Плавучий остров. Вверх дном

ГЛАВА ВТОРАЯ
От острова к острову

Если горизонт Стандарт-Айленда как будто прояснился, с тех пор как отношения между правобортными и левобортными жителями стали менее натянутыми, если этим улучшением обе стороны обязаны чувству, которое испытывают друг к другу Уолтер Танкердон и мисс Ди, и если, наконец, губернатор и директор управления искусств имеют основания надеяться, что грядущий день не будет омрачен внутренними распрями, то тем не менее само существование «жемчужины Тихого океана» находится под угрозой и едва ли ей удастся избежать давно подготовленной катастрофы. Чем дальше на запад, тем ближе она к месту своей гибели; и виновник преступного замысла против плавучего острова не кто иной, как капитан Сароль.

В самом деле, вовсе не случайные обстоятельства привели малайцев на Сандвичевы острова. Кэч остановился в Гонолулу только для того, чтобы дождаться обычного прихода Стандарт-Айленда. Последовать за ним после его отплытия, держаться поблизости от него, не вызывая подозрений, и раз нет возможности стать его пассажирами, то попасть на него вместе со всей командой в качестве потерпевших крушение, а затем, под предлогом возвращения на родину, направить плавучий остров к Новым Гебридам, — таково было намерение капитана Сароля.

Читатель уже знает, как была осуществлена первая половина этого плана. Столкновение, жертвой которого якобы стал кэч, было вымышлено. Никакой корабль не налетал на него у линии экватора. Малайцы сами пробили свое судно, да так ловко, что оно могло еще держаться на воде до тех пор, пока им не подали помощи, о которой они просили пушечным выстрелом. Когда же спасательная шлюпка из Штирборт-Харбора была уже совсем близко, они открыли у кэча пробоину. Версия о столкновении оказывалась таким образом правдоподобной, и никто не мог усомниться в праве моряков, чье судно только что затонуло, считаться потерпевшими кораблекрушение: им, разумеется, следовало предоставить убежище на острове.

Правда, могло случиться, что губернатор не пожелал бы оставить их на Стандарт-Айленде. Могло случиться, что по правилам, действующим на плавучем острове, иностранцам не позволено будет на нем проживать. Могло случиться, что их решили бы высадить на ближайшем архипелаге… Приходилось идти на риск, и капитан Сароль на него пошел. Но в виду благожелательного ответа Компании решено было оставить малайцев с потонувшего кэча на Стандарт-Айленде и высадить их на Новых Гебридах.

Так и вышло. Вот уже четыре месяца капитан Сароль и его десять малайцев совершенно свободно живут на плавучем острове. Они имели возможность обследовать его из конца в конец, проникнуть во все его тайны, — и они это сделали наидобросовестнейшим образом. Все идет так, как им нужно. Правда, в тот момент, когда возникли опасения, что совет именитых граждан изменит маршрут, их тревога едва не вызвала подозрений! Но, к счастью для них, маршрут остался прежним. Минует еще три месяца, Стандарт-Айленд подойдет к Новым Гебридам, и там случится катастрофа, перед которой померкнут все бедствия, когда-либо происходившие на море.

Архипелаг Новых Гебрид очень опасен для мореплавателей не только из-за рифов, которыми усеяны подступы к нему, не только из-за стремительных течений, распространенных в его водах, но также из-за свирепых нравов части его населения. Со времени, когда Кирос открыл его в 1706 году, после того как Бугенвиль обследовал его в 1768 году, а Кук — в 1773-м, архипелаг неоднократно являлся ареной чудовищной резни, и, пожалуй, его дурная слава вполне оправдывает опасения Себастьена Цорна насчет исхода плавания Стандарт-Айленда. Канаки, папуасы, малайцы смешались на Новых Гебридах с черными австралийцами; население отличается коварством, вероломством и не поддается цивилизации. Некоторые острова этой группы — настоящие разбойничьи логова, их население промышляет одними пиратскими набегами.

Капитан Сароль, по происхождению малаец, принадлежит к разряду морских разбойников, которые торгуют неграми, возят сандаловое дерево, охотятся на китов и, по замечанию военно-морского врача Агона, побывавшего на Новых Гебридах, являются настоящей язвой этих мест. Смелый, предприимчивый, привыкший плавать у самых подозрительных островов, очень сведущий в своем ремесле и неоднократно возглавлявший различные кровавые предприятия, Сароль уже не новичок в своем деле и благодаря таким подвигам приобрел известность в морях западной части Тихого океана.

И вот несколько месяцев тому назад капитан Сароль и его товарищи в сообщничестве с кровожадным населением Эроманга, одного из Ново-Гебридских островов, подготовили такую штуку, которая в случае удачи позволит им жить припеваючи в обличье честных людей всюду, где им захочется. Они прослышали о самоходном острове, — ведь он уже с прошлого года плавает между тропиками. Они знают, какие несметные богатства скопились в его богатейшей столице. Но так как остров не собирается забираться далеко на запад, его надо как-нибудь завлечь поближе к дикому Эроманга, где ему уже уготована гибель.

С другой стороны, хотя новогебридцы и рассчитывают на подмогу со стороны туземцев близлежащих островов, они вынуждены помнить о своей малочисленности по сравнению с населением Стандарт-Айленда, а также о тех средствах защиты, которыми остров располагает. Поэтому не может быть и речи о том, чтобы напасть на него в море, как на простое торговое судно, или о том, чтобы взять его на абордаж с помощью целой флотилии пирог. Малайцы сумели, не вызывая подозрений, использовать гуманное к ним отношение, и вот Стандарт-Айленд подойдет к Эроманга… Остановится в нескольких кабельтовых… Внезапно и неожиданно на нем появятся тысячи туземцев… Они посадят его на рифы, он разобьется… станет ареной грабежа и резни… И правда, этот ужасный замысел имеет шансы на успех. Вот чем капитан Сароль и его банда решили заплатить за гостеприимство, оказанное миллиардцами, — теперь Стандарт-Айленд обречен на гибель и неотвратимо приближается к ней.

Девятого декабря коммодор Симкоо достигает сто семьдесят первого меридиана в точке его пересечения с пятнадцатой параллелью. Между этим меридианом и сто семьдесят пятым находится архипелаг Самоа, где Бугенвиль побывал в 1768 году, Лаперуз в 1787-м и Эдварде в 1791-м.

Первым запеленгован на северо-западе остров Роз — необитаемый и не заслуживающий посещения.

Через два дня показывается остров Мануа. Его высшая точка поднимается на семьсот шестьдесят метров над уровнем моря. Хотя на нем имеется около двух тысяч жителей, это далеко не самый примечательный из островов архипелага, и губернатор не дает приказа делать здесь стоянку. Лучше остановиться недели на две у острова Тутуила, Уполу, Савайи — самых красивых в этой группе, которая в целом прекраснее многих других. Однако в морской летописи Мануа все же пользуется известностью. Здесь погибли некоторые из спутников Кука на берегу глубокой бухты, за которой сохранилось слишком справедливое название «бухты Убийства».

Более двадцати миль отделяет Мануа от соседнего острова Тутуила. Стандарт-Айленд подходит к нему в ночь с 14 на 15 декабря. В тот же вечер члены квартета, прогуливаясь у батареи Волнореза, «учуяли» эту Тутуилу, хотя она находилась еще на расстоянии нескольких миль, — воздух был насыщен самыми сладостными ароматами.

— Да это же не остров, — восклицает Пэншина, — это магазин Пивэ… это фабрика Любена… это модная парфюмерная лавка!

— Если «Твое высочество» не возражает, — замечает Ивернес, — я предпочел бы, чтобы ты сравнил его с кадильницей, источающей благовонные курения…

— Ладно, пусть будет кадильница! — соглашается Пэншина, не желая нарушать поэтические грезы своего товарища.

И правда, легкий ветерок проносит над гладью этих изумительных вод потоки благоуханных испарений. Это всепроникающий запах растения, которое туземцы называют муссоои.

С восходом солнца Стандарт-Айленд проходит вдоль северного берега Тутуилы, в шести кабельтовых от острова. Остров похож на корзину с зеленью и цветами; вернее — это многоярусное нагромождение рощ и лесов, доходящих до самых вершин, главная из которых превышает тысячу семьсот метров. До него на пути Стандарт-Айленда попались еще несколько островков, между прочим — Аунуу. В море вышли сотни изящных пирог, в которых сидят сильные полунагие туземцы; они взмахивают веслами в такт своей самоанской песне и словно спешат составить Стандарт-Айленду почетный эскорт. Не менее пятидесяти — шестидесяти гребцов — без преувеличения! — вмещает каждая из этих лодок, таких прочных, что они могут выходить в открытое море. Теперь наши парижане понимают, почему первые европейцы дали этим островам наименование архипелага Мореплавателей. Его настоящее географическое название — Хамоа, или, чаще, — Самоа.

Савайн, Уполу, Тутуила, лежащие один за другим по направлению с северо-запада на юго-восток, и Олосега, Офу, Мануа — на юго-востоке, — таковы главные острова этого вулканического по происхождению архипелага. Общая поверхность его — две тысячи восемьсот квадратных километров, население — тридцать пять тысяч шестьсот жителей. Приходится, таким образом, наполовину урезать цифры, указанные первыми исследователями.

Заметим, что на любом из этих островов климатические условия такие же благоприятные, как и на Стандарт-Айленде. Температура колеблется в пределах от двадцати шести до тридцати четырех градусов. Самые холодные месяца — июль и август, а февраль — самый жаркий. Но с декабря по апрель самоанцев буквально затопляют обильные дожди, и на это же время приходятся шквалы и бури, часто вызывающие различные бедствия.

Торговля сосредоточена главным образом в руках англичан, затем идут американцы и, наконец, немцы. Острова вывозят некоторые сельскохозяйственные продукты, хлопок, которого выращивают с каждым годом все больше и больше, и копру.

К основному населению, по происхождению малайско-полинезийскому, примешивается лишь около трехсот белых и несколько тысяч рабочих, завербованных на различных островах Меланезии. Около 1830 года миссионеры обратили в христианство самоанцев, которые, однако, сохранили кое-какие из своих древних религиозных обрядов. Благодаря влиянию немцев и англичан большая часть туземцев — протестанты. Тем не менее и у католичества есть несколько тысяч последователей, причем миссионеры-католики, противодействуя англосаксонскому духовенству, стараются, елико возможно, увеличить их количество.

Стандарт-Айленд остановился около южной части острова Тутуила у входа в бухту Паго-Паго. Это и есть главный порт острова, а столица его, Леоне, находится вдали от берега. На сей раз между губернатором Сайресом Бикерстафом и самоанскими властями не возникло никаких недоразумений. Свободный доступ на остров разрешен. Король архипелага, а также английское, американское и немецкое представительства находятся не на Тутуиле, а на Уполу. Поэтому никаких официальных приемов не происходило. Несколько самоанцев воспользовались предоставленной им возможностью посетить Миллиард-Сити и его «окрестности». В свою очередь миллиардцы получили заверения, что самоанцы окажут им добрый и сердечный прием.

Порт расположен в глубине бухты. Он прекрасно защищен от морских ветров, доступ в него легкий. Там часто останавливаются военные корабли.

Не приходится удивляться, что в числе первых высадились на берег Себастьен Цорн, его товарищи и присоединившийся к ним Калистус Мэнбар, который, как всегда, был в отличном настроении и болтал без умолку. Он узнал, что три или четыре знатные семейства устраивают экскурсию в Леоне, в экипажах, запряженных новозеландскими лошадьми. Поскольку среди участников ее будут и Коверли и Танкердоны, прогулка может повести к дальнейшему сближению между Уолтером и мисс Ди, чему господин директор был бы весьма рад.

Прогуливаясь с членами квартета, он беседует с ними об этом великом событии весьма оживленно и по своему обыкновению дает волю фантазии.

— Друзья мои, — повторяет он, — все точь-в-точь как в музыкальной комедии… Неожиданное происшествие приведет к счастливой развязке… Вдруг лошади понесут… Карета опрокинется…

— Нападут разбойники… — говорит Ивернес.

— Произойдет поголовная резня экскурсантов!.. — добавляет Пэншина.

— Что ж, вполне может статься! — произносит виолончелист ворчливо-похоронным голосом, напоминающим мрачные звуки, которые издает четвертая струна его инструмента.

— Нет, друзья мои, нет! — восклицает Калистус Мэнбар. — Зачем же резня!.. Не нужно!.. Обойдемся каким-нибудь происшествием, во время которого Уолтер Танкердон имел бы счастье спасти жизнь мисс Ди Коверли.

— И все это под аккомпанемент музыки Буальдье или Обера! — говорит Пэншина, делая рукой такое движение, словно он крутит ручку шарманки.

— А вы, господин Мэнбар, — спрашивает Фрасколен, — все еще желаете этого брака?

— Желаю ли, дорогой Фрасколен? Я мечтаю о нем и днем и ночью!.. У меня портится настроение!.. (По правде сказать, этого не видно.) Я худею… (Этого тоже не заметно.) Я умру, если брак не состоится!

— Он состоится, господин директор! — возглашает Ивернес, придавая своему голосу пророческую интонацию. — Бог не допустит смерти вашего превосходительства.

— Бог просто проиграл бы от моей смерти! — заключает Калистус Мэнбар.

И они направляются в туземный кабачок, где выпивают за здоровье будущих супругов несколько стаканов кокосового сока, заедая его превосходными бананами.

Для наших парижан смотреть на самоанских жителей, которых они видят на улицах Паго-Паго и в рощах, окружающих порт, — истинное удовольствие. Мужчины выше среднего роста, с желтовато-коричневой кожей, круглой головой, мощной грудью, мускулистыми руками и ногами, приветливым и веселым выражением лица. Пожалуй, на руках, на туловище, даже на бедрах, едва прикрытых чем-то вроде юбки из травы или листьев, слишком уж много татуировки. Их черные волосы, приглаженные или завитые, в зависимости от вкуса туземных щеголей, и густо намазанные белой известью, выглядят париком.

— Дикари в стиле Людовика Пятнадцатого! — замечает Пэншина. — Вполне могли бы красоваться на малых утренних приемах в Версале, им не хватает только камзола, шпаги, коротких панталон, чулок и башмаков с красными каблуками, шляпы с перьями и табакерки!

Что касается самоанок, женщин или девушек, то, одетые столь же скудно, как и мужчины, с татуированными руками и грудью, с венками из гардений на голове, с ожерельем из красного гибискуса на шее, они — во всяком случае молодые — оправдывают восхищение, которым переполнены рассказы первых мореплавателей. Впрочем, держатся они очень скромно, с милой, чуть наигранной стыдливостью, и вызывают восторг музыкантов, когда с улыбкой произносят своим нежным, мелодичным голосом «калофа!» — то есть «здравствуйте».

На следующий день наши туристы решили совершить прогулку или, вернее, паломничество, которое дало им возможность пересечь из конца в конец весь остров. В туземном экипаже проехали они на противоположный его берег, в бухту Франса, чье название вызывает в памяти Францию. Там в 1884 году воздвигнут был монумент из белого коралла с бронзовой доской, на которой выгравированы незабвенные имена майора де Лангля, естествоиспытателя Ламанона и девяти матросов — спутников Лаперуза, — убитых на этом самом месте 11 декабря 1787 года.

Себастьен Цорн и его товарищи возвратились в Паго-Паго через внутреннюю часть острова. Как изумительны густые чащи деревьев, перевитых лианами, — кокосовых пальм, диких бананов, других местных пород, подходящих для производства дорогой мебели! Поля представляют плантации таро, сахарного тростника, кофейного дерева, хлопка, коричника. Повсюду апельсиновые деревья, гуайявы, манго, авокадо, а также вьющиеся растения, орхидеи и древовидные папоротники. Здесь, в теплом и влажном климате, почва порождает изумительно пышную флору. Что касается самоанской фауны, то она сводится к некоторым видам птиц, безобидных пресмыкающихся, а туземным млекопитающим является маленькая крыса, единственный представитель семейства грызунов.

Спустя четыре дня, 18 декабря, Стандарт-Айленд покинул Тутуилу, а «провиденциальный случай», которого жаждал директор, так и не произошел. Однако отношения между двумя враждующими семьями явно улучшаются.

Не более двенадцати лье отделяет Тутуилу от Уполу. На следующий день утром коммодор Симкоо, идя на расстоянии четверти мили от берега, миновал один за другим островки Нунтуа, Самусу и Салуафата, которые прикрывают большой остров, словно три выдвинутых вперед форта. Он маневрирует чрезвычайно умело и уже днем закрепляется на своей стоянке напротив города Апиа.

Уполу с шестнадцатью тысячами жителей — самый значительный из островов архипелага. Германия, Америка и Англия избрали именно его местопребыванием своих резидентов, образующих вместе нечто вроде совета для защиты интересов их соотечественников. Что касается короля архипелага, то он «царствует», окруженный своим двором, в Малинуу, на восточной оконечности мыса Апиа.

Внешний вид Уполу — тот же, что у Тутуилы; это нагромождение гор, над которыми господствует пик хребта Миссии, протянувшегося через весь остров, словно позвоночный столб. Древние потухшие вулканы до самых кратеров поросли густыми лесами. У подножья гор раскинулись равнины и поля, соединяющиеся с полосою аллювиальных наносов побережья, где роскошествует растительность, порожденная буйной фантазией тропической природы.

На следующий день губернатор Сайрес Бикерстаф, оба его помощника, кое-кто из именитых граждан высаживаются в порту Апиа. Надо нанести официальный визит резидентам Германии, Англии и Соединенных Штатов, представляющим собою своего рода смешанный муниципалитет, в чьих руках сосредоточены все административные функции на архипелаге.

Пока Сайрес Бикерстаф и его свита посещают резидентов, Себастьен Цорн, Фрасколен, Ивернес и Пэншина, которые тоже вышли на берег, осматривают на досуге остров.

Прежде всего их поражает контраст между европейскими домами, где находятся лавки купцов, и хижинами старинной канакской деревни, рассеянными по берегам реки Апиа, где упорно продолжают селиться туземцы; их низкие крыши выглядывают из-под изящных зонтов пальм.

Порт не лишен оживления. На всем архипелаге Апиа — наиболее посещаемый порт, и Гамбургское торговое общество содержит в нем флотилию судов каботажного плавания между архипелагом Самоа и близлежащими островами.

Однако, хотя на этом архипелаге преобладает тройное — англо-американо-немецкое — влияние, Францию представляют здесь католические миссионеры. Благодаря своей порядочности и ревностным стараниям заслужить доверие самоанцев они достигли успеха. Наших музыкантов охватило глубочайшее волнение, когда они увидели церковку католической миссии, ничем не напоминающую протестантские храмы с их пуритански-суровым видом, и, немного поодаль, трехцветный флаг Франции, развевающийся над зданием школы.

Туда они и направились, и через несколько минут их принимают в этом французском доме. Приезжим «фалани» — так самоанцы называют чужеземцев — устроили патриотическую встречу. Католическая миссия состоит из трех священников, которые находятся здесь, на Уполу, еще двух — на Савайи, и нескольких монахинь, живущих на различных островах.

Члены квартета имели интересную беседу с настоятелем французской католической миссии, глубоким стариком, который уже много лет проживает на островах Самоа. Он в свою очередь радуется встрече с соотечественниками и к тому же артистами! Приправой к разговору являются напитки, приготовленные миссионером по рецепту, известному ему одному.

— Прежде всего, — говорит старик, — не думайте, что острова нашего архипелага населены дикарями. На Самоа вы не найдете туземцев, приверженных к людоедству…

— Да мы их до сих пор нигде не встречали, — перебивает его Фрасколен.

— К величайшему нашему сожалению! — вставляет Пэншина.

— То есть как это… к сожалению?

— Вы уж простите любопытного парижанина! Это все от пристрастия к местному колориту!

— Ну, — говорит Себастьен Цорн, — путешествие наше еще не кончилось, и, может быть, людоеды, о которых мечтает мой друг, попадутся на нашем пути в гораздо большем количестве, чем нужно…

— Вполне возможно, — отвечает настоятель. — Мореплавателям следует проявлять большую осторожность в районе западных архипелагов, Новых Гебрид и Соломоновых островов. Но на Таити, на Маркизском архипелаге, на островах Общества и Самоа цивилизация сделала значительные успехи. Я знаю, что из-за истребления спутников Лаперуза самоанцы прослыли свирепыми дикарями, людоедами. Однако с тех пор многое изменилось под воздействием веры Христовой. На остров проникло просвещение, теперь у самоанцев и правительство на европейский лад, и парламент, и даже бывают революции…

— Тоже на европейский лад?.. — спрашивает Ивернес.

— Совершенно верно, сын мой. Самоанскому населению тоже знакомы политические разногласия!

— Говорят, — замечает Пэншина, — что здесь только что происходила династическая распря между представителями двух королевских домов…

— Да, друзья мои, король Тупуа, потомок древних властителей архипелага, которого мы всячески поддерживаем, вел борьбу против короля Малиетоа, ставленника англичан и немцев. Было пролито много крови, особенно в большом сражении в декабре тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. Обоих монархов поочередно то возводили на престол, то свергали, но в конце концов три великие державы по предложению берлинского двора провозгласили королем Малиетоа. — При слове «Берлин» старый миссионер не мог сдержаться: он судорожно вздрогнул. — Видите ли, до последнего времени на Самоа преобладало влияние немцев. Девять десятых возделываемых земель находится в их руках. Они получили от правительства важную концессию около Апии, в Салуафате, поблизости от порта, который может послужить базой для их военных судов. Они ввезли на остров скорострельное оружие… Самоанцы научились им пользоваться. Но возможно, что в один прекрасный день всему этому наступит конец…

— К выгоде Франции? — спрашивает Фрасколен.

— Нет… к выгоде Соединенного королевства.

— О, — вставляет Ивернес, — Англия или Германия, не все ли равно…

— Нет, сын мой, — отвечает настоятель, — тут имеется существенное различие…

— А как же с королем Малиетоа?

— Короля Малиетоа опять свергли, и знаете, какой претендент имел очень много шансов оказаться его преемником?.. Англичанин, человек, пользующийся на островах большим влиянием, а по профессии — писатель…

— Писатель?

— Да, Роберт Льюис Стивенсон, автор «Острова сокровищ» и «Новых арабских ночей».

— Вот куда может завести литературная деятельность! — восклицает Ивернес.

— Какой пример для наших французских романистов! — вмешивается Пэншина.

— Подумайте! Например — Золя Первый, король самоанцев, признан и поддержан британским правительством на троне Тупуа и Малиетоа… династия его сменяет династию туземных монархов!.. Восхитительно!

Настоятель сообщает еще некоторые подробности насчет нравов, характерных для этих островов, и на этом беседа заканчивается. Добавляет он также, что хотя большинство туземцев — протестанты уэслианского толка, католичество, видимо, тоже делает некоторые успехи: церковка миссии уже мала, а к школе скоро придется делать пристройку, что явно радует старика, гости вполне ему сочувствуют.

Стоянка Стандарт-Айленда в Уполу продлилась еще три дня.

Явившись к французским музыкантам с ответным визитом, миссионеры осмотрели Миллиард-Сити и пришли в восторженное изумление. В зале казино Концертный квартет исполнил для гостей кое-что из своего репертуара. Старик настоятель так расчувствовался, что даже всплакнул: он — большой любитель классической музыки, но, к своему великому сожалению, на празднествах на острове Уполу ему не приходится ее слышать.

Накануне отъезда Себастьен Цорн, Фрасколен, Пэншина, Ивернес — на этот раз в сопровождении учителя грации и манер — еще раз посетили миссию. Последовало трогательное прощание друг с другом людей, которые встретились лишь на несколько дней и никогда больше не увидятся; старик расцеловал соотечественников и дал им свое благословение.

Двадцать третьего декабря на рассвете коммодор Симкоо закончил все приготовления к отплытию, и Стандарт-Айленд тронулся в путь, окруженный целой свитой пирог, которые должны были сопровождать его до соседнего острова Савайи.

Этот остров отделен от Уполу лишь проливом шириной в семь-восемь лье. Но порт Апия расположен на северном берегу, и чтобы добраться до пролива, надо в течение целого дня плыть вдоль этого берега.

Согласно маршруту, выработанному губернатором, предполагается не огибать Савайи, а пройти между ним и Уполу, чтобы свернуть на юго-запад к архипелагу Тонга. Поэтому Стандарт-Айленд движется с очень умеренной скоростью, чтобы не идти в ночной темноте по узкому проливу между двумя островками — Аполима и Маноно.

На утренней заре коммодор Симкоо проводит Стандарт-Айленд между этими островками; на первом из них насчитывается лишь двести пятьдесят жителей, на втором — тысяча. Эти туземцы пользуются заслуженной славой самых храбрых и самых честных самоанцев архипелага. Отсюда можно созерцать Савайи во всем его великолепии. Несокрушимые гранитные утесы защищают остров от ярости морских валов, которые во время зимних ураганов, смерчей и циклонов обрушиваются на него с грозной силой. Он покрыт густым лесом, над которым вздымается древний вулкан высотою в тысячу двести метров. По склонам его разбросаны залитые солнцем селения, осененные гигантскими пальмами, низвергаются шумные водопады, зияют глубокие пещеры, в которых гулко отдаются удары морских валов о прибрежные скалы.

Если верить легендам, Савайи — подлинная колыбель полинезийской расы, тип которой сохраняют во всей чистоте одиннадцать тысяч жителей этого острова. В древности остров назывался Саваики — это был Эдем маорийских богов.

Стандарт-Айленд медленно удаляется от него и вечером 24 декабря теряет из виду его последние вершины.