Дрю не сразу пришел в себя. И поскольку его плачевное состояние было очевидно каждому, пришлось после ухода Габби долго стоять у поручня.
Они провели вместе две самые восхитительные в его жизни ночи, и Дрю был уверен, что Габриела испытывает те же ощущения. Непоправимое свершилось. Она уже не девственна. И больше нет причин лишать себя этого наслаждения. Но она явно собиралась отныне спать в одиночестве. Почему? Потому что он уничтожил все ее шансы на выгодный брак?
Черт побери, он совсем этого не хотел! Да, он был пьян, но это не извиняет его! Скорее всего его сильно раздражала необходимость закончить свой визит к сестре раньше, чем ожидалось. Из-за Габриелы. Потому что он старался убраться подальше, прежде чем соблазн станет слишком велик. Она продолжала искать мужа и оказалась неприступной для его чар, что безумно его бесило.
Угрызения совести беспощадно терзали Дрю, особенно теперь, когда он понял, что натворили его бездумные слова. Габриела хотела отомстить. «Отплата» — именно это слово она употребила.
Дрю вспомнил, как она соблазняла его, когда он сидел в цепях и был совершенно бессилен что-то предпринять. Как часто она потягивалась, показывая роскошные изгибы своего красивого тела! А странные взгляды, которые она бросала на него! Он посчитал бы их зазывными, не будь уверен, что она равнодушна к нему. Глупая девчонка старалась, чтобы он захотел ее. Стремилась свести его с ума похотью, чтобы потом торжествовать. И ей это почти удалось.
Неужели она не знала, что он уже хотел ее так сильно, что почти ни о чем не мог думать? И, получив ее, понял, что ничто не изменилось.
Ему бы действительно следовало убраться от Габриелы Брукс как можно дальше. Скорее бы закончилось это путешествие. Но оно на этом не закончится! Он пообещал помочь освободить ее отца. Черт! Но все равно выбора нет. Кроме того, он обязан ей за то, что, сам того не желая, во влек в скандал да еще и похитил девственность.
Благородным поступком было бы…
Он выбросил из головы предательскую мысль, прежде чем успел додумать до конца. После той волшебной ночи в ее постели эта мысль возникала постоянно. В конце концов девушка, оказавшаяся невинной, вправе требовать от мужчины определенных действий, наименьшим из которых было предложение возвести событие в ранг вполне респектабельных. И если бы Габриела не украла его корабль, он, возможно, оказался бы настолько глуп, чтобы сделать это предложение… от сознания собственной вины, из… из похоти… словом, по какой бы то ни было причине. К тому же угрызения совести не давали ему покоя.
Она, конечно, отказалась бы. Не захотела бы иметь с ним ничего общего. Так и подчеркивала с самого начала. Или все неправда? Ричард как-то упомянул, что Габриела мечтала выйти замуж за Дрю. Может, придумал эту сказку, чтобы Дрю больше не допрашивал его насчет того удара?
Дрю вздохнул и направился к мостику. Он никогда еще не был в таком смятении из-за женщины. А ревность! Откуда, черт возьми, взялась ревность?! Но отрицать это невозможно. Сначала этот фат Уилбур, потом ее приятель Ричард, а теперь его друг Тимоти, который, как Дрю прекрасно знал, не питал к девушке никаких пылких чувств. Почему теперь им владеет безоглядная ревность, до этой поры ему незнакомая? Наверное, дело в том, что их с Габриелей отношения еще не закончены!
Любовники!
Габриела вошла в каюту Дрю, устремила взгляд на постель и едва не задохнулась от ярости. Все на борту этого, чертова корабля считали, что она и Дрю — любовники, а сам он находил это забавным!
Жаль, что вечером он не задержался на падубе и почти сразу вернулся в каюту: ей требовался не один час, чтобы взять свои эмоции под контроль. Возможно, он сразу понял, что зря пришел, когда она стала швыряться в него всем что ни попадя с того момента, как он появился на пороге. От первого снаряда он увернулся, но со вторым не повезло, что побудило его резко скомандовать:
— Немедленно брось это!
Она не бросила. Оба ящика письменного стола были открыты, а внутри находились настоящие залежи тех предметов, которые не были прикручены к переборкам или к полу. Следующей была чернильница. Жаль, что его не забрызгало чернилами с головы до ног! Но пробка оказалась крепкой, и толстое стекло даже не разбилось. Затем последовали потрепанные навигационные руководства.
Габриеля остановилась ровно настолько, чтобы прошипеть:
— Мы не любовники! И никогда ими не будем! Предлагаю объяснить это твоей чертовой команде!
Он уже потянулся к ней, но, услышав столь необычное требование, застыл на месте. И даже имел наглость расплыться в улыбке!
— Мы провели вместе две ночи. Прости, милая, но это обстоятельство официально делает нас любовниками.
— Черта с два! — прошипела она, швырнув в его голову пригоршню старых монет. Одна ударила его в щеку и заставила действовать со всей поспешностью. Не успели ее пальцы сомкнуться на следующем снаряде, как он оказался сзади и вытащил ее руку из ящика. Однако, боясь нападения, он, для пущей осторожности, завернул ей руки за спину. Девушка принялась сопротивляться. Она не допустит новой близости!
— Думаю, ты у меня в долгу за царапину на щеке, — заявил он.
Она не поверила ни одному его слову, но все же обернулась и присмотрелась к нему, прежде чем презрительно фыркнуть:
— Какая царапина? Очень жаль, но не вижу ни капли крови.
— Значит, мне показалось.
— Скорее всего там даже синячка не будет, так что не воображай, будто я чем-то тебе обязана!
Он укоризненно прищелкнул языком, без труда удерживая ее одной рукой.
— Твоя беда в том, что ты раздосадована не меньше меня, — спокойно заметил он, — иначе не разозлилась бы так из-за неудачной шутки. Твое настроение не имеет ничего общего с моими словами. Признайся, ты хочешь меня, Габби!
— Неправда!
— Лгунья. Я все вижу, потому что сам через это прошел. Господи, подумать только, что сегодня я даже приревновал Тима, который, ничего не подозревая, остановился поболтать с тобой!
Габриела на секунду перестала сопротивляться:
— Ну, кто же из нас лжет? Мужчина, имеющий милашку в каждом порту, даже не знает значения слова «ревность».
— Я бы первый согласился с тобой… до того как мы встретились, — вздохнул он.
— Тимоти ужасно славный. Как большой уютный медведь, — с тайным злорадством заметила она.
Дрю зловеще прищурился.
— Больше ты не заставишь меня ревновать! И не надейся!
— Я и не пыталась, — пожала плечами Габриела и запальчиво добавила: — Немедленно отпусти меня!
А вот этого требовать не стоило. Оба мгновенно сообразили, что почти прижимаются друг к другу. Он, сам того не сознавая, обнимал ее. В пылу борьбы ей удалось повернуться к нему лицом, и теперь ее грудь терлась о его сорочку. Ему ничего не оставалось, как поцеловать ее. Правда, Габриела попыталась отвернуться.
— Не…
— Останавливайся? — с надеждой докончил он. — Нет, не…
— Целовать тебя сюда?
Он коснулся губами ее подбородка и погладил по щеке.
— Или сюда?
Она ощутила легчайшее прикосновение губ на щеке.
— Хочешь, чтобы я поцеловал тебя в губы? — прошептал он и исполнил свое обещание. Одна ладонь легла на ее затылок, чтобы удерживать голову неподвижно, другая скользнула по ягодицам, прижимая ее к вздыбленной мужской плоти. Стоило ли сопротивляться? И гнев вовсе не помешал ей ответить, о нет, как раз напротив! Вцепившись в его плечи, она ответила на поцелуй со всем пылом, накопившимся за проведенные в одиночестве часы, и страсть снова охватила их лесным пожаром.
Он был прав. Она хотела его. Слишком сильно. И даже помогла ему раздеться. И так и не поняла, кто кого потащил к кровати, где они провели остаток дня. Но ни на секунду не заснули.
Чуть позже они сидели на кровати, обнаженные, скрестив ноги. Он медленно ласкал внутреннюю поверхность ее бедер, даже не пытаясь возбудить ее. Они уже любили друг друга. Дрю просто касался ее, очень нежно, очень бережно. И она позволяла. Теперь, когда они были вместе, он не мог от нее оторваться.
И тут совершенно неожиданно, без всякой связи с предыдущим разговором, Дрю спросил:
— Ты выйдешь за меня?
— Выйду! — не задумываясь выпалила она.
Он, наверное, не ожидал столь поспешного согласия, потому что, в свою очередь, пробормотал:
— Почему?
— Мне нравится корабельная жизнь. И насколько я поняла, именно это я и получу.
Очевидно, ответ ему не понравился, потому что он покачал головой:
— Попробуй еще раз.
— Разве этой причины не достаточно?
— Признайся, ты просто хочешь сделать оставшиеся годы моей жизни настоящим адом, как…
Судя по тону, он шутил, но задетая Габриела довольно резко перебила:
— Какого черта ты делал предложение, если вовсе не хотел жениться?
Наверное, ей не стоило ставить его на место таким прямым вопросом. Он сразу занял оборонительную позицию и, нервно проведя рукой по волосам, пояснил:
— Учитывая случившееся, это показалось мне благородным поступком.
— Я приняла предложение по этой же причине: учитывая все случившееся. Но если ты не желаешь жениться, я отказываюсь.
Вероятно, Дрю должен был почувствовать облегчение, но вместо этого еще больше разозлился.
— Прекрасно! — парировал он. — Потом не утверждай, что я не предлагал.
Габриела уставилась на него, не веря собственным глазам.
— И ты называешь это предложением? Я бы назвала это иначе. По-моему, ты буквально умолял меня отказаться.
— Не думай, что ты вывернешься! Я просил тебя стать моей женой, ты согласилась и считай, что поймана на слове.
С этими словами он лег и повернулся к ней спиной. Она сделала то же самое. Час спустя его ягодицы коснулись ее попки. Еще через полчаса их ноги переплелись. И ровно через минуту они снова любили друг друга, и ни слова не было сказано насчет его странного предложения.
Матрос принес обед, и, повинуясь раздраженному окрику Дрю, оставил поднос за дверью. Спустилась ночь. Слабый лунный свет пробивался сквозь стекла окон. Простыни промокли от пота, но парочка ничего не заметила. И Габриела снова и снова билась в конвульсиях экстаза, каждый раз сильнее, чем прежде.
Этот день ей никогда не забыть.