Фиона
Появляться на занятиях Ки в тот момент, когда они начинаются, было обычным делом в течение последних нескольких недель. В конце каждого урока Ки смотрит на меня так, словно ждет, что я наконец сломаюсь и соглашусь трахнуться за хорошую оценку. Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не ругать его каждый раз, когда он смотрит на меня. Я знаю, что это ничем не поможет, поэтому я сосредоточилась на создании лучшей статьи, на которую способна, чтобы доказать декану, что Ки мстит мне.
Я удивляюсь, когда прихожу туда, а Ки еще не сидит за своим столом в передней части класса. Он никогда не опаздывает.
Я сажусь, достаю свои бумаги и кладу их на стол. Через несколько минут комната гудит от непринужденной беседы, поскольку Ки все еще не появился.
— Еще чуть-чуть и начнет действовать правило 15 минут, — выкрикивает один парень из задней части класса.
— Вам оно не понадобится, — говорит высокая чернокожая женщина с вьющимися волосами и в фиолетовых очках, заходя за стол. Она выглядит как человек, только что сошедший со страниц журнала Forbes в черной юбке-карандаш и пиджаке с белой блузкой. — Профессор Ки больше не работает в этом университете, поэтому я немедленно приступаю к занятиям. Я профессор Шеппард, и вы можете найти мою контактную информацию в каталоге веб-сайта университета. — Она ставит свой портфель на стол. — Согласно программе, сегодня должна быть сдана работа, поэтому, пожалуйста, передайте ее на первый ряд, и я заберу ее. Я с нетерпением жду возможности прочитать все, что вы написали, и познакомиться с вашими мыслями о западной философии.
У меня отвисает челюсть, когда бумаги текут ко мне, так как я сижу в первом ряду.
Что, черт возьми, это значит, что профессора Ки больше нет? Подобное заявление означает, что они его уволили.
Урок продолжается, и я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на том, что говорит новый профессор, но в моей голове крутится миллион вопросов о том, что случилось с Ки. Неужели Доминик действительно узнал о том, что он сказал мне, и причинил ему боль или, что еще хуже, убил его?
Я пытаюсь не психовать до чертиков, но это трудно.
Текстовое оповещение появляется на моем телефоне, когда я собираю вещи в конце урока. Это от Доминика, и он прислал мне ссылку на кое-что. Я нажимаю на нее, и попадаю на местный новостной канал, где идет репортаж об увольнении профессора Ки.
«Профессор уволен после обыска его дома, где были обнаружены наркотики» — таков заголовок, и пока я продолжаю читать колонку, там отмечается, что Ки был арестован и уволен.
Мои глаза расширяются.
Срань господня!
Доминик: Я жду снаружи.
Каждый нерв в моем теле дрожит, когда я закидываю рюкзак на плечо и направляюсь к двери. Доминик сказал, что защитит меня, и я не знаю, какую роль он сыграл в избавлении от Ки, но я предполагаю, что это из-за него Ки больше не мой учитель.
Когда я спускаюсь по ступенькам, Доминик ждет, прислонившись к своему черному внедорожнику, припаркованному у тротуара.
В тот момент, когда наши глаза встречаются, уголок его рта приподнимается в кривой усмешке.
Он отталкивается от машины и встает передо мной.
— Привет.
Мои пальцы сжимают лямку рюкзака.
— Что ты сделал?
— У тебя была проблема, и я с ней справился. Ничто и никто не встанет между нами, и когда я начал расспрашивать твоих профессоров одного за другим, я понял, что он каким-то образом облажался с тобой. Только когда я просмотрел запись последней ночи, когда ты работала в клубе, я заметил, как он разговаривал с тобой, и подумал, что он, возможно, был причиной того, что ты убежала от меня.
Я поднимаю руку вверх.
— Подожди, минутку. Ты хочешь сказать, что обращался к каждому из моих профессоров?
— Да, — говорит он с легкостью. — Ты не захотела поговорить со мной и рассказать правду о том, почему ты ушла, поэтому мне пришлось провести расследование. Ты бы сэкономила мне кучу времени, если бы просто сказала, что Ки пытался шантажировать тебя, чтобы ты занялась с ним сексом.
— Я не понимаю. Ты подстроил это, чтобы отвести его от меня?
Он пожимает плечами.
— Я только раскрыл правду о нем. Он уже употреблял наркотики и кучу другого незаконного дерьма, в которое мы не будем вникать, поэтому убедиться, что они обнаружили его проблемы, было единственным реальным делом, к которому я приложил руку. — Он заправляет прядь волос, развевающуюся на ветру, мне за ухо. — Я сказал тебе, Фиона, я никому не позволю причинить тебе боль. Никогда.
— Ты сделал все это — рисковал навлечь на себя неприятности из-за меня?
— Да, и я сделаю это еще миллион раз, если потребуется, чтобы обезопасить тебя. Я люблю тебя, Фиона. Ты единственная для меня.
Искренность в его глазах сияет, и я знаю, что он имеет в виду именно это, когда говорит, что любит меня. У Доминика жесткая оболочка, но он показал мне другую свою сторону — сторону, которая заставила меня безумно влюбиться в него.
— Я тоже тебя люблю, — говорю я ему, заставляя его улыбнуться.
Его губы прижимаются к моим, и я запускаю руки в волосы. Этот поцелуй подобен поцелую, положившему конец всем поцелуям, и похоже, что если мы остановимся, то можем не выжить.
Через несколько минут Доминик отстраняется, а затем запечатлевает сладкий поцелуй на моих губах.
— Давай поедем домой.
Он переплетает свои пальцы с моими и ведет меня к внедорожнику. Мне нравится, как он произносит слово «дом», как будто это место, которому я принадлежу — место, где мне суждено быть до конца моей жизни — с ним. Честно говоря, я бы предпочла быть именно там.