Пленники вечности

Глава 22. Сражение

Каперская флотилия с попутным ветром ушла далеко от ливонских берегов, а в открытом море повернулась на запад и двинулась в сторону Дании. Басманов вдруг начал жестоко страдать от морской болезни, чего с ним раньше не случалось. Видимо, начал все же сказываться возраст и беспокойный образ жизни последних лет.

Князь заметно нервничал. Понимал, что датское дело — наиважнейшее. Но в то же время из головы не шли поляки, копошащиеся в тылу Серебряного.

— Стоило дать ему добро на взятие Феллина, — размышлял вслух хворый князь, вышагивая вокруг карты. — Пусть и большой кровью, но взял бы без сомнения. А за стенами, да при полном нашем морском господстве не страшны бы ему сделались поляки.

Однако Очин-Плещеев, убывая на Вологодчину, намекнул родичу — дескать, царь сам желает прибыть к войскам, возглавить штурмы самых знаменитых и крепких городов Ливонского Ордена.

Дело хорошее — при царе и обозные воеводы начинали резвее суетиться, и армия подтягивалась, творя чудеса. Вот только у великого князя московского отчета не потребуешь. Неясно, когда он соизволит явиться к полкам.

— Курбский тоже хорош, нечего сказать, лис старый, — бормотал опричник. — Не желает торчать в Ливонии, пока там ничего важного не делается. Ждет, когда выведет Кестлер в поле свое последнее воинство, после которого останется только брать при помощи флота и орудийной канонады приморские города.

В явную и открытую измену «казанского покорителя» Басманов в душе не верил. Знал, как падок до всего западного Курбский, как жаждет земель для своего рода на юге, за чертами засечными. Ведал, что обильна и странна переписка между воеводой русским и польско-литовским двором… И все же не верил.

Давно не случалось такого на Руси, чтобы именитый человек, вознесенный к самым чертогам властным, обласканный царем и любимый в народе, вдруг переметнулся к врагам. Пожалуй, со времен монголо-татарского господства не случалось подобного конфуза.

Положа руку на сердце, опричник скорее доверил бы войска степенному и хитрому Курбскому, чем излишне горячему Серебряному. Но много, слишком много странного окружало нынче фигуру героя казанских походов.

В уме перебирал Басманов имена других воевод, имевшихся в распоряжении России.

Плещеев…

Неопытен, хоть умом востер. Ровно Никита Романович, излишне горячится, рати не жалеет в погоне за быстрой победой. Похож на ливонских полководцев. Конечно, клин клином вышибают, но менять на него Серебряного глупо. Да и в войсках любят нынешнего командующего. Особенно — после Тирзенской удачи.

Мстиславский…

Поднаторел ногайца гонять, а в войне европейской мало что смыслит. Не верит в пушечную пальбу, предпочитает бить врага в поле, одним ударом, но при этом слишком долго ищет позицию, маневрирует, утомляет полки. С кочевниками такая тактика себя оправдывает, но ей-богу — забьет он рвы ревельские да феллинские костьми русских ратников. Не годится!

Котырев-Ростовский…

Этот степенен, вдумчив, про современные виды оружия знает все досконально, но не любит гоняться за врагом. Есть в нем что-то не от родовитого дворянина, а от крестьянина крепкого. Любить стоять в обороне, стоек, упорен. Его-то уж точно нужно срочно отправлять в Ливонию, хватит в Посольском указе папиром шуршать. Не ровен час, вновь начнут немцы огрызаться, подобным ему цены не будет. Никогда больше не должна повторится Рингенская катастрофа! Но дать ему главные полки и велеть завоевать страну — верный путь к тому, что продлится кампания до следующего царства. Нет в нем задора, порыва и страсти.

Воевода Барбашин…

Тут разговор особый. Это самый настоящий рыцарь, природный кавалерист, мастер маневра. Пушки и осадные обозы ему только помехой станут, впрочем, как и пешая рать. Вот кому ертаулом командовать, изнурять ливонцев постоянными наскоками, мешать им сосредотачиваться, рассеивать обозы и резервные сотни. Его также необходимо выкурить из Пскова и срочно направить к основным силам…

Басманов устало вздохнул, выпил кислого кваса, с неудовольствием прислушался к недовольному урчанию желудка. Морская болезнь не отпускала.

— Столько всего не доделано, — ужаснулся опричник, — а я сейчас болтаюсь в этом корыте между водой и небом, за тридевять земель от армии. И весточку не пошлешь…

Однако в какой-то мере он был доволен.

Именно за это любил Басманов крепкие лодьи. В деревянных недрах морских коней ему как-то по особому легко думалось, самые запутанные ситуации представали вдруг простыми и ясными. Оставалось только головой мотать, не понимая, как же ему все раньше не виделось в этом свете.

— Вот победим, — пообещал себе Басманов, — поставлю где-нибудь в Дерпте терем, похожий на когг. Ни у кого такого не будет, весь свет удивится.

В это время он услышал тревожный клич вахтенного рога.

— Что случилось? — спросил опричник, подходя к носовому возвышению.

Вместо ответа ратник указал вперед, на приближающиеся паруса.

— Кто такие?

— По виду — даны, хотя паруса какие-то странные. Может — аглицкой земли суда?

— Если бы англицкой! — проревел белугой Карстен Роде, крючьями закрепляя на боках кирасу. — Это свены. Да не какие-нибудь витальеры, а королевские когги.

— Мы же с ними не воюем, — удивился Басманов нервной реакции датчанина.

— Мы, то есть Русь? Она, конечно, не воюет. Но разрази меня гром и проглоти дельфин Морской Девки, если шведы, да еще и на трех сильных судах пройдут мимо каперов. Мы же для них вне закона, словно звери дикие. Знатный трофей.

— А договориться никак нельзя? Сейчас нам драка совсем ни к чему. Может, просигналить о переговорах? Я сам на лодку сяду…

— Они все равно нападут. А потом на все расспросы станут пожимать плечами — какой-такой князь Басманов? Где? Может — сам за борт вывалился?

— Тебе виднее. — Князь с любопытством смотрел на приготовления к бою. — Они что же, втроем на весь твой флот кинутся?

— И я бы кинулся! — прокричал, соревнуясь с ветром, Роде. — Буря идет, она им на руку. Корабли у свенов с глубокой осадкой, тяжелые. А мои скорлупки станут на волнах плясать, не прицелиться толком, на абордаж не сблизиться.

— Чудное все же дело морское… — Басманов схватился за мачту, чтобы не упасть при особенно сильном крене. — Этому веками учиться надо.

— Вот сейчас и поглядим, кто ученее! — Роде стоял на носу когга, впившись ногами в палубные доски, словно дерево корнями. — Передать сигнал: всем уходить от бури! Кормовые пушки зарядить цепями, бить свенам в паруса!

— Бежим?

— Отступаем временно. Не наше время сейчас.

Грозная каперская эскадра из пяти кораблей кинулась наутек. Пока разворачивались, шведы сократили дистанцию.

Над главной посудиной неприятеля появилось дымное облачко, позже послышался приглушенный ветром грохот. Куда попало ядро, Басманов не понял, только Карстен Роде зло рассмеялся, ругаясь на своем родном наречии.

Каперы наконец закончили маневр. Теперь налетающая буря помогала не только свенам. Уставившись в клубящиеся серым и черным небеса, датчанин крикнул князю:

— Злая буря идет! Не дело в такую погоду баталии устраивать. Но раз не мы начали…

Вновь взревели рога, передавая неведомую опричнику команду. На коггах стали снимать паруса.

— Так они догонят нас, — заметил Басманов, обняв мачту.

— Ну и что? Мне того и надо. Гляди, княже, как мы воюем за царя!

Свены, обрадованные тем, что неприятель сам идет в руки, стремительно приближались. Гордые контуры тяжелых кораблей росли на глазах.

— Сосунок у них за адмирала, — прокомментировал Роде. — Думает на такой волне ядрами нас побить. Тут пора уже мачты да паруса от шторма спасать, а не в войну играться…

Он сам поднес рог ко рту.

По сигналу, кормовые орудия каперов одновременно с залпом свенов выплюнули в пасмурную хмарь цепи, в изобилии закупленные у нарвских кузнецов. Выстрелы произвели чудовищное опустошение среди снастей шведского флота.

Впрочем, неприятель показал, что тоже не лыком шит. Одно из каменных ядер задело таки корабль Булавы, судя по тому, что чухонец стал выводить когг из боя.

— Как бы не затонул в этой свистопляске, — проскрежетал зубами Роде. — Отличный моряк из него выйдет, если переживет пару-тройку таких вот боев и штормов.

Каперы успели снять паруса, на флагмане даже убрали мачту, опасаясь силы крепчающего ветра. А све-ны все нагоняли…

— И что они думают делать? — задался вопросом Роде. — На таран идти? Это чистое безумие накануне шторма. Берсерки проклятые, по обычаю предков, мухоморовым отваром опоили кормчих, не иначе…

Даже Соболевский не решился бы идти по такой волне на абордаж, но неприятель сделал пару попыток, не переставая палить из пушек.

Кормовое башенное возвышение флагмана оказалось развороченным, но опасных пробоин когг не получил. Погиб кормчий, и к рулю встал сам датчанин.

— Они и впрямь напрашиваются! — крикнул он со злой веселостью, обычно охватывающей его во время смертельной схватки. — Заряжай цепи!

Когда свенская громадина взмыла на гигантской волне, пушки вновь ударили, целясь в мачты и не снятые снасти. Два других скандинавских корабля уже выходили из боя, сворачивая паруса. Буря действительно налетала не шуточная.

— Нас же разбросает по морю, — ужаснулся Басманов. — В этой круговерти ничего не видно!

— Верно, разбросает. Но свенов разбросает тоже. Княже, послушай старого морского волка, вели привязать себя к борту, иначе лишимся мы воеводы и покровителя, а царь — верного слуги.

Дальнейшее опричник помнил смутно. Плохо закрепленный сундук ударил его под коленки, потом он врезался в жесткий борт. Подскочивший Шон, как щенка, за шиворот отволок воеводу к носу, продел под мышками канат, закрепил его у последней не снятой мачты. Дальше было одно мелькание облаков и рев ветра, брызги и крики людей, смываемых за борт…

То была самая страшная ночь для опричника, которую он вспоминал с содроганием до самой своей смерти.

…Разбудил его ангмарец:

— Испей водицы, княже.

— Буря кончилась? — хрипло спросил Басманов, опустошив полмеха.

— Как налетела, так и исчезла. Унеслась терзать ливонские берега. На когге троих Морская Девка взяла.

— А остальные корабли?

— Один показался, просигналил — Булава терпит бедствие, иду на помощь. Мы тоже сейчас паруса поставим и туда поспешим.

— Отвяжите меня.

Освободившись, Басманов подошел к изможденному Карстену Роде.

— Могло быть и хуже, — заметил датчанин, — Думается мне, свенам не слабее досталось. Особенно тому нахалу, что паруса не стал снимать. Наверняка мачты обломало.

Слабый ветерок сменялся резкими порывами, на юге темнела грозовая полоса, уносясь к континенту.

— Булава выжил?

— Я же говорил — крепкий парень. Мы к нему идем.

Однако на помощь терпящему бедствие коггу они не поспели. Тот, пережив бурю, все же набрал столько воды, что ушел на дно. Благо, находившийся рядом корабль подобрал всю команду. К радости ангмарца, ни один из троих легионеров, которых Роде разместил на судне Булавы, не пострадал.

Два капера ринулись по морю, выискивая двух оставшихся членов эскадры. Вскоре по пушечной канонаде определили: ищут не только они.

— Вот ведь настырный народ, — покачал головой Роде. — Заряжай пушки. Ядрами заряжай!

Вскоре в солнечной дорожке показался русский когг и свенский флагман, увлеченные артиллерийской дуэлью. У шведов орудий оказалось побольше, они били прицельнее и мощнее. Фактически, капер погибал.

Роде поставил у кормового руля одного из своих мавров, обезьяной взлетел по мачте в корзину впередсмотрящего.

— Думает — бога, тьфу ты… черта за хвост поймал? А ну, галсом к нему. И дайте сюда кто-нибудь рог, акульи дети!

Чернокожий спутник Роде со странной кличкой Брамсель вскарабкался наверх и протянул капитану сигнальный рожок. Вскоре оба каперских судна, повинуясь командам датчанина, начали смертельную карусель напротив свенского судна.

Цепи действительно разрушили оснастку и изорвали шведу паруса, буря довершило остальное. По сути, свен сделался малоподвижной мишенью. Хитрым маневром Роде дал выйти горящему кораблю из боя, поставив два своих судна напротив неприятеля, ловя парусами ветер.

Скандинавы также пытались двигаться, уповая на весла, но людей у них не хватало. Сказалась и буря, и артиллерийская дуэль, и желание держать в готовности абордажную команду.

— Смотри, княже, что такое грамотный бой! — крикнул Роде сверху.

Пушки были расставлены у всех трех кораблей вдоль бортов, на корме и носу лишь про одному-два орудия. И Роде мастерски использовал это обстоятельство.

Когда свен дал первый залп, корсары стояли к нему носом, представляя собой малопривлекательную узкую цель. Пока лишенный парусов гигант перезаряжал орудия, каперы развернулись и дали залп, что называется, всем бортом. Но только свены справились со своими пушками, а перед ними оказались лишь две кормы…

Таким образом, используя свою большую подвижность, датчанин буквально превратил свенский флагман в руины.

— На абордаж пойдешь? — спросил Басманов, любуясь на пылающий гигантским костром корабль.

— Поздно, у него еще до нашего появления зияли две дыры прямо по водяной линии. Это корыто не дотянет до берега. А сдаваться они не хотят, — пришел ответ из мачтовой корзины.

Очередного залпа не понадобилось. На неприятельском флагмане стал рваться запас огненного зелья, вовремя не выброшенного за борт. Маленькие фигурки посыпались горохом за борт.

— Лодки на воду!

— Корабли же и без того перегружены, — ворчливо заметил Басманов.

Ангмарец твердо возразил:

— Морской закон. Последнее дело — не подать руку утопающему, все едино — враг он или друг.

Соболевский первым впрыгнул в пляшущий на волне утлый челн. Следом соскочил Шон и двое ратников абордажной команды. Лодка рванулась с места, тонкие весла едва ли не дугой выгнулись…

Они врезались в клубы гари, стлавшиеся над вспе

[…]

повязал лицо смоченной в соленой воде тряпицей.

Первого свена вытащили легко. Тот был в сознании и не ранен. Даже сел на весла, белозубо скалясь.

— Наш мужик, — заметил Шон, вглядываясь в кучи щепок и горелых досок. — Давай левее, там кто-то за сундук держится.

Не успел ирландец наклониться и протянуть руку, как к нему метнулся кинжал, опасно чиркнув по кольчуге самую малость пониже горла.

— Ну, ты и осел! — возмутился Шон, попытался достать обидчика веслом, потом плюнул. — Отгребай от него, Ежи. Контуженный он, не в себе, все воюет за своего долбаного шведского льва…

Попались два страшно изуродованных тела без признаков жизни, запутавшиеся в остатках такелажа. Потом мелькнула голова в шлеме.

— Давай туда, — скомандовал Шон и заорал во все горло: — Слышь, малый, шапку-то сними, легче плыть станет!

Свен не внял его уговорам, продолжая упрямо плыть куда-то в сторону, блестя шишаком и вопя во все горло.

— Тоже контуженый, — покачал головой ирландец.

Он протянул весло и слегка стукнул пловца по плечу.

— Хватайся, дурья башка!

Швед вцепился в лопасть мертвой хваткой. Несколько пар рук перекинули его через низкий борт.

Справа в дыму промелькнула еще одна лодка с флагмана, двинулась в сторону горящего корабля. Подобрали еще двоих, одного в полуобморочном состоянии, с оторванной рукой. Каким чудом он продержался на воде, осталось загадкой. Верно, спрыгнул последним, судя по горелой одежде…

Жар меж тем становился все нестерпимее. Когда вместе с ветром в лицо спасателям ударила сплошная стена черного дыма, Шон закричал:

— Поворачиваем оглобли! Или спечемся тут…

— Да и места уже нет, — добавил Соболевский и ткнул кулаком свена, так и не снявшего шлема. — Пан не желает сесть на весла? Или пан слишком гордый?

Эту же фразу он повторил на том ломаном наречии скандинавских мореходов, на которое частенько соскальзывал Карстен Роде.

— Пан не желает помогать врагам Короны, — пришел гордый ответ на немецком.

— Ах ты, крыса! — вскричал Шон. Его знания германского хватило, чтобы понять сказанное, да и интонация легко проясняла ситуацию. — А если тебя снова за борт кувырнуть, и на канате буксировать?

Тут ирландец всмотрелся в одутловатое лицо с опаленными усиками и расхохотался.

— Ба, да это же наш старый знакомец, герр Шлиппенбах!

Соболевский тоже повернулся к спасенному.

— Славно, славно мы рубились с его воинством на берегу Невы, — заметил поляк и отвесил солидный поклон. — Приятно встретить давнишних знакомых. А я все гадал, какой-такой болван удумал устраивать морскую баталию накануне шторма?

— Легко оскорблять безоружного пленника, — гордо заметил Шлиппенбах.

— Ангмарец порадуется, — заметил Шон, пропуская мимо ушей реплику свенского горе-полководца. — Ты, герр, открыл славную страницу наших подвигов. И спасибо небесам, что первая страничка оказалась не самой сложной.

— Я с трудом улавливаю нюансы варварской речи, — сказал пленник, демонстрируя чудовищный акцент, но вместе с тем и неплохое знание русского, — но подозреваю, что подвергаюсь очередным оскорблениям. Чего еще ждать от дикарей?

С этими словами пленник замкнулся и смотрел только на догорающие обломки своего корабля.

Лодка ткнулась в борт когга. Сверху спустили импровизированную люльку, гордость инженерного гения гоблинской тусовки. На нее положили раненого. Следом отправили Шона, который взлетел вверх со словами:

— А этого флотоводца — своим ходом.

— Всенепременнейше, — пообещал Соболевский.

Действительно, Шлиппенбах самостоятельно вскарабкался наверх, тут же безошибочно определил капитана и «сдался» ему в плен по благородному обычаю.

— Кажется, мы знакомы, — приподнял бровь Роде. — Не вы ли собирались пройти по Неве и штурмовать крепость Ореховец?

— Я имел такой приказ свыше, — солидно кивнул пленник, — Как вы намерены поступить со мной и другими пленниками?

— По-хорошему, — вмешался в разговор ангмарец, — следовало бы всех вас вздернуть на мачте.

— Это отчего же у москвитов такие кровожадные намерения по отношению к представителям нейтральной державы?

— Согласно морскому праву, — заметил назгул, — нападение ваше является самым настоящим актом пиратства. А с разбойниками поступают сурово во всех морях и океанах, не так ли?

— И от кого я слышу это? — всплеснул руками Шлиппенбах. — От каперов! Корсаров! Пиратов и бандитов!

— Уберите этого человека, — брезгливо сказал Карстен Роде, — пока я собственноручно не свернул его гусиную шею. Раненому окажите помощь, остальных держать под охраной.

Назгул отрядил Хоббита для присмотра за свенами. Басманов предпочел не вмешиваться в происходящее. Роде убедился, что лодки вернулись и на второй когг, махнул рукой рулевому и поднес рог к губам.

— Идем искать остальных свенов? — спросил князь.

— И их, и наши собственные корабли. Это займет немало времени.

— Печально, наше дело не терпит отлагательств. Кстати, капитан, мне нужно с вами поговорить.

Опричник и датчанин отошли подальше от Шлиппенбаха.

— Когда мы подойдем к датской деревушке, где держат в заточении Магнуса, — прошептал Басманов, — этих свенских разбойников не должно быть на борту.

— Что мне с ними делать?

— Мне все равно. Выбросьте за борт, разрежьте на куски и скормите корабельным крысам, высадите на берег… Кстати, отчего бы нам, действительно, не высадить их где-нибудь?

— Корабли потрепаны, а вокруг — ганзейские воды. Еще одной баталии нам не выдержать. Подходить к берегам опасно.

— А если встретим торговый. корабль, нельзя ли их удалить с борта?

— Это мысль. Только все разумные купцы, увидев на горизонте подобную бурю, поспешили укрыться в портах и укромных гаванях. Будем искать.

Корабль, вступившим первым в бой с флагманом Шлиппенбаха, оказался сильно поврежден. Команду Булавы и его самого отправили на этот когг. Посудину Роде отослал назад, в Нарву, опасаясь, что она не перенесет дороги до Дании и обратно.

Двое суток мотались по волнам когги, пока не натолкнулись на покинутый остов второго шведского корабля. Роде лично сел в лодку и обследовал останки. Велел перегрузить на флагман мешки с огненным зельем, по-хозяйски собрал мотки крепкой веревки.

— Команда погибла, или была снята проходящим купцом, — сказал он Басманову. — Какая жалость, что мы не застали их на месте.

На слендующий день на горизонте мелькнул парус третьего когга.

— Три корабля из пяти, — ворчал Роде. — Полгода я ходил вдоль ливонского берега во главе эскадры, которой не постыдился бы сам адмирал Дориа. А сейчас вынужден опасаться столкновения с ганзейцами!

Посчастливилось им после небольшого шквала, налетевшего словно бы ниоткуда. Впередсмотрящий заметил небольшой купеческий корабль, нырнувший на песчаную косу, силясь спастись от шторма. Три капера широкой дугой двинулись к берегу.

Купеческая посудина показалась из-за косы, замерла и попыталась улепетнуть на весельном ходу, лавируя между каменьями.

Роде велел дать пушечный залп. Ядра взрезали воду слева и справа от торговца. На посудине намек поняли и остановились.

Ежка Соболевский со своими штурмовиками двинулся к замершему купцу на трех лодках.

— Вы русские пираты, — послышалась с борта весьма скверная немецкая речь. — Мы торговцы из Англии. Идем к вашему Ореховцу, что лежит на реке Нева.

— Какой груз? — поднявшись по спущенному канату, спросил Соболевский у дебелого капитана.

— Ничего особенного: личные вещи двоих путешественников, паруса, железные скобы. Вы конфискуете товар?

— С какой стати? — удивился Соболевский. — В России все это нужно. У нас к вам просьба: доставить в Ореховец пленников.

Англичанин приуныл.

— Мы и так опасаемся витальеров из Ливонии, Польши или из Скандинавии. Если и был у нас шанс откупиться, то имея на борту военных пленников…

— Вы предпочтете, чтобы мы конфисковали товар и ссадили вас на этом негостеприимном немецком берегу?

Торговец, понятное дело, согласился. Правда, с оговоркой — высадить свенов в Нарве.

— Годится, — согласился Соболевский. — Надеюсь, им понравятся тамошние казематы.

Шлиппенбах гордо перешел на британское судно, напоследок пообещав ангмарцу найти его и стереть в порошок.

— До встречи, — помахал ему рукой назгул. — Доселе каждое наше свидание заканчивалось посрамлением для вас лично, а в вашем лице, и для самого шведского льва!

Скрипнув зубами, неудачливый завоеватель Ореховца покинул борт когга.

— Теперь можно спокойно следовать в Данию, — объявил Роде. — Более нам никто не помешает.