По дороге к высокой башне (СИ)

3

Не все поверили Химону. Для большинства он был просто монах — изгой, отправленный на огороды в назидание другим. В монастыре многие надсмехались над ним и не воспринимали всерьез. Я бы и сам наверно ему не поверил, если бы не присутствовал при разговоре с владыкой. И все-таки нашлись те, кто послушался толстяка. Несколько человек быстро собрались и покинули монастырь. Не знаю сколько всего братьев решило остаться. Я видел, как два старших монаха вернулись в храм и затворили главный вход, как несколько послушников бежали в сторону гостиницы для паломников. Очень скоро двор опустел. На земле осталось несколько порванных тюков и сломанная тележка.

Мы с Химоном поднялись на стену. Бредущий по дороге караван был хорошо виден, братья не успели далеко уйти. Они уже миновали нетронутый участок степи, на котором колыхалась высокая трава, росли редкие деревья и кусты. Монастырские огороды были дальше к западу, урожай давно убрали, поэтому издалека перепаханная земля казалось черной словно уголь. Первые поля расчищали поближе к городу, на случай набегов или степного пожара. Владыка собирался довести огороды до самых монастырских стен, но не успел.

От десяти нанятых стражников осталось четверо, остальные в суматохе разбежались. Мы столкнулись с ними возле центральной башни.

— Здравствуйте, добрые люди, — сказал Химон, с интересом разглядывая двух крепких молодых парней, седого мужчину и мальчишку моего ровесника, — а вы что же с остальными не ушли?

— А ты почему остался? — без всякого почтения поинтересовался пожилой стражник.

— Владыка болен, идти не может, — сказал Химон, — а я без него никуда.

Стражник нахмурился.

— А мы за эту работу деньги взяли. Если уйдем боги нас накажут.

Монах понимающе кивнул.

— Верующие значит. В преисподнюю боитесь попасть?

— Боимся.

— А не боитесь, что нас здесь кочевники всех порежут?

Старик вздохнул и с тоской оглядел свое воинство. Взгляд его задержался на мальчишке. Они были чем-то похоже, наверно родственники.

— Боги уже все решили, — сказал он, — если нам суждено здесь умереть значит так тому и быть.

Химон приказал стражникам запереть ворота. Охрана не стала перечить незнакомому монаху. Казалось они были даже рады тому, что наконец нашелся человек, который знает, что нужно делать. Разительная перемена, которая произошла с земледельцем не переставала меня удивлять. Из обжоры и лентяя он на глазах преобразился в деятельного и серьезного мужа. Владыка разговаривал с ним, как со старым другом, многие братья и даже стража послушались его.

Поговорив с охраной Химон отправился гулять по стене, а я словно привязанный следовал за ним по пятам.

— Почему мы не ушли с остальными? — наконец не выдержал я, — ты же сказал, что оставаться в монастыре опасно.

— Не трясись, — проворчал монах, — успеешь удрать.

Он остановился, огляделся и направился на западную смотровую площадку, с которой можно было разглядеть далекие стены Пауса. Там он уселся на маленькую скамеечку, которой пользовались наблюдатели, сложил руки на объемном животе и замер, похожий на большой ноздреватый сугроб.

— Сходи в кладовую и принеси нам чего-нибудь поесть и выпить, — неожиданно сказал он.

Я удивленно уставился на него.

— Как я туда попаду?

— Иди, иди, — Химон махнул рукой, — сам все увидишь, ключники давно разбежались.

Я нехотя спустился со стены и попробовал пройти через главный вход, но дверь оказалась заперта. Пришлось опять воспользоваться потайным проходом и идти через трапезную. Страшный мешок пропал, видимо кто-то убрал его подальше, но казалось, что отвратительный запах никогда не выветрится из залы. Я быстро пересек комнату и по винтовой лестнице спустился в подвал. Химон оказался прав, из трех кладовых одна оказалась открыта. Замок просто выломали из двери вместе с куском доски. Внутри все оказалось разгромлено, мешки вспороты, ящики с овощами перевернуты. Горох, лук и картошку рассыпали по полу, в углу из разбитой бочки вытекло остро пахнущее подсолнечное масло, у входа блестели осколки бутылок и темнели винные пятна. Я в ужасе смотрел на испорченные припасы. Часть продуктов унесли, а то что осталось зачем-то сбросили на пол. Интересно кто все это натворил? Неужели монахи настолько обезумели, что напоследок разграбили собственную кладовую или это порезвились стражники, когда решили оставить обитель на произвол судьбы?

Я взял несколько кусков сыра, пару лепешек и большую бутылку вина. Задерживаться в разгромленной кладовой мне не хотелось, поэтому я постарался, как можно быстрее сбежать из сырого подвала. На обратном пути я решил поискать братьев. Многие не решились покинуть монастырь и сейчас прятались где-то внутри. Мне было любопытно, чем занимаются остальные. На первом этаже я никого не встретил, только гулкое эхо моих торопливых шагов отражалось от стен. В галерее тоже было пусто, зато на втором этаже я услышал слова священной песни. Похоже несколько братьев закрылись в общей зале, чтобы помолиться. Поможет ли это? Может быть мне надо было все бросить и присоединиться к ним. Я немного постоял в нерешительности не зная, как поступить, но потом взял себя в руки и побежал на стену.

Химон все так же неподвижно сидел на скамейке.

— Я тут нашел…, - начал было я, но он грубо оборвал меня на полуслове.

— Молчи, — рыкнул монах, взял у меня большой кусок сыра и принялся торопливо есть, — не мешай, тихо сиди.

Я обиженно засопел, опустился рядом и вцепился зубами в черствую лепешку.

Откуда-то издалека послышался тихий вскрик, потом еще один. Химон вскочил со скамейки.

— Ты слышал это? Слышал?

— Что? — спросил я.

— Вроде кричал кто-то.

В холодном осеннем воздухе звуки разносили далеко и скоро мы опять услышали крики.

— Это на дороге, — сказал я.

Беспокойство Химона передалось и мне, поэтому я отложил еду и забрался на зубец стены. Мне не удалось ничего разглядеть. Разросшиеся вдоль тракта деревья мешали обзору. Где-то там сейчас должен был идти наш караван.

— Кажется больше не кричат, — сказал я.

Монах беспокойно огляделся.

— Никого не видно на дороге?

— Нет, — сказал я.

Химон тяжело вздохнул.

— Что, что это было? — забеспокоился я, — кто кричал? Что все это значит?

— Караван не дошел до города, — сказал он, — на дороге засада. Кочевники окружили нас.

Только что они убили твоих братьев.

От ужаса у меня подкосились ноги. Все это время я не мог до конца поверить в то, что мирная жизнь закончилась и скоро монастырь, в котором я провел лучшие годы жизни сгорит в горниле надвигающийся войны. Перед глазами вставали лица тех, кто отправился с караваном. Многих я хорошо знал, сидел с ними в трапезной за одним столом, слышал их голоса во время молитвы.

— Ты знал, что так будет? — спросил я.

— Догадывался.

Так вот почему он не пошел вслед за остальными. Трусливый «мешок брюквы» решил подождать и проверить есть ли на дороге засада. Он скрыл свои мысли от братьев и отправил их на верную смерть. Я с ненавистью уставился на него.

— Знал и ничего не сказал, — выкрикнул я, — они могли бы остаться здесь, отсидеться пока все не кончится!

— Дурак, — сказал Химон, — глупый щенок.

Он спокойно набивал брюхо пока мои друзья погибали на дороге. В неухоженной бороде застряли сырные крошки. Ужас и отвращение захлестнули меня. Я вскочил и набросился на него с кулаками.

Вернее, мне показалось, что я набросился на него, но на самом деле мой порыв был остановлен коротким точным ударом, от которого я словно камень, выпущенный из пращи отлетел к стене и свалился на пол. В мгновение ока монах оказался рядом, наступил мне ногой на грудь и не дал подняться. Какое-то время он с интересом наблюдал, как я барахтаюсь, лежа на спине, потом склонился пониже и сказал:

— Отсидеться не получится. Тех, кто ушел и тех, кто остался ждет одинаковая судьба. Ночью кочевники захватят монастырь и убьют нас.

Я сделал еще несколько неудачных попыток подняться, но скоро окончательно выбился из сил и затих. От злости и обиды я заплакал. Тогда Химон убрал ногу с моей груди, отошел в сторону, уселся на скамеечку, поднял и отряхнул упавший кусок сыра, и опять принялся за еду.

— Плачь, плачь, — сказал он с набитым ртом, — сейчас самое время.

Я всхлипывал и размазывал слезы по лицу. Ужасно было жалко себя и братьев, и еще было очень страшно.

Монах откупорил бутылку вина, сделал несколько глотков и протянул мне.

— Выпей.

— Послушникам нельзя, — я замотал головой.

— Теперь можно.

Я взял бутылку и сделал большой глоток. Вино нам давали только по праздникам по маленькой ложке на каждого, поэтому пить помногу я не привык. От нескольких глотков в голове зашумело. Я сел и ощупал грудь. Вообще-то я был не дурак подраться. Высокий рост давал мне преимущество перед другими послушниками, поэтому из большинства драк я выходил победителем. Конечно в монастыре следили за порядком и жестоко наказывали тех, кто нарушал правила, но мальчишки остаются мальчишками даже, если на них надеты бесформенные монашеские куртки. Понятно, что Химон был намного сильнее меня и все-таки, как он так ловко сбил меня с ног? Я не видел самого удара, которым он меня остановил, только почувствовал, как ноги оторвались от пола.

— Хватит с тебя, — проворчал монах и отобрал бутылку.

Он смотрел на меня и посмеивался. Другой бы на его месте разозлился на глупого мальчишку, который набросился на старшего с кулаками, а ему хоть бы что. Казалось он уже обо всем забыл.

Химон надолго присосался к бутылке, а когда она опустела выбросил ее за стену. Изделия из стекла были большой ценностью и в монастыре им велся обязательный учет.

Я сначала дернулся, чтобы остановить нерадивого монаха, но потом передумал. Если уж мерзкий безбожник не пожалел людей, то стоит ли говорить с ним об имуществе обители.

— Почему ты сказал, что кочевники убили моих братьев, — спросил я, — они такие же мои, как и твои. Разве ты не один из нас?

— Я не монах, — неожиданно сказал Химон, — и никогда им не был.

Он встал и с трудом стащил через голову длинную до колен холщовую куртку, под ней оказалась черненная кольчуга тонкого плетенья, широкий кожаный пояс и длинный нож. Раньше я не замечал оружия потому что Химон носил его не как все воины у бедра на боку, а на специальной перевязи под мышкой.

— Я не монах, — проворчал он, — я дворянин и воин короля.

Я не поверил собственным ушам и с удивлением уставился на Химона. Как мог дворянин прожить половину жизни в старой хижине, носить рубище, есть отвратительную похлебку и спать на гнилой соломе?

— Как же так, — спросил я, — зачем, почему?

Теперь, сбросив грубую монашескую одежду старик преобразился. Он расправил широкие плечи, выпятил грудь и стал казаться не столько толстым, сколько могучим словно огромный камень возвышающийся у дороги.

— Долгие годы я охранял владыку, — ответил он и тут же добавил, словно прочитав мои мысли, — воин может вытерпеть очень многое ради великой цели, даже тупых трусливых монахов и болтливых приставучих послушников.

— А я тебе исповедовался, — возмутился я, — ты мне грехи отпускал!

— Как наставник и старший товарищ, — ответил он, — кстати твои рассказы о жизни в монастыре очень мне помогли. Все новости я узнавал через тебя. Сам я не мог часто появляться в обители, моей задачей было следить за степью.

Так вот почему мне так не везло в жизни! Теперь стало понятно почему большинство моих молитв осталось без ответа. Я исповедовался поддельному монаху и получал ложные благословения. Боги не слышали меня. Я в ужасе схватился за голову.

Видимо крики на дороге услышали не только мы. Стражники закрылись в центральной башне и что-то обсуждали. Из-за двери раздавались встревоженные голоса. При нашем появлении они сразу замолчали.

— Ты изменился, монах, — сказал пожилой воин с удивлением разглядывая моего спутника.

— На твое счастье я могу удержать в руке не только молитвенник, — ответил Химон и тяжело опустился на лавку.

Похоже стражники решали, как лучше сбежать. При виде нас они насторожились и обменялись многозначительными взглядами. От нас они явно не ждали ничего хорошего. Их можно было понять. Монастырь опустел, а защищать священные реликвии ценой собственной жизни они не собирались. Наверно они подумали, что странный старик и послушник вряд ли смогут им помешать. Один из молодых парней украдкой потянулся к поясу, на котором висел длинный охотничий нож.

Его движение не укрылось от Химона.

— Я бы не стал этого делать, — спокойно сказал он, — ты не успеешь вытащить нож, как я тебя убью.

Стражник шумно сглотнул и убрал руку.

— Меня зовут Химон из Редука, — сказал старик, — я прислан для того, чтобы защищать владыку от любого зла. И пусть я не монах, но мое призвание служить богам и их наместнику на земле. И сейчас я говорю не о короле.

Стражники угрюмо молчали, никто не хотел перебивать старого воина. Конечно они были молоды и сильны, но одно дело наброситься на заплывшего жиром монаха и совсем другое выяснять отношения с солдатом.

— Если Вы захотите уйти я не стану мешать, но разграбить монастырь и покуражится над оставшимися монахами я Вам не дам. Вы уйдете прямо сейчас с пустыми руками. Ворота открывать не будем, спуститесь по стене.

Химон встал и отошел от двери, давая понять, что разговор окончен и проход свободен.

— И ты не станешь бросать копья нам в спину? — спросил один из молодых.

— Не стану. Если вам повезет доберетесь до города, если нет вас прирежут кочевники.

Похоже к побегу все уже было готово, потому что один из парней тут же вскочил, схватил котомку с пожитками, видавший виды плащ и не говоря ни слова выскочил за дверь. Второй бросился следом. Пожилой стражник и подросток остались на месте.

— А вы, что же? — спросил Химон.

— А мы и не собирались уходить, — ответил мальчишка.

Старики велели нам выйти, а сами остались в башне.

— Им надо решить, как защищать монастырь, — сказал мальчишка, когда мы отошли подальше и расположились на куче дров.

— Ты давно в стражниках? — спросил я.

— Первый год, — ответил мальчишка, — отец привел.

— Успел с кем-нибудь повоевать?

Он усмехнулся.

— Только с соломенным чучелом.

Мы помолчали. С вершины дровяной кучи открывался хороший обзор. Никаких кочевников видно не было, вокруг монастыря колыхалась под ветром высокая трава. И все-таки мне было не по себе. А вдруг сейчас отряд степняков подбирается к нам. Трава была высокая по пояс и могла укрыть осторожного человека.

Наконец мальчишка нарушил затянувшееся молчание.

— А ты, как в монахи попал?

Я вздрогнул от неожиданности и посмотрел на своего нового знакомого.

— Мать отдала.

— Слушай, а что это за дядька с тобой? Я думал, что он монах, а оказывается дворянин.

Я усмехнулся, Химона еще никто никогда не называл дядькой.

— А с чего ты решил, что он из дворян? — спросил я.

Конечно я знал, как отличить вельможу от простолюдина и сам на днях сразу определил, что за охрана у незнакомца в зеленом плаще. И все-таки мне было любопытно узнать, как стражники распознали в Химоне важного господина. Конечно, сбросив монашеское одеяние он сильно преобразился, но магического жезла — главного отличительного знака у Химона не было, а доспехи может надеть кто угодно, например, тот же наемник, который решил немного подзаработать на охране каравана или купеческого дома.

— Ты что не видел, какая у него кольчуга, — удивился мальчишка, — такую в Паусе не достать. У нас конечно тоже могут сделать, но попроще. За такой в самую столицу нужно ехать. Да и вообще…

Наверно он был прав. Я так и не смог посмотреть на Химона другими глазами. Я так привык относиться к нему, как к старому греховоднику и обжоре, что просто не видел очевидных вещей.

— Тебя, как зовут? — спросил мальчишка.

— Тибон.

— А меня Холин. Будем знакомы, — юный стражник дружески хлопнул меня по плечу.

Я так и не узнал, о чем договорились старики, потому что, когда Химон вышел из комнаты стражи он ничего мне не сказал и сразу отправился в монастырь повидать владыку. Ключ от потайной двери он у меня отобрал.

— А мне, что делать? — поинтересовался я.

— Что хочешь, — буркнул фальшивый монах.

— А что, если кочевники нападут пока ты будешь говорить с владыкой?

— До темноты они не нападут, — сказал Химон.

Не могу сказать, что его слова меня убедили, поэтому какое-то время я проторчал на смотровой площадке, пытаясь разглядеть вражеских лазутчиков. Ничего подозрительного я не заметил. Наконец мне надоело сидеть без дела, к тому же я порядком замерз, поэтому спустился со стены и отправился в подвал. Если уж нам суждено было погибнуть, защищая монастырь, то уж точно не на пустой желудок. В разоренной кладовой я раздобыл вина, сыра, лепешек и яблок, и со всем этим добром вернулся в центральную башню. Старика и мальчишки на месте не оказалось, видимо они решили обойти стену дозором. У всех было занятие кроме меня. Я оставил еду на столе и принялся разглядывать сложенное у стены оружие. В углу стояли три коротких копья, длинная пика и лежал арбалет, а на стене висел колчан с десятком болтов. Интересно, как и чем Химон собирается отбиваться от кочевников? Возможно часть оружия унесли с собой сбежавшие стражники, но скорее всего его вообще было немного, в монастыре никто не собирался воевать всерьез.

На самом деле я ни на минуту не сомневался в том, что в последний момент произойдет какое-нибудь чудо и нас спасут. Возможно степняки передумают нападать на обитель, все-таки раньше они с уважением относились к владыке, или из Пауса придет королевская гвардия и прогонит незваных гостей. В любом случае случится что-то хорошее и мы все останемся живы.

Как оказалось, магический жезл у Химона все-таки был, когда старик вернулся на стену он красовался у него за поясом. Видимо до поры таинственное оружие было спрятано в монастыре, возможно, даже в комнате владыки. Раньше я никогда не слышал о том, чтобы дворяне-воины оставляли где-нибудь свои жезлы. Вообще мне казалось, что они с ними никогда не расстаются.

Химон провел с владыкой несколько часов. Его не было так долго, что даже пожилой стражник начал волноваться. День катился к закату, подмога из города не приходила и прежние страхи вернулись ко мне. Как могут защитить монастырь три солдата, один из которых неразумный мальчишка? Конечно Химон опытный воин, а магический жезл страшное оружие, он издает ужасный шум и убивает врага огненной вспышкой, но ведь он у нас только один. Конечно я не знал всей заложенной в нем силы, но очень сомневался в том, что магией можно разогнать целое войско. По крайней мере в книгах и летописях об этом не писали. Во всех известных сражениях с обеих сторон принимало участие большое количество воинов и как правило именно численный перевес становился залогом победы. С магией или без, но втроем много не навоюешь.

Химон обрадовался собранному мной угощению и уселся за стол. От волнения мне кусок не лез в горло, и я попросил его отпустить меня на стену следить за степняками.

— Лучше найди мне несколько палок, вот такой длины, — толстяк развел руки в стороны.

— Сколько?

— Чем больше, тем лучше, — ответил он с набитым ртом.

Я пожал плечами и отправился выполнять нелепое поручение. Он, что собирается бросаться этими палками в кочевников?

Теперь, когда монастырь опустел и большинство братьев погибло я решил, что бесполезно беречь нажитое монахами имущество. Конечно никаких палок во дворе я бы не нашел, поэтому отправился в кладовку уборщиков и поломал все метлы. Из каждой получилось, как раз по две палки нужного размера. Пока я занимался этим странным делом Химон отправил стражников в кладовую. Они таскали тяжелые мешки с картошкой и укладывали их возле башни. В ответ на мой вопрос, зачем они это делают, Холин жалобно вздохнул и сокрушенно покачал головой.

Замысел Химона стал мне понятен намного позже, когда из мешков и старой одежды он смастерил несколько пугал, похожих на те, которые мы ставили в поле, чтобы отпугивать птиц, и разместил их в дальних сторожевых башнях.

— Это будет наша стража, — сказал старик, приделывая к мешковине принесенные мной палки.

— А не лучше ли дать им в руки копья? — спросил пожилой стражник.

— Нет, — коротко бросил Химон.

Старик достал из кармана длинную тонкую веревку, нарезал ее ножом на равные отрезки и прикрепил к палкам. Теперь с каждой свисал кусок шнура.

— Когда скажу Вы обойдете все башни и подожжете эти фитили с одного конца. Понятно? — спросил он меня и Холина.

— Да, — ответили мы и переглянулись.

Не знаю, как молодой стражник, но я не понял ничего.

Пока мы возились стемнело. Никто из нас не рискнул выйти за ворота, чтобы проверить, как будет смотреться обманка. Химон запретил зажигать факелы везде кроме центральной башни, поэтому я совершенно не представлял, как кочевники должны были заметить наших поддельных стражников. Дальние участки стены тонули во мраке и с того места, где я стоял нельзя было ничего разглядеть, разве только очертания башен. Конечно, когда мы запалим обрезки веревки, напротив бойниц появятся огненные точки, которые будет хорошо видно со стороны степи. Но как могут крохотные огоньки отпугнуть кочевников?