Плавучий остров. Вверх дном

ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой внезапно прерывается телефонный разговор между миссис Скорбит и Дж. Т. Мастоном

Слова Барбикена о том, что он достигнет своей цели, не были пустым бахвальством, а теперь и средства, которыми он располагал, давали ему возможность достичь ее беспрепятственно; впрочем, он и не решился бы обратиться к выпуску акций, если бы не был заранее уверен в успехе.

Северному полюсу предстояло сдаться перед отвагой и гением человека.

Барбикен и его правление несомненно обладали средством победить там, где столько других терпели поражения. Они сделают то, чего не удавалось совершить ни Франклину, ни Кейну, ни Делонгу, ни Нейрзу, ни Грили, — они перейдут восемьдесят четвертую параллель и вступят во владение обширной частью земного шара, приобретенной на аукционе. Они прибавят к американскому флагу тридцать девятую звезду тридцать девятого штата, присоединяемого к Американской федерации.

— Болтуны! — не переставали повторять европейские делегаты и их единомышленники в Старом Свете.

А между тем средство, при помощи которого предполагалось завоевать Северный полюс, было самым верным, надежным, практическим, разумным средством, неоспоримым и простым, как выдумка ребенка, и это средство предложено было Дж. Т. Мастоном. Именно в его мозгу, где все время бурлили всевозможные идеи, и родился замысел великого географического предприятия и способ привести его к успешному концу.

Не раз уже говорилось, что секретарь Пушечного клуба был автором многочисленных вычислений: мы бы добавили «прославленных», если б обыватели не смешивали это определение со словом «ославленных». Он шутя решал самые сложные задачи из области математических наук. Для него сущим пустяком были любые трудности науки о величинах, то есть алгебры, и науки о числах, то есть арифметики. Надо было видеть, как он орудовал символами для записи алгебраических действий, условными знаками, будь то буквы алфавита, представляющие количества, то есть величины, или значки из параллельных или перекрещивающихся черточек, указывающие на отношения, которые могут быть установлены между величинами, и на действия, которым их подвергают.

Ах, эти коэффициенты, показатели степени, радикалы и прочие знаки, какими располагает алгебраический язык! С какой легкостью они выпархивали из-под пера Мастона, или, вернее, из-под куска мела, мелькавшего на железном крючке, так как он предпочитал работать у черной доски. Здесь, на пространстве десяти квадратных метров (меньше ему бы не хватило), он с жаром совершал алгебраические вычисления. На доске не было обыкновенных мелких цифр: то были цифры огромные, фантастические, начертанные неистовой рукою. Цифры 2 и 3 выступали важно, как бумажные петушки; цифра 7 возвышалась, как виселица, — не хватало только повешенного; 8 — круглилась, как большие очки, а 6 и 9 — далеко расчеркивались своими длинными хвостами.

А буквы в его формулах, первые буквы алфавита — a, b, c, которыми он обозначал величины известные или данные, и самые последние буквы — x, y, z, которые применялись у него для величин неизвестных или подлежащих определению, — как ясно и четко они были выписаны! Особенно замечательна была буква z; она судорожно извивалась, как молния в небе! А какое изящество в греческих буквах «пи», «гамма», «омега»; им позавидовали бы Архимед и Эвклид!

Чисто и безупречно выведенные мелом знаки действия были просто чудесны: «+» определенно указывал, что он означает сложение двух количеств; «-" был скромнее, но выглядел все же вполне прилично; знак «х» топорщился, как андреевский крест на морском флаге; в знаке «=» безукоризненно равные черточки говорили о том, что Дж. Т. Мастон — гражданин страны, где равенство не является пустым звуком, по крайней мере между белокожими. С тем же, размахом и так же внушительно и изящно были начертаны знак «‹», знак «›» и знак «›‹».

Но настоящим его триумфом был знак " #8730;», который обозначает извлечение корня из числа или из количества. Когда Мастон заканчивал его длинной горизонтальной чертой, вот так:

казалось, что это протянутая рука выходит за пределы черной доски и угрожает подчинить весь мир своим безумным уравнениям!

Не подумайте только, что математические познания Мастона ограничивались пределами элементарной алгебры. Нет! Ни дифференциальное, ни интегральное, ни вариационное исчисления не были ему чужды; твердой рукой выводил он пресловутый знак интегрирования, которым обозначают сумму бесконечного числа бесконечно малых элементов, символ простой и страшный своей простотой:

Был там еще знак

представляющий сумму конечного числа конечных слагаемых, знак #8734;, которым математики определяют бесконечность, и другие таинственные знаки, применяемые в этом удивительном языке, непонятном для простого смертного.

Одним словом, этот высокий ум способен был возноситься до самых верхних пределов высшей математики66.

Вот каков был Дж. Т. Мастон! Вот почему его сотоварищи могли вполне ему довериться, когда он брался за разрешение самых запутанных задач, какие только приходили в голову этим сумасбродам! Вот почему Пушечный клуб доверил ему решение задачи о пуске снаряда на Луну! И, наконец, вот почему миссис Эвенджелина Скорбит, опьяненная его славой, испытывала перед ним восхищение, граничащее с любовью!

Впрочем, теперь, для того чтобы разрешить задачу завоевания Северного полюса, Дж. Т. Мастону вовсе не нужно было забираться в заоблачные выси математического анализа. Чтобы новые концессионеры арктических владений могли их разработать, секретарю Пушечного клуба надо было решить только некую задачу из области механики: задача была, разумеется, довольно сложна, требовала применения хитроумных и, может быть, совершенно новых формул, но все это было ему нипочем.

Да, Мастону можно было довериться даже в деле, где самая малая ошибка могла повести к миллионным убыткам. Никогда, еще с тех пор, как в раннем детстве он стал впервые задумываться над начатками арифметики, Дж. Т. Мастон не сделал ни единой ошибки. И когда в расчетах приходилось иметь дело с мерами длины, он не ошибался и на тысячную долю микрона67. Если бы он допустил хоть малейшую ошибку, то не колеблясь пустил бы пулю в свой гуттаперчевый череп.

Рассказать о такой замечательной особенности Дж. Т. Мастона было необходимо. Это сделано. Теперь покажем его в действии, а для этого нам надо вернуться назад.

Приблизительно за месяц до появления в газетах обращения к обитателям всего мира Дж. Т. Мастону было поручено сделать необходимые подсчеты для проекта, выполнение которого, как он уверял своих друзей, сулило самые чудесные последствия.

Дж. Т. Мастон уже много лет жил в доме N_179 на Франклин-стрит, одной из самых тихих улиц Балтиморы, вдали от тех кварталов, где кипела деловая жизнь, в которой он ничего не смыслил, и вдали от ненавистного ему шума толпы.

Не имея других средств, кроме пенсии артиллерийского офицера и оклада, который он получал как секретарь Пушечного клуба, Мастон занимал скромный домик, известный под названием «Баллистик-коттедж». Он жил один со слугой-негром, которого он звал Пли-Пли — прозвище, достойное слуги артиллериста. Негр был не просто слуга, он сам был из артиллерийской прислуги и смотрел за своим хозяином, как смотрел бы за своей пушкой.

Дж. Т. Мастон был убежденным холостяком и полагал, что только холостякам и живется сносно в подлунном мире. Он знал славянскую поговорку: «Женщина потянет за один волосок сильней, чем четыре вола в упряжке», и держался осмотрительно. Впрочем, если он и жил так одиноко в Баллистик-коттедже, то лишь по своей доброй воле. Говорили, что ему стоило глазом моргнуть, и его одиночество было бы разделено, а скудные средства сменились бы миллионным богатством. Он ничуть не сомневался, что миссис Эвенджелина Скорбит «почла бы за счастье»… Но сам Дж. Т. Мастон пока что никак не мог «почесть за счастье»… Похоже было, что два эти существа, бесспорно созданные друг для друга (так по крайней мере думала нежная вдова), никогда не решатся соединить свою судьбу.

Домик был совсем скромный, двухэтажный, с верандой на первом этаже. Внизу — маленькая гостиная, столовая и кухня; в пристройке со стороны сада — комнатка для слуги. Наверху — спальня с окнами на улицу и рабочий кабинет с окнами в сад, куда не доходил никакой шум из внешнего мира. Хорошее убежище для ученого и мудреца; а сколько в этих стенах было произведено вычислений, которым позавидовали бы Ньютон, Лаплас и Коши68!

Как не похож был этот домик на особняк миссис Эвенджелины Скорбит в богатом квартале Нью-Парка, построенный то ли в готическом стиле, то ли в стиле Возрождения, с балконами по фасаду, украшенный причудливыми лепными орнаментами в духе англосаксонской архитектуры, с богато обставленными комнатами, великолепным холлом, картинной галереей, в которой преобладали произведения французских художников, с лестницей в два крыла, с многочисленной челядью, с конюшнями, каретными сараями, с садом, где расстилались зеленые лужайки, росли высокие деревья, били фонтаны, и с вздымавшейся над всеми строениями башней, на которой развевался по ветру голубой с золотом флаг династии Скорбитов!

Три мили, по меньшей мере три длинных мили, отделяли особняк в Нью-Парке от Баллистик-коттеджа. Однако оба жилища соединялись особым телефонным проводом. Раздавался звонок, слышался призыв: «Алло! Алло!» — и начинался разговор между особняком и коттеджем. Разговаривающие, правда, не могли видеть друг друга, но зато прекрасно друг друга слышали. Разумеется, миссис Эвенджелина Скорбит вызывала Мастона к телефону чаще, чем он ее. Ученый с некоторой досадой отрывался от своей работы, выслушивал дружеское приветствие, отвечал на него ворчанием, — надо надеяться, что не слишком любезный тон смягчался в проводе электрическим током, — и возвращался к своим выкладкам.

Третьего октября после заключительного и довольно длинного совещания в клубе Дж. Т. Мастон распрощался со своими друзьями и отправился работать. Ему поручалось важное дело: предстояло произвести все технические расчеты, нужные для того, чтобы добраться до полюса и начать разработки залегавших подо льдами угольных пластов.

Дж. Т. Мастон предполагал за неделю кончить эту таинственную работу — действительно очень сложную и тонкую, требующую решения различных уравнений из области механики, аналитической геометрии трех измерений, полярной геометрии и тригонометрии.

Чтобы избежать всякой помехи в этих трудах, было решено, что секретарь Пушечного клуба уединится в своем коттедже, где его никто не будет тревожить. Это было великим огорчением для миссис Эвенджелины Скорбит, но ей пришлось смириться. И она вместе с Барбикеном, капитаном Николем и их сотоварищами — непоседливым Билсби, полковником Блумсбери и Томом Хэнтером на деревянных ногах — пришла в Баллистик-коттедж, чтобы провести последний вечер с Мастоном.

— Желаю успеха, дорогой Мастон! — сказала она перед уходом.

— И смотрите, не наделайте ошибок, — добавил, улыбаясь, Барбикен.

— Ошибок?… Он?! — воскликнула миссис Эвенджелина Скорбит.

— Не больше, чем наделал ошибок господь бог, создавая законы небесной механики! — скромно ответил секретарь Пушечного клуба.

Затем друзья пожали ему руку, миссис Скорбит вздохнула, еще раз пожелала успеха, посоветовала не утруждать себя чрезмерной работой, и все распрощались с математиком. Дверь Баллистик-коттеджа закрылась, и Пли-Пли получил приказание не пускать никого, даже если б явился сам президент Американских Соединенных Штатов.

Первые два дня своего затворничества Дж. Т. Мастон обдумывал поставленную перед ним задачу и не брал в руки мела. Он просмотрел некоторые сочинения, относящиеся к Земле, ее массе, плотности, объему, форме, вращению вокруг оси и движению по орбите, — все это должно было лечь в основу его вычислений.

Вот главнейшие из данных, которые надо напомнить читателю69.

Форма Земли: эллипсоид вращения, большая полуось которого равна 6.377.398 метрам, а малая — 6.356.080 метрам. Таким образом, разница полуосей вследствие сплюснутости эллипсоида равняется 21.318 метрам.

Окружность Земли по экватору составляет 40.000 километров.

Поверхность Земли равна приблизительно 510 миллионам квадратных километров.

Объем — около 1000 миллиардов кубических километров.

Плотность Земли приблизительно в пять раз больше плотности воды.

Обращения Земли вокруг Солнца совершаются за 365 суток с четвертью, что составляет сидерический (астрономический) год, или, точнее, 365 суток 6 часов 9 минут 10 секунд. Скорость движения Земли по орбите — 30400 метров в секунду.

Каждая точка земной поверхности на экваторе при обращении Земли вокруг оси пробегает 463 метра в секунду.

За единицы длины, силы, времени и угла Мастон принял метр, килограмм, секунду и центральный угол, соответствующий дуге круга, равной радиусу.

Пятого октября, около пяти часов пополудни (точность необходима, когда дело идет о таких важных вещах), Дж. Т. Мастон после глубоких размышлений приступил к выкладкам. Он начал с самого главного в своей задаче — с числа, выражающего окружность Земли, длину ее большого круга, то есть экватора.

В углу кабинета стояла большая черная доска на дубовой навощенной подставке; свет падал на нее из большого окна, выходившего в сад. Внизу доски на планке лежало рядом несколько мелков. Слева была приготовлена губка, вытирать доску, — это будет делать левая рука. Правой рукой, или, вернее, крючком, ученый будет выписывать формулы и цифры.

Для начала Дж. Т. Мастон начертил правильный круг — им изображалась окружность земного шара. Чтобы сферичность фигуры выступала рельефнее, лицевая, видимая, линия экватора была обозначена непрерывной линией, а заслоненная, невидимая, — пунктиром. Земная ось, начинаясь у полюсов, шла в виде перпендикуляра к плоскости экватора и на концах обозначена была буквами N и S.

Затем в правом углу доски было написано число, представляющее в метрах окружность Земли:

40 000 000.

Покончив с этим, Мастон собрался приступить к ряду вычислений. Погруженный в свои мысли, он не замечал состояния неба, в котором с полудня произошли значительные перемены. Уже с час как собиралась гроза, так сильно действующая на все живое. По темному небу над городом плыли свинцовые тучи с рваными беловатыми краями. Порой в поднебесье разносились еще далекие раскаты грома, гулко отзывавшиеся в пустотах Земли. Электрическое напряжение в атмосфере было чрезвычайно сильно, и раза два молнии уже прорезали воздух.

Дж. Т. Мастон, поглощенный своим делом, ничего не видел и не слышал.

Вдруг тишина кабинета была нарушена торопливым позвякиванием телефонного звонка.

— Ну вот! — воскликнул Дж. Т. Мастон. — Что за назойливые люди: нельзя в дверь, они врываются по телефонному проводу! Прекрасное изобретение для людей, которые хотят, чтобы их оставили в покое! Надо устроить так, чтобы на все время моей работы выключили ток.

И, подойдя к аппарату, он проговорил:

— Что надо?

— Поговорить с вами, — ответил женский голос.

— Кто говорит?

— Разве вы меня не узнали, дорогой мистер Мастон? Это я — миссис Скорбит!

— Миссис Скорбит!.. Она не даст мне минуты покоя!

Но эти последние слова — не очень приятные для милейшей женщины — он предусмотрительно пробормотал в сторону, чтобы аппарат не передал их.

Затем Дж. Т. Мастон, понимая, что ему следует сказать в ответ хоть одну вежливую фразу, произнес:

— А, это вы, миссис Скорбит?

— Я, я, дорогой мистер Мастон!

— Что угодно, миссис Скорбит?

— Я хочу вас предупредить, что вот-вот разразится ужасная гроза.

— Ну, я никак не могу этому помешать…

— Да нет, я хотела спросить, позаботились ли вы закрыть окна…

Едва успела миссис Эвенджелина Скорбит договорить эти слова, как в небе раздался страшнейший удар грома: казалось, там раздирали огромный, невероятно длинный кусок шелка. Молния упала рядом с коттеджем, и электрический разряд, пробежав по телефонному проводу, с совершенно электрической внезапностью ворвался в кабинет ученого.

Дж. Т. Мастон, склоненный над аппаратом, получил такую сильную электрическую оплеуху, какая никогда еще не доставалась щеке ученого. Пройдя через его железный крючок, молния швырнула Мастона оземь, как щепку. Падая, он опрокинул доску, и она отлетела в угол комнаты. После всего этого молния вышла через незаметную щелку в окне и по водопроводной трубе ушла в землю.

Ошеломленный — и было отчего! — Дж. Т. Мастон поднялся, ощупал себя и убедился, что он цел и невредим. Затем, как и подобало старому артиллеристу — наводчику «Колумбиады», ничуть не утратив своего хладнокровия, он расставил все в кабинете по местам, поднял подставку, водрузил на нее черную доску, подобрал куски мела, разлетевшиеся по ковру, и обратился к работе, так внезапно и грубо прерванной.

Но тут он заметил, что при падении доски написанное на ней справа число, выражающее в метрах окружность Земли по экватору, почти стерлось. Он стал его писать заново, как вдруг снова раздался тревожный телефонный звонок.

— Опять! — вскричал Мастон и пошел к аппарату. — Кто это? — спросил он.

— Миссис Скорбит.

— Что угодно, миссис Скорбит?

— Не ударила ли эта страшная молния в Баллистик-коттедж?

— Имею все основания полагать, что ударила!

— Ах, боже мой!.. Такая молния…

— Успокойтесь, миссис Скорбит!

— С вами ничего не случилось, дорогой мистер Мастон?

— Ничего.

— Молния действительно не тронула вас?

— Меня тронула только ваша дружба, миссис Скорбит, — догадался любезно ответить Дж. Т. Мастон.

— До свидания, дорогой Мастон!

— До свидания, дорогая миссис Скорбит! — И прибавил, возвращаясь на свое место: — Черт бы побрал эту прелестную женщину; из-за ее дурацкого звонка меня чуть не убило молнией!

Но эта помеха была последней. Никто больше не тревожил Дж. Т. Мастона в его работе. Впрочем, чтобы обеспечить себе спокойствие, необходимое для его занятий, он решил совсем выключить телефонный аппарат и отсоединил электрический провод.

Положив в основу число, только что им написанное, он вывел различные формулы, получил, наконец, основную формулу и поместил ее в левом углу доски, предварительно стерев все числа, из которых он ее выводил.

Затем он погрузился в бесконечные ряды алгебраических знаков…

И вот неделю спустя, 11 октября, великолепные расчеты по механике были закончены, и секретарь Пушечного клуба торжественно представил решение задачи своим коллегам, ожидавшим его с весьма понятным нетерпением.

Практический способ достигнуть Северного полюса, чтобы разработать каменноугольные залежи, был математически доказан. И тогда-то было основано общество под названием «Арктическая промышленная компания», которой вашингтонское правительство предоставляло концессию на арктические владения, в случае если на аукционе Компания приобретет их в собственность.

Читателям уже известно, как после аукциона, на котором победили Американские Соединенные Штаты, новая Компания обратилась за сбором средств к капиталистам Нового и Старого Света.