Плохой парень// Bad Guy

14. Хан

Маленький мальчик учился плавать. Он плескался с отцом в огромном бассейне и весело смеялся.

— Аппа! Постой! Мне трудно!

Брызги отскакивали от резинового надувного круга, а отец продолжал убегать от сынишки.

— Когда я вырасту! Я тебя догоню! Я стану таким же сильным, как папа! И потом… Папа будет догонять Хана! Вот так! — маленькая ладошка с досадой ударила о водную поверхность.

Поднялись брызги вокруг небольшой ручки, и свет отбился от капель, пока взрослая рука этого же мальчика, сжала белую простынь в больничной палате до боли.

Я вынырнул из своего же сна, который длился необычно долго. Таких длинных и красивых снов я не видел никогда. Поэтому не хотел открывать глаза, хотел продолжать спать и смотреть на то, как папа учил меня плавать, как папа привел меня в школу, как отец получал со мной диплом, а потом гордился моими успехами в университете. Я словно смотрел целую жизнь, как красивый фильм, где в главной роли был я и моя семья. Простая и обычная, как у Ки Бома. Я был другим, и думал по другому. Хотел стать кем-то, и добиться счастья для своих родителей, видеть как они мной гордятся.

Но весь сон разрушил один силуэт. Тонкая фигура и маленькие нежные плечи, которые переходили в изящные линии рук, что держали пистолет. И направлен он был в меня. Растрёпанные волосы, дикий взгляд прозрачного неба, и страх. Мои зеркала словно были разбиты на кучу сраных осколков, в которых плескалась боль. Опять это дерьмо! Ненавижу видеть её боль, ненавижу смотреть на неё, когда она ведёт себя как бывалый мужик, не переношу, когда Лика уходит в этот свой мир полный дерьма! Он не для неё, и уж точно не для меня.

Я не готов прожить ещё раз такую херь. Ну его нахрен, смотреть на эту боль! Наблюдать за психованой девахой и понимать, что она убила столько людей, сколько не смогла бы родить, будучи здоровой. Это сраный ужас.

А самое главное я наконец понял, почему Лика жалела её. Я всё узнал за партией в шахматы, где был главным трофеем. А когда проиграл, то появилась больная девка Хи Ши, и начала объяснять мне своими особыми методами, почему все мужики это твари, которых нужно ненавидеть. Это дерьмо я выдержал лишь потому что знал, Лика придет. Поэтому ждал. Считал каждую секунду в голове, и даже не мог представить, что знаю столько чисел. Это единственное, что помогало мне оставаться в сознании.

И я дождался. Но то, что увидел, не принесло мне никакого облегчения. Наоборот, меня рвало на части лишь от мысли, что я идиот, и она может погибнуть в этой сраной пещере под землёй вместе со мной. Из-за того, что малолетний болван не послушал её, и не сделал то, что она просила. Но я не мог так поступить. Будь ещё один шанс, я бы остался с ней до самого конца. Не отошел бы ни на шаг, даже если бы мы орали друг на друга, как в машине. Это странно, но вот в этом дерьме я был уверен на все сто! Я никогда и ни за что её не отпущу! Может и я больной психопат?

Размышлял над этим вопросом, пока наблюдал за тем, как все эти часы вела себя Хатори. Смотрел на то, что стало с обычной девушкой, вернее на то, что с ней сотворил ублюдок, а с ним его жена. Это и вправду цепь, о которой мне рассказывала моя госпожа. Самая, что ни на есть, настоящая цепь, которая работает, как проводник подобного дерьма. Проносит этот ужас прямо между людьми, и кто-то может от него спастись, а кто-то, как Хатори несёт его дальше, словно болезнь. Разнося эту дрянь по воздуху. И этом именно то, что должно вселять ужас.

Я внезапно понял, что и я, бл**, несу что-то. Мои слова, которые вылетают со рта, мои поступки, то что я каждый день делаю и как себя веду. Все это тоже влияет на людей, которые рядом со мной. Прямой пример моя Лика. Если бы я не притронулся к ней, если бы не давил и не нёс пошляцкую херь, потому что у меня слюны был полон рот лишь от одного взгляда на неё, может она бы не стала моим "теплом", а я не стал бы для неё, чем-то ради чего она боролась как безумная с психопаткой.

Жизнь хитрая штука, и кроме всего того кайфа, что я получил, мне прилетело и другим по голове. А всё потому что, я был слишком жадный. Так говорит мой народ, когда кто-то получает итак слишком много, но требует большего. У меня было всё — бабки, девки. Но я получил настоящее. И мне предстоял ещё не маленький путь, о котором и не подозревал придурок Хан Бин.

А сейчас, очнувшись полностью, никак не ожидал, что окажусь в пустой палате, а рядом не увижу никого. Приходил в сознание долго, и понимал, что голова болит нещадно, а во рту словно ни капли сраной воды не побывало.

Я знал, почему то сплю, то просыпаюсь. Видимо Хатори удалось пробить мне голову, если я не мог несколько дней прийти в себя и думал, что это так сон продолжается.

Но в этот раз, и после этого сна я, наконец, смог открыть глаза, и увидел вокруг себя пустоту. Сжал до хруста простынь в руке, и приподнялся. Повязки уже сняли, поэтому мне стало намного легче. Но это лишь сраное слово "легко", а на деле я испытал много нового, когда поднявшись и пройдя в сторону двери, понял, что за ней стоит четыре полудурка из нашей охраны.

— Омма… — выдохнул ухмыльнувшись, и привалился к косяку двери головой.

Я понял всё сразу. Мне стало ясно и почему я был один, и почему не видел Лику перед собой.

Постучал рукой по плечу одного из этих идиотов, а он округлил глаза тут же и пробасил в наушник:

— Молодой господин очнулся! Вызовите доктора Нам!

— К херам ваших докторов, — я вырвал из его уха наушник и спокойно сказал:

— Сигарету дай!

— Господин, нам приказано…

— Дай мне сигарету и закрой рот! Ты ведь к такому обращению привык, пока работал на тварь, которая убила молодую девушку? — мой голос звучал совершенно обыденно, а мужик тут же достал сигареты, и впихнул мне в руку, вместе с зажигалкой, потупив голову вниз:

— Только прошу вас, молодой господин, покурите в уборной! Меня госпожа со свету сживёт!

— Мне насрать! — захлопнул перед его носом дверь, и открыл уборную справа, — Я ещё на нужнике не курил!

Сел на унитаз и посмотрел в зеркало, которое висело на стене. Мне хотелось всё ломать, крушить, уничтожать, и орать во всё горло, потому что даже такой идиот, как я понимал — Лику вышвырнули из страны, и приложила к этому руку моя омма. Я слишком хорошо её знал. И моя Лика была во всём права.

Вставил сигарету в зубы и подкурил, а передо мной летало всё. Была перевернула кровать, разбиты окна, раскиданы предметы по всей палате. Разбито и поломано к херам всё вокруг, как господин Ким Хан Бин внутри.

— Господин… — скривился и хмыкнул, ощутив, как в голове не то что заплясало, у меня пол под ногами кругом пошёл, — Дерьмо! Даже покурить не могу!

Бросил сигарету на пол, и понял, что до сих пор думаю, что сплю. Окружающая действительность казалось сном. Я не мог поверить, что пережил такое, не мог даже в башке своей поместить, что вот такая херня возможна в мире рядом с моим. Привыкнуть к подобному? Хер там! Смириться и попытаться забыть? Ни за что!

Потому что именно это изменило меня полностью. Не до конца, но дало начало какой-то срани, которую я ещё не понимал. Наверное, мне будут снится кошмары, как моей Лике. Она мне рассказывала, когда лежала в моих руках. Тихим шепотом описывала, как просыпалась и ей было холодно. Моя девочка в кровати, и моя госпожа на людях. У нас с ней тоже наверное по две личности. Но это дерьмо другое. Оно не такое, как то, что я видел.

— Хан Бин! Ты зачем поднялся с кровати? — мама встала в дверях уборной, а я медленно начал поднимать на неё взгляд.

Вёл им вдоль ног, обутых в красивые лодочки, по её костюму и только потом я встретился с ней глазами:

— Ты хорошо выглядишь, мама! Наверное, так ты пытаешься показать насколько переживала из-за того, что я лежал здесь с пробитым черепом?

Всё это я говорил ей прямо в глаза:

— Знаешь, эти больничные тряпки жутко неудобные! Чешет всё тело. Ты, наверное, принесла своему драгоценному сыну, что-то более удобное, — посмотрел на её пустые руки, и ухмыльнулся, — Нет, не принесла. Может ты хоть поесть чего вкусного притащила. Супчик из курочки, или там тофу. Нет? — посмотрел на неё обиженным взглядом, и заметил как по лицу омони пробежала дрожь.

— Что ты несёшь? Ты болен, милый! Тебе нужно лежать в кровати.

— Да что ты? Сейчас прямо и лягу! Покорно и смиренно, пройду к этой койке в этой тюряге, которую ты для меня обустроила, и лягу. Просто буду лежать и покрываться плесенью, омма! Тогда ты будешь довольна? Ты для этого меня, как отпетого бандюка здесь закрыла и охрану из четырех лбов в коридоре выставила? — я рыкнул так, что у меня в голове закрутилось снова, но мать не запоздала с ответом:

— Это тебя такому слэнгу твоя дешевая кисен научила?! -

— А у людей есть цена, блядь?! — я вскочил и придерживаясь за стену рукой, вышел вон.

Не могу на неё смотреть! Не могу её видеть! Все рассыпается перед глазами и я превращаюсь действительно в сопляка, который не может сдержать слез. Хватит!

— Прекрати это немедленно и ляг в постель! Тебе нужен отдых! Ты две недели не мог прийти в себя, Хан!

Я застыл, лишь услышав, что она сказала последним. Развернулся и переспросил:

— Две недели?

— Да, у тебя была серьезная травма головы. Но сейчас ты идёшь на поправку, и уже завтра мы летим в Японию к доктору Мийосаки. Он лечил твоего отца. Я хочу, чтобы он удостоверился, что с тобой все в порядке! Поэтому прекрати нести чушь, и перестань капризничать! Ты не маленький уже!

Срань! Она это так правдоподобно говорила, что я прямо охренел. Нет, я конечно, был польщён, что мама вдруг занялась мной, к доктору везёт. Но я не дебил…

— Что, омма? Йон Со посадили в следственный изолятор? — начал ржать, и охерел, когда она потупила взгляд, — Нужен наследник, чтобы акции к херам в пятигорку на рынке не обвалились, и мы по миру не пошли? Так?

— Хан Бин! — она шикнула, а я начал ржать сильнее.

— Где моя Лика? — остановился и посмотрел ей прямо в глаза, да так что она явно впечатлилась.

— Кто? Как ты назвал эту…

— Я задал вопрос, мама?! И намерен получить ответ! Где МОЯ женщина? Что ты с ней сделала? Отправила обратно в Россию? С позором и депортацией?

Мы стояли посреди палаты, и я всё думал: у меня вообще семья была? Как я рос и кто меня вообще воспитывал?

Перебрал в голове четверо нянек, которых очень любил. Это я сейчас понял, когда до меня наконец дошло, что это значит. И какова цена того, что такие люди вообще появляются в жизни такого, как я.

— Да! Я отправила её туда, где ей место. Она не кореянка, мало того, она посмела втянуть тебя в этот ужас! Использовала, как мишень для больной психопатки! Ты хоть соображаешь, что мог погибнуть, Хан?

Я молчал… Просто смотрел ей в глаза и молчал. Этому нужно положить конец. Если не сейчас, то потом будет слишком поздно. У меня никогда не будет права выбора, собственных желаний, если я не усмирю пыл своей матери.

— Понимаю, мама. Настолько хорошо понимаю, что мне до сих пор сводит каждую кость от ужаса, что я видел! Поэтому Я понимаю, что ты выпроводила вон человека, который меня спас!

— Хан!!!

— Мы никуда не летим завтра! Лечу Я!

— Ты что себе позволяешь? Как ты вообще со мной разговариваешь? Это недопустимо, Хан Бин. И я слышать о подобном и не желаю!

Я ждал именно этих слов, поэтому хохотал, как идиот и опять начал чувствовать боль в голове. Лучше бы и не смеялся, а жрал сопли, как и раньше.

— Омони, я честно очень тебя люблю, и ты мне дорога. Но сейчас, уж прости, мне всё равно, что ты говоришь!

— Значит, ты не выйдешь отсюда никуда до полного выздоровления! А потом я представлю тебя совету директоров. Мы потеряем всё, если ты не возьмёшься за ум! Ты молод, и женщин у тебя будет ещё много! Более того, ты женишься на той девушке, у которой будет имя и хорошая семья! А мне не стыдно будет представить её обществу! На этом точка, адуэль*(сын), — она смерила меня гневным взглядом, а я начал ржать в голос.

Так заливался, что сел задом на койку, а потом вообще понял, что из моих глаз опять стекают потоки соплей. Блядь, я реально ничтожество. Я мужчина, и не могу усмирить собственную мать? Нет, ну где ещё найти такого дебила, блядь?!

— Слушай, мама, ты думаешь, что после того что вытворил… — я остановился и попытался привести в порядок голос и собственное состояние, — … твой мужчина, мы сможем отмыться? У нас, наверное, под офисом компании пикеты денно и ночно проходят! Или я ошибаюсь?

— Это прекратится, как только эту чушь про то, что твой отчим в чем-то виноват, перестанут распространять и освободят. Адвокат Хон уже работает над этим. Вот и всё! Поэтому успокойся и дож…

— Повтори… — я прошептал это настолько тихо, что казалось вообще стал говорить, как немой аджосси, — Повтори, то дерьмо, которое ты только что сказала!

— Хан Бин? — мать вздрогнула, а я посмотрел на неё так, как не смотрел никогда до этого.

— Ты хочешь сказать, что мразь!! — поднялся и выпрямился, — Которая убила ни в чем не повинную девушку, которая была спутана с больной психопаткой в одни дела, выйдет на свободу?!

— Хан… — мама дрожала и я это видел, и мне было настолько больно, что внутри рвалось что-то прямо через грудину, — Ты не понимаешь… Это всё клевета. Кто-то хочет испортить нашу репутацию намеренно и опорочить имя Йон Со.

— Ты всегда была… такой глупой? Или это просто я не понимал, что с тобой происходит на самом деле?

Она застыла, а я продолжал и не мог остановится:

— Он подставил твоего сына, и хотел обвинить в таком преступлении, за которое даже гуманного наказания, блядь, нет! Хотел сделать из меня насильника! Убил девушку, которую мы использовали одновременно, мама! — я прищурился и понимал, что совершаю такие вещи, за которые стоять мне в соли до смерти.

Это не просто грех, говорить такое собственной матери, это верх бесчеловечности, но правда не бывает простой. Этому я тоже научился у своей Лики. Поэтому продолжил:

— Твой сын и твой муж трахали одну и ту же бабу одновременно! По очереди! Мало того, я знаю всех шлюх, которые грели его кровать, потому что тем и занимался, что следил за тварью, которая превращала тебя в алкоголичку. Безвольную и не понимающую нихера жену богача. Для которой статус и бабки это наивысшая ценность в жизни. Хватит, мама! Я видел такое! — по её щеке покатилась слеза, а я вздрогнул всем телом, и прикрыл глаза, — Я пережил и видел такое мама, что уже ни бабки, ни статусы, ни вся остальная постная херь мне нахер не сдалась! Мне нужен мой человек! Моя женщина, которая заменила мне этот мир, показала каким он может быть, и согрела в этой сраной клоаке из лицемерного дерьма! Да! Она не идеальна! У неё нет статусной семьи, она старше меня, и вообще невыносимая ослица! Но я люблю её! Люблю такой, какая она есть! Не за что-то! А потому что, мама! Так, кажется, и отец любил тебя, или я ошибаюсь?

— Ты… Ты одержимый! Хан… Как же я не заметила? Ты помешался на этой кумихо!!! — прорычала мать, а я её оборвал:

— Да, блядь, Я помешался на ней, и я не женюсь ни на одной девице, которую ты решишь под меня подложить! И я всё сделаю, чтобы тварь, которая превратила тебя вот в это, сгнила в тюряге! Я не на совет директоров пойду, омони! Я дам свидетельские показания и подключу всех своих высокородных сопляков, возьму в займ любые бабки, но Йон Со!!! — я опять остановился и уверенно закончил:

— Йон Со сядет, мама! Поэтому я прошу тебя, перестань манипулировать мной и помоги. Покажи мне, что я должен делать, чтобы сохранить хотя бы компанию отца… И… помоги вернуть человека, который стал частью твоего полудурка сына.

— Ты… Кто ты такой..? — она смотрела на меня расширенными глазами, а я начал сдаваться.

Она не поймет меня никогда, поэтому у меня не осталось выбора:

— Тогда я помогу себе сам. Прости мама… — опустился на колени и низко ей поклонился, — Прости за всё, что случиться. Я честно пытался сделать впервые всё правильно.

Я слышал её шаги и то, как она пулей вылетела за дверь, а через пять минут в неё влетели доктора, и застали ту же картину. Молокососа, который стоял на коленях на полу и неотрывно смотрел на дверь. Он не верил, этот дебил до сих пор не верил, что она так поступила.

"Ты другой, Хан Бин! И я, как старый башмак, это хорошо вижу. Хоть и не зная законов и принципов вашего общества, я понял, что ты не совсем потерян для этого мира. Для мира в котором, живёт Лика. Тебе решать куда ты её приведешь. В свой мир, или вы вместе окажетесь в её. Выбор неизбежен, если ты хочешь быть именно с этой женщиной… Мне же главное, Лика и её счастье. Для меня главное девочка, которая стала для меня дочерью…"

Именно эти слова, которые мне сказал противный и совершенно холодный мужик, не просто заставили меня вернуться к ней тогда. Они помогли мне понять, что мир это конструктор и состоит из частей. Миллионов людей, которых они же и поделили по цветам и ещё какой-то херне.

Мне нужно связаться с парнями, гудело в голове, как только я начал чувствовать себя нормально. Эта мысль ковыряла мозг, а понимает того, что мне отсюда так просто не сбежать просто добивали. Прыгать с окна двадцатого этажа? Перелезть в другую палату? Сбежать во время процедур? Хер там! Жлобы у дверей не слышали, ни моих угроз, ни моих слов. Мало того, драться с ними бесполезно. Поэтому план родился только через три дня, когда меня должны были выписывать. Мать больше не приходила, а вместо неё пришла аджума домоправительница. Женщина тепло мне улыбнулась и я понял, что это мой шанс. Другого не будет.

— Вы поможете? — спросил её, когда вышел полностью одетый из уборной.

Эти тряпки были как нельзя кстати. Черный гольф, кепка и и кожанка. Аджума знала толк, в том, что я любил носить.

— Молодой господин. Этого нельзя делать. Это разобьёт госпожу полностью.

Я остановился, но сцепил зубы и покачал головой. Всё решено. Мать в конце концов не маленькая девочка, не инвалид, и слава небу здорова. А значит, она должна справиться, а я должен доказать, что имею полное право распоряжаться своей жизнью сам. Ведь речь шла не о гулянках, попойках и девках. Речь шла о том дерьме, которое определит всю мою жизнь.

— Аджума-а-а-а! — я заискивающе на неё посмотрел, и женщина вздохнула, поправив свою жёлтенькую ветровочку.

— Твоя госпожа и вправду стоит этого? — она грозно переспросила и добавила:

— Красивая и крепкая?

— Очень! — улыбнулся, но кисло добавил, — Правда характер, как у вашего аджоси, но вы же её перевоспитаете?

— А то! — она кивнула, и мы вышли из дверей палаты, но только план должен был быть осуществлён, а аджума падать в обморок, как я впал в ступор.

Посреди коридора у палаты, валялась вся моя охрана, а на каждом амбале сидело по два других мужика. И посреди этого всего прямо передо мной стоял парень в черной кепке и повязке того же цвета, а по обе стороны от него, Ки Бом и Джин Ки.

— Тэ Хван! — выдохнул и улыбнулся, а друг снял маску и посмотрел на меня долгим и пронзительным взглядом:

— Это не я припёрся сюда! Ты меня не видел! И вообще, вы меня достали! У меня гастроли на носу и съёмка на круизном лайнере через два месяца, к которой я вообще не готов! И это, блин, бесит, Хан Бин! До икоты, потому что вы как дети! Что ты, что Ан Мин Хёк, что Джи Син! Невыносимо бесите! — рыкнул Тэ Хван и с грацией присущей только ему, подмигнул чуть не упавшей в обморок медсестре.

— Ким… Ки. Ким… — начала заикаться девушка и прикрывать рот, смотря в благоговейном шоке на этого засранца.

— Тэ Хван, госпожа! — он поклонился девушке, а я опомнился лишь тогда, когда в нашу сторону начала бежать охрана больницы.

— Смываемся! — я обернулся к домоправительнице и низко поклонился, — Камсамнида, аджума!

В тот момент Яне думал ни о чем. Не задумываясь бросился за ней, и знал что варианта два: либо она останется со мной, либо я заставлю её отказаться от всего этого дерьма в её жизни и все равно остаться со мной. Я же жадный! И самым жадным я оказался по отношению к этой женщине. Потому что не мог здраво мыслить, и вообще пока не понимал, что происходит, и чем это может закончится. После всего того дерьма, через которое мы прошли, я и в храм не ходил, а знал, что это не просто так. Не просто так, Лика появилась в моей жизни. Может в силу своей наивности, и неопытности я превратил это всё в слишком романтичное дерьмо. Так проще. Так я не вспоминал о том, что видел, кого потерял, и кого мог спасти. Ведь меня постоянно преследовала одна и та же мысль: приди я в тот день сразу к аджосси, мог спасти его. Мог, но предпочел другое — спуск в ад построенный руками человека. Место, где обитали лишь вонхви, и обдавали холодом со всех сторон.

Поэтому я сосредоточился лишь на одном чувстве. Лишь на моменте, который уже четко представлял в голове. На картинке того, как моя госпожа окажется снова в моих руках. И это было тем самым помешательством. Моей болезнью, ведь я был уже неизлечимо болен Ликой.

Я вошёл в комплекс в котором жила Лика, и начал ходить со стороны в сторону по вестибюлю с одной мыслью: не могла же она выбросить сумку? Или забрала с собой?

На то чтобы добраться до её жилья ушло целых три часа, потому что за машиной Тэ неотрывно следовали молодчики из моей охраны. А потом я ещё пол часа потратил на то, чтобы консьержка выдала мне белую ключ-карту от апат Лики. Но когда она поняла, какая квартира меня интересует тут же осекла меня, и подозвала к стойке. Порылась там минуты две и достала мою сумку.

Я схватил её и тут же открыл, чтобы застыть. Вещи были аккуратно сложены, а сверху лежал тот самый красный пиджак. Мой пиджак. Абсолютно чистый и пахнущий её духами. На минуту я выпал из реальности, и просто сжимал ткань в руке. Смотрел и вспоминал нашу идиотскую ссору в машине. В тот момент я был очень зол. И это бл***, добило только сейчас.

— Молодой господин? — я опомнился и резко поднял взгляд на аджуму консьержку.

— Распишитесь, — она тепло улыбнулась и протянула мне какой-то планшет и я не глядя черканул в нём пол иероглифа своего имени.

Повернул вещи и нащупав замок на самом дне, потянул и открыл то что было спрятано за подкладкой. Около ста тыщ и документы.

— Оказывается я ещё не совсем идиот, — усмехнулся, и понял, что сумку не успели обшарить наши люди, в поисках моего "id" и загранпаспорта.

В кармане непривычно зажужжало, и я вспомнил, что это мой новый телефон, из которого я к херам удалил все рингтоны.

— Ты ещё долго?! — зашипел в трубку Тэ, — Рэйс через полтора часа! Они тебя в аэропорту сцапают, если ты опоздаешь!

— А я полечу не прямым! — уверенно ответил, поклонился аджумме, и пошел в сторону выхода, поправив кепку на голове.

— Через Шанхай?

— Да! Поэтому езжай Тэ, а меня отвезут парни! Кумао, Хён*(Спасибо, брат)!

— Чонманэйо, хён! Будь осторожен в пути!

— Конечно! — положил трубку, и свернул в сторону входа в подземную парковку, когда заметил, как к комплекту уверенным шагом идут двое мужиков.

— Омма… — я покачал головой, и прищурился.

Спустился на парковку, и через несколько минут из неё выехало неприметное корыто Джин Ки.

— Мы уже договорились в универе, поэтому у нас проблем не будет! — Ки Бом посмотрел на меня через зеркало заднего вида, а я покачал головой.

— Нет! Я полечу один.

— Хан! — Джин Ки попытался возразить, но у него ничего не выйдет.

— Дождитесь! Я вернусь, — уверенно ответил и начал звонить в аэропорт Ин Чхон.

Мы вошли в терминал, и я сразу пошел в к электронным автоматам. Обнулил все карты, и взял карту Ки Бома.

— Всегда мечтал стать миллионером. Вот так мечты и сбываются.

Я хмыкнул и внёс на карту половину из налички, которая была в сумке.

— Остальное, положите на счёт Джин Ки, — я посмотрел на братьев, и мы застыли.

— Ты ведь вернёшься? — Ки Бом заглянул в мои глаза, а я поступил взгляд.

— Я не знаю. Сейчас я нихера не могу тебе сказать, потому что сам не понимаю, чем это всё закончится. Но одно мне ясно хорошо — если не поеду туда, и не попытаюсь, то буду жалеть всю жизнь. А такое дерьмо как я, это убьет.

— Хан! — Ки Бом резко обнял меня и похлопал по плечу со словами:

— Просто делай то, что считаешь нужным! А мы останемся рядом всегда.

— Я не заслуживаю таких друзей, — горько хохотнул.

— Мальдоандэ!!! *(не может быть!) Ты слышал Боми? Этот дегенерат наконец признал насколько мы важны! Едем к аджуме! Я теперь миллионер, поэтому должен нажраться, как следует! — Джин Ки прицыкнул и обнял нас двоих в кучу.

— Два полудурка… — я потрепал их по головам и обернулся к регистрационным окнам.

— Три! Три, Хён!

— Да… — прошептал и все таки посмотрел на парней.

Нас всегда было трое… С самого детства. Высокий и немного широкоплечий Ки Бом, с бабской рожей, за которым бегали все девки, начиная с детсада. Вечно поющий и танцующий Джин Ки, который и будил всю округу, когда мы возвращались из палатки аджумы, и чобаль — парень в холеном костюме, который вечно искал приключений на свой член и кредитку.

Я обернулся обратно и понял, что меня прямо распирает неуверенность и страх. Но все равно не остановился. Пошел… Уехал за ней, и видимо это было не зря. Видимо это всё с самого начала должно было привести к тому, о чем я даже ещё не подозревал.

Шанхай встретил смогом и головной болью. Но самое главное, мне удалось. Я добрался сюда и мне оставалось только надеяться на то, что рассказы Лики о её жизни это правда. И я смогу отыскать мою госпожу в огромном чужом городе сам. Естественно идти за адресом к Ю Чон-ши, это всё равно, что просить его отпустить меня во время судебных разбирательств. Он бы не отпустил меня, а для дачи показаний, закрыл бы как мать, но в реальной камере. Поэтому я полагался лишь на одно! Имя, которое запомнил очень хорошо! Анастасов Олег Александрович. Именно его я смогу найти легче всего, если Лики не будет в том месте, адрес которого я видел в её сопроводительных документах, когда мы жили вместе.

Никогда не был в этой точке мира. Ездил в Штаты, Индокитай и Европу, но никогда не бывал здесь. Город из которого моя Лика, оказался в нескольких часах перелета из Сеула. Но когда я вышел из аэропорта, то понял, что это совершенно другой мир. Он не такой, как наш. Здесь люди не кланялись и не спешили, смотрели прямо в глаза, когда этого хотели, и ярко, а иногда даже слишком, проявляли свои эмоции на людях. Красивый и огромный город на берегах моря, которое я хорошо знал. То самое море омывало и мой дом. Поэтому во Владивостоке оказалось не мало людей, похожих и не похожих на меня самого.

С трудом поймал такси в вечерних сумерках, и почти на пальцах мне пришлось объяснять немолодому аджосси, куда мне нужно. И только через час он высадил меня у выкрашенного в белый и красный цвета, высотного дома. Обычный и простой комплекс, но и не он одновременно. Я чувствовал себя здесь, как экспонат в сраном музее, и зверёк в зоопарке, потому что на меня глазели все. Но наверное мне это просто казалось таким значимым. Я не привык, когда люди так открыто меня рассматривали на улице. Поэтому отыскал нужное парадное и хотел открыть металлическую дверь, но не смог.

— Парень, ты к кому? — со спины послышался голос мужчины, и я тут же повернулся.

На меня смотрел обычный седой мужик, в синей парке, и спортивном костюме.

— Здравствуйте, — поклонился, и указал на дверь, — . Я не понимаю, что вы сказали, но мне нужно войти!

— Что-то бормочет… Я не знаю этого говора америкосвского. Обожди! — он поднял ладонь, и приставил какой-то ключ к панели на двери и та открылась.

— Вэлкам, как говорится! Надеюсь ты не бандюк, какой! Но на рожу, похоже приличный. Так что шагай. Не за что!

Я нахмурился, но плюнув на этот набор звуков вошёл на лестничную клетку. Таких домов я не видел. Поэтому стал подниматься на верх и смотреть на двери и номера на них. Разные двери, всех цветов и оттенков. Мало того, я вообще не понимал, как можно жить с выходом на что-то больше близкое к нашим аварийным выходам.

— Тринадцать. Сто тридцать три, — выдохнул и встал у дверей.

И вот в этот момент меня, по мне словно что-то прошло. От пят и до головы. Я не мог сдвинуться с места, и всё что сделал это провел рукой по её дверям. Черные металлические, без единой лишней детали, словно вход в тот самый бункер.

— И как тут… Как позвонить? — начал искать кнопка или панель, но ничего такого не было, поэтому просто стал бить в дверь.

С каждым ударом, в горле скребло, а нетерпение росло. Я хотел её видеть! Немедленно и прямо сейчас! Убедится, что с Ликой все хорошо. Сказать, что она мне нужна. И мой заскок в машине, и весь тот ужас, можно просто переступить и забыть.

Но стук был безрезультатным. С той стороны даже не слышался шорох, а я продолжал бить в дверь. Страз ударил в виски, прокатился по всему телу, и у меня в голове начали проносится моменты того ужаса один за одним. Лика не открывала, но я не подумал, что она могла быть на работе, или вообще переехать, или это могла быть и не её квартира.

Всё о чем я думал это страх, потом злость смешанная с ним, а потом яркая вспышка раздражения.

— Лика!

— Эй! Болезный! Ты сейчас дверь снесешь с петель? Чего надобно?

Я резко обернулся на звук, открывшейся соседней двери и увидел бабушку. Старенькую хальмони, в каком-то странном халате и аккуратно заплетённой косой.

— Хальмони, здравствуйте! — поклонился, а женщина странно на меня покосилась, и дальше продолжив говорить то, чего я вообще не понимал.

— Чего хочешь, спрашиваю? Нет там никого! Так что и барабанить не за чем!

— Я не понимаю, — меня начало накрывать снова, поэтому я сцепил зубы, и сказал на английском:

— Малика? Малика Адлер?! Здесь живёт?

— Кто? Ничего не понимаю! Ступай и не колоти в дверь! Пусто там! — она начала писать меня от двери, а я охренел, и не мог понять, что происходит.

— Постойте, тёть Жень!

Резкий женский голос раздался с третьей двери за нашими спинами, а из неё выглянула блондинка в трениках и майке. При чем вышла она сюда… Я никогда не видел, чтобы девушка носила такие майки привселюдно. Поэтому встал, как идиот, и перевел взгляд с бабушки на девушку. А потом не выдержал, и вырвав руку из хватки хальмони, ровно задал вопрос девушке, откинув к херам всю вежливость. Она здесь была нахер не нужна, в той форме, которую я знал:

— Вы знаете английский, мисс?

— Плохо, но понять и сказать одна пара слова смогу.

— Малика Адлер? Вы её знаете?

Такой реакции я не ожидал. Она вздрогнула и выпучила и без того огромные глаза, а потом посмотрела на бабушку.

— Тёть Жень! Он Лику нашу ищет…

— Ой горе то какое! Матерь божья! И что? Скажи ему! Парень видать издалека приехал, — хальмони схватилась за щеки и начала причитать и что-то приговаривать, а девушка и вовсе бледной стала, как стены вокруг.

Один момент и я понял. Каким бы идиотом ни был, до меня дошло, что что-то случилось. Поэтому я прирос к полу, и тут же почувствовал пульс в каждой жиле, а по затылку стал бегать холодок.

— Что с ней? — спросил резко и холодно, — Говорите, где она?

Они переглянулись опять, и я услышал приговор. Именно то, что изменило мою жизнь полностью, и богатый дегенерат понял, что небеса даруют одно, но плату взымают в срок.

— Она в больница. В психличебница, — тихо ответила девушка, а я смотрел в её испуганные глаза, и не мог поверить ни единому слову.

— Изверг!! Тварь такая! Какую девку погубил, Ирод проклятый! Чтоб он в аду горел, скотина!

Бабушка продолжала что-то говорить, но я смотрел лишь на девушку:

— Вы зачем её искать?

— Это моя девушка, — мертвый ответ, сухим и холодным голосом, — Она моя девушка.

Блондинка застыла с открытым ртом, и тут же вбежала обратно в свои апаты, а я стоял. Продолжал стоять и вся эйфория, вся радость от того, что я впервые делаю что-то значимое в своей жизни исчезла. Просто, блядь пропала, а с ней тонул я, словно в омуте и вниз головой.

— Вот! Это быть адрес лечебница. Я написала на русском, чтобы вы можете сказать таксисту куда вас отвести! Она там!

Я медленно опустил взгляд на исписанный клочок бумаги, и смял его с такой силой, что мои ногти впились в кожу, почти до крови, и только спустя одно сраное мгновение понял, что готов разбить эту руку о стену к херам.

— Кто? — это всё что я спросил, пока девушка и хальмони, поприкрывали рты от шока, потому что моя рука с клочком бумаги в кулаке, тряслась от того, как я её сжимал, всё сильнее.

— Кто?!! Это сделал?

Я молил Небеса, чтобы не стать этой причиной, потому что тогда сам сдохну, как пёс под этой дверью. Если виноват я, то не смогу с этим не то что жить, я с этим умереть, блядь, не смогу.

— Её бывший муж… — тихо ответила девушка, и я заметил, с каким страхом она на меня смотрела, — Он месяц назад выйти из колония.

— Камсамнида! *(Спасибо!) — я прикрыл глаза с облегчением и понял, что у меня есть теперь конкретная цель.

Она появилась ровно десять секунд назад. Найти это кусок мяса и прикончить своими руками.

Я спустился вниз и чувствовал себя так, словно во мне не девяносто пять килограммов веса, а тонна. Всё тело обратилось в камень. Тяжёлый и неподъёмный. Ноги не шли, а дыхание в груди хрипело, как у простуженного или больного лихорадкой. Нет! Это не хрип, это я прямо рычал внутри, так мне хотелось добраться до этой твари и порвать его на куски. Вот что чувствуют люди, когда разрушают их жизнь. Оказывается в такой момент, хочется не то, что разрушать всё и орать. Хочется схватить себя же горло, и заставить хрипеть от боли, чтобы не чувствовать ярости. Но снаружи, я был спокоен. Абсолютно.

Поймал такси, сел и показал на этот раз молодому парню адрес.

— Брат! Девятый час вечера. Тебя не пустят в психарку. Там даже ворота закрывают после восьми!

Он что-то начал мне объяснять, а я достал из кармана деньги, сунул ему сотню долларов и хрипло отрезал на родном:

— Езжай, и прикрой рот! — отвернулся к окну, и больше ко мне вопросов не было.

Всю дорогу я смотрел в окно и не мог понять, где я. Дома или нет. В аду или это только то самое чистилище. Смотрел на отражение своего лица в окне и не мог понять, за что? Почему именно она? Нежная, красивая женщина, которая должна была жить в кругу счастливой семьи с мужиком, который должен был с её рук жрать и пить!

Я ни в одной девке не видел столько силы. Ни в одной из женщин, которых я знал, не замечал и сотой доли того, какой была Лика. Поэтому я не мог понять. Но хотел! Так желал, бл***, понять, в какой храм или святое место сходить и спросить, почему именно моя женщина? Человек, которого выбрал, которого так долго вытаскивал из собственного дерьма, должен был терпеть такое? Ради чего? Ради того, чтобы такое сопливое чудовище, как я, повзрослело и наконец поняло, чего стоит жизнь каждого человека. И что есть люди, которые живут в эту минуту, потому что, у них может не оказаться завтра?

Машина затормозила, а я молча вышел вон и посмотрел на одно из старых зданий, которое ограждал бетонный забор, выкрашенный в белый. Ещё колючую проволоку и самая настоящая тюрьма. Хотя что я мог знать о том, какая тюрьма или что меня ждёт ровно через ничтожных полчаса.

— Вот! — я ткнул охраннику такую же сотню, и без проблем прошел через ворота центрального входа.

— Ты хоть скажи к кому пришел? Здесь двенадцать отделений и сотни психов?

В то, что он говорил я вообще не вникал. Не понимал ни слова, а перевод мне нахер не сдался От мужика несло перегаром, и я плюнул на него через три секунды после того, как увидел. Но то что я наблюдал дальше… Видимо это не ветер гулял по мне, это холодный озноб пробирался под кожу. Здесь повсюду, даже на улице стоял стойкий запах вони, а из нижних помещений пахло сыростью. Проходя мимо любой из построек я чувствовал этот запах — вонь, смешанная с химикатами. И хлор. Повсюду запах хлора, который я запомнил лишь раз, когда у нас в саду чистили деревья.

С каждым шагом я понимал: "Беги, Хан. С этим… Ты точно не справишься! Это слишком для любого человека, и особенно для того, кто уже успел увидеть, что такое психически больной человек". Пока шел по дорожкам между двухэтажными домами, никто даже не встретился на моем пути, а разбитый местами асфальт, скрипел шорохом мелких камней под моими ботинками.

"Уходи, Хан! Уходи, дебил, ты погубишь всю свою жизнь!" — сраный голос в голове, так и подбивал развернуться и уйти.

Нет, я не понимал тогда, что это предательство. Взять и бросить её… Я вообще ничего не понимал, потому что на окнах этих домов были решетки, а рядом с каждым из них, ограждением отделялись площадки.

— Это тюрьма. Самая настоящая тюрьма. Как в таких условиях можно кого-то вылечить? — пустой голос сорвался из моих уст, когда я прошел вдоль центральной алее до самого конца, и только здесь заметил неотложку, у одноэтажного здания, из которой выносили бьющегося в конвульсиях мужика.

— Я рехнулся, — остановился и невидящим взглядом, таким словно мне кто-то швырнул песка в глаза, смотрел на то, как мужик орёт не своим голосом, а его держат четверо парней в белом.

По телу прошла новая волна озноба, и я сам не понял, как пошел в ту сторону. Вошёл в маленькое помещение, в котором было несколько дверей, и поворот налево в узкий небольшой коридор с ещё кучей дверей. Это место… Оно как из фильма ужасов. Холодное, сырое, и старое. Здесь даже лавки были местами потерты.

— Доброй ночи! Вы с больным?

Я перевел взгляд от стены, на которой было четыре слоя разной краски, и обернул голову в сторону молодой девушки в белом халате.

— Вы понимание хотя бы английский? Потому что я ни хера не понял из того, что вы сказали, мисс.

Она приподняла брови и присмотрелась ко мне так, словно и я псих, которого нужно лечить. И я им был. Потому что прямо сейчас мой мир менялся к херам до неузнаваемости. Я не видел такого никогда, не знал что такие места ещё существуют на планете, и жил в стране, где вот то корыто, в котором привезли больного человека, использовали в деревнях, как говновозку.

Поэтому я реально псих. И не мог поверить, что женщину, с которой я улыбался и плакал, девушку, которая стала моим теплом, могли привести тоже… вот так. В подобное место.

— Вы хорошо видите меня, молодой человек?

— Прекрасно, госпожа!

— Какое сегодня число? — она вдруг схватила меня за руку, и начала шарить по моему запястью, — Вы помните кто вы?

— Малика Адлер… — это было всё, что я сказал беспардонной девке, которая застыла и подняла на меня долгий, испытующий взгляд:

— Гриша!!! — она крикнула, а я даже не вздрогнул, — Позови шефа, он в восьмом! Позвони и скажи, что приехал тот, кого он ждал.

— Я задал вопрос, госпожа? — повторил, а она лишь снова прищурилась карими глазами, и быстро ответила:

— Малика лежит во втором корпусе для вип-пациентов. Кто вы? Почему Анастасов сказал, чтобы мы вас ждали?

— Я никто, — вырвал свою руку, из её цепких пальцев, и отряхнул рукав.

Развернулся и вышел вон, не замечая даже дороги. В этом состоянии я чувствовал непонятную мне ярость, и мог сорваться на ком угодно, поэтому вышел и встал у входа, чтобы попытаться прийти в себя. Но не мог. Потому что не понимал, что со мной происходит. Я в сотый раз за последнюю неделю не мог распознать, в какое дерьмо превращаюсь. Во что-то херовее своей прошлой версии, или во что-то другое.

— Держи! — я флегматично посмотрел на ладонь, покрытую морщинами, и на сигарету, что была зажата между её пальцами.

Молча взял сигарету, а за ней принял и зажигалку.

— Ты зря приехал, Хан Бин. И судя из того, в каком ты состоянии, мне объяснять тебе ничего не нужно. Ты сам видишь, что это другой мир. Ты не жил так никогда, и не бывал в таких местах ни разу. А это наша реальность, в которой теперь придется жить Лике.

Я вздрогнул и дым вырвался из моих лёгких горьким потоком, а за ним лишь надрывный вдох. И я понял, что банка с дерьмом внутри меня рванула окончательно. Я отвернулся и присел, а когда понял как меня разрывает от боли, просто завыл и схватился за грудь. Завыл так, что из дверей вылетели санитары.

— Уезжай, Хан. Ты уже ничем ей не поможешь, — мужик за моей спиной продолжал спокойно курить, а я не верил, что вот таким должен быть конец. Что вот такой исход у моей первой любви, что вот это небо мне покажет, как пример на всю жизнь о том, что с человеком может сотворить другой человек.

— Она в состоянии апатичного катарсиса, который поддерживается медикаментозно. Если я выведу её из этого соматического состояния она не сможет совладать с собой и со своим страхом. Она помнит всё, но не может самостоятельно останавливать приступы. Проще говоря, Малика психопат.

— Это не правда. Что это за место? Почему она в таком… — я встал и вытерев лицо руками, прорычал, — Почему вы не нашли меня?!!! Почему ничего не сказали? Почему она в этом… Это тюрьма!

— А чтобы ты сделал, идиот малолетний?! Что-то я не вижу, чтобы ты был на дорогущей тачке и с охраной? Значит, ты сбежал! А если ты сбежал от собственных проблем, ты вдвойне идиот! И видно теперь ясно, что лишили тебя отцовского воспитания напрочь!

Это были не просто слова, это были пощёчины. Звонкие удары прямо по моему лицу и точно в цель. И я впервые видел, как человек способен оскорбить настолько правдой.

— Дай угадаю, зачем ты приехал сюда и чего ты сейчас хочешь? Наверное, чтобы я собрал её вещи и отправил с тобой, да? А тебе есть куда привести женщину, которая при виде любого мужчины, начинает вопить так, словно её на куски режут? Сможешь жить с такой бабой, господин Ким? За ней нужен особенный уход и постоянный присмотр врачей. Не будет походов в рестораны, киношек и других прелестей, потому что она в толпе устроит неконтролируемую бойню!

— Она этого не сделает! — возразил глухим голосом, и продолжил, — Лика сильная. Я видел это своими глазами. Она справиться.

— Ты действительно не понимаешь, — Анастасов затянулся в последний раз, и выбросил окурок в урну, — Сильный человек, ломается с точно такой же силой. Она разбита. Это конец, Хан. Езжай домой и смирись! Это я тебе как её доктор говорю. Она вряд ли и тебя узнает! Если вообще не впадет в приступ и при тебе. А как мужик, советую переключиться на другой объект вожделения.

— Объект вожделения? — из меня извергалось лишь тихое рычание.

Я замахнулся и хорошенько заехал ему по роже. Старому человеку, который сказал своим ртом такое, что добило меня окончательно. Мужчины выбежали в двери, но аджоси поднял руку и они застыли. Вытер кровь с лица и посмотрел мне прямо в глаза:

— Иди за мной!

Больше нам с ним слов, видимо, не требовалось. Поэтому я шел и смотрел в широкую спину, обтянутую белым халатом, и ступал по обычной тропинке между высоких деревьев. Шел и наблюдал за тем, как он ссутулен, и как тяжело хрипит.

— Хорошо, гадёныш приложил!

— Я не понимаю, что вы говорите!

— А не для твоих ушей сказано было, Хан Бин! — он указал мне на вход в более новую постройку, в которой хотя бы запах сносный был.

Мы прошли вверх во высоким ступеням, и он позвонил в звонок. С той стороны показалась женщина в белом халате и округлила глаза, быстро открывая высокие двери:

— Олег Александрович! Что у вас с лицом? — она перевела взгляд на меня, а я и не заметил ни её голоса, ни женщины вообще.

Вошёл в небольшой холл, где было три двери и одна огромная. Только она была закрыта на замок.

— Проведи парня на третий пост, — пробасил Анастасов, а женщина присмотрела ко мне пристальнее.

— Он не наш? Как мне к нему обращаться? — она опять залепетала этот ахинейный бред, и я не выдержал:

— Что мы здесь делаем?

Анастасов развернулся и ничего больше не сказав мне, ушел в одну из дверей, прежде бросив женщине:

— Проведешь к Адлер, и впустишь молодого человека.

— Но Олег Александрович! Это же муж…

— Делай, что говорят, Мария! И не болтай много! — отрезал он, и захлопнул за собой дверь.

— Идёмте! — женщина повернулась ко мне, и указала рукой идти за ней, — Вы не понимаете меня?

Я даже не взглянул на неё, а просто шел, и понимал, что не так хотел встретить свою Лику. Не такие картины в голове рисовал мой больной мозг. Я хотел увидеть свою девочку, смотреть в её зеркала, и забрать в свой мир. Хотел, чтобы она осталась со мной и жила в месте, а котором больше никогда не будет того дерьма, через которое мы прошли.

Но увидел совсем другое. Бледную тень от женщины, которая была моим теплом. Серую поволоку, вместо яркого серебра в глазах, и похудевшее лицо. Она стала настолько хрупкой, что я не поверил своим глазам. Не мог.

В этой комнате не было ничего, кроме кровати, окна с решеткой, и плазмы на стене. И то, она стояла под защитным корпусом. Это камера, и прямо сейчас за моей спиной закрылась её железная дверь, и провернулся ключ в замке, а медсестра лишь проговорила на ломанном английском:

— Ближе не подходить. Быть осторожен…

Но я плевал на эту херь. Я смотрел на Лику, и не узнавал совсем. Это не могла быть она. Стоял, как дебил у дверей и смотрел. Прирос к полу, и понял, что у меня онемели ноги. Они просто отнялись, и я не мог ступить и шагу.

Лика повернула, ко мне лицо. Медленно осмотрела, а потом выдала мертвым голосом что-то, в чем я разобрал лишь свое имя.

— Опять старик забыл напичкать меня этим дерьмом, и явился мой Хан.

Она холодно прошлась по мне и отвернулась.

— Лика… — я сказал это настолько тихо, что сам еле расслышал.

— Ты все равно не настоящий. Хочу, чтобы это закончилось. Я не могу больше на тебя смотреть! Уйди из моей головы!!! — она закричала и схватилась за волосы, а я сам не понял, как сорвался с места, и прижал её к себе.

Сжимал настолько сильно, насколько мог, и мной начала бить крупная дрожь.

— Это я, Лика! Это я! — удерживал её, и чуть не оглох от криков, но продолжал держать, а она била меня и пыталась отпихнуть, — Лика!!! Это я!!!

Мой рык отбился от стен и она замерла, маленькие ладошки сжали ткань куртки, а я смотрел на то, как Лика поднимает лицо, и не верит. Она думает, что я глюк в ее голове.

— Ну же милая, прикоснись ко мне! Ты же помнишь? Да? Просто попробуй… Я настоящий!

— Хан… — ладонь Лики была холодной и влажной, и этот холод обжёг мою щеку, — Ты правда Хан? Мой Хан, пришел за мной?

Это была не она. Лика смотрела сквозь меня, прозрачными глазами, в которых не было ни капли той силы, которую я видел когда-то. Которую полюбил, как безумный. Там было пусто.

— Это…я… — прошептал, и ощутил, как по моей щеке покатилась первая слеза, — Это я, наэ хетсаль…

Она повисла на мне, и быстро осматривала каждый участок лица, потом посмотрела опять в глаза и покачала головой:

-. Я окончательно рехнулась! Даже галлюцинации стали тактильными. Я сраный псих, и это моя судьба… — она говорила быстро и без остановки.

— И поэтому ты говоришь так, чтобы тебя понимала галлюцинация? — я встряхнул её, а она вздрогнула всем телом, начав оседать на пол.

— Это я, Лика! Я… — заглянул ей в глаза, и понял что она начинает приходить хоть немного в себя, — Я… Пришел за тобой.

— Уходи… Беги, Хан. Ты погубишь свою жизнь рядом с больной женщиной.

— Говоришь чушь, а сама обнимаешь, — я дрожал и давился слезами, молча терпел и прижимал её к себе, раскачивая нас на полу, чтобы она успокоилась.

— Не хочу, чтобы этот приступ заканчивался. Он слишком реальный. Ты даже пахнешь, как мой Хан, — Лика прижалась ко мне, и забралась на колени полностью, а я сжимал её в руках, и тихо давился настоящими слезами, прижавшись лицом к её макушке, и сцепив челюсть. Но я не мог остановить это. Сейчас я делал это в последний раз. Больше в моей жизни не будет соплей. С этого момента у меня нет на них права.

— Даже такой же теплый… — продолжала шептать Лика, а я думал, что медленно и сам схожу с ума.

Вот как может измениться всё за одну секунду. За одно сраное мгновение, вся жизнь прошла перед моими глазами.

Я обнял её сильнее, обхватил руками полностью, зарылся ладонью в мягкие пряди, и прижал к себе.

Не знаю сколько мы так просидели, я не считал этого времени, потому что думал. Я начал наконец думать о будущем. И не просто играясь и надеясь на сегодняшний день.

Я вспоминал лицо Хатори, и то, что она говорила, вспоминал лицо старика, которого убили, и наконец я вспомнил лицо Мён Хи. В этот момент, я понял что именно с её смертью и начал меняться. Именно тогда осознал, что вся моя жизнь это просто комфортное дерьмо, и я был совершенно не готов к реальности за стенами богатого особняка, или за дверьми дорогущей тачки…

— Как её вывести из этого состояния? — я встал в дверях кабинета Анастасова, и сходу задал тот вопрос, который меня интересовал.

— Она должна пролечиться не меньше полугода и только тогда я смогу ответить на этот вопрос, — аджоси спокойно смерил меня взглядом, и кивнул на кресло.

— Пол года это много.

— Я не отдам тебе её сейчас. Даже не надейся, мальчик! Куда ты её отведешь? Отвезешь в клинику в Корее? А твоя семья даст тебе с ней видеться? Или ты хочешь просто её забрать, потому что увидел, что ты единственный, кто способен к ней прикоснуться, и решил что всё хорошо?

— У вас месяц, доктор Анастасов! Я даю вам лишь месяц, чтобы вы вернули мне мою женщину, и перестали поить её химикатами!

— А ты вернёшься через месяц? — он подался вперёд и цепко осмотрел моё лицо, остановив свой глубокий взгляд на моих глазах.

— У вас месяц, доктор Анастасов! И не днём больше.

— Тогда ты должен знать с чем собираешься жить! Я дам тебе последний раз повод задуматься, Хан. Эта женщина не может контактировать с людьми. С мужиками в первую очередь! Я не проверял реакцию на женщин, но с Марией она общается на расстоянии четырех метров, и успешно справляется с агрессией. Ты должен понимать, что каждый день Лика будет заперта в четырех стенах. Она не сможет гулять на улице, и делать тех вещей, которые делают обычные женщины. И это лишь верхушка всего. Всё намного сложнее. Поэтому не тебе ультиматум мне выставлять, мальчик! Выставь его себе! И этот месяц, используй, чтобы хорошенько подумать. Это уже не та женщина, которая просто спать с тобой не могла, это человек, который впадёт в истерию моментально, если к ней подойдёт хоть один посторонний мужик. На улице она и ста метров не пройдет спокойно, потому что механизм восприятия страха сломан! Она боится постоянно! И всего! Ты! Готов жить с такой женщиной всю жизнь? Ты молодой парень, у тебя есть все шансы найти хорошую партию среди ваших баб!

— Мне… — я лишь рот раскрыл, чтобы остановить поток дерьма, которое извергал этот противный старик, но он оборвал меня.

— Не заливай мне про любовь, понял! Я уже видел одного, который клялся, что она его любовь до гроба! И посмотри что эта тварь с ней сотворила. Послушай меня, Хан! Я сейчас буду говорить страшные вещи, потому что эта девочка мне как дочь родная. У меня нет детей, и она все, что я холил и лелеял годами, вытаскивая из того ужаса, от которого не смог уберечь! Поэтому это у тебя месяц, Хан! Месяц на то, чтобы приехать и забрать её в место, где она сможет жить спокойно. В котором не будет твоей матери, которая обзывает её грязной шлюхой, и в котором наконец не будет тех ужасов, которые она постоянно наблюдала вокруг себя и боролась с ними. Если ты это сделаешь, значит я не зря, постоянно вел себя, как старый противный подонок и циничная тварь! Не сможешь… Я тебе её не отдам! Хватит с неё боли!

По мне прокатилась волна жара, и горячий воздух из горла вырвался вместе с моим ответом:

— Я вас услышал. У меня последний вопрос.

Мужчина усмехнулся холодной ухмылкой и ответил, зная что мне нужно:

— Его зовут Романенко Станислав Геннадьевич. Он в колонии в Сахалине.

Более мне ничего не требовалось. Поэтому я развернулся, и вышел вон.

Естественно смирится с тем, что я видел и осознать всё полностью я пока не мог. Но лишь вспомнив то как она выглядела, и что я получил от судьбы за свою золотую во рту, понял, с чем столкнулся.

Поэтому лишь опустив ногу с трапа, сразу позвонил тому человеку, который вечно скулил, как его всё достали, но никогда и ни за что не отворачивался от своих друзей.

— Ты прилетел? Почему так быстро? — Тэ Хван взял трубку за четвертым звонком, а я уже успел сесть в такси у аэропорта.

— Ты знаешь красную палатку у Радужного моста на побережье?

— Что с твоим голосом? Хан? Что случилось?

Я попытался успокоиться и мыслить здраво, меня выворачивало два состояния. В одном я хотел сесть обратно на самолёт, и остаться в той палате. Просто лежать рядом с ней и никуда не уходить. А второе прямо вопило, что ничего не хочет. Одно желание упасть в своем вольсэ на пол и просто валятся и ни о чем не думать. Вообще! Забыть. Стереть память. Вернуться к сраной беззаботности. Я же ещё такой идиот. Куда мне брать на себя такую ответственность?

Но оба эти состояния породили третье. Я стал сраный роботом, который боролся за совершенно другое. Оно уже ярко стояло стояло перед моими глазами. И тут я должен был сказать спасибо своей дерьмовой карме, хотя бы за то, что у меня были друзья, и положение. А именно последнее даст мне возможность сделать то, что я собирался.

Я ведь хотел только наш с ней мир? Его я и собирался создать. И я смогу! Иначе зачем тогда вообще пользоваться чувствами? Смысл любить? Если можно просто трахать куклу за куклой?

Нет, я уже хотел другого. Всё что произошло незаметно для меня самого уничтожило прежнего человека, и я стал бездушным снаружи совершенно.

— Тэ Хван! Мне нужно четыре миллиона долларов и два хороших адвоката. Проверенных. Таких чтобы провели немедленно аудит всех активов "Шинорацу". Это нужно сделать за неделю.

Я помнил, что мать затеяла совет директоров, на котором решила представить меня как нового гендиректора. Ухмыльнулся этим воспоминаниям и охренел от глупости этой затеи. Я ни хрена не понимал в том, как руководить нормальной компанией. А она хотела, чтобы я взял под руководство то, что почти развалилось, из-за её же муженька.

— Я могу тебе дать это. Но хочу знать зачем тебе столько денег и такие люди. Это не найти за один день, — его голос изменился, а я смотрел опять на реку, которая этот раз была нереально красивой, потому что её обрамляло золото пожелтевших листьев.

— Я собираюсь развалить "Шинорацу" до того состояния, которое осталось первоначальным после смерти отца. Мне не нужны ни люди, ни деньги твари, которая убивала ради них.

— Это не то что я хотел спросить… — он понял сразу.

— Я не привез её, и не остался с ней.

— Почему?

— Потому что нам не подходит ни её мир, ни мой, — я стал привыкать к бесцветность в своем голосе.

Он был пустой, резкий и холодный. Такой, которым его сделали наши миры.

— Жди звонка к завтрашнему вечеру. Я должен позвонить своему агенту. Он найдет адвокатов. А деньги… Это много, Хан. И на это тоже нужно время. Мне не вывести такие суммы за день.

— Я понял, брат. Камсамнида!

— Потом сочтемся, засранец. Все вы оболтусы влюбленные. Я не могу оставить вас без присмотра.

— Да я помню, — это был первый проблеск на моём лице, — Но все таки жду в палатке завтра. Я хочу накормить тебя кое-чем умопомрачительно вкусным и вредным.

— Я приеду к восьми. И попытаюсь всё решить, — он поставил трубку, и теперь я должен был сделать кое-что сам, а не только полагаясь на помощь друзей.

Поэтому я вышел у здания департамента, и посмотрел на парковую зону, где всё ещё видел словно наяву, как она идёт по дорожке и катается а плащ. Сейчас стоял полдень, но вокруг меня словно ночь сомкнулась, и я смотрел на парня, который шел прямо за фигурой женщины, аккуратно и пристально наблюдая за каждым её шагом.

Потом она обернулась, и свет дня снова вспыхнул, вернув в реальность.

— Вы что-то хотели, господин? — на меня смотрела девушка, которая стояла точно на том же месте, где ко мне в ту ночь обернулась Лика.

— Простите, я обознался! — поклонился ей, и заметив мелькающие зелёный свет светофора, ушел.

Пошел в сторону здания, и через пятнадцать минут сидел в той самой допросной.

— Ты уверен в том, что ты хочешь сделать, Хан? — Ю Чон-ши смотрел на меня странным испытующим взглядом, — Твоя мать так нас обложила адвокатами Йон Со, что в пору в наших стенах адвокатскую контору открывать! Она делает всё, чтобы сохранить репутацию семьи и компанию. А ты хочешь взять и всё развалить, согласившись дать показания против собственного отчима. Я был уверен, что ты под замком в своем доме. Но ты меня удивил, парень.

— Мы наконец перейдем к сути, или вы и дальше будете восторгаться тем, что малолетний дегенерат, которого вы подозревали в убийстве, пришел давать показания против своей же семьи?

— Что с тобой случилось? Я понимаю, что ты пережил многое. Но на этом не стоит зацикливаться, иначе оно сожрет тебя, мальчик. Поверь мне, я видел многое.

Я сцепил в руках ручку, и поднял на Ю Чон-ши взгляд:

— Вы не видели их? Хотите сказать, что в вас не поселился страх, инспектор? Вы хотите сказать, что вот это вот всё можно взять и сожрать как рисовый пирог на завтрак, а вечером Маколи залить?

Он долго смотрел на меня, а потом включил микрофон и произнес:

— Двадцать пятое октября две тысячи девятнадцатого года. Время тринадцать часов восемь минут. Проводится допрос свидетеля и потерпевшего по делу Хатори Кимура, господина Ким Хан Бина, — он посмотрел мне в глаза, и я продолжил, — Господин Ким, прошу, расскажите всё, что вам известно по делу.

Допрос длился около трёх часов. И начал я свой рассказ с самого начала, подкрепляя именами каждой шалавы, которая была в койке отчима, и могла хоть что-то знать о его связях с Хатори или норэбан.

Поэтому совершенно не удивился, переступив порог своего дома и войдя через ворота, что здесь творился полнейший хаос. Обыски на которые я дал личное разрешение, как прямой наследник и почти руководитель компании, проводили очень профессионально, что не могло не радовать.

Полицейские переворачивали всё в доме, пока я поднимался к себе на этаж и пройдя мимо комнаты матери, заметил, как она стоит у окна и просто смотрит на меня:

— Зачем ты это сделал? Ты разрушил всё, Хан. Как ты мог так поступить со мной?

— Это ещё не всё, на что оказывается я способен, выйдя из-под твоей опеки. Дождись, омони, и ты поймёшь за что я просил у тебя прощения на коленях.

— Ты летал к ней…

— Да, — это было всё, что я ответил матери.

Меня кололо что-то в груди, но я сцепив зубы, стоял в трениках у окна и пил, смотря на то, как аджума домоправительница гоняет слуг по саду, и заставляет убирать разгром, который в нем устроили толпы полицейских. Это было только начало, потому что уже утром, под стенами нашего забора стояла толпа репортёров, и орала с самого рассвета.

— Как она? — мне было необходимо знать, о том что с Ликой каждую секунду и минуту.

— Я постепенно вывожу её на более лёгкие препараты. И уже через две недели перевезу в свой особняк за городом. Она останется под присмотром моей жены. Так что всё будет хорошо. Не беспокойся.

— Я хочу с ней поговорить… — сжал телефон в руках, и услышал сухой ответ, точно такой, как и всегда из уст этого мужчины:

— Рано, мальчик! Потерпи.

— Она есть начала? — прикрыл глаза с силой сжав веки и резко раскрыл, а потом развернулся к двери гардеробной, и достал костюм.

— Да. Она уже в более спокойном состоянии.

— Значит, она меня узнала? — замер, и понял, что жду этого сраного ответа еле дыша:

— Да, Хан! Лика знает и понимает, что это был ты.

— Но она конечно не в восторге, что идиот опять явился якобы разрушать свою жизнь, — начал одеваться и вспомнил выражение упрямства на лице этой ослицы.

— Естественно! На утро она заявила сразу и с порога, что я старый идиот и решил уничтожить жизнь молодого парня. Но я привык к этому, потому не обратил никакого внимания.

— Научили бы меня так не обращать! — сцепил зубы и стал перебирать горы галстуков, а потом плюнул на это, и просто натянул черную рубашку.

— Это талант и опыт, мальчик!

— Вы не прекратите так меня называть? — я зло выдохнул, а старый хрыч так и нарывался дальше:

— Нет. Я люблю наблюдать за тем, как ты бесишься. Растешь на глазах.

Я натянул пиджак и посмотрел в зеркало, зло хохотнув:

— Вы совершенно невежественный и противный старикан.

— Сочту за комплимент. У меня начинается лекция, а у тебя взрослая жизнь, — и все что я услышал на последок, короткие гудки.

Нет, этот человек и на сотую долю не похож на моего отца. Но почему все больше кажется, что он так и пытается меня поучать?

Я схватил бумажник и сотовый, легко выходя из комнаты, чтобы напороться на свою мать. Она стояла в гостиной, а я на высокой лестнице.

— Куда ты собрался? — она смеряла меня шокированным взглядом, а я просто посмотрел на входные двери и пошел в их сторону.

— Я залпом тебе вопрос!

— Задай его почаще, омма! Может тогда ты станешь за начать меня, а не средство как заработать больше денег.

— Молодой господин! Ваша машина подана! — в двери вошёл мой водитель, но мать схватила меня за руку, и не верящим взглядом посмотрела мне в глаза:

— Неужели…

— Что? Ты же хотела, чтобы занялся делами компании? Вот я и занимаюсь, омони.

Аккуратно опустил её ладонь, и вышел вслед за водителем, который открывал мне дверь черной "Тойота".

— Куда прикажете ехать, господин Хан? — он опустил перегородку и посмотрел на меня через зеркало заднего вида

— Как тебя зовут? — я даже не смотрел на него, а продолжал шариться в интернете в поисках идеального места, и меня все больше напрягали, что я нихера не мог подобрать.

Всё не подходило! Либо было слишком холодно, либо там были вечные ураганы, либо это был вообще остров! Нет это не варианты. Это бред.

— Нам Сок, господин!

— Ты водитель Йон Со? Правильно? — продолжал рыться а сотовом и вскипал всё больше.

— Д-да… — осторожно ответил мужчина, а я отрезал:

— Вышел к херам из машины! Ты уволен! Получишь выходное пособие и рекомендации в компании. Без роботы я тебя не оставлю, но смотреть на тебя не делаю ни секунды! Выметайся!

Мужик застыл, а я вышел из машины, и открыл перед ним водительскую дверь:

— Я должен повторять дважды? — холодно задал вопрос, и мужчина тут же выскочил вон и начал кланяться:

— Иди в храм и так статуе Будды поклонись, за то что за подачу от моей матери отказался давать показания! — я сел за руль и завел мотор.

Ворота открылись и я посмотрел на часы. Завести этих оболтусов в универ я успею, и документы забрать тоже. Поэтому мне нахер на задался извозчик.

— Это что за… Где твоя крошка? — Ки Бом стоял в шоке, как и Джин Ки, когда я открыл им двери и впихнул в салон.

— У нас нет времени! Садитесь уже.

— Так это… Погоди! Где твой водила? — Джин Ки начал осматривать огромный салон, пока ясно обратно за руль и лишь ухмыльнулся:

— Нужно найти нового. И тогда надолго. Останется для матери, — я выехал в сторону паркового проезда и Джин Ки задал этот вопрос первым:

— Мы говорили с Тэ…

— Всё вечером в палатке у аджумы. Сейчас у меня нет на это времени. Я хочу вышвырнуть всех, кто работал на Йон Со. Не могу оставить из рядом с омма. Она должна быть в безопасности и не соприкасаться больше никогда с этой грязью.

Более мне вопросов никто не задавал. Поэтому мы спокойно доехали до корпуса, где я собрал немаленькое количество зевак. Всё глазели на эту карету на колесах и не могли поверить, что из неё вышли мои братья и я.

— Ты тут такой шухер навёл своей пижонством, что мы неделю не избавимся от девок, — скривился Джин Ки, а я похлопал его по плечу:

— Так и отлично! Перенимайте эстафету.

Всё менялось очень быстро. Настолько, что и сам перестал замечать как это происходило.

Я пришел в место, которое считал своим по праву, и почему воспринимал его как самую зловонную клоаку из продажных людей. Нет, они не были в чём-то виноваты. Просто делали то, что им приказывали. А так как приказывал им один и тот же человек, я не желал видеть никого из них.

— Уволить всех! Весь штат секретарей и менеджеров главного офиса! До вечера я хочу видеть здесь пустые помещения и пустые кресла. И меня совершенно не волнует ваше мнение!

На меня смотрели испуганные глаза той самой Ри Бон А. Я прошёлся по ней ленивым взглядом, и припечатал:

— А свои сочные формы, крошка, ты вынесешь отсюда через пять минут! Уберешь свой рот из этого офиса сейчас же, чтобы я не задыхался от твоей вони! Потому что мне не нужны отверстия, которые трахал мой отчим по три раза в день. Мне нужны секретари! — нагнулся над столом и прошептал, — Пошла вон!

Остальные стояли бледные, как призраки девственниц, и даже рот боялись раскрыть. Я ждал этого момента два года. Но то были сопливые стремления идиота, который думал, что мир за яйца схватил. Поэтому сейчас я чувствовал лишь отвращение.

А вот удовольствие получил от другого. В кабинет, от стен которого меня тошнило всё больше, через час ворвался адвокат Хон. Он с размаху открыл дверь и начал поучать меня:

— Ты спятил Хан Бин? Мы в положении, которое почти плачевно. Акционеры выводят акции. Мы теряем инвесторов. У нас пикеты под стенами сутками!!! А ты берешь и увольняешь весь штат главного офиса? Кто работать будет? Кто контролировать заводы и фабрики будет? Ты что вытворяешь?

Стакан с виски застыл у моего рта, а эта тварь встала прямо передо мной. Шакал и грязный предатель, посмевший обмануть моего отца.

Я медленно поднял графин с виски и перевернул его над головой этой твари:

— Это чтоб дорожка твоя была с душком, шакал! — схватил его за шкирку, и поволок к двери.

— Ты что творишь? Отпусти!! Отпусти меня!!!

— Пасть закрой, псина! — он отбивался, но я хорошо его держал.

Стукнул ногой в дверь кабинета и её тут же открыла охрана. Я же вышвырнул мужика в приемную со словами:

— Уберите это дерьмо с моего пола! И вышвырните, как псину, прямо за дверь перед толпой. Люди с ним сами разберутся.

Я хорошо знал, как любило мое общество защитников преступников и их пособников. Эта псина будет сидеть с низко опущенной головой на коленях, пока люди будут забрасывать его тухлыми яйцами и солью. Так что он именно это и заслужил.

Только вечером я мог выдохнуть и спокойно войти в красную палатку, где мне тепло улыбнулась аджума и мы низко поклонились друг другу.

— Щибаль! Я тебя в таком прикиде видел только на вручении дипломов в школе! Куда ты дел идиота Ким Хан Бина? — Тэ прошёлся по мне взглядом и поднял на макушку козырек кепки.

— Не начинай! И так тошно! — я скривился и сел прямо перед ним, когда в палатку ввалились два других моих брата.

— Анъен, аджума! — они поклонились женщине и она тут же ответив, засеменила в сторону плиты, чтобы снять наш обычный заказ.

— Ты кумихо, Хан! Демонище такое, что мне страшно стало включать телек дома родителям. Они охренели от того, что услышали. А уж от в да того, как этого адвокатишку бросили под ноги толпе, даже я впечатлился! Такое последний раз было только с этим полудурком, который землю простых людей продавал ща бесценок.

— Вы мне ещё памятник поставьте, как Ли Сун Сину на главной площади? Угомонитесь! — шикнул и принял от аджумы тарелку с такрокки, а Тэ схватил пипимбап.

— Две? Да! Холодный, аджума! — я проговорил это четко губами, а она тут же из-за пазухи достала две бутылки соджу, поставив на наш стол.

— Тэ… — я взял палочки в руки и не успел даже вопрос задать, как передо мной легла черная пластиковая карта, и две визитки.

— Они будут с утра на работе даже раньше тебя! Просто предупреди охрану и совет, что это твои люди. И пусть начинают работу. Это хорошие специалисты. Лучшие, которых смог найти мой агент, — Тж начал есть, а потом прожевав чуть не запрыгал на стуле со словами, — Су***… Я не ел такое вечность. Ахренительно вкусно.

Мы с братьями застыли и смотрели на этого айдола с позволения сказать, как на дурачка.

— Вы реально не едите нормальную пищу? — скривился Ки Бом.

— А ты думаешь постоянные тренировки, режим и стресс позволяют есть вот такое божественное вкуснотище? Я бы не пресс на сцене показывал, а груду жировых отложений! — скис Тэ и продолжил уплетать пипимбап за обе щеки.

— И ты ещё хочешь стать айдолом? — мои парни переглянулись и Ки Бом покачал головой.

— Да ну нахер!

Я же взял карту и визитки, и вложив их в бумажник, продолжил лазить в поисковике. Этим я и занимался весь день. А потом не выдержал и попросил Анастасова хотя бы позвонить мне, когда Лика будет у него. Сейчас, когда я был далеко от неё, я чувствовал дикое желание бросить все к херам. Именно то первое чувство из такси. Но вспомнил о третьем, и продолжил упорно искать место. Плевать в какой стране. Главное, чтобы нам было спокойно и хорошо. Я понял, что нуждался в этом дерьме не меньше, чем она. Меня затрахали вещи вокруг меня до такой степени, что эта палатка и её владелица, наверное были единственным, что я желал ещё видеть в своем мире. Здесь был я, и люди, которые были мне дороги. Но не хватало главного человека. Именно поэтому я продолжал поиски.

— Что ты там так долго поешь носом в сотовом? — спросил Джин Ки, и вырвал мой телефон, когда я чуть не выколол себе глаз палочками.

— Аляска? Зачем тебе это? — Ки Бом округлил глаза, но первым понял продолжающий кончать уже от такрокки Тэ.

— Там холодно, и необжитые территории совершенно дикие, Хан. Ты ведь ищешь особенное место? — Тэ вытер пот салфеткой, вырвал телефон уже из рук Ки Бома, и начал что- то на нем искать, пока разлил всем соджу.

— Вот! — он принял от меня стакан, и отдал сотовый.

А я застыл… Это было очень красивое место. Очень теплое, даже не смотря на то, что там периодически гуляли ураганы. Я мог выбрать землю, подальше от побережья, или найти что-то ближе к лесам.

— Идеальный вариант. Самая защищённая страна, с огромными необжитыми территориями, хотя и перенаселенная. Короче, хочешь развитую глушь, вперёд. Я бывал там на скачках прошлым летом. Так что есть чем заняться. Начинай изучать этот вопрос, — спокойно пояснил Тэ, а я присмотрелся к фото.

И как сам не додумался? Это далеко! И самое главное, там можно открыть хоть что-то, чтобы зарабатывать.

— Это реально хорошая идея, Хан. Но тогда, — Джин Ки посмотрел на меня и я ответил тут же:

— Компания останется матери. Она будет руководить ею. Чтобы выгораживать эту тварь, у неё сил и связей хватило, значит хватит и на то, чтобы руководить "Шинорацу".

— Она отпустит тебя? — Ки Бом нахмурился, а я ответил так же резко и быстро:

— Я её мнения спрашивать не собираюсь.

— Хан… Это мать! Ты понимаешь, что это значит? — Тэ Хван кивнул мне на рюмку, я поднял её и протянул в его сторону.

— Прекрасно! — выпил налитое, — Не я виноват в своем поведении, и я не оскорбил её ни словом. Всего лишь хотел стать для неё сыном, а не копией отца. И вы знаете в чем ирония? Как только я нацепил сегодня этот шмот и с серьезной миной сел в тачку бизнес-класса она заметила, что я существую. И от этого мне больнее всего. Потому что в джинсах и обычной футболке я ей был не нужен. Она хотела картинку самодостаточного чобаля, который трахал бы всё подряд, как мой отчим.

— Ты преувеличиваешь, — отрезал Тэ, и продолжил, — Но это твой выбор и твоя жизнь. В любом случае, я рад что ты счастлив. Если бы меня так любила хоть одна моя баба, я бы и асфальт зубами грыз, чтобы остаться с ней. А я видел Хан… — Тэ вдруг затих, а по мне пробежала дрожь от воспоминаний.

— Я видел её в тот вечер в театре на Каро Сукиль. Пришел, чтобы самому удостовериться, что они поймают эту тварь. Но вместо этого… — он поднял на меня взгляд, и я прирос к стулу, — …Вместо этого передо мной была женщина, которая изменилась в лице за секунду, когда поняла чей сотовый в её руках. Я такого не видел никогда прежде. А за все двадцать шесть лет баб у меня было много, Хан. Поэтому делай то, что задумал и не останавливайся. Я бы не остановился, но небеса мне такого подарка не сделали.

Этот вечер я пытался запомнить до мельчайших деталей, потому что этих людей не смогу увидеть ещё долго. Ей нельзя встречать других мужчин, в наш дом не войдут мои друзья, и я не знал, может ли это когда-то измениться. Да, моя любовь оказалась жестока ко мне. Она, как дрянь, вывернула мне все жилы, но лишь ради тех моментов, которые я помнил, терпел всё, сцепив зубы. Терпел потому что не мог забыть и выкинуть из памяти картины того, как Лика меня целовала, как обнимала, и как льнула ко мне, когда нас окутывало её тепло.

Широкий зал для заседаний, панорамные окна справа, и огромный стол на двадцать с лишним персон. Это было именно тот совет директоров, который я сдвинул на три недели, как только принялся за дела, в которых нихера не смыслил. Но Тэ не обманул, и прислал действительно терпеливых и толковых мужиков, которые стойко выдерживали мои вспышки негодования. А были моменты, когда я все реально слал к херам, и просто уезжал домой. Заходил в свою комнату и налив стакан любого пойла, звонил Анастасову. Но этот хрыч даже трубку брать не хотел, потому что знал, что я затребую поговорить с Ликой. Поэтому я довольствовался короткими сообщениями, но в прошлый вечер, перед последним событием, которое держало меня здесь, я получил хотя бы что-то.

Сидел привалившись спиной к дивану и лыбился как дурак, смотря на то, как она собирает листья в саду в какой-то бесформенной куртке и пыхтит. Прямо как тигрица с какими-то вилами в руках. Я застыл взглядом на её лице, пока Лика что-то отвечала женщине. И почувствовал, как в груди разлилось щемящее чувство. Она улыбалась, именно так, как я это любил. Пыхтела, но улыбалась. Красивые пряди волос небрежно падали на лицо, которое стало намного здоровее, и даже отливало румянцем.

— Наэ хетсаль… — прошептал и провел рукой по экрану, — Дождись меня.

Именно эта картинка в голове помогла мне пережить всё дерьмо, которое мне сегодня предстояло.

Зал медленно наполнялся людьми, досье которых меня буквально вынудили выучить наизусть адвокаты. В моих руках было всё на этих господ. И половина из них, сегодня покинет этот зал непросто так.

Последней вошла моя мама. Она прошлась по мне взглядом, и спрятала глаза. Мы не говорили с ней уже две недели, и я старался даже не попадаться ей на глаза.

— Добрый день! — я встал и низко поклонился, — Меня зовут Ким Хан Бин, я старший наследник семьи Ким и сын Ким Чан Ука, которого знал каждый присутствующий здесь, — мной била дрожь, а голос вообще не слушался, но я сглотнул и расстегнув пиджак, кивнул охране.

Мужики встали перед входом, а за столом начались шепотки. Наконец не выдержал тот человек, который был главным свидетелем, и именно после его показаний дело Йон Со передадут в суд.

— Что происходит, господин Ким? Почему вы…

— Господин Ван Сик Рём, руководитель четырех предприятий на территории провинции Сяо Лянь. Главный директор комбината в провинции Канвондо, и держатель акций компании "Шинорацу" на сумму в пол миллиарда вон. Я всё правильно сказал? — мужчина кивнул, а я продолжил, — Вы регулярно проводили теневые махинации и отмывали капиталы из черного рынка через ваш отдел и нашу компанию! Поэтому я не могу закрыть на это глаза.

— Что? — мужик побледнел, а за моей спиной открылась другая дверь, которая вела из моего кабинета.

— Господин Ван, вы обвиняетесь в хищении в особо крупных размерах, и уклонениях от уплаты налогов, — пробасил Ли Ю Чон-ши и показал свой значок, — Так же привлекаетесь, как свидетель и главный подозреваемый по делу о пособничестве Чхвэ Йон Со. Прошу вас соблюдать спокойствие, и проехать с нами в комитет налоговой прокуратуры.

— Я ничего не делал! — начал вопить мужик, а мне стало ещё противней, — Я один из самых уважаемых людей в этой компании!

— Этой компании больше НЕТ!!! — я рыкнул так, что он затих тут же, как и все остальные.

— Я продаю акции "Шинорацу" после слияния "ЭнСити", и возвращаю компании моего отца её первоначальное положение на рынке. Компания "ЭнСити", которая принадлежала Чхвэ Йон Со, уходит из активов компании МОЕГО отца. Все акционеры получат свои деньги и выплаты по штрафам о расторжении контракта с нашей стороны, согласно его предписаниям! Мне ВЫ ВСЕ не нужны в этих стенах! Поэтому забирайте свои деньги, и вложите во что-то другое. Я закрываю и начинаю процесс продажи почти всех фабрик. Они итак не ликвидны, и после скандала мы не потянем с выплатой зарплат персоналу. Поэтому я прекращаю их существование. А всем работникам фабрик требую выплатить компенсацию и найти работу в других компаниях.

— Ким Хан Бин!!! — мать вскочила, но я отрезал ледяным тоном:

— Компания "Шинорацу" два часа назад получила нового владельца. Это госпожа Ким Джи На, моя мать! — я обвел всех взглядом, и добавил, — Так же ей переданы все права на мои активы, и с этого дня именно она является главой и генеральным директором "Шинорацу". Всего доброго!

Я не оборачивался. Не стал прощаться ни с кем. Не сказал даже прощай матери, которая теперь действительно осталась одна. Она не пыталась меня остановить, не пыталась задержать, потому что за этот месяц и с помощью знающих людей, я смог добиться того, чтобы меня больше никогда не запирали, как в тюряге из-за имиджа, статусов и денег. Наше общество жестоко к богачам, но моя семья оказалась жёсткой и внутри друг к другу.

Я садился в самолёт, но летел к ней. Ведь у меня оставалось ещё одно и очень важное дело. Оно, наверное, было одним из жизненноважных. Потому что я прям чувствовал, что мне нужно хорошенько отвести душу. И закрыть эти сраные двери все! Наглухо! И навсегда!

Так сопляк наверное превратился в мужика. Потому что, когда я вошёл через контроль пропускной пункт этого места, не чувствовал дискомфорта. Я просто знал, куда пришел и зачем.

— Это кто? — на меня посмотрел начальник тюрьмы, и что-то спросил у своего помощника, с которым и связались мои адвокаты.

— Это тот кореец, про которого я говорил! Нам ещё сверху звонили.

Я стоял посреди небольшой комнаты, чем-то напоминающей сарай. Старая мебель, образца которой я вообще никогда в глаза не видел, металлический сейф почти до потолка, а на нём портрет вероятно президента этой страны.

— Чего надобно? — мужик в зелёной военной форме обратился ко мне, и поднялся.

Я же положил на его стол черную кожаную сумку, и спокойно открыл её прямо перед носом этого человека.

— Твою мать! Это что? Ты рехнулся, пацан? — он поправил воротник и посмотрел на пачки денег, которые торчали в проёме замка.

— Переведи ему! — я повернулся у помощнику, и отчеканил, — Мне нужен Романенко Станислав! Это ваш заключённый!

Помощник тут же пересказал всё начальнику, а то нахмурил брови и поддал губы:

— Я буду платить вам ровно столько в вашей валюте, каждый год, чтобы вы выполняли мои условия содержания этого… — у меня даже язык не повернулся назвать это человеком.

— И какие же они? — переспросил мужик, после перевода помощника.

— Одиночный карцер четыре на четыре, с одной дырой в которую будут бросать только пишу для этой псины. Пожизненно! — спокойно ответил, а мужик покачал головой.

— Это подсудно дело! Если узнают, мы от пенитынцыарки не откараскаемся.

Я оперся руками о стол над сумкой и четко произнес:

— Эта тварь мертва для всех! Вернее даже не рождалась. Я заплатил такие деньги, чтобы стереть его имя, что ты себе не представляешь. Поэтому ты сделаешь, что я тебе сказал, и возьмёшь эти деньги. Иначе я заплачу, чтобы стёрли твое имя, белый! И поверь мне, я это сделаю, даже если останусь нищебродом!

Он меня понял. Нахмурился, и грозно обвел меня взглядом, выслушав перевод.

— Значит это он твою бабу, чуть не порешил?

Помощник даже закончить перевод не успел, как я поднялся и молча на него смотрел. Больше разговоров я вести не собирался. Я выплёскивал из себя всю боль, которую пережил за этот месяц прямо сейчас. С меня такое дерьмо на руду лезло, что я сам собой восхитился, как сдержался, и не прикончил этот кусок человечины голыми руками, когда через час передо мной открылись двери того самого карцера.

Передо мной в наручниках и кандалах сидел огромный мужик. На его лице не было где отметины ставить, столько там было шрамов. Это тварь, и смотрели на меня глаза зверья.

Он нахмурился и попытался выплюнуть кляп, но ничего не получилось. Поэтому это зверьё начало рычать, как псина. Брызгало слюной, как цербер, а я ухмыльнулся и начал идти на него. Руки сжимались всё сильнее, но я сдерживался. Даже будь он не скован, я бы его не боялся. Это слабый и гнилой кусок мяса, у которого одна цель разносить заразу по цепи, о которой говорила моя женщина.

— И такому отродию небо в руки дало такой цветок, — я посмотрел на него, присев на корточки.

Потом вообще начал разглядывать, и чем больше смотрел, тем больше убеждался, что это не зверь. Звери такими не бывают. Они не насилуют своих самок, не избивают до полусмерти, и не лишают возможности ощущать тепло. Они не берут силой и не склоняют ни к чему. Тигр никогда не посмеет напасть на тигрицу.

Передо мной сидела тварь из самой глубокой зловонной ямы, в которую Будда скидывал всех гнилых существ и отродий.

— Переводи ему! — бросил сквозь холодную ухмылку помощнику, и продолжил, — Вот так тварь, выглядит последний человек, которого ты увидишь в своей жизни. И я даже рта тебе раскрыть не дам. Потому что больной психопат, и мне приятно то, что я вижу. Ты сгниёшь здесь. И все что будешь помнить — это моё лицо! Хорошо запоминай, потому что с этого дня я твой самый страшный кошмар! В этих четырех стенах ты будешь гадить под себя, как калека, и жрать из миски, как пёс. Но самое страшное для меня, что и тогда ты не искупишь свою вину перед моей женщиной.

Он явно не понимал о чем я, а как только услышал перевод фразы, подался вперёд, но его сдержали цепи.

— Ты сдохнешь тут! Хотя ты итак для всех труп, — я схватил его за морду, и сдавил с такой силой, что он начал орать и пытаться выплюнуть тряпку, — Тебя никогда не существовало. Я стёр тебя, как дерьмо из этого мира.

С этими словами, я вытер руку об него и поднялся:

— Если посмеете меня обмануть, — обернулся к помощнику, — Его заберут корейцы. Я найду людей. И если он попадет в их руки, то спать не на полу будет, а в сырой земле.

Помощник сглотнул и кивнул, а я посмотрел на эту тварь ещё раз и бросил ему черные перчатки из мягкой кожи прямо к ногам:

— Это прощальный подарок от Малики.

Тяжёлая дверь закрылась, а я ещё долго слышал собачий лай из её стен. Он будет орать. Но его никто не будет избивать и насиловать. Он сойдёт с ума и сдохнет сам.

Теперь я закрыл все двери в оба мира, и у меня осталось лишь последнее — забрать Лику, и увести в наш. И мне похер на все дерьмо вокруг. Я малолетний эгоист и разрушил всё, что было вокруг меня ради женщины. Раньше ради бабы я бы палец о палец не ударил. Но это было тогда, до того как я произнес слова, которые изменили мою жизнь к херам и навсегда:

"Приказывайте, моя госпожа!"

С этими воспоминаниями я вошёл в простую калитку двух этажного особняка, которая была увита непонятным растением, как дом моего немого старичка. Память о нем я тоже хранил.

Здесь было тихо и очень спокойно. Настолько, что я не поверил собственным ощущением. Ещё пол часа за моей спиной был огромный город.

Анастасов стоял на крыльце и смотрел на меня совершенно по другому.

— Приперся! И зачем только столько бабла потратил на того ублюдка? — аджоси усмехнулся и неожиданно протянул мне руку, которую я подал и немного поклонился.

По какой-то дикой причине, я был так же спокоен, как это место, но с каждой минутой, моё терпение подходило к концу.

— Успокойся! Она тут! — начал смеяться мужчина, а я посмотрел в сторону, куда он указывал, и у меня в груди словно что-то лопнуло и так ударило, что выбило весь воздух из лёгких.

Лика стояла в теплой белой парке возле альтанки и смотрела на меня моими зеркалами. И только я заметил как они наполняться влагой и начинают блестеть, сорвался с места, как ненормальный.

— Хан! — она схватила за мои плечи и начала смеяться и брыкаться, когда я её поднял.

— Моя госпожа! Вы плохо ели, и от вашей сочной задницы и следа не осталось! Как будете брать на себя ответственность за такое преступление? — прошептал в её шею, и подхватил крепче.

Она стала намного легче, и ещё не до конца пришла в себя. Но я помнил, что постоянно мне твердил весь этот месяц Анастасов: позитивные эмоции; я должен не замечать ничего и говорить, что всё хорошо; она не должна пропускать Прем препаратов; никаких воспоминаний о её прошлом, или о том через что нам пришлось пройти; и ни в коем случае не оставлять одну, если попадет хоть в одно людное место.

— Хан… — тихий шепот, а мне кажется, что я начинаю разогреваться, бл***, как печка.

— Милая, — я посмотрел на её губы, и сглотнул влажный ком в горле, потому что дико соскучился за всем, что держал в руках, — Ты точно меня не боишься?

— Нет, — и я застыл, потому что она нагнулась и взяла моё лицо в руки, начав целовать каждую его часть, — Я боялась, что это ты начнёшь бояться меня.

— Местами было, — признался и хрипло выдохнул в его губы, нежно сжав бедра.

Лика застыла, и начала дрожать:

— Мы уезжаем из этого ужаса, — мягко втянул её губы и чуть не кончил от того, как мне было это необходимо всё это время.

— Куда? — тихий и ласковый шепот, мягкие нежные движения её маленьких пальчиков в моих волосах, и запах лотоса. Моего лотоса.

— Ты доверяешь мне? — прижал сильнее к себе, и опять поцеловал, смотря на своё отражение в её глазах.

— Да.

— Это главное, — поцелуй становиться глубже, и я слышу, как она тихо издает мягкий стон в мои губы, пока я опять ем её, не могу никак поверить, что она в моих руках.

— Я чуть не рехнулся без тебя, поэтому просто так ты от меня не отделаешься, когда мы приедем…

Я хотел её, и мне прямо выворачивало член в штанах. Но я понимал, что мы во дворе чужого дома, и она ещё не совсем пришла в себя. Поэтому сцепил зубы и расслышав, грузный кашель за спиной и женский мягкий смех, опустил свою девочку.

— Идите ужинать! — женщина в простой парке, напомнила мне аджуму из палатки, и почему-то я знал, что она хотела нас накормить.

Лика взяла меня за руку, и осторожно ступила в сторону дома. Видимо на противного старикана она тоже реагировала, как на угрозу.

— Тебе…

— Со мной всё будет хорошо, — Лика обернулась и улыбнулась, но я знал, что ей трудно, — Я справлюсь, Хан. Должна, ради тебя!

Я застыл взглядом на её лице и четко произнес:

— Это мой выбор! Я хочу быть с тобой! И ты не должна никогда корить себя за что либо! Ты виновата в одном!

— Это в чем? — Лика прищурила глаза, а я прицыкнул и ответил:

— В том что совратила малолетнего идиота, и в том что упрямая ослица. Не будешь меня слушаться, вот тогда и поговорим о твоих провинностях, — резко ответил, и потащил её к дому, а потом ощутил, как она прижалась к моей руке, и словно спряталась за ней и моей спиной, переплетая наши пальцы.

— Саранхэ, ё… — её тихий шепот, сквозь улыбку, пока мы идём к крыльцу, и мой уверенный ответ:

— Хоть что-то правильное выучила.

— У меня будет много времени, чтобы выучить больше.

— Это факт, наэ хетсаль!