По дороге к высокой башне (СИ)

13

За ужином Ругон рассказал мне, что король приказал больше не медлить и напасть на город этой ночью. Войну надо было заканчивать, как можно скорее. Казна пустела, а впереди страну ждала долгая зима. За последнее время мои иллюзии относительно королевской особы развеялись, как дым. Его величество оказался человеком грубым, недалеким и тщеславным. Победу в великой битве он сразу приписал себе, хотя, судя по разговорам в лагере идею с огненным вихрем подсказал Гамон. Король Дидон не был трусом и в бою покрыл себя неувядающей славой. Он храбро бился и поэтому упрекнуть его было не в чем, но сразу после боя он устроил отвратительную оргию, после которой его обнаружили спящем в чужом шатре в одном исподнем. Пока верховный главнокомандующий предавался разврату и пьянству, его верные слуги делали тоже самое. В ставке судьи-воина в открытую поговаривали о том, что если бы король не напивался каждый день до полного бесчувствия, то в армии было бы больше дисциплины.

Весь день работая без отдыха слуги и захребетники сколачивали плоты для переправы. Огромной армии нужно было как можно скорее перебраться на другой берег, а одного моста и нескольких рыбачьих лодок для этого было мало. Даже вечером, когда стемнело над лагерем стоял несмолкаемый стук топоров и визг пил. Вражеский берег притих в ожидании атаки. Степняки не могли не понять, что в лагере затевается недоброе и похоже готовились к бою. В этот раз никто не собирался ставить молодых воинов в задние ряды. Все грузились вместе, а выбирая плоты старались оказаться рядом с друзьями и родственниками.

— Страшно плыть на этих гнилушках, — пожаловался я, когда под ногами закачались связанные веревками бревна, а в широких щелях проступила вода, — я плавать не умею.

По задумке короля гвардейцы должны были идти через мост, а отряд Гамона собирался на плотах перебраться через реку левее и пристать к вражескому берегу возле покосившихся рыбачьих сараев. Вооружившись факелами, командиры руководили погрузкой. Сами плоты старались специально не освещать, чтобы не облегчать задачу вражеским стрелкам.

— Ты что дурной, — Ругон взялся за плечевые накладки моего панциря и хорошенько меня встряхнул, — в такой броне сразу утонешь даже если плавать умеешь.

Оруженосец оттолкнулся от берега длинным шестом, плот покачнулся, бревна основательно погрузились в воду, но потом немного приподнялись и заскользили по реке.

Страшно было оказаться на раскачивающемся плоту посередине бурной реки. Замирая от ужаса, я старался не смотреть себе под ноги. Вода заливала бревна, и я даже через сапоги чувствовал ее ледяной холод. Приближающийся берег тонул в кромешной тьме. Что там впереди? Может быть сотни стрелков только и ждут, чтобы спустить тетиву.

Но время шло, а в нас никто не стрелял. Скоро из темноты проступили очертания деревянных причалов. Раньше к ним были пришвартованы десятки лодок, но сейчас их не оказалось на месте. Плоты сносило течением, поэтому нам пришлось высаживаться левее. Когда бревна ткнулись в песок я чуть не свалился в воду.

— Пошли, — выдохнул Ругон, и мы бросились вперед. В этом месте узкий пляж переходил в довольно крутой склон. Наверно при свете дня мы бы сразу нашли тропинки, по которым местные жители ходили за водой, но сейчас нам приходилось вслепую карабкаться наверх. Когда мы выбрались на ровное место я все никак не мог отдышаться. Лезть по склону в тяжелых доспехах оказалось невероятно трудно. Эти места были мне знакомы. Где-то впереди должны были стоять сараи и покосившиеся крестьянские домики, мимо которых я крался месяц назад возвращаясь из разведки. Ведущие к центру городские улицы и площадь остались правее. Сначала я подумал, что мы сразу пойдем вперед, но Ругон приказал ждать. Согласно общему плану наш отряд должен был атаковать одновременно с королевскими гвардейцами, которые почему-то замешкались на мосту.

На нас никто не нападал и мне уже стало казаться, что степняки оставили город. В самом деле, что им здесь делать? Паус разграблен, значит можно все бросить и вернуться домой. Не станешь же выковыривать камни из стен и забирать их с собой, а больше здесь ничего не осталось. И все-таки я ошибся. Неожиданно над заборами крайних домой взвились огненные языки. Заранее пропитанные маслом дома и сараи вспыхнули в одно мгновение осветив берег и замерших воинов и сразу сотни горящих капель взмыли над нами. Казалось будто бы множество светлячков одновременно решили поиграть в ночном небе. Завороженный невиданным зрелищем я открыл рот и замер, задрав голову вверх.

Приставленный ко мне Ругоном оруженосец успел повалить меня на землю и прикрыть сверху своим телом. Хозяин приказал ему спасти меня любой ценой, и верный слуга решил до конца исполнить свой долг. Наверно я никогда бы себе не простил, если бы храбрый парень погиб из-за меня. На мое счастье одна из стрел только ранила его. Из тех, кто первым выбрался на вражеский берег мало, кто остался в живых. Бронебойные стрелы, обмотанные горящей ветошью без труда, пробивали кольчуги даже самого тонкого плетения. Воинам в сплошных латах и кирасах повезло больше, но, во-первых, таких было немного, а во-вторых даже у них оставались незащищенными руки, ноги и лица. Ругона тоже пометили. Металлический доспех защитил его большое тело, но узкий наконечник пробил кожаный наплечник и глубоко засел в ране.

Хитрый обманный маневр удался только в одном месте — слева от моста, потому что там деревянные постройки вплотную подходили к воде. На площади зажечь было нечего. Конечно вражеские стрелки и там обстреляли наступающее дворянское войско, но такого серьезного урона нанести не сумели, потому что трудно было целиться в темноте. Вместо ярко освещенных фигур перед лучниками предстали неясные размытые тени. Бросившиеся вперед отряды королевской гвардии опрокинули слабый заслон и накинулись на стрелков. Но в этот раз ханы решили не принимать бой. Организовав ловушку у реки, они не собирались всерьез защищать город. Степняки только хотели немного задержать наступающее войско и отомстить за гибель лучших воинов, павших от магического вихря, поэтому при виде королевской гвардии варвары бросились врассыпную и растворились на ночных улицах. Отряды, отправившиеся в погоню, вынуждены были вернуться. Невозможно было пробиться к воротам сквозь сплошную стену огня. Навсегда уходя в степь, кочевники решили оставить за собой разоренное пепелище и подожгли город. Паус полыхал и не было в королевстве силы, которая могла бы его потушить.

Город пылал 3 дня. Кварталы бедноты выгорели полностью. От жара потрескалась даже крепостная стена, к которой вплотную подходили деревянные постройки. Остовы каменных зданий уцелели, но полы, крыши и перекрытия погибли в огне. В купеческом и аристократическом кварталах дома почти не пострадали. Огонь не смог забраться в гору, зато уничтожил все до чего сумел дотянуться. Служилого, ремесленного и торгового кварталов больше не существовало, а от стоящих на базарной площади прилавков, лавок и кабаков остались одни головешки. Все время пока пламя пожирало город мы сидели в лагере задыхаясь от едкого дыма и копоти. Ругон лежал в палатке и с утра до вечера пил вино. Старик не мог простить себе, что так глупо попался в ловушку степняков, оплакивал погибших товарищей и залечивал рану в плече. Лекарь не стал прижигать ее магическим огнем, а воткнул в дырку раскаленный прут. Слушая истошные крики и ругань Ругона, я подумал, что этот способ кажется мне менее гуманным.

Даже после того, как все деревянные постройки полностью прогорели мы не сразу смогли попасть в город — жар был еще слишком силен. Гамона Паус не интересовал. Он не собирался подсчитывать ущерб, причиненный городу. Воин-судья хотел только одного — как можно скорее добраться до монастыря. На наше счастье зарядили дожди. Они потушили пожар и утром пятого дня Гамону наконец удалось исполнить свое заветное желание. С ним на разведку отправился небольшой отряд. Степняки ушли и нападения теперь можно было не опасаться. На всякий случай на земляном валу разместили часовых и пару сотен воинов — все что осталось от собранного со всей страны ополчения. Ремесленники и купеческие сынки были плохо вооружены и сражаться не умели, расчет был на то, что они смогут задавить врага числом. Дворяне смотрели на них свысока, а гвардейцы вообще старались не замечать, поэтому ополчением закрывали самые опасные направления и потерь среди простолюдинов не считали.

Монастырь пострадал не сильно. Подходя к воротам я с интересом разглядывал каменные стены и возвышающуюся над ними церковь. Судя по всему, серьезных пожаров внутри удалось избежать. Я прекрасно помнил пылающую во дворе солому и мечущиеся злобные тени. Наверно часть имущества погибла, но главное, что основной храм уцелел. Ворота оказались разбиты. Одна створка была сорвана совсем и лежала на земле, а другая едва держалась на покореженных петлях. Действительно склады и амбары выгорели полностью, но каменные здания почти не пострадали. На первом этаже от жара в окнах полопались стекла, но в верхней галерее сохранились цветные витражи. Двор был весь изрыт неглубокими ямами. Казалось, варвары что-то искали. Возможно пытались обнаружить укрытые монахами сокровища.

— Словно собаки рылись, — зло ворчал Ругон.

Старик напросился с нами хотя чувствовал себя плохо. Оруженосца мы оставили в лагере.

Стрела вонзилась парню в бедро, и пустяковая в сущности рана не позволяла бедняге ходить. Гамону мои услуги не понадобились. Он прекрасно знал монастырь и сразу поднялся в покои владыки. Мы с Ругоном немного задержались, потому что утомленный переходом старик присел на минутку на ступеньку, чтобы перевести дух.

Когда мы забрались на второй этаж оказалось, что судья уже успел там все осмотреть. В комнатах владыки царил беспорядок, богатые покрывала, перины, красивые безделушки, предметы культа и даже занавески были вывезены грабителями. Часть мебели оказалась разбита, а на кровати остались следы засохшей грязи. Из купальни доносилось ужасающее зловоние, похоже варвары использовали ее, как нужник.

— Какой ужас, — все время повторял безутешный Гамон.

Конечно в разгромленных покоях мы ничего не смогли найти. Судьба владыки так и осталась тайной за семью печатями. Чтобы ничего не упустить мы обыскали монастырь. Я провел дворян по всем закоулкам и потайным лестницам. Кругом стояла мертвая тишина, только наши шаги нарушали покой этого места. Кельи и кладовые были пусты, из трапезной исчезла посуда, а из кухни кастрюли и сковородки. Казалось, степняки без разбора хватали все, что попадалось под руку. Похоже даже дырявый котел имел для них свою ценность.

Пока я рыскал по закоулкам обители несколько человек во главе с Ругоном обыскали двор.

— Тибон, — окликнул меня дворянин из свиты Гамона, — иди сюда.

Я сбежал по ступенькам, обогнул угол церкви и остановился, как вкопанный у лестницы, ведущей на смотровую площадку. В этом месте на стене кто-то установил деревянную распорку к которой приколотил несколько толстых брусьев таким образом, чтобы их заостренные концы выходили далеко вперед и нависали над двором. К ним за ноги были привязаны тела. Много — около десятка. Некоторые совсем сгнили и упали на землю, но несколько еще висели вверх ногами. При виде страшной картины меня замутило. Много чего мне удалось повидать за последнее время, но такого ужаса и отвращения я еще не испытывал никогда. Судя по всему, перед смертью несчастные подверглись жестоким пыткам. Даже на разложившихся телах еще можно было рассмотреть следы ужасных ран.

— Подойди, — сказал Ругон.

Он стоял в стороне и разглядывал чье-то искалеченное тело.

Я подошел и встал рядом.

— Это тот воин, о котором ты мне рассказывал?

От времени и непогоды тело Химона изменилось до неузнаваемости и все-таки я сразу узнал его.

Враги стащили с него не только дорогую кольчугу, но и штаны с сапогами. Монах-воин оставался только в одной нательной рубахе.

— Да, — ответил я, — это Химон.

Старик кивнул и повернулся к остальным.

— Срежьте тела, — приказал он, — сегодня вечером мы их похороним.

— А владыка, — воскликнул я, — вы нашли его?

— Нет, — Ругон снял тяжелую каску и вытер вспотевший лоб, — тела владыки мы так и не нашли.

Война закончилась, и дворяне засобирались домой. С каждым днем в лагере оставалось все меньше воинов. Король распустил войско и люди торопились вернуться в родные края до наступления настоящих холодов. Зима неумолимо приближалась. Все считали, что угроза миновала, но в Паусе все равно оставили для охраны стены около трехсот воинов. В центральной башне установили новые ворота и решетку, а на бывшей базарной площади несколько маркитантов расставили палатки и прилавки. Жизнь возвращалась в Паус. Говорили, что по приказу короля из столицы должен был отправиться большой обоз с материалами и мастерами, которым было велено в кратчайшие сроки восстановить город. Специальные люди рыскали по стране в поисках беженцев и тех, кто готов был за хорошее вознаграждение вернуться в разоренный город. Король не скупился, и посланцы сулили хорошие деньги за жизнь на границе со степью.

— Помяни мое слово, — сказал Ругон, когда мы тоже собрали свои нехитрые пожитки и оправились в обратный путь, — скоро здесь опять осядут люди и потекут караваны из столицы. Даже в монастырь скоро прибудет новая братия. Все вернется и станет, как прежде.

— Нет, — задумчиво сказал я, — как прежде уже не будет.

— Смотри на мир шире, — усмехнулся старик, — Паус горел множество раз. Что такое человеческая жизнь по сравнению с веком богов? Десятилетия для них песчинка. Пройдет несколько лет и новые поколения забудут о набеге, и только дряхлые старики станут пугать степняками неразумных детей.

— Неужели мы все забудем, — вскинулся я, — неужели вычеркнем из памяти погибших товарищей?

Старик нахмурился.

— Мы нет, — очень серьезно ответил Ругон, — но у бедняков короткая память. Очень скоро они и не вспомнят о том, как все было на самом деле. Настоящее знание им заменяют песни и сказки.

Старик обнял меня и тяжело оперся на мое плечо.

— А нам с тобой забывать нельзя, поэтому всегда держи меч под рукой.

Добравшись до старого лагеря возле западной стены, мы устроили привал. Ругона измучила тяжелая дорога, от сырости рана в плече опять открылась. Молодой оруженосец тоже с трудом проделал обратный путь. Первую ночь мы провели под открытым небом, а на утро сбежали в деревню. Осень окончательно вступила в свои права — похолодало, начались затяжные дожди, и мы больше не могли оставаться на улице. Вдова, приютившая Марона, пустила нас на постой за две серебряные монеты в неделю, для деревенских жителей это были большие деньги, но не в дом, а в амбар. Теперь, когда оруженосец Ругона сам получил ранение мне все приходилось делать самому: рубить дрова для очага, стирать, готовить еду. Хозяйка согласилась кормить нас обедом, но для трех здоровых мужчин одной трапезы в день было мало, поэтому на деньги Ругона я покупал у местных картошку, сало, колбасу и придумывал из этих продуктов различные блюда. Оруженосец благодарно принимал миску с едой, а Ругон ворчал и обзывал меня белоручкой, скверной стряпухой и отравителем.

За неделю спокойной жизни раны моих новых друзей затянулись, и они принялись собираться в столицу. Королевское войско уже давно покинуло деревню и Ругон хотел, как можно скорее догнать Гамона. Он говорил, что у него впереди много дел.

— Я пойду с тобой? — спросил я старика.

На самом деле я был уверен в том, что он не захочет отпускать меня, поэтому с вечера уже собрал свои пожитки.

— Нет, — воин замахал здоровой рукой, — тебе туда нельзя. В столице ты привлечешь к себе слишком много внимания. Там слишком много шпионов.

От неожиданности я не сразу нашелся, что сказать. Наверно старик был прав. За долгие годы жизни при дворе он хорошо изучил столицу. Конечно она кишит шпионами короля, но неужели они с Гамоном не смогут защитить меня?

— Что же мне делать, — от обиды я едва не расплакался, — вернуться в Паус?

Я знал, что каждый кто пожелает жить на границе может обратиться к властям ближайшего города и получить от них ссуду на строительство собственного дома и обустройство небольшого участка земли. Некоторые в войске считали это предложение очень выгодным. Участь вернувшихся домой младших сыновей дворянских семей была незавидна. В королевскую гвардию их не возьмут. Обычно туда набирают столичных жителей, а на мальчишек с периферии даже не взглянут. Оставшись дома молодые дворяне в лучшем случае проживут свою жизнь в тени старших братьев, подвизаясь на роли помощников или оруженосцев, а согласившись на посулы королевских зазывал смогут стать полновластными хозяевами собственной усадьбы.

— В Паус тебе нельзя, — сказал Ругон, — сейчас там каждый дворянин на особом счету. Начнутся расспросы, и ты попадешься. Нечего мудрить. Ты получил в наследство усадьбу Тагона. Туда и отправляйся.

Конечно это был самый простой путь, но как я стану смотреть в глаза семье погибшего воина. Все это время я гнал от себя мысли о наследстве. На словах все казалось просто — пришел к незнакомым людям и предъявил свои права на дом, но в реальной жизни все могло оказаться намного сложнее.

— А разве там я буду в безопасности? — заупрямился я, — они тоже станут задавать вопросы, потребуют доказательств.

Казалось Ругон с первого взгляда уловил мои сомнения. Наверно страх написанный на моем лице можно было так же легко прочесть, как слова на пергаменте выведенные большими буквами.

— Никто не станет тебя ни о чем расспрашивать, — примирительным тоном сказал старик, — Тагон жил в глуши и надежнее места для того, чтобы спрятаться тебе не сыскать. К тому же ты пойдешь не один.

Я удивленно уставился на него. Интересно кого это старый хитрец решил навязать мне в попутчики?

— Помоги Марону добраться до дома, — попросил Ругон, — во-первых, другу поможешь, а во-вторых не заблудишься по дороге. Мальчишка хорошо знает те края, а от его усадьбы и до твоей недалеко. К тому же после такого ранения человеку трудно одному проделать длинный путь. Пойдете вместе. И вам веселее и мне спокойней будет.

После всего что нам с Мароном пришлось пережить на поле боя я действительно считал его другом, но у меня не было твердой уверенности в том, что юноша испытывает ко мне такие же чувства. Перед уходом в Паус мы с ним тепло простились, но после нашего возращения он встретил меня холодно. Казалось, что за время нашего отсутствия что-то произошло с молодым воином. Самочувствие его явно улучшилось, рана начала затягиваться и мучившие его сильные боли наконец отступили. По всему выходило, что выздоравливающий юноша должен был пребывать в хорошем расположении духа, но почему-то все выходило наоборот. Он не скрывал, что мое присутствие его раздражает и несколько раз позволял себе отпускать в мой адрес колкие замечания. На вопросы Ругона мальчишка отвечал охотно и часто подолгу не отпускал старика, расспрашивая его о подробностях освобождения Пауса, но стоило мне заглянуть к нему в комнату, как он сразу замыкался в себе и ссылался то на плохое самочувствие, то на усталость.

— Не бери в голову, — сказал мне Ругон, — мальчишке здорово досталось. Не знаю, как бы я сам себя вел после такого ранения.

— Да я понимаю, — ответил я, — просто странно все это. Раньше мы с ним нормально ладили.

— Дай ему время. Рана заживет, и он опять начнет радоваться жизни.

Я не стал спорить со стариком, но в глубине души чувствовал, что рана Марона здесь не причем. Что-то другое мучило юношу. С Холином мне было легко. Простодушный стражник ничего не скрывал и всегда говорил то, что думал, но с молодым дворянином дело обстояло иначе. О чем он грезил ночами мучаясь от боли в жарко натопленной комнате? Какие сомнения и страхи терзали его душу?

Помимо нас к Марону заходил еще один человек. Не знаю участвовал ли он в основном сражении, но на поле боя мы с ним не встречались. Он несколько раз навещал раненного и подолгу засиживался у его постели. Таинственный незнакомец остановился в стороне от деревни в собственном шатре. Он путешествовал не один. Конечно свита его была меньше чем у Гамона, но судя по количеству сопровождающих вельможа занимал высокое положение при дворе. Как оказалось, Ругон успел с ним пообщаться.

— Это троюродный дядя Марона, — пояснил он мне, — он специально прибыл из столицы, чтобы поддержать племянника.

— Значит он не участвовал в битве? — спросил я.

— Он занимался сбором ополчения, — ответил старик, — в королевской армии не обязательно все время махать мечом, можно и другими делами заниматься.

Это было для меня новостью. Все время я считал, что главное для дворянина — это возможность защитить свою родину с мечом в руке. По крайней мере в лагере воины только об этом и говорили.

Видя мое удивление Ругон усмехнулся.

— Не все хотят воевать, но уверяю тебя честь этого человека не пострадала. Его ценят при дворе и Гамон хорошо отзывался о нем.

К сожалению, я все еще слишком мало знал о нравах, царящих в столице. Дворяне со всеми своими правилами, неписанными законами и клятвами все еще оставались для меня загадкой. И не было рядом настоящего учителя, который мог бы поведать мне обо всех премудростях этого мира. Ругон, как мог старался объяснить и помочь, но многие вещи он считал очевидными, поэтому не заострял на них внимание. Выходит, родственник Марона достиг высокого положения при дворе только за счет своего острого ума. Об этом стоило подумать. В отличие от большинства дворян, встреченных мной в лагере я был хорошо образован. Получив в наследство меч и жезл дети знатных фамилий часто не хотели утруждать себя изучение различных наук. Может быть знания, полученные в монастыре, в будущем пригодятся мне больше, чем умение махать мечом и способность бросаться в бой сломя голову.

После этого разговора одна тревожная мысль не давала мне покоя. Раньше я считал, что у Марона родственников очень немого, но теперь выходило, что за спиной маленького воина стояла большая семья. Кто я для них? Смогут ли они принять незваного наследника?

Судьба долгое время хранила меня от встречи с дядей Марона, но однажды я столкнулся с ним нос к носу. В тот день я возвращался от зажиточного крестьянина, у которого обычно покупал еду. Ввалившись в сени, я ненадолго задержался, чтобы снять мокрый от дождя плащ. Ругон должен был быть в доме вдовы. Старик уезжал в столицу и еда, которую я принес предназначалась для прощального ужина. Когда я вешал плащ неожиданно распахнулась дверь в комнату и на пороге появился родственник Марона. Похоже он навещал раненного и сейчас собирался уходить. Увидев меня, он застыл в проеме. Свет падающий из комнаты хорошо освещал меня, зато фигура незнакомца оставалась в тени. Я видел перед собой только темный силуэт.

— Ты Тибон? — спросил он.

— Да, — ответил я, чувствуя ужасную неловкость. Для того чтобы познакомить меня с новой родней боги выбрали неподходящее время. Я только что вошел с улицы, поэтому был мокрый, как мышь, к тому же мои руки были заняты снедью. Наверно сейчас я больше походил на слугу, чем на дворянина.

— Меня зовут Лагон, — представился незнакомец, — я дядя Марона.

— Я знаю.

— Рад, что мы встретились, — голос у вельможи был резкий и хриплый словно карканье ворона, — давно хотел посмотреть на того, кто унаследовал усадьбу Тагона. Это большая честь для нашей семьи.

Мне не понравился тон, которым были сказаны эти слова. Похоже Лагон в открытую смеялся надо мной. Но что мне было делать? Не мог же я бросить вызов своему новообретенному родственнику.

— Дай пройти, — неожиданно сказал дворянин и я с ужасом понял, что все это время загораживал ему дорогу. Возможно, если бы я сразу посторонился и пропустил вельможу к выходу он и не заговорил бы со мной. Я поспешно отошел в сторону. Дворянин прошел мимо и открыл дверь. С улицы дохнуло ветром и дождем. Уже на пороге Лагон обернулся и мне наконец удалось рассмотреть его лицо.

— Марон объяснил мне кто ты такой, — сказал он на прощание, — скажу прямо — мне не нравится опасная игра, которую затеял Гамон. Королевство не нуждается в возрождении твоего рода. Тем не менее я не стану доносить на тебя. Просто держись подальше от меня и моей семьи.

— Хорошо, — сказал я.

Лагон на мгновение задержался на пороге словно хотел еще что-то сказать, но видимо передумал, кивнул и вышел под дождь.

Я смотрел, как он идет прочь высокий и сутулый похожий на большую черную птицу и думал о том, что впереди меня ждет еще много неприятных разговоров. Вроде бы у Марона еще жива матушка, есть сестры и другая родня. Если все они думают так же, как Лагон, то мне не стоило останавливаться в доме Марона. Провожу его до ворот и сразу уйду.

— Эй, Тибон, — окликнул меня из комнаты Ругон, — это ты там? Иди скорее сюда! Пора выпить и закусить!

Прощальный вечер прошел весело. Старый воин много пил, шутил и смеялся. Казалось даже Марон развеселился. Когда Ругон ушел спать я немного задержался в доме, чтобы помочь вдове убрать со стола.

— Что ты делаешь? — спросил Марон.

— Что ты имеешь в виду? — не понял я.

— Зачем ты словно слуга таскаешь грязную посуду, бегаешь Ругону за едой? Для этого у старика есть оруженосец.

— А что в этом такого? — искренне удивился я, — оруженосец вещи собирает, к тому же его рана еще не зажила, а Ругон мой наставник. Нужно уважать старших и помогать им.

Казалось мой ответ разозлил Марона.

— Как ты не понимаешь, — вспылил он, — в тебе течет священная кровь! Это они должны перед тобой стелиться и бегать на посылках!

Я не совсем понял кого он имел в виду, и кто должен был мне прислуживать, но ярость с которой были сказаны грубые слова напугали меня.

— Что с тобой, Марон, — попытался я успокоить его, — мне это ничего не стоит.

— Наследство моего дяди не поможет тебе измениться, — с обидой сказал мальчишка, — наверно ты так и останешься до конца дней простаком-деревенщиной.

Ругон ушел, и я оказался совсем один. Нет конечно по соседству жили и другие дворяне, в деревне и в лагере оставалось много раненых, но я старался ни с кем не сходиться и держался особняком. Больше всего я боялся сделать или сказать что-нибудь не то. Все-таки дворянином я стал совсем недавно, и любая мелочь могла меня выдать. Перед отъездом Ругон даже предложил мне на время снять и спрятать драгоценный амулет, но я отказался.

Маркитанты ушли и достать что-нибудь съестное становилось все труднее. Крестьяне продали почти все, что могли проходящим войскам и теперь вынуждены были отказывать нам в самом необходимом, чтобы зимой не опухнуть от голода. Сейчас мне пригодились навыки, полученные на монастырских полях. Вечно голодные послушники-огородники умели добывать еду разными способами. Я ловил рыбу самодельной острогой и воровал у соседей отложенные на зиму картошку и яблоки. Обнаружив пропажу, местные жители валили все на оставшихся в лагере слуг. На остановившегося в доме молодой вдовы дворянина они и подумать не могли.

Рана Марона заживала хорошо. Каждый день его навещал лекарь. Наверно не было в лагере другого такого дворянина за которым был бы такой уход. Гамон не оставил своего любимца и перед отъездом хорошо заплатил за его проживание и лечение. А тем временем похолодало еще сильнее, и хозяйка наконец пустила меня в дом. Я устроился ночевать в теплых сенях на старом сундуке. Наверно какой-нибудь молодой воин нашел бы такую постель слишком жесткой и неудобной, но ложе в монастырской спальне было немногим лучше, поэтому я не роптал. Дядя Марона ушел вслед за Ругоном. Он задержался на несколько дней, простился с племянником и отправился в столицу в сопровождении большого отряда слуг. Все это время я старался не попадаться ему на глаза. Странное дело, после ухода Лагона молодой воин перестал меня дичиться. С глаз Марона словно спала пелена и он стал радоваться моему присутствию в доме. Большую часть времени мы проводили вместе и только на ночь я уходил в сени на старый сундук.

И все-таки иногда от его странного взгляда мне становилось не по себе. Казалось, что мальчишка меня в чем-то подозревает. Раньше он сам любил поговорить, а теперь больше слушал. Неожиданно Марон заинтересовался моей прошлой жизнью. Он подробно расспрашивал меня о монастырских порядках, о владыке и Химоне. Казалось, ему нравились мои истории, но иногда я замечал, как во время моего рассказа по губам юноши проскальзывает презрительная улыбка.

Время шло, миновал первый месяц зимы, и мы с Мароном стали собираться в дорогу.

— Мы с тобой не пойдем по главному тракту, — говорил мальчишка, разглядывая небольшую карту, которую он захватил из дома и сам дополнил по дороге к западной стене, — так будет короче. Будем двигаться от деревни к деревне, через пару дней доберемся до ближайшего города, немного передохнем и свернем к горам.

Я с интересом слушал своего нового друга. Окружающий мир оставался для меня загадкой, поэтому до поры я решил во всем с ним соглашаться.

Мы отправились в путь, когда прекратились сильные снегопады. За последнее время Марон окреп и уже мог ходить без посторонней помощи. Он торопился домой и хотел поскорее обнять родных. Как только нам удалось нанять в деревне двух носильщиков мы с радостью простились с хлебосольной хозяйкой и пустились в дальнюю дорогу. Как не спешил Марон вернуться в родные края, но тяжелая рана не позволяла ему быстро идти. Мы часто останавливались и делали длительные привалы, чтобы молодой воин мог восстановить силы, поэтому до ближайшего города мы добрались не на третий день, как планировали, а только на пятый. Люди радовались победе короля, поэтому в деревнях нас встречали хорошо, кормили даром и бесплатно оставляли на ночлег. Наш путь лежал вдали от главного тракта, поэтому прошедшее ранее королевское войско не успело опустошить кладовые местных жителей. Охочие до новостей крестьяне с радостью приглашали нас к себе, чтобы послушать о великой битве со степью. Так медленно двигаясь от селенья к селенью, мы прошли через всю страну.