Плавучий остров. Вверх дном

ГЛАВА ПЯТАЯ
Табу на Тангатабу

— Значит, — сказал Ивернес, — мы сделаем остановки на главных островах группы Тонга?

— Да, мой любезный и добрый друг! — отвечает Калистус Мэнбар. — Вы будете иметь возможность познакомиться с этим архипелагом, который вы вправе называть еще архипелагом Хаапай, а также архипелагом Дружбы, как назвал его капитан Кук в благодарность за оказанный ему хороший прием.

— Надеюсь, здесь к нам отнесутся лучше, чем на островах Кука? — спрашивает Пэншина.

— Весьма вероятно.

— А что, мы побываем на всех островах этой группы? — интересуется Фрасколен.

— Конечно, нет, ведь их насчитывается не менее ста пятидесяти.

— А потом?

— Потом мы пойдем на Фиджи, далее на Новые Гебриды, а затем, доставив малайцев домой, вернемся в бухту Магдалены, где и закончится наше плавание.

— Будет ли Стандарт-Айленд останавливаться на островах Тонга? — продолжает допытываться Фрасколен.

— Только на Вавау и Тонгатабу, — отвечает господин директор, — но и там вы не встретите таких дикарей, о каких мечтает наш дорогой Пэншина.

— Ничего не поделаешь, их нигде не найти, даже в западной части Тихого океана! — вздыхает «Его высочество».

— Вы ошибаетесь… Они имеются, и в довольно большом количестве, в районе Новых Гебрид и Соломоновых островов. Но на Тонга подданные здешнего короля Георга Первого более или менее цивилизованы, и — добавлю я — подданные женского пола просто очаровательны. Но я не советовал бы вам выбирать себе жену среди этих пленительных тонганок.

— А по какой причине?

— Потому что, говорят, браки между иностранцами и туземцами не бывают счастливыми. Обычно между ними обнаруживается несходство характеров.

— Вот беда! — восклицает Пэншина. — А старый хитрец Цорн собирался жениться на острове Тонгатабу!

— Я? — возмущается виолончелист, пожимая плечами. — Ни на Тонгатабу, ни в каком ином месте, так и знай, бездельник!

— Наш глава — поистине мудрец, — отвечает Пэншина. — Видите ли, дорогой мой Калистус, — впрочем, вы мне так симпатичны, что я хотел бы называть вас Эв-калистус…23

— Пожалуйста, Пэншина!

— Так вот, дорогой Эвкалистус, пропиликав на скрипке целых сорок лет, можно стать философом, а философия учит нас, что единственный способ достичь счастья в женитьбе, это — не жениться.

Утром 6 января на горизонте появляются высоты Вавау, самого значительного из северных островов архипелага. По своей вулканической структуре эта группа сильно отличается от двух других — Хаапай и Тонгатабу. Все три группы расположены между 17 и 22o южной широты и 176 и 178o западной долготы и занимают площадь в две тысячи пятьсот квадратных километров. На всех ста пятидесяти островах насчитывается шестьдесят тысяч жителей.

В этих местах плавали корабли Тасмана в 1643 году и корабли Кука в 1773-м, во время его второго путешествия по Тихому океану в поисках новых земель. Гражданская война, начавшаяся после свержения династии Финаре-Финаре и основания федеративного государства в 1797 году, сильно сократила население архипелага. Затем на островах появились миссионеры методистского толка и установили там господство этой честолюбивой секты англиканской церкви.

В настоящее время архипелагом правит король под протекторатом Англии до тех пор, пока… Многоточие здесь намекает на то будущее, которое слишком часто приносит своим заморским подопечным британское «покровительство».

Не легкое дело пройти по лабиринту узких проливов между обсаженных кокосовыми пальмами островков и островов, но иначе не добраться до Ну-Офа, столицы архипелага Вавау.

Вавау — острова вулканические и, как таковые, подвержены землетрясениям. Местные строители не забывают об этом и умеют воздвигать жилища без единого гвоздя. Стены плетут из тростника с брусьями из кокосовой пальмы; на столбах или цельных стволах той же пальмы покоится овальной формы крыша. Все вместе производит впечатление свежести и чистоты. Архитектура привлекает особенное внимание наших артистов, которые не сходят с батареи Волнореза, пока Стандарт-Айленд плывет по проливам, окаймленным канакскими деревушками. Там и сям виднеется несколько домов европейского типа, над которыми развеваются флаги Германии и Англии.

Но если данная часть архипелага вулканического происхождения, то все же мощное извержение шлака и пепла, обрушившееся на эти места, нельзя приписывать одному из островных вулканов. Тонганцы даже не были погружены в двухсуточный мрак, ибо западные бризы отнесли тучу изверженного вещества к противоположному горизонту. Весьма вероятно, что извергший их кратер находится на каком-либо одиноко расположенном острове в восточном направлении, если это не вновь возникший вулкан между островами Самоа и Тонга.

Стоянка Стандарт-Айленда у Вавау продолжалась всего дней восемь. Этот остров стоит посетить, несмотря на то, что несколько лет назад он был опустошен ужасающим циклоном, разрушившим церквушку французских маристов и несколько туземных хижин. Тем не менее общий вид острова и сейчас весьма привлекателен. Многочисленные селения окружены апельсиновыми рощами, плодородными равнинами, плантациями сахарного тростника, зарослями бананов, шелковичных, хлебных и сандаловых деревьев.

Из домашних животных — одни только свиньи и куры. Из птиц — только огромное множество голубей да яркие и болтливые попугаи. Из пресмыкающихся — несколько видов безобидных змей и красивые зеленые ящерицы, которых можно принять за опавшие с деревьев листья.

Калистус. Мэнбар не преувеличил, говоря о красоте туземцев, близких по типу к прочим своим собратьям малайской расы, населяющей различные архипелаги центральной части Тихого океана. Мужчины поистине великолепны. Они высокого роста, полноваты, но хорошо сложены, с благородной осанкой и гордым взглядом; цвет кожи разнообразных оттенков — от темно-бронзового до оливкового. Женщины грациозны и стройны, с такими тонкими и маленькими руками и ногами, что немки и англичанки из европейской колонии, глядя на них, наверное постоянно впадают в грех зависти. Впрочем, туземки занимаются только плетением циновок, корзин да тканьем материй, похожих на те, которые вырабатываются на Таити, и от этого рукоделья пальцы их не теряют изящной формы. Кроме того, красота тонганцев не скрыта под европейским платьем: ни отвратительные брюки, ни нелепые платья с волочащимся подолом еще не вошли в моду на этих островах. Мужчины носят только передник или набедренную повязку, женщины — одновременно скромные и кокетливые — карако24 и короткую юбку, украшенную бахромой из высушенной древесной коры. Представители обоих полов чрезвычайно заботятся о своей прическе, причем у девушек волосы подняты надо лбом и закреплены вместо гребня сеткой, сплетенной из кокосовых волокон.

Тем не менее все эти преимущества не могут поколебать предубеждения у строптивого Себастьена Цорна. На Вавау, на Тонгатабу он так же мало склонен к женитьбе, как и в любой другой стране подлунного мира.

И для него и для его товарищей побывать на берегу — всегда большое удовольствие. Конечно, Стандарт-Айленд им нравится, но в конце концов походить немного по настоящей твердой земле тоже приятно. Настоящие горы, настоящие поля, настоящие потоки — их не сравнить с поддельными реками и искусственными морскими побережьями. Нужно быть каким-нибудь Калистусом Мэнбаром, чтобы предпочитать «жемчужину Тихого океана» живым творениям природы.

Хотя Вавау не является обычной резиденцией тонганского короля Георга I, у него имеется в Ну-Офа дворец, или, вернее сказать, красивый коттедж, в котором он временами живет. Но настоящий дворец короля и учреждения английских резидентов находятся на Тонгатабу.

Здесь, почти у пределов тропика Козерога, Стандарт-Айленд сделает последнюю стоянку; это будет крайняя точка Южного полушария, достигнутая им в это плаванье.

Покинув Вавау, миллиардцы наслаждались в течение двух дней самыми разнообразными впечатлениями. Один остров теряется из виду, и тотчас же перед глазами появляется другой. Все они — вулканические по структуре и возникли благодаря действию подземных сил. В этом отношении северная группа не отличается от центральной. Гидрографические карты этих мест, составленные с большой точностью, позволяют коммодору Симкоо безопасно проникать в лабиринт проливов между Хаапай и Тонгатабу. Впрочем, лоцмана, если бы он понадобился, найти нетрудно. Вдоль островов шныряет много судов, — это или шхуны каботажного плаванья под германским флагом, или торговые корабли, которые вывозят хлопок, копру, кофе, маис — главные продукты архипелага. Не только лоцманы с готовностью явились бы по вызову Этеля Симкоо, но также экипажи туземных двойных пирог с балансиром, соединенных между собой мостком и принимающих до двухсот человек. Да, по первому зову явились бы сотни туземцев! Какой огромный заработок, если плату за лоцманскую проводку исчислять по тоннажу Стандарт-Айленда! Двести пятьдесят девять миллионов тонн! Но коммодор Симкоо, который хорошо знает эти места, не нуждается в услугах лоцмана. Он доверяет только себе самому и рассчитывает на знание своих офицеров, с абсолютной точностью выполняющих его распоряжения.

Тонгатабу был замечен утром 9 января, когда Стандарт-Айленд находился от него в трех-четырех милях. Остров этот очень низменный, он возник не в результате действия тектонических сил, как многие другие острова, которые застыли неподвижно, внезапно выскочив со дна морского на поверхность океана, чтобы вздохнуть полной грудью. Его медленно строили инфузории, нагромождая один над другим коралловые этажи.

И какая это работа! Окружность — сто километров, площадь — от семисот до восьмисот квадратных километров; и на ней проживает двадцать тысяч человек!

Коммодор Симкоо останавливается в виду порта Маофуга. Тотчас же налаживается связь между острогом неподвижным и островом плавучим. Но разница между этим архипелагом и островами Общества, Маркизскими и Помогу велика. Здесь преобладает английское влияние, и, подчиняясь ему, король Георг I не торопится оказать особенно любезный прием жителям Миллиард-Сити, американцам по происхождению.

В Маофуге квартет нашел небольшую французскую колонию. Там — резиденция епископа Океании, которого, впрочем, не было дома, — он как раз совершал объезд островов. Там — здание католической миссии, дом, где живут монахи, школы для мальчиков и для девочек. Нужно ли говорить, что соотечественники сердечно встретили наших парижан? Настоятель миссии предложил всем четверым свое гостеприимство, поэтому им не понадобилось останавливаться в «Доме для приезжих». Что до прогулок, то друзья намерены посетить только два пункта — Нукуалофу, столицу короля Георга, и селение Муа, где все четыреста жителей — католики.

Когда Тасман открыл Тонгатабу, он дал ему название Амстердам, которое меньше всего оправдали бы здешние хижины из листьев пандануса и кокосового волокна. Правда, сейчас тут уже достаточно построек европейского типа, и все-таки туземное название куда больше подходит этому острову.

Порт Маофуга расположен на северном берегу. Если бы Стандарт-Айленд избрал себе стоянку в нескольких милях к западу, взглядам его обитателей открылась бы Нукуалофа, королевские сады и королевский дворец. Если бы, наоборот, коммодор Симкоо взял несколько восточное, он обнаружил бы бухту, которая довольно глубоко врезается в побережье и в самом конце которой находится селение Муа. Но сделать это было нельзя, так как плавучий остров рисковал сесть на мель среди сотен островков, пройти между которыми могут только суда незначительного тоннажа. Поэтому плавучему острову на все время стоянки приходится оставаться перед Маофугой.

Посещая порт, мало кто из миллиардцев выражает желание проникнуть в глубь этого очаровательного острова, вполне заслуживающего похвал, которые расточал ему Элизе Реклю. Правда, зной здесь необычайно силен, атмосфера насыщена грозовым электричеством, и часто проносятся ужасные ливни, которые могут сразу охладить пыл экскурсантов. Надо быть совершенно помешанным на туризме, чтобы разгуливать по этой стране. Тем не менее именно так и поступают Фрасколен, Ивернес и Пэншина, и только виолончелиста невозможно заставить покинуть удобную комнату в казино раньше вечера, когда с моря дует прохладный ветерок.

Даже сам господин директор не решается сопровождать трех безумцев.

— Я же просто растаю в дороге! — оправдывается он.

— Ну так мы принесем вас обратно в бутылке! — отвечает «Его высочество».

Хотя эта перспектива весьма заманчива, Калистус Мэнбар предпочитает оставаться в твердом состоянии.

К большому счастью для миллиардцев, солнце уже в течение трех недель передвигается к Северному полушарию, и Стандарт-Айленд сумеет держаться на должном расстоянии от этой пылающей печи, дабы сохранить у себя нормальную температуру.

На рассвете следующего дня трое друзей покидают Маофугу и направляются к столице острова. Погода, разумеется, жаркая; но жара эта вполне переносима под сенью кокосовых пальм, свечных деревьев и кока,25 черные и красные ягоды которого похожи на гроздья сверкающих драгоценных камней.

Около полудня показывается столица во всем своем цветущем великолепии — выражение, которому в данное время года нельзя отказать в справедливости. Дворец короля словно выступает из гигантского букета. Бросается в глаза разительный контраст между хижинами туземцев, утопающими в цветах, и строениями, по виду весьма британскими, например, теми, что принадлежат протестантским миссионерам. Впрочем, методистские пасторы имеют здесь большое влияние, и тонганцы, перебив предварительно изрядное количество своих пастырей, в конце концов приняли их вероучение. Но следует заметить, что туземцы не совсем отказались от обычаев, связанных с их канакскими языческими верованиями. Для них верховный жрец выше короля. В их странных космогонических воззрениях важную роль играют добрые и злые духи. Христианству не так-то легко будет искоренить табу, которое по-прежнему в чести, и в случае его нарушения дело не обходится без искупительных церемоний, когда приносят иной раз даже человеческие жертвы.

Основываясь на сообщениях исследователей — особенно г-на Эйли Марена, путешествовавшего там в 1882 году, — следует отметить, что Нукуалофа — центр лишь наполовину цивилизованный.

Фрасколен, Ивернес и Пэншина решили не припадать к стопам короля Георга. Это выражение следует понимать отнюдь не метафизически, ибо обычай требует целования ног монарха. И наши парижане радуются своему решению, когда на площади Нукуалофы они замечают «туи» (так зовется его величество), одетого в какую-то белую рубашку и коротенькую юбку из местной ткани. Целование ног, без сомнения, осталось бы одним из самых неприятных воспоминаний об их путешествии…

— Как видно, — говорит Пэншина, — в этой стране мало рек и ручьев.

И действительно, Тонгатабу, Вавау и другие острова архипелага не имеют ни одного ручья, ни одной лагуны. Природа предоставляет туземцам только дождевую воду; ее собирают в водоемы, и подданные Георга I расходуют эту воду так же скупо, как и их властитель.

Трое туристов, до крайности утомленные, вернулись в тот же день в порт Маофуга и с величайшим удовольствием водворились на своей квартире в казино.

Недоверчивого Себастьена Цорна они уверяют, что прогулка была очень интересна. Но поэтические излияния Ивернеса не в состояния убедить виолончелиста сопровождать их завтра в селение Муа.

Путешествие это должно быть и довольно долгим и очень утомительным. Утомления легко было бы избежать, воспользовавшись электрической шлюпкой, которую Сайрес Бикерстаф охотно предоставил бы в распоряжение экскурсантов. Но исследовать внутренние области этой любопытной страны — тоже перспектива заманчивая, и потому туристы отправились пешком в бухту Муа, идя вдоль кораллового побережья, окаймленного цепью островков, на которых словно назначили себе свидание все кокосовые пальмы Океании.

Добраться до Муа удалось лишь во вторую половину дня. Значит, придется тут заночевать. Для французов нашлось самое подходящее место — дом католических миссионеров. Настоятель встречает соотечественников с трогательным радушием, напомнившим путникам прием у маристов Самоа. Они провели приятнейший вечер в интересной беседе, причем о Франции говорилось больше, чем о тонганской колонии. Монахи скучали по своей далекой родине. Правда, говорили они, тоска по родной земле смягчается успехами, которых они достигли на этих островах. Утешением для них служит то, что они пользуются уважением всех, кого им удалось обратить в католическую веру и вырвать из-под влияния англиканских пасторов. Методистов это настолько обеспокоило, что им пришлось основать миссионерский пункт в селении Муа, дабы обеспечить возможность успешной пропаганды уэслианства.

Настоятель не без гордости показывает гостям учреждения миссии — дом, безвозмездно построенный туземцами Муа, и красивую церковь, воздвигнутую архитекторами из тонганцев, которые работали не хуже своих французских собратьев.

Вечером — прогулка в окрестностях селения к древнему кладбищу Туи-Тонга, где надмогильные сооружения из сланца и коралла выполнены с восхитительным, хотя и примитивным искусством. Друзья посетили даже старинные насаждения — целую рощу из меа и баньянов, или гигантских смоковниц, с переплетающимися змеевидными корнями: в окружности такое разросшееся дерево бывает больше шестидесяти метров. Фрасколен произвел измерение, а затем, записав цифру в свою книжку, попросил настоятеля заверить ее. Попробуйте-ка после этого усомниться в существовании подобного растительного феномена!

Затем — хороший ужин и отлично проведенная ночь в лучших комнатах миссии. На другой день — превосходный завтрак, сердечное прощание с миссионерами и возвращение на Стандарт-Айленд как раз тогда, когда часы на башне ратуши бьют пять. На этот раз троим экскурсантам не пришлось прибегать к метафорическим преувеличениям, убеждая Себастьена Цорна, что эта прогулка навсегда останется в их памяти.

Наутро к Сайресу Бикерстафу явился капитан Сароль, и вот по какому поводу.

Некоторое количество малайцев — около ста человек — было завербовано на Новых Гебридах и привезено на Тонгатабу для распахивания целины на землях миссионеров. Вербовка эта была необходима ввиду полнейшей беспечности, скажем даже врожденной лености, тонганцев, живущих только сегодняшним днем. Работа эта недавно закончилась, и малайцы ждали только случая вернуться на свои родные острова. Не разрешит ли им губернатор совершить этот переезд на Стандарт-Айленде? Об этом и пришел хлопотать капитан Сароль. Через пять-шесть недель плавучий остров прибудет к Эроманга, и перевозка этих туземцев не слишком обременит муниципальный бюджет. Было бы невеликодушно отказать этим славным парням в такой пустяковой услуге. И губернатор дает свое разрешение, за что получает изъявления благодарности со стороны капитана Сароля, а также миссионеров Тонгатабу, для которых эти малайцы были завербованы.

Кто бы мог заподозрить, что капитан Сароль подбирает таким образом сообщников, что эти новогебридцы окажут ему помощь, когда придет время, и что он мог только радоваться, найдя их в Тонгатабу и водворив на Стандарт-Айленде?

Это последний день, который миллиардцы должны провести среди островов архипелага, ибо отплытие назначено на завтра.

Днем они могут еще присутствовать на одном из тех полугражданских, полурелигиозных празднеств, в которых с таким жаром участвуют туземцы.

Программа праздников, до которых тонганцы такие же охотники, как и их соплеменники на островах Самоа или на Маркизских, состоит из всевозможных плясок. Такого рода зрелища вызывают в наших парижанах величайшее любопытство, и вот, около трех часов дня, они съезжают на берег.

Сопровождает их господин директор, и на этот раз к ним пожелал примкнуть также и Атаназ Доремюс. Для учителя грации и хороших манер подобная церемония — дело самое подходящее. Себастьен Цорн тоже решился сопутствовать своим товарищам. Но его, конечно, больше интересует тонганская музыка, чем хореографические забавы населения.

Когда туристы явились на площадь, праздник был уже в полном разгаре. Тыквенные бутылки с соком кавы, добытым из корней перечного дерева, передаются по кругу. Напиток этот поглощают сотни плясунов — мужчины и женщины, юноши и девушки; у последних волосы кокетливо распущены по плечам: в таком виде девушки ходят до замужества.

Оркестр самый простой: флейта, издающая гнусавые звуки и именуемая фангу-фангу, и с дюжину нафа, то есть барабанов, в которые бьют по два раза с промежутками, и даже в такт, как подметил Пэншина.

Понятно, что благовоспитанный Атаназ Доремюс не может скрыть своего полнейшего презрения к танцам, совсем не похожим на кадрили, польки, мазурки и вальсы французской школы. Он без всякого стеснения пожимает плечами, в противоположность Ивернесу, которому эти пляски представляются в высшей степени своеобразными.

Это прежде всего танцы, которые исполняются сидя и состоят только из тех или иных поворотов верхней части тела, пантомимных жестов, раскачиваний туловища в такт музыкальному ритму, медленному и грустному, производящему на слушателя необычайное впечатление.

После такого раскачивания следуют пляски, которые исполняют уже стоя: тонганцы и тонганки вкладывают в них весь пыл своего темперамента, то сопровождая танец плавными движениями рук, то воспроизводя движениями ярость воина, стремящегося по тропам войны.

Члены квартета наблюдают это зрелище, как артисты, задавая себе вопрос: до чего дошли бы эти туземцы, если бы их возбуждала завлекательная музыка парижских балов?

И тут Пэншина — только ему и могла прийти в голову подобная мысль — предлагает своим товарищам послать в казино за инструментами и угостить танцовщиков и танцовщиц самыми бешеными и бравурными плясовыми мелодиями из репертуара Лакока, Одрана, Оффенбаха.

Предложение принято, и Калистус Мэнбар не сомневается, что впечатление будет огромное. Через полчаса инструменты доставлены, и бал тотчас же начинается.

С чрезвычайным изумлением, но и с не меньшим восторгом внимают туземцы звукам виолончели и скрипок, по которым так и летают смычки, наполняя воздух ультрафранцузской музыкой.

Представьте себе, они, эти туземцы, оказываются весьма чувствительны к музыкальным впечатлениям. Ведь давно уже доказано, что характерные танцы парижских народных балов возникают инстинктивно, что им научаются без всяких преподавателей, хотя Атаназ Доремюс и думает иначе. Тонганцы и тонганки соревнуются в прыжках, плавных покачиваниях, быстрых поворотах. И вот Себастьен Цорн, Ивернес, Фрасколен и Пэншина переходят к бесовским ритмам «Орфея в аду».26

Тут уж сам господин директор не в силах устоять на месте и присоединяется к неистовой кадрили, исполняемой одними кавалерами, а учитель грации и хороших манер закрывает лицо руками, чтобы не видеть подобного неприличия. В самый разгар этой какофонии, ибо сюда примешиваются также гнусавые флейты и звонкие барабаны, исступление танцоров достигает крайних пределов, и неизвестно, до чего бы оно еще дошло, не случись тут события, положившего конец этой адской хореографии.

Один тонганец, высокий и сильный детина, восхищенный звуками, извлекаемыми виолончелистом из своего инструмента, бросается на виолончель, вырывает ее из рук музыканта и убегает с криком:

— Табу!.. Табу!..

Виолончель стала табу! К ней нельзя прикоснуться, не совершая святотатства! Жрецы, король Георг, вельможи его двора, все население острова восстали бы против нарушения священного обычая…

Но Себастьен Цорн знать ничего не желает. Он очень дорожит своей виолончелью, шедевром Гана и Бенарделя. И он летит по следам похитителя. Тотчас же за ним устремляются его товарищи. В дело вмешиваются туземцы. И все мчатся друг за другом.

Но тонганец бежит так быстро, что настичь его нет никакой возможности. Не прошло и трех минут, как он уже далеко…

Себастьен Цорн и другие, совершенно обессилев, возвращаются к Калистусу Мэнбару, который сам еле переводит дух. Сказать, что виолончелист находится в состоянии неописуемой ярости, было бы недостаточно. Он задыхается, на губах у него пена! Табу или не табу, но он требует возвращения инструмента! Пусть Стандарт-Айленд объявит войну всему Тонгатабу, — разве не бывало войн, возникавших по менее важному поводу?

К великому счастью, власти острова вмешались в дело. Через час туземца удалось схватить, и его заставили принести инструмент обратно. Правда, это удалось нелегко. И могло бы случиться, что ультиматум губернатора Сайреса Бикерстафа возбудил бы в связи с вопросом о табу религиозные страсти целого архипелага.

Впрочем, снятие табу было произведено с соблюдением всех правил церемониала, предусмотренного для подобных случаев. Согласно обычаю, зарезали немало свиней, положили их в яму, наполненную раскаленными камнями, зажарили вместе с бататами, таро и плодами макоре и, наконец, съели к великому удовольствию тонганских обитателей.

Что касается виолончели, то в суматохе она немного расстроилась, но Себастьен Цорн снова настроил ее, предварительно удостоверившись, что все ее качества сохранились, несмотря на произнесенные над нею туземные заклинания.