По дну тропического моря

2 Мыс Гуанабо

Прошло несколько месяцев нашей жизни в Институте океанологии. За это время мы довольно хорошо акклиматизировались и успели неплохо изучить животный мир прибрежных вод острова до глубины пятнадцати — двадцати метров. Теперь у нас возникали все новые вопросы. Хотелось узнать и увидеть собственными глазами, что скрывается глубже двадцати метров, узнать, какие обитают там рыбы, губки, мадрепоровые кораллы и другие организмы, выяснить, как распределяются донные животные по глубинам. Поэтому насущной проблемой стало освоение акваланга, с которым раньше работать не приходилось.

В свободное от занятий и работы в лаборатории время мы много ныряли, наблюдали за жизнью обитателей моря, коллекционировали. Но это не было основным занятием. А нам хотелось заниматься подводными исследованиями постоянно, вести определенную научную тему.

Страстное желание заниматься подводными исследованиями на больших глубинах привело меня к известному специалисту по экологии мадрепоровых кораллов доктору Дитриху Кульману, сотруднику Зоологического музея при университете имени Гумбольдта в Берлине. На Кубу доктор Кульман приехал изучать коралловые рифы и условия их существования. Он привез с собой разнообразное оборудование: акваланги, небольшую портативную химическую лабораторию для определения в полевых условиях солености воды и количества растворенного в воде кислорода, приспособление для отлова мелких коралловых рыб, представляющее собой трубу с насосом и, как я убедился потом, довольно удобное и эффективное в работе. Кроме того, доктор был обладателем автомашины «Москвич». Переговоры с Кульманом о совместной работе прошли успешно, и он согласился взять меня с собой в поездку по острову.

В тот же день я поднялся в кабинет директора Института океанологии Дарио Гитарта, чтобы поговорить с ним о предстоящей работе и возможной теме исследований. Гитарт — ихтиолог, поэтому он стал моим руководителем и наставником на все время нашего пребывания на Кубе. Я предложил ему такой вариант: эколого-зоогеографическая характеристика прибрежной ихтиофауны Кубы. Выполняя эту тему, я должен был изучить последовательно ихтиофауну коралловых рифов, мангровых зарослей, лугов черепашьей травы и других биотопов, выявить особенности состава рыбьего населения, его распределения по глубинам, поведения наиболее характерных видов исследуемых биотопов.

Я знал, что видовой состав ихтиофауны острова изучен неплохо и описан в монографии кубинского ихтиолога Дуарте-Бея «Каталог рыб Кубы», но некоторые биотопы были изучены еще недостаточно. А главное, что меня интересовало, — это поведение отдельных видов рыб и их взаимосвязь с другими животными.

Гитарт одобрил мой план и обратил мое внимание на один важный момент. Известно, что в тропических водах хищных рыб гораздо больше, чем в водах умеренных широт. Они оказывают большое влияние на структуру, воспроизводительную способность и численность популяций тропических рыб. Поэтому, по мнению Гитарта, было бы желательно посмотреть, каким образом складываются биотические отношения, например, на коралловых рифах. Для таких наблюдений коралловый риф — идеальное место. Я должен был собирать рыб, используя для этого ловушки, отстрел рыб под водой и поездки в рыболовецкие кооперативы, наблюдать за составом, распространением и поведением рыб во время подводных погружений. Этот план давал мне возможность ездить по острову, совершать погружения в водах Мексиканского залива и Карибского моря.

Началась деятельная подготовка к первой совместной поездке с доктором Кульманом в район мыса Гуанабо, находящегося километрах в тридцати от Гаваны. В этом месте кубинские ученые в содружестве с учеными Академии наук Чехословакии готовились к проведению подводного эксперимента под названием «Карибе-1». Нам представлялась счастливая возможность присутствовать при проведении некоторых работ, входящих в программу эксперимента.

Ранним июльским утром мы выехали из Плая-Вириато, предварительно загрузив машину аквалангами, стеклянными банками для хранения животных, емкостями с фиксирующими жидкостями, фото- и кинокамерами. Нам предстоит пересечь Гавану, чтобы попасть на дорогу под названием Каретера-Централь. Миновав роскошную Пятую Авениду, протискиваемся сквозь вереницу всевозможных машин и выезжаем к набережной Гаваны, или, как ее называют кубинцы, Малекон. Наша дорога идет от красивого проспекта Прадо до реки Альмендарес, в устье которой расположен старый форт Чоррера. Сейчас в форте размещается музей Колумба.

Набережная Гаваны построена на коралловых скалах, в которых видны остатки мадрепоровых кораллов и раковин моллюсков. Миллионы лет назад здесь было дно моря, в котором, как и сейчас, жили разнообразные кораллы, разноцветные губки и ветвистые горгонарии, ползали стада моллюсков, плавали сотни видов причудливых рыб. Ископаемая морская фауна острова имеет большое сходство с современной. О богатстве фауны прошлого свидетельствуют ископаемые остатки морских организмов, обнаруженные в горах и в отложениях береговой линии. Сохранился на острове и живой свидетель событий, происходивших в далекие геологические времена. Это пальма корчо (Microcycas calomata), самое древнее дерево на Кубе. Ботаники считают, что, даже когда часть острова погружалась в пучину океана, эта пальма сохранялась на вершинах гор, не поглощенных морем. Сейчас пальма корчо растет только в некоторых местах провинции Пинар-дель-Рио.

На набережной возвышается отель «Ривьера». Ее старинные памятники напоминают гаванцам о далекой истории Кубы, о борьбе ее народа за независимость. В тихие солнечные дни по набережной прогуливаются жители столицы и туристы; Мчатся сотни машин всевозможных марок и расцветок. Малекон — любимое место рыболовов и влюбленных.

Мы очень любили Гавану. По Гаване можно бродить бесконечно, любуясь ее величественными памятниками, старинными церквами, маленькими площадями, прекрасными бульварами и парками, набережной и роскошными отелями. Город этот полон контрастов: модерновые здания, радостно устремленные ввысь, а рядом — мрачные, древние крепости. В Гаване много укромных кабачков, где можно после прогулки отдохнуть, поговорить с кубинцами. Заказав пиво и бутерброд под названием «перро-кальенте», что в переводе означает «горячая собака» (булочка, разрезанная пополам, в которую вложена обжаренная сосиска), можно сидеть здесь до тех пор, пока не устанешь от разговоров.

В 1552 году Гавана (раньше порт назывался Каренас или Сан-Кристобаль) была официально провозглашена столицей Кубы, а в 1556 году испанский король даровал ей титул главного порта «Индий». С этого времени Гавана — город хижин постепенно превращается в город-крепость. Возводится дозорная башня Сан-Ласаро, а затем замок-крепость Ла-Реаль-Фуэрса. Но главными укреплениями столицы стали две крепости — Ла-Пунта (начата в 1589 году) и Кастильо-дель-Морро, строившаяся много лет, с 1589 по 1630 год.

Гавана — город с миллионным населением, политический, экономический и культурный центр Кубы. Гавана — это въездные ворота на очаровательный остров. Морским путешественникам город ночью представляется ожерельем из сверкающих огней. Еще в прошлом веке оба берега узкого входа в бухту освещались огнями, чтобы обеспечить безопасность мореплавателей. «Вид на Гавану со стороны моря самый живописный из всех, какие можно встретить на побережье полуденной Америки», — писал в своих дневниках Александр Гумбольдт. Время шло, освещение совершенствовалось. И вот уже маяк с крепости Эль-Морро стал указывать путь морякам. Первоначально на маяке был установлен огромный фонарь. В качестве горючего использовалось рапсовое масло. Хроники говорят, что маяк был установлен 24 июля 1845 года. Через сто лет на маяке была зажжена электрическая лампа в двести свечей. Сейчас свет маяка видно на расстоянии двадцати пяти километров.

В конце набережной дорога делает петлю, и наша машина ныряет в туннель, проложенный под гаванской бухтой. При выезде из туннеля платим пятнадцать сентаво за проезд и мчимся дальше, мимо Восточной Гаваны (Гавана-дель-Эсте), по широкой бетонной дороге Каретера-Централь. Столица Кубы осталась позади.

Путешествуя по дорогам острова, не устаешь любоваться красотой его природы. Вот и сейчас по левую сторону дороги — лазурное море, по другую — слегка гористый ландшафт с зелеными долинами и королевскими пальмами, гордостью кубинцев. Королевская пальма воспета поэтами, она украшает государственный герб республики. По дороге попадаются речушки, берега которых поросли бамбуком и незнакомыми деревьями.

Едем на большой скорости, но отличная широкая дорога и далекий спокойный пейзаж делают ее незаметной. Кубинцы гордятся своими дорогами и говорят, что они рассчитаны только на большие скорости, не менее девяноста километров в час. По их словам, если на этой скорости отпустить руль машины, она сама делает повороты.

Вскоре мы оказываемся в небольшом курортном городке Гуанабо. Здесь находится резиденция ученых, профессионалов-аквалангистов и обслуживающего персонала — всех, кто связан с подводным экспериментом. На улицах городка в глаза сразу же бросается некоторая вольность в одежде. Большинство жителей ходят в шортах, а некоторые даже появляются в плавках, как на пляже. В таком виде они заходят в магазины, кафе, ресторан. Ничего похожего в Гаване мы не наблюдали. В столице строгие правила, и их прилежно соблюдают. На улицу можно выходить только в брюках и закрытых туфлях, а в рестораны и ночные клубы пускают лишь одетыми в костюмы.

База подводников располагалась в небольшом двухэтажном домике недалеко от берега моря. Там царила деловая обстановка, все были заняты работой. Шла подготовка к началу эксперимента. Под стенками лежали акваланги и другое оборудование, необходимое для выполнения подводных работ.

В группе аквалангистов, уютно устроившихся в качалках на веранде, мы увидели старых знакомых — Мичаэля Монтаньеса и Орестеса Агиара из отдела подводных исследований Института океанологии Академии наук Кубы.

Поздоровались, и я стал расспрашивать о программе работ.

Выяснилось, что перед специалистами поставлен целый комплекс задач. Прежде всего нужно было выяснить, сможет ли человек существовать в условиях подводного дома, и провести медико-физиологические наблюдения за акванавтами на глубине пятнадцати метров в течение семидесяти двух часов. Предполагалось также провести некоторые океанологические работы, собрать планктон и коллекцию других обитателей моря. Одновременно с этим будут сниматься два цветных кинофильма. Один из них — чисто научный, о переносе осадков у дна, другой — популярный, о жизни обитателей прибрежных вод острова, о работе человека под водой.

Что же представляет собой подводный дом «Карибе-1»? Это цельнометаллический желтого цвета цилиндр длиной три с половиной и шириной полтора метра. Общий вес дома — около тысячи килограммов. Все это сооружение крепится к подводной платформе при помощи тросов в пяти метрах от дна. Подводный дом построен в Чехословакии и в июне 1966 года доставлен на Кубу. Он рассчитан на двух человек. Для наблюдений за окружающим в стенки дома вмонтированы три иллюминатора из прочного стекла. В дом можно попасть через люк в нижней части, связь с поверхностью поддерживается при помощи телефона. Чтобы внутрь дома при открытом люке не проникала вода, в доме поддерживается давление в две с половиной атмосферы.

Специалисты считали, что подводный дом получился вполне комфортабельным. В нем есть небольшая библиотека, электричество, радио. На случай какой-либо аварии налицо два готовых к работе акваланга, находящихся в нижней части дома.

Для обеспечения всего комплекса работ выделены три вспомогательных судна: специализированное судно для проведения подводных работ под номером «012» и судна «Орка» и «Кристалл», принадлежащие Академии наук Кубы. «Кристалл» имеет прозрачное дно, что позволяет наблюдать жизнь под водой как во время движения судна, так и при стоянке на якоре.

Чехословацкая группа состояла из восьми человек во главе с сорокалетним ассистентом кафедры динамической геологии Кардовского университета Владимиром Напрстеком. Выло решено, что в подводном доме будут жить по одному представителю чехословацкой и кубинской сторон. Выбор пал на чеха Жозефа Мергеля, техника из Института механизации, которому тогда исполнилось тридцать четыре года, и кубинца Мичаэля Монтаньеса, двадцатипятилетиего профессионального аквалангиста, прошедшего в сентябре 1965 года курс обучения в Международном подводном центре во Франции.

Кто мог представить себе, что за три десятилетия, прошедших после изобретения акваланга, люди сделают такой огромный скачок в освоении подводного пространства? Сбываются слова, сказанные знаменитым Жак-Ивом Кусто: «Необходимо завоевать и остальные три четверти земли, скрытые морем. Море даст ключ к огромным богатствам. Мы сможем организовать подводные колонии, в которых люди будут выращивать и пасти стада рыб…»

Вот и на Кубе люди самоотверженно трудятся над осуществлением этой мечты. Кубинская революция, освободив страну от капиталистической зависимости, дала возможность ее ученым широким фронтом развернуть работы по изучению и освоению окружающего остров водного пространства.

Рабочий день в Гуанабо начинался с легкого завтрака, включавшего, как правило, чашечку ароматного кофе. После завтрака, захватив необходимое снаряжение, мы отправлялись на яхте «Кристалл» к мысу Гуанабо, где был установлен подводный дом. Он был закреплен на глубине пятнадцати метров с мористой стороны рифа. Рядом с подводным домом постоянно находилось судно «012», «с которого в дом подавались воздух, вода и пища для акванавтов. Здесь же помещалась группа медиков и ученых.

Прибыв в место расположения подводного дома, доктор Кульман и его помощник из отдела бентоса Института океанологии Олбан обычно сразу же спускались с аквалангами на дно, чтобы взять пробы воды для химического анализа и собрать образцы мадрепоровых кораллов, а я отправлялся на ^коралловый риф. У меня еще не было удостоверения аквалангиста, и мне не разрешали погружаться с аквалангом.

В первый день погода не очень баловала нас. Море было неспокойное, вода мутноватая. О волноприбойную нишу с грохотом разбивались волны. Они шли к берегу под углом, многократно отражались от него и затихали.

Несмотря на плохую погоду, я все же решился сделать пробный заплыв от берега через риф до судна. Это составляло несколько сот метров. Коралловый риф окаймляет берег на протяжении нескольких километров, то приближаясь, то удаляясь от него. Намеченный мной разрез позволил бы получить общее представление о том, как изменяется фауна с глубиной.

Немного поплавав у берега, я понял, что до меня здесь хорошо поработали любители морских сувениров. Вокруг не было видно ни одного моллюска, а рыбы при моем приближении старались побыстрее спрятаться. Нелегко будет получить сведения о взаимоотношениях животных в их естественной среде!

Оставляю мысли о раковинах и начинаю всматриваться в дно. У самого берега оно каменистое, покрытое редкими горгонариями, или мягкими кораллами, как их еще называют. Из норок и щелей торчат во все стороны черные иглы морских ежей. Изредка встречаются пятилучевые звезды Oreaster reticulatus. В этом месте они почему-то мелкие и окрашены в бледные желтые и зеленоватые тона. Местами виднеются небольшие сферические колонии мадрепорового коралла SoUnastrea boumoni.

Чуть подальше от берега начинаются луга черепашьей травы. Она густо покрывает дно, создавая впечатление затопленного зеленого поля. Изредка среди черепашьей травы попадаются свободные от растительности участки, покрытые песком. После тщательных поисков в траве я обнаружил мелких моллюсков кобо (Strombus gigas). Это были молодые особи, у которых раковина еще плохо развита, тонкая и без характерного для этого вида выроста («уха»). Крупных особей нигде не было видно.

Плыву дальше. Вскоре мне попадается крупный обломок древовидного коралла, или, как его называют кубинцы, орехон (Acropora palqiata). Вероятно, он был отломан волнами и отброшей от рифа. Переворачиваю его и обнаруживаю прикрепившихся к нему снизу мелких брюхоногих моллюсков неизвестного мне вида. Собираю несколько экземпляров для коллекции и отправляюсь дальше в сторону кораллового рифа.

На песчаной прогалинке, слегка поросшей черепашьей травой, я обнаружил много двустворчатых моллюсков Pinna сатеа довольно странной формы. Они стояли в песке вертикально, так, что свободной оставалась только верхняя расширенная часть раковины. Создавалось впечатление, будто бы кто-то специально воткнул их в песок. Я вытащил несколько экземпляров. Длина их раковины от заостренной части до самой широкой не превышала пятнадцати сантиметров.

Так, обследуя метр за метром, я добрался до полосы чистого песка. Песок — первый признак того, что неподалеку находится коралловый риф. Этот песок образуется из веточек мадрепоровых кораллов, известковых водорослей, раковин моллюсков и других организмов, разрушенных и размолотых волнами.

Действительно, впереди под водой показался темный вал. Я поднял голову над водой и увидел белые гребни волн, которые разбивались над крышей рифа. Вокруг кипела и клокотала вода и белой пеной уносилась в сторону берега.

Перед коралловым рифом на глубине одного-двух метров расположились густые заросли оленерогих кораллов Acropora ceruicomis. Колонии этих кораллов очень ветвистые, отсюда и их название. Мелкие трубчатые гнезда полипов приподняты над поверхностью веточки.

Как же проскочить риф? Ведь волны могут бросить меня на острые ветки кораллов или на каменистые выступы рифа. Такое со мной уже случалось. Внимательно осматриваю участок рифа, пытаясь найти удобный проход. Метрах в пяти замечаю небольшой коридорчик, более или менее свободный от кораллов. Зависаю над рифом в ожидании, когда пройдет большая волна. Наконец наступает подходящий момент — и я одним рывком преодолеваю пенящийся вал. Маневр прошел успешно, и я оказываюсь с мористой стороны рифа. Сразу же попадаю в сказочный лес, состоящий из высоких колоний древовидного коралла орехон. Его огромные, уплощенные, широкие ветви направлены вверх и немного в стороны, а их слегка вогнутая поверхность покрыта мелкими полипами, как у оленерогого коралла. Изредка попадаются также свежие обломки этого коралла: они будут расти на новом месте, дав таким образом начало новой колонии. Такой способ расселения кораллов мы уже наблюдали и раньше, в районе Плая-Вириато.

Как и на других коралловых рифах Кубы, здесь много гидроидных полипов — огненных кораллов Millepora complanata. Их колонии состоят из плоских тонких пластинок, которые расходятся от общего основания. Прикосновение к этим кораллам очень болезненно. На теле остается красный след ожога от маленьких «гарпунов», которыми выстреливают особые стрекательные клетки. Стрекательные клетки служат орудием нападения и защиты и особенно многочисленны на щупальцах, которые служат для захвата пищи. Каждая стрекательная клетка содержит капсулу, в которой располагается упругая, как стрела, нить, усаженная направленными назад шипами. Таким образом, получается настоящий гарпун. При раздражении капсула «выстреливает», и гарпун впивается в жертву.

Между неподвижными мадрепоровыми кораллами раскачиваются «морские веера» — ажурные горгонарии (Gorgtmaria flabdlum). Эти морские животные напоминают скорее какие-то экзотические растения с тончайшими узорами на коре. По горгонариям ползают мелкие моллюски Cyphoma gibbosum. Их розовые раковины так блестят, что кажется, будто их отшлифовали. За розовый цвет и блеск эти моллюски прозвали «фламинго». Раковины Cyphoma достигают двух-трех сантиметров длины. Их используют для изготовления оригинальных ожерелий, пуговиц и т. д. Я собираю для своей коллекции несколько десятков моллюсков в мешочек и направляюсь дальше.

Вдруг чувствую на себе чей-то внимательный взгляд. Резко оборачиваюсь — и почти в упор сталкиваюсь с полутораметровой барракудой! На какую-то секунду я застыл от неожиданности, а когда пришел в себя, животное было уже на расстоянии двух метров от меня.

Что делать? Удирать, показать, что я испугался? Ну уж нет! Барракуда зависает над высокими ветвями горгонарии, и ее силуэт четко выделяется на светлой поверхности воды. Решаю лишний раз проверить наш способ спроваживания этих хищниц. Ныряю на дно и достаю кусок коралла. Вынырнув на поверхность, бросаю его на пять-шесть метров в сторону. Снова ныряю и начинаю наблюдать. Так и есть, «купил» зубастую! Барракуда моментально бросается на всплеск и замирает рядом с куском коралла. Пока она по-собачьи обнюхивает его, ухожу в сторону. Надо сказать, что вблизи подводного дома было довольно много барракуд. Вероятно, их привлекали плавающие люди, стоящие суда и всякие любопытные для них предметы.

Встречаться с барракудами мне приходилось довольно часто. И чем больше я узнавал их привычки, тем меньшую опасность они представляли для меня. Об этих хищных рыбах в литературе много противоречивых сведений. Некоторые авторы даже считают, что барракуды Антильских островов опаснее акул!

В прикубинских водах обитает несколько видов барракуд. Самая крупная из них — большая барракуда, по-местному — пикуда или эспетон. Ее длина может достигать почти трех метров. Научное название ее Sphyraena barracuda.

Барракуды часто посещают коралловые рифы. Крупные, взрослые барракуды чаще всего держатся поодиночке, реже — парами. Мне только однажды удалось встретиться с группой, состоящей из пяти крупных особей. Молодые рыбины, наоборот, образуют огромные стаи, иногда из нескольких сот особей. Такие стаи обычны в предрифовом пространстве. Конечно, мелкие барракуды, даже в таком количестве, не представляют никакой опасности, но их чрезмерное любопытство надоедает.

Барракуды — дневные животные и охотятся как на пелагических, так и на донных рыб. Их рацион довольно разнообразен и включает, по данным некоторых авторов, несколько десятков видов рыб. Иногда барракуды появляются в сопровождении полосатых рыб-прилипал, которые прикрепляются к их бокам, или в сопровождении маленьких рыбок циби (карангов). Американский ихтиолог Джон Ренделл, много изучавший ихтиофауну коралловых рифов, считает, что циби являются санитарами барракуд, они очищают их от паразитов.

Самая любопытная черта барракуд — проявление чрезмерного интереса ко всему, что находится в воде. Взять хотя бы случай, происшедший с Кульманом: барракуда подплыла к нему сзади и начала дергать за ласт!

Таким же образом они подплывают к любому предмету, брошенному в море. Однажды в районе Плая-Мулата к нам привязались две барракуды и начали неотступно преследовать нас. Одна из них была полтора метра длиной, другая чуть поменьше. Мы спрятались за выступом скалы, на вершине которой росла крупная колония мозговидного коралла Diploria, Барракуды стремительно пронеслись над нами, и я заметил у них на брюхе и боках темные пятна. Анатолий Иваница нырнул на дно, достал раковину кобо и бросил метров на пять в сторону от хищниц. Обе рыбины сразу же кинулись к блеснувшей в воде раковине. Первой подоспела меньшая, за что и была наказана: большая барракуда бросилась на нее и укусила в спину. Пострадавшая метнулась в сторону и больше не появлялась. Теперь-то мы знали, каким образом можно избавиться от барракуды!

Многие наблюдатели приписывают барракудам очень свирепый нрав, изображая их как кровожадных хищников, нападающих на людей. Мне это кажется преувеличением. Ни одна из встреченных мной барракуд не пыталась напасть на меня. Другое дело, если животное раздразнить или напасть на него. В этом случае оно становится агрессивным и может напасть даже на человека. Запах крови также сильно возбуждает, барракуд, поэтому пловцу надо остерегаться порезов тела, тем более что чувство боли в воде притупляется, а кровь становится незаметной.

Обычно барракуды держатся в полутора-двух метрах от человека и на таком же расстоянии следуют за ним. При любой попытке приблизиться к ним они моментально отходят точно на такую же дистанцию, на какую к ним приближаются. Иногда барракуда делает полукруг и появляется сзади. Мне нравилась такая игра с рыбиной, я вертелся вокруг собственной оси, не переставая вести наблюдение. Барракуда то исчезала из поля зрения, то вновь появлялась, уже с другой стороны. Подойдя ко мне на два метра, она останавливалась, уставившись на меня немигающими глазами.

Новичков обычно смущают страшные челюсти барракуды. Животное все время ими двигает, то раскрывая, то закрывая пасть. А пасть у барракуды ужасная, очень большая и вооружена крепкими, острыми зубами. Надо иметь хорошие нервы и выдержку, чтобы при виде этой пасти в голову не полезли дурные мысли. Но я на собственном опыте понял, что не надо бояться барракуд. Только не следует трогать их без надобности, и тогда подводная прогулка будет совершенно безопасна.

Время клонилось к обеду, и я, поработав еще немного на рифе, возвратился с собранными трофеями на яхту.

Заканчивались последние приготовления к заселению подводного дома. За двадцать четыре часа до начала эксперимента подводный дом был готов принять своих первых жильцов. И вот наступил долгожданный день — восемнадцатое июля. Он поразил нас своей тишиной и покоем. Лучшей погоды трудно было желать. Когда мы с Кульманом и Анатолием поднялись на головное судно «012», там уже толпился народ. С трудом пробираемся сквозь толпу журналистов, аквалангистов, гостей, чтобы еще раз взглянуть на готовых к отбытию в подводный дом акванавтов. Экипаж первого в Латинской Америке подводного дома готов к выполнению задания. Восемнадцатого июля в десять часов тридцать минут утра два человека под приветственные возгласы друзей уходят под воду обживать необычное жилище. Счастливого пребывания под водой! До скорой встречи, друзья!

Теперь и мне можно отправляться на риф. Беру с собой подводное ружье и спасательный круг, к которому привязана сетка для сбора образцов кораллов, рыб и других животных. Сегодня я решил обследовать каньончики и гроты рифа.

Тропическое солнце палит невыносимо. Это ощущается даже в воде. Если долго плавать на поверхности воды с обнаженной спиной, то можно здорово обгореть. Поэтому я почти всегда надеваю в море какую-нибудь легкую одежду. Моя некогда белая рубашка под действием красящего вещества губок порыжела и покрылась темными пятнами. Иногда мы надеваем полосатые тельняшки и, вероятно, в таком одеянии кажемся обитателям рифов какими-то странными, неведомыми существами.

Солнечные лучи глубоко проникают в толщу воды, весело играют на дне. Нависший край кораллового рифа отбрасывает на песок резкую тень. Глубина небольшая, всего метров пять, поэтому окраска рыб, кораллов и губок остается натуральной, сочной, многоцветной. Делаю несколько фотоснимков и ныряю навстречу солнечным бликам вдоль отвесной стены. Из-за этих бликов фотографии, сделанные на малой глубине, получились гораздо хуже, чем на глубинах в пятнадцать — сорок метров.

Выбираю довольно большой каньон с обрывистыми краями, поросшими кораллами и горгонариями. Кораллов много, своим хаотическим нагромождением они образуют причудливую, сверкающую солнечными бликами гёфтину. В глаза бросаются огромные колонии змеевидного коралла Colpophyllia natans. Несмотря на свои гигантские размеры, они очень легкие. Полипы расположены таким образом, что образуют глубокие борозды, напоминающие извивающихся зелено-бурых змей. Здесь же приютился пластинчатый коралл (Agaricia agaricites). Иногда его листовидные пластинки располагаются близко одна к другой, образуя куст.

Необыкновенно хороши кораллы под названием «букет» (Eusmilia fastigiata). От общего основания у них отходит много ответвлений, которые в свою очередь дают от двух до пяти-шести ответвлений. На кончике каждой из веточек находится по одному довольно крупному полипу. Таким образом, получается настоящий каменный букет, который в живом виде окрашен в желто-зеленые тона.

Изредка виднеются глазчатые кораллы (Montastrea cavernosa). Их массивные монолитные колонии достигают огромных размеров, иногда почти полутора метров высоты. Полипы у них мелкие и плотно прилегают один к другому.

Глубина каньона около семи метров. Дно усыпано белоснежным песком. Делаю глубокий вдох и ныряю. Иду вдоль каньона и наталкиваюсь на моллюска Xancus angulatus, который зарылся в песок. Эти моллюски здорово прячутся в песке, и не всегда удается их заметить. Это первая добыча за два дня. Надо извлечь из раковины самого моллюска, а раковину очистить от наростов. После такой обработки она будет похожа на изделие из слоновой кости. Опустив моллюска в сетку, плыву дальше.

Что это краснеет в небольшом углублении каньона? Внимательно присматриваюсь… Да это же кандиль (Myripristis jacobus)! Тело у этой рыбы удлиненное, сжатое с боков, покрытое довольно мощной чешуей и окрашенное в красный цвет. Жаберная крышка усеяна острыми шипами. Кандиль относится к семейству голоцентровых рыб, типичных обитателей коралловых рифов. Их называют еще рыбы-белки или рыбы-солдаты. Они расположились у входа в каньон таким образом, что одни рыбы смотрят влево, другие — вправо, будто они охраняют вход. Рыбы-белки — ночные животные. Например, кандиль обычно небольшими группами парит ночью над рифом, вылавливая личинок креветок и других планктонных организмов. Другие виды этого семейства питаются донными животными, а днем они прячутся в углублениях рифа.

Здесь же можно встретить и другого представителя этого семейства — матехуэло, или карахуэло (Holocentrusrufus). Эти небольшие розоватые рыбки обычно держатся днем поблизости от своих убежищ, широко распустив плавники. Они часами могут находиться в таком состоянии и только при появлении опасности медленно отступают в укрытие. Таким же образом они ведут себя и при появлении человека. Пятясь в свои укрытия, они все время держат человека в поле зрения. Для них характерно семейно-территориальное поселение: жилище одной особи находится на некотором расстоянии от убежища другой. Таким образом, получается что-то наподобие человеческого поселка.

Среди лапчатых ветвей кораллов стоят стайки различных видов рыб из семейства ворчуновых (Pomadasyidae). Это название они получили за то, что издают громкие звуки, напоминающие ворчание. Особенно много на рифе рыб под названием «ронко-конденадо» (Haemulon flavolineatum). Этот вид обычен на всех рифах Вест-Индии. Тело ронко-конденадо золотистого цвета с продольными полосами, идущими от головы к хвостовому плавнику. Так выглядит рыба днем, ночью ее окраска значительно бледнее.

Принято считать, что ворчуны проявляют наибольшую активность ночью, питаясь крабами, червями, креветками, мелкими моллюсками и другими животными. Однако я заметил, что и днем, пока одни особи ронко-конденадо находятся среди ветвей древовидных кораллов, другие все же передвигаются, выискивая пищу.

Передвинувшись на другой участок рифа, я увидел на песчаной прогалине стайку сальмонете амарилье (Mulloidichthys martinicus). Эти близкие родственники черноморской султанки также высоко ценятся за свои вкусовые качества. Блеснув желтовато-золотистыми боками, сальмонете растворились в синеве воды. Сальмонете чаще всего можно встретить рано утром или в сумерки над песчаными полями, где они выискивают спрятавшихся мелких беспозвоночных животных. На других рифах они более активны в ночное время, хотя нередко их можно встретить и днем. Когда наступает осень, сальмонете собираются в стаи, чтобы отправиться на нерест.

Под конец моего путешествия по коралловому рифу я повстречал рыбу, неподвижно сидевшую возле какого-то камня. Это была лагарто (Trachino-cephalus myops) из семейства ящероголовых рыб. Тело рыбы почти сливалось с дном. Такая маскировка помогает рыбе быть незаметной как для врагов, так и для мелких животных, которыми она питается. Иногда лагарто закапывается в песок, быстро работая хвостовым и грудными плавниками.

У ящероголовых рыб, довольно богато представленных в водах Кубы, вообще очень своеобразный способ охоты, напоминающий охоту рептилий. Большую часть времени лагарто проводит, сидя неподвижно на дне или зарывшись в песок. При этом тело рыбы располагается таким образом, что образуется угол между телом и дном — типичная поза выжидающего хищника. Лагарто постоянно начеку. Если какая-нибудь рыбешка подплывет на достаточно близкое расстояние, лагарто делает молниеносный прыжок к своей жертве. Неосторожная рыбешка уже не сможет вырваться из мертвой хватки челюстей лагарто, усеянных многочисленными тонкими и острыми зубами. При таком способе охоты затрата энергии на получение пищи сводится к минимуму. За этот способ охоты и за внешнее сходство головы рыбы с головой рептилии ящероголовые рыбы и получили свое название.

Вдоволь налюбовавшись рыбами, я собрался было плыть на судно. Сетка моя наполнилась образцами, плавать стало неудобно. Однако вскоре мое внимание привлекла раковина, двигающаяся по дну. Я нырнул и увидел, что из нее выглядывает рак-отшельник. Вот так встреча! Но самое удивительное было в том, что на раковине сидела актиния, или морской анемон. Это животное напоминало прелестный цветок. Я поднял добычу на поверхность: будет неплохой экспонат для коллекции. Но рак моментально спрятался в раковину, а актиния превратилась в небольшой комочек… Трудно было поверить, что всего несколько минут назад актиния выглядела красавицей с венчиком длинных щупалец!

Какую пользу извлекают животные от такого содружества? Раковина защищает рака от врагов, но, например, от осьминогов она отшельника не спасает. Они легко разламывают дверь-клешню и съедают рака. Чтобы защититься от них, рак-отшельник сажает себе на раковину актинию. Для этого он осторожно снимает ее с камня и пересаживает на раковину. В свою очередь актиния получает таким образом возможность передвигаться, что расширяет ее пищевые возможности. Некоторые виды раков-отшельников сажают актинию не на раковину, а на клешню.

Актиния, так же как и коралловые полипы, относится к типу кишечнополостных животных. Собственно, это большой одиночный полип без скелета. Тело ее напоминает бочонок, окруженный сверху венчиком из щупалец. Щупальца актинии наделены стрекательными клетками (нематоцистами) — маленькими капсулами с ядовитой жидкостью. Внутри такой капсулы находится свернутая стрекательная нить, усеянная острыми шипами. Если какой-нибудь неосторожный рачок или рыбешка прикоснутся к щупальцам, капсула моментально выстреливает, упругая нить разворачивается, как пружина, и с силой выбрасывается наружу, пронзая жертву. Пораженную рыбешку схватывают щупальца и медленно отправляют в рот. Эти-то стрекательные нити и отпугивают врагов рака-отшельника.

…Дни текли незаметно. В подводном домике все шло по плану. Акванавты чувствовали себя превосходно и много работали. Три раза в день (утром, в обед и ночью) они покидали дом, наблюдали за поведением рыб, собирали образцы фауны. С поверхности им доставляли свежую пищу, фрукты и холодную воду. Температура в домике была двадцать девять — тридцать градусов. Жозеф, большой любитель покурить, продолжал это занятие и под водой.

Один за другим на судне «012» появлялись журналисты, выспрашивая о подробностях прохождения эксперимента, отрывая от работы обслуживающий персонал. Самые энергичные из них опускались под воду с аквалангами. Доктор Кульман за эти дни провел большой комплекс гидрохимических работ, а я собрал несколько десятков видов рыб кораллового рифа и- сделал много интересных наблюдений над их поведением. Все увиденное за день под водой я записывал. Вскоре моя тетрадь, состоящая из пластмассовых пластинок вместо бумаги, оказалась почти полностью исписанной, поэтому каждый раз, возвратившись на базу, я переписывал свои подводные заметки в дневник, уточняя по справочникам названия некоторых животных.

Наступил последний день нашего пребывания в Гуанабо. Этот день стал очень важным для меня.

С утра я нырял вокруг подводного дома, который маячил желтым пятном на дне, несколько раз спускался к самому дому, заглядывал в иллюминатор. Глубина была пятнадцать метров, и я легко ее преодолевал.

Плавая рядом с домом, я заметил, что доктор Кульман возвращается на поверхность после очередного погружения. Не раздумывая, я нырнул ему навстречу сквозь облако искрящихся пузырьков воздуха. Сблизившись на глубине восьми-девяти метров, мы посмотрели друг на друга, после чего случилось неожиданное. Доктор Кульман вынул загубник акваланга и отдал его мне. (Как он мне потом объяснил, этим он хотел проверить мою выдержку и самообладание, мою готовность осваивать акваланг ускоренным методом. С этого началось мое обучение работе с аквалангом.)

Все произошло настолько быстро, что раздумывать было некогда. Я взял загубник в рот и стал дышать воздухом. Воздух поступал легко, дышать было приятно. На какое-то время я даже забыл о моем спутнике. А он уже начал дергать меня за руку, делая какие-то знаки. Я с недоумением посмотрел на него. Что ему нужно? Оказывается, ему тоже нужен воздух! Я быстро возвратил ему загубник, и мы вместе благополучно поднялись на поверхность.

Так я начал осваивать акваланг, один из самых замечательных аппаратов, созданных человеком для освоения океана. Через некоторое время, пройдя курс обучения в отделе подводных исследований Института океанологии Академии наук Кубы под руководством прекрасного аквалангиста Мичаэля Монтаньеса, я стал погружаться на глубину до сорока — пятидесяти метров. Акваланг стал моим верным спутником на все время моего дальнейшего пребывания на острове. Он подарил мне много чудесных часов общения с глубинами тропического моря, открыл для меня прекрасный мир — мир коралловых рифов.