Плоцкие буренки

Огонь и вода (Глава 19)

Писк аппарата неприятно бьет по ушам, куча проводов немного раздражает, но это мелочи, на которые плевать, в общем-то, как и на иглу в вене.

Столько писем лежит, а взять и прочесть хотя бы одно — нет сил. А еще умиляет эта до безумия уморительная игрушка у подушки. Не очень понятно, кого пытались сшить, но, похоже, что котенка. Фиолетовый, почему-то с бородой… Или это грудка? Не, все же борода. Яркий такой зверек, в курточке и с пуговицами вместо глаз.

Взгляд Румара перескочил от тумбочки к окну.

Невыносимо яркая синева неба и ослепительно белоснежные облака словно насмехаются над теми, кто заперт в четырех стенах. От такой погоды совершенно не радостно, даже наоборот, жуткая тоска накатывает. Ведь хочется туда, под это небо.

Конечно, палата, в которой очнулся Тоомаш, целиком и полностью предназначалась ему одному, тут не стояло других кроватей, только несколько кресел для посетителей. Которых и не видать. Приходил сюда кто-нибудь из друзей? Или к нему не пускают посетителей и поэтому лежат только письма?

В таких местах Румару приходилось бывать прежде, обстановка не новая.

Он не помнил, как очутился здесь, и что произошло с тех пор, как он зашел в пещеру чудовища. Все как в тумане.

Мозг отчаянно просил не вспоминать увиденного, но образы словно сами собой появились перед глазами.

Этот маленький скелет с остатками ветхой одежды кочевников, череп с меняющимися молочными зубами, эти руки с шестью пальцами. Пластиковая игрушка у ног.

Вдруг, на ритуальной плите лежит кто-то другой, а вовсе не Данна? Хотя, кого он обманывает…

Румар четыре года безнадежно верил, что она жива, врал сам себе. Если бы прислушивался к своему дару, он бы давно все понял. Нет тепла в оставленных сестрой вещах, нет никакого импульса, а лишь пустота и молчание. Он был слеп, потому что верил, что мир даст ему шанс увидеть важнейшего для него человека снова.

Если бы он нашел ее раньше! Не бездействовал столько времени. Опоздал на два года. Вот дурак…

Румар начал истерично смеяться, но резкая боль в груди заставила его остановиться. Плохо, очень плохо, когда даже наедине с собой эмоции приходится подавлять.

Тоомаш посмотрел под повязку на свежие швы, и его внимание привлекли какие-то рисунки на груди. Кто-то решил пошутить и использовал его как доску для инопланетных каракулей? Как-то не очень по-медицински. Черным маркером, перманентным. Так просто не смыть. Шутники.

Только не смешно. Совсем.

Существование приносило боль, и от нее не спрятаться, не забыться. Отвлечься бы, поговорить…

Румар посмотрел на плазму на стене, равнодушно отвернулся от нее и уставился в белый потолок. Панели отражали солнечный свет, от них тоже жгло глаза, да и все состояние говорило лишь о том, что Тоомаш зря просыпался, тут его никто не ждет. Поэтому он сомкнул веки и вернулся во тьму.

Постепенно боль утихала, Румар понимал, что куда-то движется. Он не знал этой дороги. Вокруг сосновый лес и территория довольно светлая, аккуратная, без зарослей. Затянутое белой дымкой небо давало мягкий рассеянный свет. Тут дышалось очень легко, и казалось, что с ветвей доносилось чириканье птиц.

Из-за деревьев показался двухэтажный дом со множеством окон. Какое-то общежитие? В лесу?

А, нет, не совсем.

Во дворе гуляло много детей, не меньше десятка. Малыши беззаботно пинали мяч, кто-то играл в стороне или качался на качелях. Место переполняла идиллия и гармония.

Почему он видит это место? Оно лишь плод воображения или реально существует?

Вроде бы ничего необычного, но кажется, что тут какой-то другой, лучший мир. Может, в этом мире теперь живет Данна?

Румар воодушевленно ускорил шаг и направился поговорить к невысокой, немного пухлой нянечкой, но вдруг между ним и детской площадкой возникла трещина. Землю трясло, расщелина становилась шире, через нее уже не перепрыгнуть, а откуда-то снизу, из-под земли, стеной вспыхнуло синее пламя.

Под ногами валялась какая-то записка. Румар поднял ее, перевернул. Там была изображена гончая с черным оскалом. И подпись:

«Лезешь не в свое дело, Тоомаш. Прочь!»

За ним кто-то наблюдает?

— Эй?

Румар посмотрел по сторонам — лес пропал. Чернота. И множество огоньков зеленых глаз, смотрящих на него из темноты.

Ясно, некая сила выгнала его из сна-подсказки. Только он все равно ничего не понял. Открыв глаза, Румар прищурился сперва, а потом увидел, что наступил вечер и свет исходит от ламп накаливания.

А еще он не один. Хотя, конечно, лучше побыть одному, чем в такой компании.

— Папа?

Родитель сдержанно кивнул, перехватил трость и подался вперед. Кажется, он тоже дремал в кресле, и просто услышал, как Румар зашевелился. Интересно, давно он тут сидит?

Гость пугал. Если Румар смотрел на отца, то невольно начинал цеплять общие с ним черты. Он похож на него, и хотелось надеяться, что только внешне.

Странно, этому человеку нет дела до младшего сына, зачем он пришел проведать его лично? Обычно в таких ситуациях он присылал кого-нибудь из прислуги. Или у него к Румару дело? Хотя какой от него сейчас толк…

Свободной рукой Румар протер глаза и попытался принять горизонтальное положение. Швы под повязкой натянулись, стало больно.

— Не дергайся.

— Хорошо, — выдохнул Румар. Что тут еще сказать. — Зачем ты здесь?

— Ты не находишь этот вопрос неуместным? — вздернул бровь отец. Его ледяной голос проникал в самое сердце. Кольнуло. Как-то оно особо чувствительно стало, не круто это. Этот мир слишком жесток, эмоциям слабости тут не место.

— Затрудняюсь ответить. Я даже не знаю, что произошло.

— А много чего. Но я все же рад, именно тому рад, что ты справился с ситуацией. А не из-за того, что за тебя вступился сам граф. Даже не знаю, чем ты ему приглянулся.

— За меня вступился граф? С чего бы?

Румар занервничал, от этого в груди начало жечь, а аппарат запищал быстрее.

— Удобная вещь, — заметил отец, наблюдая за учащенным пульсом сына. — я могу спрашивать, о чем угодно. И ты не сможешь соврать.

— Ну, класс…

— Выдохни, пока что я не стану сильно волновать тебя. Диагноз у тебя неутешительный. Ты сперва должен встать на ноги.

Неожиданно приятные слова. Впервые за много лет Румар слышал что-то столь трогательное от родителя.

Обычно, его существование доставляло отцу лишь раздражение, а тут такое. Неужели, он все-таки видит в нем пользу? Или дело в графе?

— Я все же хочу знать, что произошло.

— Хорошо, так и быть, — снисходительно усмехнулся отец. — Граф посетил меня лично.

— И как он тебе? — не выдержал и задал вопрос Румар. Его неуемное любопытство родителю не нравилось.

— Не перебивай!

— Прости.

— Он сказал, что благодаря тебе, город был освобожден от опасного демона. И даже не одного. А еще в красках расписал твою деятельность… — отец, будто припоминая что-то неприятное, поморщился. — Скажем так, я согласился пересмотреть свои взгляды.

Румар даже не представлял, что такого показал и сделал граф, но, зная сдержанность отца, там произошло нечто из ряда вон. И он не расскажет об этом. Характер графа… вряд ли отец при общении с ним выглядел достойно. Но это так, мелочи.

— Ты получишь финансирование на свое… хобби.

Что это? Неужели признание? После четырех лет упрашиваний и унижений? Нет музыки прекраснее на свете, чем эти слова.

Румар старался не проявлять эмоций, но аппарат предательски ускорил писк. Отец на это хитро прищурился.

— Да, потрясающая вещь.

Румар порадовался триумфу, ведь на такое щедрое подношение он не рассчитывал. Об этом он мог только мечтать. Отстрелом нежити он занимался исключительно на свои карманные деньги.

Момент радости длился недолго, Румар быстро поник, отвернулся к окну.

— Не нужно, я завязал.

Повисла нехорошая пауза.

— Не понял.

— Все кончено.

— Поясни.

Отец был беспощаден. Говорить о случившемся крайне тяжело, Румар из последних сил терпел, чтобы не сорваться.

Он рассказал о том, что нашел сестру. Что все это время, занимался ее поисками. Раньше Румар собирался охотится на кочевников, чтобы найти Данну, ведь знал, что она у них. На гнильцах он просто тренировался стрелять, их он встретил случайно и немного увлекся. Игра переросла в нечто большее, но все это было только ради сестры. А ее больше нет. Поэтому больше и нет смысла заниматься всем этим.

— Ты не бросишь начатое. Я тебе этого не позволю.

Теперь в голосе отца появилась угроза. Все это давило, невыносимо давило. Румар прикрыл лицо одеялом. Отец неумолимо напирал.

— Я давно понял, что дочь не вернуть. Но твоя вера поистине поражала. Меня это восхищало, правда, — смягчился родитель. Но Румару было уже все равно, лишь бы отец быстрее ушел. — На самом деле я боялся всего того, с чем ты связался. Нет, не так, я до сих пор не могу это принять.

— Я устал. Оставь меня, — шипел из-под одеяла Румар, но отец оставался непреклонен.

— Это я сжег наш дом.

Нет, этот человек, определенно хочет ему смерти! Говорить о таких вещах столь спокойно, когда Румар едва справляется. Аппарат просто изошелся на противный визг, а внутри все жгло злым пламенем праведного гнева.

— Я сжег дом вместе с твоей матерью. Вернее, тем, что от нее осталось.

— Ты говорил мне, что она болела и ей нужен покой, — еле произнес Румар. Отец много чего говорил, на самом деле. Что дом подожгли злые конкуренты, например. Он столько лет врал?

— Так и было, поначалу, — спокойно заявил Тоомаш старший. — А затем изменилось ее поведение, она гнила заживо. И перестала узнавать меня. Стала неконтролируемо агрессивной. Ее пришлось держать привязанной к кровати. Я признался себе, что все кончено, когда было слишком поздно и от ее черт лица мало что осталось. Я не мог ее убить: она получила несколько ножевых ранений, я всадил ей в голову целую обойму, но она продолжала регенерировать и пыталась нападать. Поверь, это страшное зрелище, я ведь любил ее больше жизни. Поэтому я запер ее в комнате. И поджег дом, чтобы ее страдания прекратились. Это была моя первая встреча с нежитью. И я очень надеялся, что последняя. А каково мне было узнать, что ты в шутку решил гоняться за мертвецами в качестве «живых» мишеней? Ты отказался прекращать это безумие, поэтому я заранее смирился с тем, что от тебя придется избавляться так же, как и от Геры. «Шалаш» был подарен тебе как раз на тот случай. Но теперь ты зашел слишком далеко, о тебе и твоих школьницах заговорили в народе. Не без помощи графа.

— Ты упустил момент, когда умерла мама? Как такое вообще возможно?

— Возможно. Я не стану отвечать на этот вопрос.

— Ясно. Уйди.

Отец помолчал немного, затем спешно и сердито покинул палату, оставляя Румара наедине со всеми мыслями и образами, которые теперь накладывались на пережитое.

Тут же пришла медсестра и вколола что-то. И захотелось спать.

Дагмар, Лира и Тамари пришли на следующий день. Румар к этому времени окончательно потерялся между реальностью и сном, ведь там он снова куда-то шел. И получал странные записки. Удивительно, что у него получалось читать их во сне.

— Вот ни на минуту одного нельзя оставить, вечно ему надо вляпаться во что-то, — причитал Дагмар. Белый халат на нем смотрелся хорошо, образ безумного ученого ему бы подошел. Чокнутый профессор и две знойные ассистентки — компашка внушала, было чем гордиться.

Румар от хихиканья воздержался, но широко улыбнулся.

— Я такой, ага. Что бы вы без меня делали? Скука смертная, да?

Лира мечтательно вздохнула и, подсев к Румару поближе, взяла его за руку и, мягко поглаживая, начала свою речь. Ох, Тоомаш это в ней обожал.

— Что может быть чудеснее утренней воскресной прогулки по лесу? Вдыхать аромат таежного дерна, сырой травы и последних грибов. Ведь это так прекрасно, с пакетиком и ножичком побродить между деревьев, послушать птичек, расчленить и сжечь чье-то жирное тело…

— О, вы нашли официантика?

— Нашли, ага, — подтвердила Тамари. — Любопытное месиво получилось. Это же не ты его так?

— Ну не-ет, что ты! Разве это на меня похоже?

— Как бы тактичнее сказать… — задумчиво протянула Тамари. — Почерк отличается. А вот стиль — четко отмороженный. Только убираться потом долго. Так что возвращайся к огнеметам, они почище работают. Я, кстати, придумала с нашим малышом кое-чего, ты точно оценишь!

— Вау…

— Что-то не вижу азарта и восторга. Где? Где наш бравый лидер? — возмутилась Тамари. Как-то наигранно, что ли.

Что-то не так. Румар пытался сообразить. Друзья вели себя неправильно, странно переглядывались, неоднозначно кивали друг другу, словно что-то от него скрывали. Он это болезненно остро ощущал. Но что?

После долгого забвения и лекарств, мозг не мог сосредоточиться на чем-то, мысли плавали, обтекая острые углы. Острые углы…

— А где Мири, она не приходила?

Как-то совсем подозрительно переглянулись друзья в очередной раз. Вот оно.

Да, точно, она же была с ним! Она не могла его просто бросить умирать в пещере.

Правда, теперь даже не пришла навестить. Загадочная.

Может, хочет одна прийти или просто чем-то занята и заглянет, как освободится? Она по любому, очень волнуется из-за пережитого…

— Ты, главное, не нервничай. Тебе нельзя, — мягко напомнила Лира. Ох, не нравилось Румару все это.

— Говорите.

— Мы не знаем, — выдержав ненормально длинную паузу, произнес Дагмар. Румар тут же потянулся к телефону.

— Бесполезно. Ее телефон я нашел у тебя в кармане, когда мы приехали за тобой. Оставлю тебе его на тумбочке. Она была с нами, как и двое каких-то странных типов, которые что-то делали с тобой всю дорогу. А нас не подпускали. Спорить с ними не получилось. А потом, когда мы доехали до города, тебя перехватила скорая, и в суете мы не заметили, когда Мири ушла.

— А дома ее нет?

— Нет. Я встретил ее мать, но она не отвечала на вопросы. Кажется, она переезжала. Всюду сложенные коробки были. Возможно, произошедшее семью очень напугало, поэтому они и сбежали.

— Ясно.

Как-то новостей все больше, а хороших среди них нет. Хотелось встать и уйти. Куда-нибудь.

К сожалению, невозможно, поэтому Румар отвернулся к окну.

— Спасибо, что зашли.

— Поправляйся, — отозвались друзья и закопошились. Они уходили, о чем-то перешептываясь.

Румар чувствовал себя абсолютно одиноким и никому не нужным. Не мог ничего сделать. В таком состоянии он и вправду унылое ничто. Аж противно. Покурить бы. Только где бы раздобыть?

Он пытался выпросить желаемое у медсестры, потом у санитарки, но каждый раз получал отказ, сколько бы налички ни предлагал. Написал Дагмару, и тот сказал, что подумает. С его слов это равноценно отказу. Все будто бы сговорились против Тоомаш. Весь мир против.

Румар пытался есть, но в горло ничего не лезло. Мир окончательно утратил краски и вкусы, и Румар чувствовал себя живым лишь когда погружался в сон. Он все шел и шел к лесному домику с детьми, и никак не мог понять, почему его туда не пускают. Он уже наизусть запомнил эту дорогу, хотя так и не смог понять, где находится это место. Пытался искать в поисковике, но на «детские лагеря», «усадьбы» и прочие запросы не выскакивало ничего подобного.

А Мири он во сне больше не видел. Она тайком забрала у него фенечку и словно оборвала с ним контакт. Но малявка точно жива, Румар это знал. И нашел бы ее, если бы мог уйти отсюда!

Несколько дней спустя, Румара, наконец, отсоединили от приборов, сняли капельницу. Он был все еще очень слаб, но больше не мог лежать, поэтому преодолевая головокружение, мерил шагами палату.

Находиться тут невыносимо. Вид из окна на город скучный, по телевизору тоже нечего смотреть. Отвлечься от раздирающих сознание мыслей не получалось.

К нему приходили друзья, заглядывали знакомые, довольно часто приносили что-то люди отца. Благо, больше никто ничего плохого больному не говорил. И так хватило.

Очередной стук в дверь отозвался ударом сердца. Стук какой-то необычный…

— Войдите.

Воровато оглядываясь, в палату вошла она. Пышная черная шевелюра с кучеряшками, в противовес ей — белоснежный халат. И очки с обычными стеклами в толстой оправе. В толпе узнать Мири было бы тяжело.

— Парик? Серьезно? — Румар, не сдержавшись, засмеялся. Осторожно, но искренне. — Ты играешь в шпиона?

— Да, наварное.

Они метнулись навстречу друг другу и обнялись в центре палаты. Румар сжимал ее, возможно, слишком сильно, но она не возражала. С ее появлением сразу стало спокойнее.

А еще от нее сильно пахло костром.

— Я рад тебя видеть, только не понимаю, почему ты пропала и что значит этот маскарад?

Мири потянула к кровати, они сели на край.

— Многое должна сказать. Готов выслушать?

— Если стоит выбор между однозначной правдой и сводящими с ума домыслами, то выбор очевидный. Рассказывай, что бы это ни было.

— Тогда к сути. Я ухожу.

Не этих слов он ждал, хотя дурное предчувствие не давало покоя долгое время.

— Ты, типа… бросаешь меня? Серьезно?

Мири вздохнула и отвела взгляд. Неужели ей на это нечего ответить? Почему она так поступает с ним, Румар сделал что-то не так? Ему казалось, они поладили, смогли понять друг друга, стали ближе. А еще он привык к этой малявке. А она решила окончательно разорвать его сердце на куски. В прямом смысле слова. Оказалось, не фигура речи, а реальная опасность. Румар и не подозревал, что такое может произойти с ним.

— Прости. Но такова плата за твою жизнь. Брошенный, но живой — лучше, чем наоборот. Я, знаешь ли, тоже не в восторге от происходящего.

— А я в восторге, да? — не выдержал Румар. — Я смотрел на скелет родной сестры, с которой эти уроды неизвестно что делали все это время! Я не узнаю об этом. И много чего не узнаю. Как она жила, хотела ли вернуться назад. Как она погибла, страдала ли? А ты? Ты просто сводила с ума всеми ужасами, что тебя окружали, а ты их в упор не видела. А я чувствовал, всегда ощущал угрозу, но ничего не мог с этим сделать, это сводило с ума! И хоть бы раз ко мне отнеслись с пониманием, а не вертели пальцем у виска. Я же псих конченный, поехавший, что с меня взять, да?

— Так, тише. Тебе нельзя.

— Да плевать! — взорвался Румар. — Всем друг на друга плевать! Я думал, ты сможешь понять меня. А ты отталкиваешь меня в такой момент, когда действительно нужна твоя поддержка? Знаешь, что? Ты бежишь от проблем. А я для тебя всего лишь проблема. Как и для остальных.

Мири виновато вжала голову в плечи. Румар запоздало осознал, что кричит на нее. Осадил себя. Совсем не круто так срываться на маленьких.

— Прости, — растерянно пролепетала она, отводя в сторону свои таинственно-синие глаза.

Не, на эту малявку и вправду тяжело злиться. Даже когда она едва не перерезала ему горло. Выглядела слишком напугано и невинно. Как она это делает?

— Да ладно. Сам виноват. Как и всегда.

— Это как посмотреть.

И вот тут она рассказала о том, как заключила сделку с Охотниками в обмен на спасение Румара. Они находились слишком далеко от города, это сыграло роковую роль.

Легче не стало, скорее наоборот. Тоомаш втянул малявку в эту передрягу, пробудил ее способности, и из-за них теперь у нее серьезные проблемы с представителями магически одаренного народа.

— Мы несколько дней находились на берегу, прибирали за бычком, который оказался келпи, пытались выяснить личности погибших. Кстати, тот старик, который жил на берегу, это именно он пожертвовал собой, чтобы призвать Охотников. Они сказали, это какой-то мудреный ритуал, а Марвий, вроде как, имел связь с Охотниками. А еще я говорила с отцом…

— У нас с тобой это не очень приятные разговоры, да? — усмехнулся Румар.

Мири нахмурилась, почесав переносицу. Очки ей мешали, но она объяснила, что маскируется для того, чтобы в ней не увидели Охотника. Под париком она теперь седая.

— В моем случае, он ходячая энциклопедия. Так вот, оказалось, что у изгоняющих, так свой народ зовут сами Охотники, иногда встречаются подвиды. И я этот… проводящий. Могу пропускать через себя чужую магию. И частично копировать способности тех, с кем у меня образовалась связь. Поэтому мне снились твои сны. Сама я пока что ничего такого не умею. Но Эмир сказал, что я опасна для людей, если не научусь управлять своей силой. Тем более, что из-за нее ко мне будет цепляться всякая…

— Демоническая муть? — закончил мысль Румар.

— Да. Плоцк для них — сад наслаждений. Сюда не заходят Охотники, поэтому всякой дряни в городе очень много развелось. И самое обидное, всем действительно плевать — высшая нежить и демоны очень осторожны, их никто не видит, поэтому люди и не поднимают тревоги, а неупокоенных гнильцов за городом сжигаешь ты. Как-то так. Я пришла прощаться, потому что покидаю человеческий мир. А еще отец подарил мне лошадь. Но я ее боюсь. С таким подарком я вернуться в квартиру точно не смогу…

— Я бы нашел для тебя и для нее место. Я готов к трудностям. И к опасностям. Не уходи за Охотниками, пожалуйста. Твой дар нужен нам здесь, мой отец требует продолжать истреблять ходячую гниль, а ты единственная, от чьей руки они могут пасть по-настоящему. Ты можешь научиться всему сама, обойтись без Охотников. Выполнять свой долг с нами. Со мной…

— Меня призвали на службу человечеству. И заставили порвать все связи. Даже с матерью. Я вообще не должна была приходить к тебе, но мне дали немного времени. А еще Эмир сказал, что с людьми дружеские и романтические отношения нежелательны.

— И ты теперь будешь слушать этого Эмира? — снова начал злиться Румар. — Он вообще лицемерная тварь, учитывая, что твоя мать — человек.

Мири взяла Тоомаш за руки, наклонилась к нему. Румар подался немного вперед, но инициативы не проявил, оставил это на усмотрение малявки. И она осторожно коснулась его губ. Это было очень трогательно с ее стороны. Трепетный поцелуй остудил гнев. Румар не удержался и прижал Мири к себе. Такое тоненькое, маленькое тело. Тяжело представить ее среди тех гигантов-качков. Страшно. Реально ведь зашибут…

— Дождись меня, ладно? Я вернусь к тебе сильным воином, буду много знать и уметь. А еще я попробую вернуть Охотников в Плоцк. А ты нужен мне тут. Ты должен настроить людей на нашу сторону. И хранить порядок. Мы все равно останемся командой, понимаешь?

— Ты правда вернешься? — засомневался Румар. Он не знал о том, как устроен мир серебряноволосых воинов. Как они обучаются и где живут. Но похоже, Мири тоже не полностью в курсе всех подробностей. Говорила неуверенно.

— Правда. Даю слово.

— Тогда, будь добра, верни мою феньку! Я знаю, что ты у меня ее нагло забрала. Подарки — не отдарки!

— Ну, если ты так хочешь именно ту, а не парную, которую я сплела для нас, несколько ночей подряд сидя с Охотниками у костра, то…

Румар аж засиял, когда малявка достала из кармана новое украшение. Одна его часть была сине-бирюзовой, другая красно-рыжей, и они соединялись в хитрый узор, что-то типа огненно-водяного дуэта. Сложная работа, кропотливая. Но завораживает. И от нее исходило тепло. Эта штука намного энергетически сильнее прошлой фенечки. Это отличный мост к цветику во сне!

— Так, я синюю беру, и это не обсуждается!