Фиона
Меня мало что может шокировать. Я прошла через столько дерьма в своей жизни, что нужно что-то действительно ужасное, чтобы напугать меня — по-настоящему напугать до чертиков, — но слова, которые мой отец только что произнес на другом конце провода, заставляют мой рот приоткрыться, а по спине пробежать холодок.
— Ты же говоришь это не серьезно, — спорю я с папой. — Вы ни за что не сможете втроем жить в фургоне, и ты отправил маму в дом для престарелых. Она всегда твердила, что никогда не хотела бы быть в одном из таких мест. Должно же быть какое-то другое место, куда вы можете пойти — что-то еще, что мы можем сделать!
Мой голос дрожит, когда паника захлестывает меня. Я отказываюсь верить, что моя семья вот-вот станет бездомной, и их единственный вариант — жить в своем гребаном фургоне, пока папа не найдет другую работу и не накопит денег на новое жилье.
— Должен быть другой выход. Ты можешь позвонить в банк? Скажи им, что мама инвалид, и посмотри, дадут ли они тебе время наверстать упущенное по ипотечным платежам?
— Я уже пробовал это, милая. Если бы был какой-нибудь другой способ… — Он тяжело вздыхает в трубку. — Это лучший вариант, который я могу придумать. Маме будет гораздо лучше в доме для престарелых, где она сможет получить необходимый уход, чем с нами в фургоне.
Я чертовски ненавижу то, что он прав. Ни за что на свете моя мама не сможет жить в фургоне. Мама перенесла инсульт десять лет назад, когда мне едва исполнилось двенадцать, и с того дня наша жизнь изменилась навсегда. Она так и не восстановила способность ходить и нуждается в помощи, чтобы выполнять основные задачи по уходу за собой. Папе было легче, когда я все еще была дома, потому что я могла помогать ему с мамой, а он мог сосредоточиться на работе и сохранении крыши над головой.
Было трудно оставить их в Огайо, но я не могла отказаться от полной стипендии в Северо-Западном университете Чикаго. Платить за колледж было не тем вариантом, который моя семья могла себе позволить.
У папы были проблемы с поиском надежного фельдшера, который ухаживал бы за мамой, когда ему нужно было быть на работе, и он потерял работу два месяца назад. Теперь, из-за нехватки денег, ипотечный займ не выплачивался в течение трех месяцев, и банк угрожает лишением права выкупа.
— Что, если я найду работу и буду отправлять вам все деньги?
— Фиона, нет. Ты и так перегружена всеми своими занятиями. Ты никак не можешь добавить работу в свой напряженный график. — На другом конце провода пауза, и я представляю, как папа в отчаянии проводит рукой по-своему преждевременно постаревшему лицу. — С мамой все будет в порядке в доме для престарелых, и я смогу найти другую работу. Мы с твоими братьями недолго пробудем в фургоне.
Слезы наполнили мои глаза от беспомощности.
— Я хочу помочь. Мне надо помочь. Я могу бросить колледж.
— Нет. — Тон папы был тверд. — Ты не можешь бросить медучилище. Ты так усердно работала ради этого, и через несколько лет ты станешь доктором — тем, кто будет помогать спасать жизни. Работа, которую ты делаешь, важна, так что не хочу снова слышать от тебя, что ты готова отказаться от этого.
Я проглотила комок в горле.
— Ладно.
— Хорошо, — подтвердил папа. — Теперь, попытайся не волноваться о нас. С нами все будет хорошо, и я позвоню тебе, если что-то изменится.
Я киваю, хотя он не видит.
— Я люблю тебя, милая. Мы скоро поговорим, — говорит мне папа.
— Да, скоро, — повторяю я, прежде чем линия отключилась, и я осталась со своими мыслями наедине.
Я уставилась в экран моего лэптопа, полностью погрузившись в свои мысли. Мама в доме для престарелых, в месте, где она никогда не хотела оказаться, а два моих младших брата живут в фургоне с отцом… этого достаточно, чтобы мне стало дурно, потому что я бессильна.
Прислоняюсь спиной к кирпичной стене своей комнаты в общежитии, прежде чем сделать глубокий вдох и выпустить его через сжатые губы. Если бы только я могла чем-то помочь.
Звук, открывающейся двери, привлек мое внимание. Эмми вбегает в комнату, жуя розовую жвачку и перекидывая свои платиновые локоны через плечо. Она прекрасна. Ее одежда, макияж, ногти и прическа всегда на высоте, напоминая мне голливудскую звезду с идеальной фигурой и грудью, за которую я бы убила. В довершение всего, камера любит ее лицо. Она самый фотогеничный человек, которого я знаю.
Она сдвигает свои очки-авиаторы на макушку, когда замечает меня, убирая волосы с лица.
— О, привет, девочка! — приветствует Эмми меня, закрывая дверь за собой. — Ты в порядке?
Я киваю и быстро смахиваю навернувшиеся на глаза слезы.
— Да. Я в порядке.
Ее накрашенные розовой помадой губы кривятся, когда она садится рядом со мной на кровать.
— Ты неважно выглядишь. В чем дело?
Мы с Эмми были очень близки пару лет назад, когда она проводила больше времени в общежитии, учась, но с тех пор, как она переехала за пределы кампуса в квартиру, которую держит в секрете от своих родителей, мы немного отдалились друг от друга.
Я вздыхаю, зная, что Эмми не перестанет приставать ко мне с расспросами о том, что не так, пока я ей не расскажу.
— Это мои родители. Они испытывают финансовые трудности. Я хочу помочь им, но я не знаю, какую работу смогла бы совместить с медучилищем, на которой платили бы достаточно, чтобы быстро получить необходимые для них деньги. Им нужна помощь, и меня подмывает бросить колледж, чтобы поработать в паре мест и помочь им.
Ее голова откидывается назад.
— Ты что, блядь, с ума сошла? Ты потеряешь свою стипендию!
— Я знаю, — бормочу я. — Но я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как они становятся бездомными, и ничего не делать, чтобы остановить это. Это сведет меня с ума, если я что-нибудь не придумаю.
Она наклоняет голову, когда изучает меня.
— Ты в полном отчаянии, да?
Я киваю.
— Я бы сделала все, чтобы помочь им.
Она аккуратно облизывает губы.
— Возможно, у меня есть решение твоей проблемы, но я не думаю, что тебе это понравится… и эта работа точно не для всех. Но ты красива, и твое тело определенно подходит для этого.
Я наморщила лоб, изучая ее.
— Подожди, минутку. Ты предлагаешь мне пойти работать с тобой в стрип-клуб?!
— Там есть и другие вакансии, помимо стриптиза, за которые очень хорошо платят. Нам нужен официант прямо сейчас, и ты идеально подходишь. Мужчины переступали бы друг через друга, чтобы дать тебе чаевые. Ты сорвала бы куш.
Мои глаза расширяются.
— Я не знаю, Эмми. Я не знаю, смогу ли раздеться перед незнакомыми мужчинами.
— Официантки носят очаровательные топы с лифом, черные трусики-шорты из спандекса и милые заячьи ушки, символизирующие название клуба Pink Rabbit (примеч. Розовый Кролик). Не нужно обнажаться, чтобы подавать похотливым ублюдкам напитки, пока они возбуждаются, наблюдая, как мы трясем сиськами. — Эмми смотрит на мое лицо. — Я знаю, тебе противна моя работа, но за нее действительно хорошо платят, и это может стать твоим способом быстро заработать много денег.
Мысль о том, чтобы раздеться за деньги, меня совершенно не привлекает, но в то же время, подача напитков и получение тонны чаевых, кажется привлекательной. Я могла бы делать это достаточно долго, чтобы спасти дом моих родителей и вернуть их в строй. Это же не значит, что я буду делать это вечно.
Кроме того, это не может быть так уж плохо, потому что Эмми работает там уже больше года.
— Это не так плохо, как ты думаешь. — Эмми похлопывает меня по колену, смотря на меня, пока я обдумываю ее предложение. — Это совершенно безопасное место для работы. Клянусь.
Как бы мне ни было неприятно это признавать, эта работа может стать ответом на мои молитвы.
— Ты действительно думаешь, что я смогу заработать достаточно денег, чтобы покрыть три месяца выплат по ипотеке?
— Черт возьми, да, я знаю. Я думаю, ты сможешь заработать достаточно, чтобы расплатиться с домом, если у тебя когда-нибудь хватит смелости подняться на сцену.
Мои глаза расширились.
— Этого не произойдет.
Она откидывает голову назад и смеется.
— Я знаю. Знаю. Но если такое случится, может ли твой сценический псевдоним быть доктор Кинки?
— Я думаю, что, черт возьми, нет. — Я шлепаю ее по ноге. — Мои большие буфера не предназначены для общественного потребления.
Она закатывает свои голубые глаза.
— Большие буфера? Только ты могла назвать свои сиськи буферами, как девяностолетняя женщина. — Она встает с моей кровати, а затем направляется к своему маленькому шкафу. — Тебе нужно переодеться и пойти со мной осмотреться в клубе — убедиться, что это то, с чем ты сможешь справиться. Я не хочу подставлять свою шею, чтобы тебя наняли, если ты соберёшься струсить.
Я закрыла свой ноутбук.
— Логично. Дай мне двадцать минут.
Эмми припарковала свой белый Мустанг за зданием и заглушила двигатель, прежде чем окинуть меня беглым взглядом.
— Ты выглядишь великолепно. Мистер Де Лука ни за что не упустит возможность нанять тебя, потому что это платье сексуально, как грех.
Поскольку Эмми считала, что в моем гардеробе нет ничего, достойного интервью в стрип-клубе, она надела на меня обтягивающее, короткое изумрудное платье, которое у нее есть, и которое демонстрирует гораздо больше кожи и декольте, чем я привыкла. Однако она убедила меня надеть его, потому что, по ее словам, этот цвет удивительно хорошо сочетается с моими рыжими волосами.
Я любитель комплиментов.
Эмми берет меня под руку и ведет к черному входу в здание из красного кирпича. Гигантский мужчина с широкими плечами и длинным низким светлым хвостом сидит на табурете у двери. Я приподнимаю подбородок, когда глаза похожего на халка мужчины блуждают вверх и вниз по моему телу, сканируя меня.
— Свежее мясо, Эм? — спрашивает мужчина с легким смешком в голосе. — Ты уверена, что хочешь скормить ее львам?
Эмми шлепает мужчину по большой, мускулистой груди.
— Заткнись, Трэвис. Ты ее спугнешь. Ты не представляешь, чего мне стоило заставить ее хотя бы согласиться прийти со мной в это место сегодня вечером.
Один уголок губ Трэвиса приподнимается в усмешке.
— Так ты развращаешь ее? Хорошо.
Эмми закатывает глаза, когда ведет меня мимо мускулистого вышибалы, не обращая внимания на его нелепые выходки.
— Серьезно. Игнорируй Трэвиса. Он идиот и любит дразнить всех новичков, так что относись к его словам с долей скепсиса.
Когда мы заходим внутрь, у меня отвисает челюсть, когда я рассматриваю планировку заведения. Это совсем не то, что я ожидала увидеть, основываясь на кирпичном фасаде здания. Это современное заведение с темными стенами, четким светодиодным освещением и дверями из матового стекла. Если бы у богатого вампира был стрип-клуб, выглядел бы он именно так.
Эмми толкает последнюю дверь в конце длинного коридора, и я сразу понимаю, что это гримерная танцовщиц. Повсюду разбросаны части от откровенных бикини, а также то, что, как я могу лишь догадываться, является сценическим реквизитом для девушек: начиная от кожаных нарядов госпожи и заканчивая нарядами с белыми перьями. Кажется, они удовлетворяют здесь все мужские фантазии.
Эмми указывает мне на табурет напротив одного из туалетных столиков и предлагает присесть. Ее фотографии со знаменитостями, приклеенные к зеркалу, однозначно говорят о том, что это место принадлежит ей.
— Подожди здесь, пока я найду босса. Я хочу, чтобы он познакомился с тобой. — Эмми обращает свое внимание на блондинку, сидящую прямо позади меня, и говорит: — Кэнди, присмотри за моей подругой. Проследи, чтобы никто не цеплялся к ней, пока я схожу к мистеру Де Луке.
— Конечно, Ронни, — говорит Кэнди, нанося еще один слой туши на свои и без того длинные ресницы.
Я приподнимаю бровь, когда смотрю на Эмми.
— Ронни?
Она пожимает плечами.
— Сценический псевдоним. Мы все проходим через это, когда находимся в клубе. Так легче поддерживать ясность, когда мы общаемся с клиентами. — Она сжимает мои плечи. — Я вернусь сразу после того, как найду босса, чтобы поговорить с ним о том, чтобы нанять тебя.
— Хорошо, — говорю я ей, чтобы подтвердить, что я не струсила и не сбегу, пока ее нет.
Я достаю свой телефон и открываю свои заметки, чтобы выделить немного столь необходимого времени для учебы. Суть поступления в медучилище в том, что ваши оценки должны быть чертовски близки к идеальным, чтобы быть принятыми в какую-либо программу. Последние четыре года я работала не покладая рук, и после нескольких убедительных рекомендательных писем меня, наконец, приняли в следующем году на программу Доктора Остеопатии Университета Огайо — место поближе к дому, где я снова смогу заботиться о маме.
Хотя, я изо всех сил стараюсь сосредоточиться, это трудно, учитывая, что комната окружена кучей голых незнакомок. У этих женщин восхитительные тела, и они ни капельки не стесняются демонстрировать их. Вероятно, это становится естественной привычкой, учитывая их род занятий.
— Ты танцевала раньше? — спрашивает Кэнди, отвлекая мое внимание от телефона.
— Я? Нет. Никогда, — запинаюсь я.
Губы Кэнди кривятся, когда она красит их рубиново-красной помадой.
— Требуется немало мужества, чтобы выйти на эту сцену. Думаешь, у тебя есть все необходимое?
Я качаю головой.
— Нет. У меня нет, но Эм… — Я оборвала себя, вспомнив, что Эмми сказала, что все они любят использовать здесь свои сценические псевдонимы. — Ронни сказала мне, что официантки не должны быть топлесс, так что я думаю, что смогу справиться с этой работой.
Она кусает губы.
— Официантка, да? Это настоящий позор. Такая красотка, как ты…ты могла бы грести деньги лопатой на сцене. Ты — главный козырь на сцене с этими шикарными рыжими волосами. Я могу представить это прямо сейчас… ты разыгрываешь целое шоу непослушной Русалочки Ариэль. Мужчины потеряли бы разум от такой милой штучки, как ты.
Хоть деньги и являются моей мотивацией для того, чтобы быть здесь, я не думаю, что у меня хватит смелости стать одной из танцовщиц. Работа здесь, даже просто в качестве официантки — это огромный шаг для меня и совершенно мне не характерна. Но я отчаянно нуждаюсь в деньгах и готова сделать все возможное, чтобы спасти дом моей семьи.
— Фиона! — зовет меня Эмми, просовывая голову в комнату. — Пошли!
Я вскакиваю со стула и направляюсь в сторону Эмми.
— Подумай о том, что я сказала, Ариэль, — говорит мне Кэнди, когда я прохожу мимо. — Месяц на сцене мог бы принести тебе столько, сколько большинство людей зарабатывают за год.
Мои глаза расширяются, и я быстро киваю ей, прежде чем поспешить навстречу Эмми. Годовая зарплата за месяц? Это именно те деньги, которые мне сейчас нужны, но я не уверена, что смогу набраться смелости. Тем не менее, это довольно заманчиво.
Как только мы остаемся одни в коридоре, Эмми поднимает бровь, глядя в мою сторону.
— Ариэль, да? Могу себе это представить. У Кэнди талант давать нам сценические псевдонимы. Она вроде как наша фея-крестная-стриптизерша.
Я разразилась приступом смеха.
— Что?
Эмми пожала плечами.
— Кэнди работает здесь дольше всех, и она почти стала нашим руководителем по подбору талантов, подталкивая всех нас к наилучшим направлениям для нашей карьеры.
— Карьера? Это не карьера. Стриптиз — это то, что ты делаешь, чтобы выжить. Это не конечная цель.
Она смотрит на меня с недоверчивым выражением лица.
— Для вас, может быть, мисс Доктор, но я планирую использовать эту работу и связи, которые я здесь приобрела, чтобы подняться на следующий уровень славы в моей музыкальной карьере, как это сделала Карди Би. Эта девушка знала, как пользоваться ситуацией в своих интересах.
Хотя я не сомневаюсь, что карьера стриптизерши может подготовить Эмми к работе в индустрии развлечений в будущем, заставив ее чувствовать себя комфортно в собственной шкуре и владеть своей сексуальностью, для меня это не долгосрочное место работы. На самом деле, я была бы в восторге, если бы никто никогда не узнал, что я вообще здесь работаю, и точка.
Эмми ведет меня вверх по лестнице с темными деревянными перилами, и, как и первый этаж, второй такой же шикарный. Кто бы ни оформлял это место, у него безупречный вкус, судя по массивным люстрам, свисающим с потолка, и со вкусом подобранным картинам с абстрактными предметами на стенах.
Эмми останавливается у второй двери слева и поворачивается ко мне лицом.
— Это кабинет хозяина. Он лично нанимает всех девушек, которые здесь работают, чтобы убедиться, что они соответствуют его стандартам. Будь вежлива, но тверда в своих ответах. Ему не нравятся нерешительные люди. Я видела, как он уволил девушку, потому что она недостаточно быстро выбрала напиток, который хотела.
Я сглатываю.
— Это такая незначительная вещь, чтобы из-за этого увольнять.
Она пожимает плечами.
— Мистер Де Лука не церемонится. Я делаю все возможное, чтобы выполнять свою работу и держаться от него подальше, пока я здесь, потому что я не хочу рисковать и выводить его из себя, поэтому предлагаю тебе сделать то же самое.
Почему она не рассказала мне все это до того, как я пришла? Я бы, скорее всего, пересмотрела идею работать на кого-то, кто ведет себя как тиран.
Она, должно быть, прочитала, о чем я думаю, в моих глазах, потому что сказала:
— Я не сказала тебе, потому что это дало бы тебе еще один повод не приходить, и я знаю, как отчаянно ты хочешь помочь своим родителям. Это всего лишь работа.
Она права. Как бы неприятно мне ни было это признавать, она права.
Пришло время отрастить пару женских яиц и смириться с тем, что я буду работать в стрип-клубе. Это если этот мудак по ту сторону двери сочтет меня подходящей для найма.
Эмми сжимает мою руку и показывает мне большой палец, как любящая мать, которая провожает своего ребенка в первый класс, когда я направляюсь к двери босса Pink Rabbit.
Раздается быстрый двойной стук, когда я стучу костяшками пальцев по матовому стеклу двери.
— Войдите, — командует глубокий, с хрипотцой голос, и дрожащей рукой я поворачиваю ручку.
Сначала мой взгляд привлекает гладкий черный стол, а затем мои глаза встречаются с самыми темными глазами, которые я когда-либо видела в своей жизни, заставляя мой рот приоткрыться.