1. Малика

— Лика, а ну-ка повернись!

— Света, да хватит уже, — весело смеюсь сквозь слезы и смотрю на своих подруг.

Они невероятно красивые сегодня, но почему-то в унисон толкуют, что главная красавица в этот день я.

— Блин… Стас, ещё не видел платье? — Светка продолжает фоткать меня у зеркала в маленькой комнатушке для невест, а я опускаю взгляд и начинаю прятать глаза в складках белого тяжелого атласа.

Это слишком волнительный момент, и я хотела, чтобы он запомнился нам на всю жизнь. Белое платье, фата, бельё и даже туфли, я выбирала с таким трепетом, словно от этого зависела моя жизнь.

— Неа, — поднимаю голову, а девочки заливаются хохотом, и Надька заговорщицки шепчет:

— Подтяжку, которую я тебе прикупила, надела?

Я тут же заливаюсь краской и вспоминаю ажурную фигнюшку нежно-розового цвета. Пока до меня дошло на что это надевать и как, наверное, целая вечность прошла.

— Лика… — мы застыли, а по моей спине прокатилась волна томительной дрожи от его голоса.

Мой мужчина стоял в проёме женской части ЗАГСа и улыбался, как мальчишка. Я всегда хотела выйти замуж за сильного и уверенного молодого человека, и нашла именно такого. Мне было наплевать на разницу в нашем возрасте, на то что я глупая молоденькая дура. В нём я видела крепкое плечо и опору. Видела человека, который будет защищать меня всю жизнь, а я буду его любить. Всем сердцем.

Но горько и безжалостно обманула саму себя…

Гостиничный номер, который мне выделил исследовательский центр, как конкурсантке от нашего института, был прост и немного обшарпан. Что обычный госвуз мог предложить мне? Я же не из-за бугра приехала на этот конкурс, и была обычной студенткой меда. Единственной отличительной чертой в моем личном деле было имя профессора Анастасова. Именно благодаря заслуженному и уважаемому доктору психиатрии, я и смогла добиться на третьем курсе таких высот. Представлять родной ВУЗ на таком важном конкурсе — это почти что честь. И мне удалось не ударить в грязь лицом. Поэтому сейчас я бегала по номеру и собирала впопыхах вещи, чтобы не опоздать на утренний рейс из Краснодара домой.

Во Владивостоке меня ждал новый виток сессии и практика в клинике. Широкие окна открывали прекрасный вид на ночной город, который и напомнил мне о доме.

Я смотрела на дорогу с развилкой на навесной мост, грызла палец и пыталась понять ничего ли не забыла. Нужно успеть, иначе Стас опять начнёт скандалить, что я вечно опаздываю. В последнее время, он стал прямо на себя не похож. Что-то происходило, и лучше мне не подпитывать своими ошибками его глупую ревность.

Я бросила сумку в старое кресло у окна, когда в дверь постучали.

— Странно. Девятый час на часах, — пробормотала под нос, и подошла к двери с вопросом:

— Слушаю? Кто там?

— Открывай! Это я!

Сердце ухнуло в пятки от резкого голоса с той стороны, а брови поползли вверх.

— Милый? — открываю, а по моей спине уже не теплая дрожь бежит, а натуральный испуг, потому что Стас не входит, он врывается в номер, как ненормальный, отпихнув меня в сторону.

— Где?! — от этого рыка я вздрогнула всем телом и прижалась к холодной рельефной поверхности стены сильнее.

— Что "где"? — шепчу, а сама закрываю дверь дрожащей рукой, толкая её.

Она захлопывается, а я не могу даже пошевелиться от того, что нахожусь в натуральном ступоре из-за выражения на лице Стаса. Оно словно совершенно другое. Настолько, что даже кажется, будто его щеки впали, а губы стали намного тоньше. Но самым ужасным был его взгляд и синяки под глазами.

— Где твой хахаль, дорогая? — Стас стягивает куртку и бросает её на пол с такой силой, что из её карманов вылетает всё содержимое.

Телефон и бумажник летит к моим ногам, а я инстинктивно отшатываюсь в сторону, прикрывая лицо рукой.

— Стас… Послушай. Ты…

— Закрой рот, шалава! И говори! Как это? А? Хорошо трахаться за моей спиной, пока я ишачу, как проклятый? — он скатывает рукава рубашки, а меня накрывает истерика и неприятие.

Первый признак начала панической атаки в следствии морального давления агрессора — холодный пот по всему телу и крупная дрожь в ногах. Именно это я запомнила ярче всего. Именно до того момента, как моё горло сдавила крепкая рука и прижала к стене…


Озноб, как ток прошивает всё тело, и я вскакиваю в кровати, хватаясь за шею и пытаясь сделать вдох. Но ничего не помогает. Простынь липнет к ногам, сорочка мокрая насквозь, а волосы спутаны так, словно я не расчёсывала их год.

Оборачиваюсь в рассветном сумраке и понимаю, что нахожусь дома. Сижу в своей кровати, а он далеко отсюда, за холодной металлической решеткой. Наконец, замечаю, что меня разбудило, избавив от кошмара, который снился мне постоянно, когда я не высыпалась и мало отдыхала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сотовый съезжал по гладкой черной и блестящей поверхности тумбы. Звук жужжания был настолько громким, словно кто-то соскребал лак с этой проклятой тумбочки.

— Дд-а! — я даже не посмотрела, от кого звонок, а просто выхватила телефон и провела пальцем по сенсору.

— Малика, собирайся! У нас бытовуха по твоей теме! — Олег явно был в отделении, и это стало ясно по голосам дежурных на заднем фоне.

Я откинула мокрые пряди со лба и посмотрела на электронные часы, которые висели над плазмой, напротив кровати.

"Пять утра… Период окончания фазы глубокого сна. Неудивительно, что мне так херово," — пронеслось в голове, и я сглотнула влажный ком в горле.

— Высылай адрес, через полчаса буду, — прохрипела в трубку и прикрыла глаза.

— Лик? Ты не заболела? Голос странный.

— Всё в норме, Олег. Жду адрес.

Нажимаю на отбой и поднимаюсь, пошатываясь. Включатель снова проворачивается хреново. Нужно подчинить, иначе задолбусь регулировать освещение в этой конуре.

Контрастный душ помогает прийти в себя, а таблетки — почувствовать себя человеком.

— Улица Коммунальников, дом пятьдесят два, — читаю короткое сообщение и допиваю кофе, небрежно бросив кружку в металлическую раковину.

Всё как по хорошо налаженному годами сценарию: мимолетный взгляд в зеркало перед выходом, немного духов и черные перчатки из мягкой кожи, чтобы ни с кем не соприкасаться.

— И замок дверной тоже нужно починить, — бормочу под нос снова, и смотрю на наручные часы.

Уже прошло пятнадцать минут. Если не поторопиться, то эти однорукие обезьяны из отдела Данилыча затопчут мне все улики.

Работа криминалиста раздражала меня только одним аспектом: молодыми стажерами полицейскими, которые после ментовской академии решили, что они герои сериала "CSI". А на деле, просто мешались всё время под ногами.

Вот как сейчас.

Я припарковала свою машину у старого совкового парадного, и стала наблюдать за тем, как эти идиоты курили у входа и топтались… Топтались, бл***, без дела!

— Малика Макаровна! Утречко! — я даже из авто не успела выйти, как Скворцов уже орал как резанный, пытаясь проявить ко мне излишний интерес.

— Мелкий подхалимаж не прокатит, Скворцов! — вложила руки в карманы плаща, и продолжила насмешливым тоном, — Я опять наблюдаю картину "Три девицы под окном"?

— А что не так, начальница? — Высоцкий, а он же дружок по разуму Скворцова бросил окурок себе под ноги, и сделал вид, что замерз.

— Вы мне скажите. Вы все окурки у парадного собрали, когда приехали?

— Зачем? — округлил глаза Скворцов.

— Как это зачем? А если преступник, прежде чем войти, курил? Вы хоть понимаете, что речь идет об изнасиловании, а слюна это биоматерьял, мать вашу!

Наверное, я разбудила всех бездомных собак в этом районе, потому, что сигарета тут же выпала уже изо рта Высоцкого.

— Виноваты, Малика Макаровна, — залепетал Скворцов, а я отвернулась и молча вошла в парадное.

Место преступления нашла сразу. Легко, и по голосу соседей, которые шептались, стоя на пролете между шестым и седьмым этажами.

— Лика, — Олег повернул ко мне голову и выдохнул с облегчением, — Наконец-то. Заходи. Это твой клиент. Я даже подойти к девочке не могу.

Я прошла мимо взъерошенного напарника и вошла в узкий коридор квартиры. В глаза сразу бросился бардак и перевернутая мебель в гостиной. Обычная советская двушка в панельном доме. Квартира без изысков и не ухоженная. Вероятно съёмная, потому что слишком мало мелких деталей. Нет всяких феничек, картинок и магнитов на холодильнике. Мало того запах… Пахнет сыростью и хлоркой. Значит, девушка драила все поверхности прежде, чем начать здесь жить.

— Сколько лет и как зовут? — встаю в проеме спальни и чувствую, как меня начинает уносить словно в омут.

Такое случается каждый раз, когда мы начинаем работу с живой жертвой насильника.

Медленно и глубоко делаю вдох, и переступаю порог. Девочка сидит, забившись в угол, и прикрывает себя белой простынью. Внешние повреждения ужасны. Руки посиневшие, а лицо…

— Она не говорит, — Олег навис надо мной со спины, и я вздрогнула.

— Олег! — шикнула и мужчина тут же отошел на нужную дистанцию.

— Прости. Вечно забываю, — он потупил взгляд голубых глаз, и кивнул на жертву.

— Соседи вызвали полицию, когда услышали её крики. Вероятно, это его и спугнуло. Сбежал, ублюдок, — прошипел напарник и отряхнул кожаную куртку.

— Все выйдете вон и закройте за мной дверь комнаты. Но медленно. Как только я окажусь рядом с ней. Любое неверное движение и мы получим припадок истерии и "пстс"*(посттравматический синдром) в самом ярком проявлении.


— Понял, — кивнул Олег, а я сделала первый шаг.

Девочка тут же вздрогнула и поджала ноги под себя. Скорее всего это было не просто изнасилование, и она хорошо знала кто перед ней.

За мной мягко закрылась дверь, а я села прямо на ковролин, напротив жертвы, и достала пачку сигарет.

— Куришь? — спокойно спросила, а она начала поднимать на меня глаза.

— Скорее всего нет, — ответа не последовало, поэтому я констатировала факт и вытащила сигарету, подкурив.

— Не курите здесь! — тут же отозвалась девушка, а я приподняла бровь.

Значит, понимает что с ней произошло. И вероятно, я сейчас буду вести беседу с весьма интересной личностью.

— Сколько он заплатил за то, чтобы избивать тебя во время секса? — я медленно выдохнула облако дыма, и присмотрелась к окружающей обстановке тщательнее.

По всему она хорошо изображала испуг, ведь такое состояние, которое она демонстрировала — это верх актерского мастерства.

Ступор и апатия первые симптомы жертвы на протяжении примерно часа в семидесяти процентах случаев насилия. Это начальная фаза. Вторая — это попытка смыть с себя всё и забыть. Истерика. Так уничтожается основная масса улик. Третья фаза — не рассказывать никому. Она вызвана двумя причинами: страхом, что насильник будет мстить, когда его начнут искать; чувство стыда перед обществом и социумом.

Эту девушку не удалось даже медикам осмотреть. А значит апатичного катарсиса не было и она сама не позволила этого. Следовательно, она понимает что происходит, но пытается скрыть это.

— Я перефразирую и повторю вопрос. Это ведь корпоративная квартира под сьем для работы? — опять затягиваюсь, а она оживает.

— Мне нельзя этого говорить… — надтреснутый шепот и отрешенный взгляд.

Я видела такие глаза. Она мстит сама себе, вот только за что и почему? Зачем такой молоденькой девочке спать с мужиками за бабки, и позволять избивать себя?

— Ты не дашь свидетельских показаний, — опять констатирую факт, а она осторожно кивает.

— И заявление об изнасиловании не подашь, — опять кивок головой напротив, и я понимаю, что здесь мне делать нечего.

Это работа не для криминалиста, поскольку дело будет закрыто к обеду как бытовое хулиганство. Тут должен работать сексолог и психотерапевт. Если она конечно захочет вырваться из этого, и начать жить нормально.

Я затушила сигарету о пустую пачку, и поднялась.

— Олег! — не оборачиваясь позвала напарника, и мужчина открыл тут же дверь, вопросительно на меня посмотрев.

— Сворачивайте лавочку и уезжаем. Пусть парни оформляют всё, как бытовое хулиганство, — я бросила скомканную пачку из-под сигарет Олегу, и он словил ее на лету, пока я выходила в коридор квартиры.

— Но, Лика? Это же явное…

— Олег, — обернулась и спокойно ответила, — Это висяк, который если не закроют к сегодняшнему вечеру, то позвонят "откуда надо".

— Эскорт? — скривился мужчина, а я кивнула, — Значит сама.

— Да, и с этим ничего не поделать. Она не напишет заявления никогда. Это как лечить раковую опухоль настойкой пустырника.

Я еще раз оглянулась, и сцепила зубы до хруста. Глупые… Господи, какие глупые дуры!

Но вспоминая себя, я понимала, что есть идиотки и хуже. Которые не способны в слепой любви рассмотреть с кем живут под одной крышей. Бояться бросить и уйти, потому что: «а вдруг я останусь одна?"

Меня всегда преследовали эти мысли. И это дело только их подпитывало. Не давало покоя даже во время тренировки.

Я вытерла полотенцем шею и поправила рукавицы на руках. Неделя прошла с того эпизода в квартире, а мне всё не давала покоя обстановка в ней. Нет, я точно попала в точку. И девушка сама это подтвердила, но то, в каком районе она снимала квартиру, и то как выглядело само жильё, вызывало слишком много подозрений. Как бы опять не начали открывать эти дешевые притоны для дальнобойщиков. Эскорт для бедняков — это всё равно что наркопритон для подростков.

Фитнес-зал почти опустел, а я продолжала дубасить грушу, как ненормальная. Только это позволяло мне привести мысли в порядок и перестать чувствовать себя ущербной. А именно такой я и была. Мой взгляд зацепился за фигуру стройной женщины с красивыми формами, которые облепила черная спортивная форма. Её волосы пшеничного почти каштанового цвета, а лицо всё еще молодо. Но вот глаза…

Мои глаза уже очень долго пусты. И выгляжу я молодо не потому, что занимаюсь фитнесом или другой чушью, а потому что это тело, как музейный экспонат. К нему больше никогда никто не прикоснется. Я не могу родить детей, не могу завести отношений с мужчиной. Иногда даже не могу прикасаться к женщинам. Поэтому мне приходиться постоянно носить перчатки на руках, ведь любой контакт с открытой кожей, вызывает приступ панической атаки, и я могу банально задохнуться, разучившись дышать за несколько секунд.


Поэтому я продолжала смотреть на своё отражение, пока не уловила в зеркале молодую парочку справа. Они так мило занимались вместе, что мне стало намного спокойнее. Красивая пара, и любящая. Это видно. Теперь, когда я стала тем, кем стала, могла безошибочно определять даже по мимике, когда человек врет, а когда нет.

Чем мне ещё было заниматься все эти десять лет, пока я пыталась вернуть себя, и попытаться привыкнуть к тому, как мне теперь придется жить?

Я вошла в раздевалку, и дождавшись, пока её покинут остальные девочки, спокойно переоделась и вышла из фитнес-центра. Сегодня был выходной и можно прогуляться по набережной. Но моим планам не было суждено сбыться, а сломал их мой шеф.

— Линька! Дуй в управление немедленно! — я стояла на мосту и смотрела на паром, который проплывал прямо подо мной.

— У меня вы-ход-ной, Дмитрий Анатольевич! Вам известно, что такое выходной?

— Малика побереги свои выходки для кого другого! Чтобы через час была у меня в кабинете, иначе нас всех повесят в коридоре, как наглядное пособие для молодняка! — в голосе Анатолича скользил испуг, а значит дело очень серьезное.

— Ладно. Я уже еду, — нажала на отбой, и с досадой надула губы.

"И почему всегда я?" — мелькнуло в голове, а ответ получила буквально через полчаса, сидя на стуле за конференц столом в кабинете начальства.

— Корея? Какого черта, им понадобился именно наш криминалист? — моё удивление вызвало на лице шефа лишь большее негодование.

— Спроси что полегче, Лика. Но выхода нет, — развел руками Анатолич, и откинулся на спинку мягкого кожаного кресла.

Грузный мужик с усами под носом и очками на носу, может и выглядел как зажранный чиновник, но на самом деле был очень хорошим человеком и отличным опером.

— Пятеро жертв из десяти — россиянки. Молоденькие девочки, которые подрабатывали в их этих караоке хостес.

Я потянула к себе папку с делом, которое прислали корейцы, и начала вчитываться в матерьялы, изложенные на английском. Перелистывала страницы и кривилась всё больше, ощущая нарастающую дрожь в теле.

Фото обезображенных тел бедных девочек, заставляли пробиваться сквозь профессиональный взгляд, желание отвести глаза в сторону.

— Справишься? Ты единственная, кто сдал все проверки и тестирование, как международник. Выхода нет.

— Приказ сверху? — закрыла папку и посмотрела прямо в лицо мужчине.

— Да, Линька. Откажемся, можем нажить серьезные проверки. В том числе штатный аудит работы управления и статистики по висякам.

— Хорошо, когда вылет? — я кивнула, и добавила, — И за чей счет весь этот праздник жизни?

— Всё в папке, включая билеты на рейс. Командировочные от нашего управления не требуются. Всё оплачивает принимающая сторона и департамент по особо тяжким Сеула. Но… — мужчина хмыкнул и кивнул на еще один лист бумаги, который лежал рядом с папкой, — Это твоя премия за три квартала. Я не могу тебя отпустить без денег в кармане.

— Всегда знала, что Анатолич, как курица наседка! — хохотнула, а мужчина скривился и пригрозил:

— Я ведь могу и обратно забрать!

— Э-э! Нет-ушки! Дали денежку, и на том спасибо! — я прикарманила листок и злорадно ухмыльнулась, начиная подниматься, когда Анатолич задал именно тот вопрос, который я ждала от него давно.

— Ты же знаешь, что его освобождают по УДО через месяц? — серьезно спросил шеф, а я схватилась рукой за столешницу так, что мне стало больно.

— Знаю… — боль усилилась.

Я специально с силой сжимала гладкий край лаковой поверхности, чтобы удержать своё состояние на поверхности, и не дать втянуть себя в омут болезни.

— Ты будешь в порядке? — тихо спросил мужчина, а я ответила таким же шепотом.

— Я никогда больше не смогу быть в порядке. И вы… это знаете, Дмитрий Анатольевич.

— Знаю, девочка. Поэтому приставлю к тебе и твоему дому охрану.

— Не нужно, — начала медленно отпускать столешницу, но чувство страха не уходило.

— Твоё мнение в этом вопросе меня не интересует, Линька! А теперь дуй собирать чемоданы!

— Есть! — я выпрямилась и улыбнулась мужчине сквозь слезы, а он строго махнул рукой на выход.

Уже через полчаса медленно поднималась по ступеням на тринадцатый этаж новостроя, сжимая в руках ту самую папку. Не любила лифты, да и такой подъем отличная тренировка для мышц тела. Поэтому по дороге встретила половину соседей по парадному, и успела раз двадцать рассказать как мои дела.

Открыла двери квартиры. Закрыла двери квартиры.

И сползла на пол, прислонившись к холодной поверхности. Минут пять я просто смотрела на то, как солнечные лучи окрашивали широкий холл квартиры в невероятно яркие тона. Стены, мебель, пол и даже мои черные кроссовки на ногах, словно пылали в огне.


"Запись от первого июля две тысячи девятого года. Доктор Альбина Ленская и профессор Олег Анастасов. Пациент Малика Адлер. Возраст двадцать лет. Диагноз первичного осмотра — маниакально-депрессивный синдром в следствии насильственных действий. Окончательный диагноз — андрофобия, отягощенная гаптофобией.

— Малика. Я могу вас так называть?

— Конечно, доктор Анастасов. Я же ваша студентка.

— Вам трудно говорить?

— Нет.

— Не лгите. Я прошу вас о максимальной открытости, иначе наша терапия не даст никакого результата.

— Альбина…

— Малышка, ты должна это рассказать сама. Только так мы сможем помочь тебе.

— Хорошо.

— Тогда давай вернемся в то утро. Что ты ощутила, когда проснулась в той комнате?

— Я… Я не помню того, что чувствовала в тот момент. Кажется я и не дышала вовсе.

— Каковы были ваши физические ощущения? Как вы оценили своё состояние, Малика?

— Я не думала о боли. Как только открыла глаза, могла думать только о желании умереть.

— На что это было похоже?

— На клетку внутри своей головы. Комнату, в которой раз за разом повторялся тот ужас.

— Ты понимала, где находишься?

— Нет, Аль. В первую минуту смогла только рассмотреть ошметки своей одежды на полу у кровати.

— Ты была одна?

— Да… Его уже не было в номере.

— И как вы это узнали, если не понимали, и не сознавали что с вами происходит?

— …


— Малика?

— Потому что я хотела сперва убить его. Найти и разорвать на куски, выцарапать глаза и оторвать от него кусок тела, точно так же как он разодрал мне душу и надругался надо мной! Поэтому я металась по номеру и…

— Лика… Я прошу тебя, это ради твоего же блага.

— Я медленно сползла с кровати. Помню что ворс ковролина жутко вонял и был очень жестким на ощупь. Он… царапал кожу, и тогда я заметила ссадины на руках. Потом решила встать. Мне были неприятны эти ощущения и я поднялась. Именно в этот момент… Тогда и поняла, что произошло на самом деле, потому что тело начало чувствовать.

— Каковы были ваши желания тогда и каковы они сейчас, Малика?

— Тогда у меня было одно желание — содрать с себя кожу живьем. А сейчас…Сейчас я хочу чтобы он сгнил в тюрьме… И чтобы ни одна женщина или девушка не испытали подобного тому, что испытала я!"

Я выключила запись и отложила телефон в сторону. Опять подкурила сигарету и всмотрелась в закат, который так ярко подходил к завершению за окном. Небо словно пылало. Яркие тона и полутона оранжевого, розового и наконец красного, накладывались друг на друга слоями и создавали природный холодный огонь.

В такие моменты в моей спальне было особенно красиво. Сквозь открытое окно пробивался этот яркий свет и окрашивал стены в свои краски.

Как получасом ранее в коридоре. Закат сегодня преследовал меня…

Пепел упал на атласный халат, а я продолжала думать.

Прошло десять лет с того дня. Именно сегодня, в этот день и в эту дату начался мой путь.

Именно благодаря тому, как убили мою душу, я решилась лечить сердца других, и наказывать тех, кто решил, что вправе ломать судьбы.

Но я даже не подозревала, что эта дата, как кармическая нить, свяжет все пазлы в моей жизни. И с неё начнется нечто совершенно новое. Нечто, о чем я не смела уже даже мечтать.

Загрузка...