Пленники вечности

Глава 10. Место работы

Пока спускались в подвальные помещения особняка, к ним присоединился давешний Герман. В лифте полковник улучил минутку и ткнул локтем племянника в бок, кивком головы указывая на Германа. Стас округлил глаза и покачал головой.

Лифт остановился, лязгнув, словно пресловутый бронепоезд, наконец-то снявшийся с запасного пути.

Герман, пропустив начальника, свернул налево и исчез в дверном проеме.

— Нам туда, — ткнул полковник пальцем в противоположную сторону. — Не споткнись, тут провода накиданы бухтами, а свет… сам видишь какой.

Пыльные лампы мигали, заливая лица и стены коридора неровным бутафорским светом дурного фильма ужасов.

— Как тебе наше очкастое молодое дарование? — спросил как бы невзначай полковник.

— Вот попадется он мне где-нибудь в пивной в день проигрыша «Спартака», — беззлобно откликнулся капитан.

— Производит?

— Не то слово — «производит». Глубочайший след в моей душе оставил, негодяй. И как таких земля носит? Ему бы не в конторе стены подпирать, а лохам карманы монеткой резать на скачках.

— А он не только «подпирает стены», — заметил дядя Саша, когда они в четвертый раз свернули влево, возясь с чудовищного вида дверью, словно снятой с какого-нибудь бункера подле Семипалатинска. — Ты всей глубины его талантов не постиг.

— Куда уж нам, сирым…

— Думаешь, — Полковник налег плечом и открыл жалобно скрипнувшую дверь, после чего стал яростно отряхивать рубашку от чешуек облетающей масляной краски, — он каким-то образом выудил удостоверение у тебя из кармана?

— А как иначе? Ну не обронил же я его, в самом деле. Ловкость рук, и никакого мошенничества. Вернее — много артистизма и моя невнимательность. Обусловленная тремя сутками недосыпания.

— Ничего подобного.

Они шествовали по пыльному полосатому ковру, уходящему куда-то в темную бесконечность, расцвеченную в ядовитые цвета разнокалиберными лампами дневного цвета.

— Ты сам ему дал удостоверение.

Стас остановился, словно об стену ушибся.

— Водка хорошая была, — сказал он, подумав.

— Не хами, юноша.

— У вас что, камеры слежения во всех коридорах, а провода тянутся к твоему телевизору?

— Тут тебе не Лубянка, — усмехнулся полковник. — А на экране моем твой «Спартак» ихнему «Зениту» пропирает. Или наоборот — я не разбираюсь. Просто люблю в задумчивости созерцать краем сознания, как здоровенные парни в трусах дурью маются, мячик буцают.

— Я и вижу, что не Лубянка, — с чувством сказал Стас, споткнувшись об очередную бухту проводов.

— Не язви, — отчитал его дядя. — У нас да у вас совершенно разное по объему финансирование. Качественно разное, я бы отметил.

— Тут не в деньгах бюджетных дело, — сказал капитан, поднимая с пола пустую бутылку из-под пива «Балтика» с единичкой на цветастой этикетке. — Тут дело в подходе. Я бы даже сказал — в стиле.

— А чем тебе стиль здешний не нравится?

— «Фолл-аут» какой-то.

— Чего? Ты, капитан, если умный, так не надо это демонстрировать в нашей деревеньке.

— Я имею в виду — пост-катастрофа.

— Ах, вот ты о чем, — полковник взял у него из рук пивную бутылку и резким движением швырнул в темный угол. Там пискнуло, и в сторону метнулась здоровенная крыса. — А не учили ли тебя в школе, что мир наш есть плод вселенской катастрофы? Что в Солнечной системе катастрофы никогда не прекращаются?

— Учили, не без того. Только здесь, — Стас выразительно обвел вокруг себя руками, — это отчего-то ощущается особенно остро.

— А чекист должен чувствовать это всеми фибрами своей души. Выходит, дизайн особняка прекрасно подходит для основной задачи — настроить работников на серьезную и вдумчивую работу.

Стас хохотнул:

— Истинный чекист должен не только мыть руки и прикладывать мороженое к сердцу, но и ощущать себя в пост-катастрофическом мире?! Есть только миг, да и тот между двумя катастрофами! Расскажу ребятам, обхохочутся!

— А это ты брось, — серьезно сказал полковник. — Никаких ребят ты очень долго не увидишь. Может быть — никогда.

— Прямо мороз по коже, — Стас зябко повел плечами. — Не пужай, дядя, мне и так у вас неуютно.

— А тут и не должно быть уютно, — задумчиво заметил дядя Саша, провожая глазами улепетывающую в боковое ответвление бесконечного коридора очередную крысищу.

— Не хватает вам только звуков капающей с потолка воды, — заметил Пшибышевский на ходу, — да жутких стонов из-за полуоткрытых дверей.

Тут из-за приоткрытой двери раздался такой вопль, что капитан побледнел и прижался к стене. Полковник упер руки в бока и заорал в бетонный потолок:

— Герман, в бога, в душу, в мать! Отключи микрофоны, сдай ключи дежурному и галопом сюда!

Стас почесал в затылке.

— Он что, совсем без тормозов? А в каком звании? Так себя может вести только впавший в маразм маршал.

— Да в твоем он звании, в твоем, — раздраженно ответил полковник. — Просто ребятам из этого отделения мы многое спускаем с рук. Видишь ли, работа у них нервная.

Стас икнул и промолчал. Последняя фраза, прозвучавшая из уст старого кэгэбэшника, поставила его в тупик. «Что они делают, ребята из этого загадочного отделения? Тренируются десантироваться на Марс? Или прыгают в жерло вулкана? Берут интервью у лох-несского чудовища?..»

— И все же, — спустя некоторое время спросил он, когда они дошли до вполне «цивилизованного» сегмента подземелья, с лампочками, стульями вдоль свежепобеленных стен и стальными дверями, — как с удостоверением?

— Он сыграл для тебя маленький спектакль, — неохотно стал пояснять полковник. — Изобразил крутого-прекрутого профессионала, чему помогли мои о тебе рассказы. А потом допустил ряд маленьких неточностей, разрушив красивую картину в твоей голове. Образно говоря, составив зеркала в ряд он разбил их на калейдоскоп, и завращал его. Пока у тебя шарики за ролики заезжали, и ты весь был поглощен своими мыслями, он протянул руку и сказал «дай». Ты и дал.

Стас привычным движением потер верную губу указательным пальцем.

— То есть он меня загипнотизировал?

Полковник фыркнул.

— Если тебе так интересно, в отделе «Зэт» они называют это «ментальным контролем».

Слегка ошарашенный, капитан укоризненно покачал головой:

— А еще говорите, что сачком инопланетян не ловите.

— Случится — поймаем, — браво отрезал полковник, распахивая нужную ему дверь. — Проходи, только не шуми и тумблерами не щелкай.

Пшибышевский очутился в полукруглой комнате, примыкавшей к вертикальной стене из стекла.

— Похоже на допросную из фильмов про гестапо, — признался он. — Только компьютеры на столах лишние, и мордатого эсэсовца в дверях нет. И еще чучело красноармейца в качестве вешалки.

Полковник покачал головой, подошел к сиротливо стоящему конторскому столу без высокоточной техники и достал из ящика художническую папку. Из нее он извлек лист плотной бумаги с карандашным рисунком.

— Герман набросал третьего дня, — сказал он с кривой усмешкой, протягивая рисунок Стасу. — Тебе должно понравиться.

На картине Пшибышевский увидел подобие окружающей обстановки, только у полуоткрытой двери угадывался мужик с закатанными рукавами, каской с рожками и до боли знакомым автоматом времен второй мировой на шее.

— Гравюра с чучелом красноармейца куда-то запропастилась, — развел руками полковник, мстительно ухмыляясь. — Видимо, Герман унес в общагу на доработку. Штрихи вносит последние, Микеланджело наш штатный.

Стас сжал зубы и сделал над собой усилие, чтобы не разорвать рисунок в клочья.

— И что послужило источником вдохновения вашему Герману? — спросил он ледяным тоном.

— Известие о том, что ты переводишься к нам, а местом начала новой работы будет данная комната.

Пшибышевский сел на стул и механически возложил руку на компьютерную «мышку».

— И хорош ли красноармеец на дорабатываемой гравюре?

Полковник всплеснул руками.

— Да что ты! Прелесть! Все, как ты себе и представил — в буденовке поверх хищно ухмыляющегося черепа, с винтовкой и примкнутым штыком, на котором…

— Талоны на усиленное питание, — сквозь зубы процедил Пшибышевский.

— Скажешь — не в точку? — Полковник покачал пальцем перед носом племянника. — Не лги мне, Дездемона!

— Талонов не было, — выдавил капитан через силу. Ему хотелось громко ругаться, стрелять в воздух и пить водку из пластиковых стаканчиков, заедая ее сосисками в тесте.

— Конечно, не было. Был маузер на боку и какие-то дурацкие обмотки на голенях. Кстати, как ты это себе представляешь — зимняя шинель, теплая гимнастерка, легкомысленные бриджи английского фасона — и обмотки? Грубо! И вульгарно, словно в кинокартине хрущевских времен.

— Так и представляю, как Герман нарисовал. Интересно, а когда я сегодня по нужде в последний раз схожу, он тоже знает? И кто он такой, этот очкарик? Сын Кашпировского? Зять Кощея Бессмертного?

— Просто — капитан отдела «Ззт».

Стас тряхнул головой, словно отгоняя наваждение.

— Объяснил, дядюшка. Спасибо. А теперь излагай, что у меня будет за работа, а то уже солнце садится.

Полковник устало плюхнулся на жалобно скрипнувший стул, с омерзением откинул щелчком «мышку» и положил подбородок на сцепленные ладони.

— Отставить панику и обиды!

— Есть оставить!

— Я специально дал вам возможность познакомиться, потому как работать вам вместе.

Стас издал горлом какой-то булькающий звук, вытащил из кармана смятый носовой платок, тупо на него посмотрел. Потом очень медленно и бережно положил платок в карман.

— Есть работать в паре!

Полковник нахмурился, потом лицо его разгладилось.

— Удар держим, породу не портим. Это отрадно.

— А нельзя…

— Нельзя, — отрезал начальник странной конторы, и добавил, уже мягче: — Совсем нельзя. Отступать некуда, повсюду Москва, помнишь?

Стас заговорил парой минут позже, тщательно подбирая слова:

— А он что, может забраться мне в черепную коробку? Предсказать мои мыслеобразы и поступки?

— До полного понимания личности ему далеко…

Полковник не успел договорить. когда вошел Герман, подмигнул Стасу и изрек:

— Не так уж и далеко, как мыслится начальству. Просто чуть ближе — и будет уже не понимание, а слияние. А это большая разница.

— Точно, — привычным для Стаса ворчливо-обиженным тоном откликнулся дядя Саша. — На это мы пойтить не могем. Так у нас есть два раздолбая. А эдак — получится два шизофреника.

— Ну, один-то точно уже есть, — уверенно проговорил Пшибышевский. — Я словно белены объелся. Ничего не понимаю.

— Нечего тут понимать, — сказал Герман, сел на свободный стул, вытащил из кармана ветровки «чупа-чупс», и принялся шумно разворачивать обертку.

— Такова твоя планида и штатное расписание в нашей конторе. Каждому работнику отдела «Омега» прилагается его вторая половина, своего рода Тень — работник отдела «Зэт».

Глядя, как очкарик, плотоядно ухмыльнувшись, обсасывает заморский леденец, Стас сжал кулак и бесцветным голосом сообщил в пространство:

— Ненавижу!

— Это пройдет, — по-отечески изрек дядя Саша.

— Я в свое альтер-эго по первяночке из табельного «Макарова» шмальнул. Не попал, правда. Но дело дошло до служебного расследования.

— А ты свое табельное сдал, — довольным голосом сообщил Герман. — Так что нечего указательным пальцем шевелить, и веком дергать.

Надо ли говорить, что сидел он к Пшибышевскому вполоборота и физически не мог видеть непроизвольных реакций его организма.

— Герман, — заметил строго полковник, — ты сейчас не ведешь допрос подозреваемого, так что кончай прессинговать. Ешь свою конфетку и помалкивай.

— Есть жрать конфетку! — с энтузиазмом откликнулся Герман.

Стас вытащил из кармана непочатую пачку.

— Ношу уже третий месяц, — сказал, ни к кому не обращаясь. — Как, наверное, знает капитан Герман, рекомендованная медициной методика. Подавляя рефлекс автоматического курения, я поглаживаю пачку в кармане, щелкаю зажигалкой, чем дело и ограничивается. Вернее — ограничивалось.

Он зубами разорвал упаковку, вставил между зубами «житанину» и принялся обхлопывать карманы.

— Сидеть! — рявкнул он, когда Герман потянулся к своему карману. — А ты случайно письмецо у меня не брал? Лучше сам скажи, пока я не полез во второй внутренний карман пиджака.

— Что я, зверь, что ли, — обиженно насупился Герман. — Интим есть интим.

Полковник со злым лицом подошел к своему очкастому «юному дарованию», взял у него Стасову зажигалку и кинул Пшибышевскому.

— Вы еще дуэль устройте. На табуретках, товарищи капитаны!

Стас закурил, выпустил струйку дыма в сторону своего обидчика и мечтательно протянул:

— Хорошо бы, чтобы у товарища капитана была астма, и сей секунд случился ее приступ.

Герман перестал вылизывать леденец и подобрался, словно кот.

— Съел? — спросил с кривой усмешкой дядя Саша.

Лицо Германа озарилось вдруг причудливой смесью радости и отчаяния.

— Я же говорил — сработаемся, — выдавил он, и в следующий миг зашелся лающим кашлем.

Дурацкий леденец на пластиковой палочке упал на бетонный пол, куда отправилась секундой после и сигарета из разинувшегося рта Стаса.

— Доволен, племяш? — спросил полковник. — Похоже, вам и табуретки не понадобятся. Нет, в наше время все было проще, без всяких ментальных штучек. Карандаш, стопка бумаги, телефон и «Макаров». Где те времена?