная батарея на мысу у входа в главный фарватер Таити.
Гавань правого борта с раннего утра переполнена народом. Электрические поезда доставляют в порт изрядное количество туристов, направляющихся в столицу архипелага. Само собой разумеется, что Себастьен Цорн и его друзья находятся в числе самых нетерпеливых. Так как портовых судов на всех не хватает, туземцы предлагают переправить желающих на своих лодках.
Губернатора надлежит высадить первым. Предполагается официальная встреча с гражданскими и военными властями Таити, а также не менее официальный визит, который он должен нанести королеве.
И вот, около девяти часов утра, Сайрес Бикерстаф, его помощники Бартелеми Рэдж и Хабли Харкур (все трое в парадной форме), главнейшие именитые господа обеих частей Миллиард-Сити во главе с Нэтом Коверли и Джемом Танкердоном, коммодор Симкоо и его офицеры в блестящих мундирах и полковник Стьюарт с адъютантами усаживаются в лучший катер и направляются к гавани Папеэте.
Себастьен Цорн, Фрасколен, Ивернес, Пэншина, Атаназ Доремюс, Калистус Мэнбар вместе с некоторыми служащими едут в другом катере.
Лодки с берега, туземные пироги тянутся своего рода почетным конвоем за официальным миром Миллиард-Сити, достойно представленным губернатором, высшими служащими, именитыми гражданами, из коих два главных достаточно богаты для того, чтобы купить не только остров Таити, но и весь архипелаг Общества вместе с его королевой.
Папеэте — отличный порт и настолько глубокий, что там могут становиться на якорь даже суда с большим водоизмещением. К порту ведут три пролива: большой пролив с севера, шириною в семьдесят метров и длиною в восемьдесят, фарватер его портит небольшая мель, пролив Таноа на востоке и пролив Тапуна на западе.
Электрические катера торжественно проходят вдоль берега, застроенного виллами и загородными домами, мимо молов, у которых пришвартованы корабли. Высадка производится у красивого водоема, где суда обычно запасаются пресной водой; водоем этот питают быстрые ручьи, бегущие с соседних гор: на одной из них вырисовывается сигнальная вышка.
Сайрес Бикерстаф и его свита сходят на берег, заполненный народом, — французы, туземцы и иностранцы приветствуют «жемчужину Тихого океана», как самое необычайное из чудес, когда-либо созданных человеческим гением.
После первых же приветствий пышный кортеж направляется ко дворцу французского комиссара Таити.
Калистус Мэнбар, необыкновенно представительный в своем парадном костюме, который он надевает лишь в торжественных случаях, приглашает членов квартета следовать за ним, и те весьма охотно принимают его приглашение. Французский протекторат распространяется не только на острова Таити и Муреа, но и на окружающие их группы островов. Французскую администрацию возглавляет командующий-комиссар, которому подчинен помощник, непосредственно управляющий различными ведомствами — военным, морским, колониальных и местных финансов, а также судебным. Генеральный секретарь комиссара ведает гражданскими делами. На отдельных островах — Муреа, Факарава в архипелаге Помоту, в Таиохаэ на Нукухиве — имеются резиденты и мировой судья, подчиненный судебным инстанциям Маркизских островов. С 1861 года действует консультативный совет по делам сельского хозяйства и торговли, собирающийся один раз в год в Папеэте. Там же находятся артиллерийское и военно-инженерное управления. Что касается гарнизона, то он состоит из колониальной жандармерии, артиллерии и морокой пехоты. Священник с викарием, получающие жалованье от правительства, и девять миссионеров на некоторых островах обеспечивают отправление католического культа. По правде сказать, парижане могут чувствовать себя здесь как во Франции, как в каком-нибудь французском порту, и им это весьма приятно.
Селения на различных островах управляются чем-то вроде муниципального совета из туземцев под председательством таваны, которому помогают судья, полицейский и два советника, избранных населением.
Процессия идет ко дворцу под сенью высоких деревьев. Повсюду кокосовые пальмы с великолепными прямыми стволами, мирты с розовой листвой, молочайные деревья, каучуковые, гуайявы и т. д.
Дворец комиссара, широкая крыша которого чуть видна из зелени, представляет собой довольно изящное строение с двухэтажным фасадом. Там уже собрались главные французские чиновники, а рота колониальной жандармерия выстроена в качестве почетного караула. Командующий-комиссар принимает Сайреса Бикерстафа с исключительной любезностью, какой тот не встречал в английских архипелагах этой части океана. Он благодарит Сайреса Бикерстафа за посещение Стандарт-Айлендом таитянских вод, выражает надежду, что оно будет возобновляться ежегодно, а также сожаление, что Таити не может ответить Стандарт-Айленду тем же. Беседа длится с полчаса: договорились, что Сайрес Бикерстаф на следующий день примет у себя в ратуше представителей французских властей.
— Намереваетесь ли вы продлить стоянку в Папеэте? — спрашивает командующий-комиссар.
— Да, недели на две, — отвечает губернатор.
— Тогда вы будете иметь удовольствие увидеть французскую эскадру, которая прибывает в конце этой недели.
— Мы, господин комиссар, будем счастливы принять на нашем острове французских моряков.
Сайрес Бикерстаф представляет сопровождающих его лиц — своих помощников, коммодора Этеля Симкоо, командующего милицией, ответственных служащих, директора управления по делам искусств и членов Концертного квартета, которые были подобающим образом приняты своим соотечественником.
Затем, при представлении делегатов от обеих половин Миллиард-Сити, возникло некоторое замешательство: как бы не задеть самолюбия Джемса Танкердоне и Нэта Коверли, этих весьма несговорчивых особ, которые оба имели право…
— Быть первыми, — изрек Пэншина, пародируя знаменитый стих Скриба.
Затруднение разрешил сам командующий-комиссар. Зная о соперничестве двух знаменитых миллиардеров, он проявляет изумительный такт и полон такой официальной корректности, действует с такой дипломатической ловкостью, что все происходит словно по мессидорскому декрету. Нет сомнения, что в подобном же случае глава какого-либо английского протектората уж постарался бы подлить масла в огонь ради политических выгод Соединенного королевства. Но во дворце командующего-комиссара ничего подобного не происходит, и Сайрес Бикерстаф удаляется вместе со своей свитой, весьма довольный приемом.
Нечего и говорить, что Себастьен Цорн, Ивернес, Пэншина и Фрасколен намерены предоставить уже задыхающемуся от усталости Атаназу Доремюсу полную свободу возвратиться в его обиталище на Двадцать пятой авеню, а сами рассчитывают как можно дольше пробыть в Папеэте, посетить окрестности, совершить прогулки по главным округам, осмотреть полуостров Таиарапу, словом — выжать из этой «Тихоокеанской тыквы» все до последней капли.
Решение принято, и когда его сообщают Калистусу Мэнбару, господин директор выражает полнейшее одобрение.
— Но, — добавляет он, — я прошу вас отложить свою поездку на двое суток.
— А почему не отправиться хоть сегодня? — спрашивает Ивернес, которому не терпится взять в руки страннический посох.
— Потому что власти Стандарт-Айленда должны еще приветствовать королеву, и надо, чтобы вы тоже были представлены ее величеству и всему двору.
— А завтра? — говорит Фрасколен.
— Завтра командующий-комиссар нанесет ответный визит властям Стандарт-Айленда, и надо…
— Чтобы мы при этом присутствовали, — доканчивает Пэншина. — Ну что ж, мы будем присутствовать, господин директор, будем.
Покинув губернаторский дворец, Сайрес Бикерстаф со своей свитой направляется ко дворцу ее величества. Переход туда под высокими деревьями отнимает не более пятнадцати минут.
Дом королевы — двухэтажное здание, красиво расположенное среди зеленых зарослей. Крыша прикрывает два ряда веранд, надстроенных один над другим, как у швейцарских шале. Из верхних окон видны обширные плантации, простирающиеся до самого города, а еще дальше расстилается широкое синее море. В общем, очаровательное жилище, не роскошное, но чрезвычайно удобное. Королева не потеряла своего престижа из-за того, кто оказалась под французским протекторатом.
Если на мачтах кораблей, пришвартованных в порту Папеэте или стоящих на рейде, на гражданских и военных учреждениях города развеваются французские флаги, то над дворцом королевы колышется старый флаг архипелага — полотнище с поперечными красными и белыми полосами и трехцветным корабликом в углу.
В 1706 году Кирос открыл остров Таити, названный им Сагиттария. После него в 1767 году Уоллис и в 1768-м Бугенвиль завершили обследование всего архипелага. В годы, когда был открыт остров, на нем царствовала королева Обереа, а после ее смерти в истории Океании появилась знаменитая династия Помаре.
Помаре I (1762-1780), царствовавший сначала под именем Отоо, что значит «черная цапля», отказался от этого имени и принял имя Помаре.
Его сын, Помаре II (1780-1819), радушно принял в 1787 году первых английских миссионеров и через десять лет крестился. Это был период раздоров, вооруженной борьбы, и количество населения на архипелаге за эти годы упало со ста тысяч до шестнадцати.
Помаре III, сын предыдущего, царствовал с 1819 по 1827 год, и сестра его Аимата, родившаяся в 1812 году, та самая знаменитая Помаре, которой покровительствовал ужасный Притчард, сделалась после него королевой Таити и прилежащих островов.
Не имея детей от Тапоа, своего первого мужа, она развелась с ним и вышла замуж за Ариифааите. От этого брака в 1840 году родился Арионе, которому предстояло наследовать престол, но который умер в возрасте тридцати пяти лет. Начиная со следующего года, королева подарила своему супругу; красивейшему мужчине архипелага, четверых детей: дочь Териимаеварну, правительницу острова Борабора с 1860 года, принца Таматоа, родившегося в 1842 году и правившего островом Раиатеа, пока его не свергли возмущенные его жестокостью подданные, принца Териитапунуи, родившегося в 1846 году и страдавшего безобразной хромотой, и, наконец, принца Туавира, родившегося в 1848 году и получившего воспитание во Франции.
Царствование королевы Помаре не было спокойным.
В 1835 году католические и протестантские миссионеры затеяли между собой борьбу. Вскоре католики были изгнаны, но в 1838 году они вернулись обратно с французскими войсками. Через четыре года пять вождей острова приняли французский протекторат. Помаре протестовала, протестовали и англичане. В 1843 году адмирал Дюпети-Туар объявил о низложении королевы и изгнал Притчарда, что привело к кровопролитным стычкам. Но поскольку адмирал, как известно, не был в сущности поддержан французским правительством, Притчард получил возмещение убытков в сумме двадцати пяти тысяч франков, и адмиралу Брюа поручено было уладить дело.
В 1846 году остров Таити подчинился французам, и 19 июня 1847 года Помаре приняла договор о протекторате, сохранив полноту власти над островами Раиатеа, Хуахине и Борабора. Смута, правда, прекратилась не сразу. В 1852 году разразился мятеж, королеву свергли с престола, и была даже провозглашена республика. Но французское правительство восстановило королеву, которая отказалась от трех своих владений, отдав старшему сыну корону Раиатеа и Тахаа, среднему сыну — корону Хуахине, а дочери — корону Борабора.
В настоящее время престол архипелага занимает ее внучка Помаре VI.
Услужливый Фрасколен и тут оправдал свое прозвище «Тихоокеанский Ларусс», которым его наградил Пэншина. Именно он сообщил своим коллегам все эти исторические и географические сведения, заявив, что не мешает знать, к кому отправляешься в гости и с кем будешь говорить. Ивернес и Пэншина ответили, что он хорошо сделал, просветив их относительно генеалогии королевской фамилии Помаре, и только Себастьен Цорн буркнул, что ему это «совершенно безразлично».
Отзывчивая душа Ивернеса целиком проникнута поэтическим очарованием таитянской природы. В его памяти воскресают чарующие описания путешествий Бугенвиля и Дюмон-Дюрвиля. Он не скрывает своего волнения при мысли о том, что увидит владычицу «Новой Киферы», настоящую королеву Помаре, одно имя которой…
— Означает «ночь кашля», — подхватывает Фрасколен.
— Здорово! — восклицает Пэншина. — Это звучит, как «богиня простуды», «императрица насморка»! Поберегись, Ивернес, и не забудь прихватить носовой платок!
Ивернес вскипает от неуместной шутки насмешника; но остальные так добродушно хохочут, что в конце концов первая скрипка тоже заражается их веселостью.
Губернатор Стандарт-Айленда, представители его администрации и именитые граждане были приняты самым торжественным образом. Почетный караул возглавлял мутои, начальник полиции, со своими помощникам и из туземцев.
Королеве Помаре VI на вид лет сорок. На ней, как и на окружающих ее членах королевского семейства, парадные одежды бледно-розового цвета — любимого цвета таитян; она выслушивает приветственную речь Сайреса Бикерстафа с таким благожелательным достоинством, которое сделало бы честь любому европейскому монарху. Она отвечает на безукоризненном французском языке, который является на этом архипелаге общеупотребительным. Она выражает желание увидеть Стандарт-Айленд, о котором столько говорят на островах Тихого океана, и надеется, что его стоянка на Таити не будет последней. Она оказывает Танкердону особое внимание, что задевает самолюбие мистера Коверли; но это внимание объясняется тем, что королевская семья исповедует протестантскую веру, а Джем Танкердон — самый почтенный представитель протестантской части Миллиард-Сити.
Не забывают представить королеве и членов Концертного квартета. Она изъявляет желание послушать их игру и выразить свое восхищение; они, почтительно склонившись, отвечают, что всегда находятся в распоряжении ее величества, а г-н директор управления искусств готов принять все меры, чтобы желание королевы было исполнено.
После аудиенции, продолжавшейся около получаса, воинские почести, которыми гости были встречены при входе в королевский дворец, отдаются им снова при выходе. Гости возвращаются в Папеэте, — там офицерское собрание устраивает завтрак в честь губернатора и избранных обитателей Миллиард-Сити. Шампанское льется рекой, тосты следуют один за другим, и только в шесть часов вечера от набережной Папеэте отваливают катера, возвращающиеся в Штирборт-Харбор.
Вечером, когда французские музыканты вернулись в залу казино, Фрасколен сказал:
— Нам предстоит дать концерт. Что же мы будем играть этой королеве?.. Оценит она Моцарта или Бетховена?
— Будем играть Оффенбаха, Варвея, Лекока или Одрана! — ответил Себастьен Цорн.
— Нет, нет!.. Самое подходящее — это бамбула! — возразил Пэншина, вертя бедрами, как и полагается в этом негритянском танце.