По особо важным телам

1. Зачет с оценкой

— Руки, — негромко говорит конвоир. — Руки назад!

Шульга встает, осторожно, чтобы не спровоцировать. Глядя исподлобья на заморыша прокурорского, медленно сводит за спиной кисти. Запястья пережимают модные пластиковые браслеты. А вот это уже получше, избавляться от таких учили на спец занятиях…

Медленно разворачиваясь, он привычно оценивает возможности для ухода. В комнате четверо. Прокурорский хлюпик не в счет, но вот три опытных эсбеушника, напряженных и при оружии — это уже серьезно. Он, конечно, кое-что умеет, но отнюдь не голливудский герой «одним прикрылся — остальных расстрелял». В кино то тело, которым прикрываешься, ведет себя как безвольная кукла, а в жизни хрен его удержишь вообще, потому что изо всех сил вырывается. К тому же неизвестна конфигурация здания, да и за дверью может ждать целое отделение. Стало быть, отбой. А вот проходя по коридорам, вполне можно рискнуть…

Но едва зародившийся план рушится на корню.

— Вибач, наказ! — говорит эсбеушник, после чего на голову Шульге опускается глухой черный мешок. Мать твою, миротворцы. Наблатыкались у НАТОвцев в задержаниях, чего доброго, начнут и водой пытать…

Связанного и ослепленного, его еще раз обыскивают, на сей раз более тщательно. Ну что ж, пусть практикуются… Нет на нем ни маяков, ни припрятанных лазерных пистолетов. А то, что есть, хрен нащупают. Звук открываемой двери. Держат под локоть, ведут наружу.

Плотная ткань мешка глушит звуки, не дает нормально ориентироваться в пространстве. Единственный источник информации — соприкасающиеся с полом подошвы. Которые подсказывают, что скользкий коридорный линолеум сменился на шершавый асфальт. Они во дворе, чего и следовало ожидать…

Конвоиры с кем-то переговариваются.

— Що, все добре, хлопці?

— Так, скінчили!

— Швидко!

— Як є…

— То давай його сюди, бо вже часу нема!

Шульгу подталкивают вперед, принимают сверху. Под ногами ребристые металлические ступеньки. Стало быть, не зря поутру во дворе прокуратуры стоял автозак…

Три шага внутри кабины. Тесный арестантский отсек. Ткань мешка приглушает лязг запираемой двери. Гудит зуммер внутренней связи — кто-то из принявших его конвоиров нажимает на кнопку. Машина трогает и, чуть раскачиваясь, выползает на улицу.

Шульга упирает ноги в металл, откидывается спиной так, чтобы максимально расслабить стянутые пластиком руки. Конвоиры молчат как рыбы, не давая информации к размышлению. Остается лишь ждать, по ходу дела анализируя те крохи информации, которые он имеет.

Итак, все сначала. Группа летела в Чугуев с усыпленным пленником на борту. Пленник — не простой сепар-язык, а дерзко похищенный из-под Ростова беглый экс-президент Украины. Потому и работали в условиях полной секретности. Вынужденную посадку в Краматорске сделали после того, как их «кукурузник» неожиданно обстреляли на своей стороне, ранив Еврея с Шаманом и перебив маслопровод. Предположить, что такой обстрел был специально подстроен, чтобы их завести в засаду, мог лишь конченый параноик. Откинули, думаем дальше.

Приземлились в 22:03. Шамана и Еврея увезли на реанимобиле, с ними разрешили поехать Ласке. И снова же, будь эта операция направлена против их группы, повязали бы сразу всех. Потом, примерно в 22:30, принимавший группу спецназовец СБУ снял его на айфон и куда-то отправил фото. Вот тут, похоже, все и завертелось. Да так лихо, что уже к девяти утра его ждали в прокуратуре с подготовленным и согласованным обвинением…

Важно. Прокурорский назвал его настоящим именем, хотя после прихода в группу он, по новым документам, был уже не Велецким, а Шульгиным. Ликвидация предателя Лесникова, в которой его обвинили как в заказном убийстве, была показательной казнью, санкционированной на самом верху. Те, кто предъявил ему обвинение, похоже, об этом не знали. Или же знали, что еще хуже…

Но самое главное — рамки времени. На все про все у неизвестных было не больше семи часов, причем посреди ночи с пятницы на субботу. Дела легально-официальные у нас так быстро не делались отродясь. А тут с лету были задействованы люди из СБУ, прокуратуры и, если его везут в автозаке, то, стало быть, и МВД. Тут не дурной инициативой попахивает, и даже не диким стечением обстоятельств. Очень все это напоминает кропотливую разработку, которая ожидала своего часа …

И какие из этого сделать выводы? А вот как раз выводов не нужно делать, наверное, никаких. Потому что если эта версия оправдается хоть на двадцать процентов, то он, Шульга попал в такой суровый водоворот, из которого ему выбраться не проще, чем таракану спастись из слива спускаемой ванны …

От этих далеко не радужных мыслей его отвлек стук двери. Конвоир:

— Чуєш, нам ще далеко їхати. То давай браслети зніму, бо без рук залишишся. Тільки, хлопче, не роби дурниць! Смикнешся — пристрілимо к *беням!

Ага, все-таки полицейские. Им за последние годы вбили в головы если не уважение к правам человека, так хоть элементарное понимание, что за незаконное обращение с заключенным можно и по полной отгрести. Если ведут себя «по-людски», значит, толком не знают кого везут…

Он дисциплинированно подал руки спиной в проход, ощутил щелчок бокорезов.

— Ганчірку з очей стягнеш після того, як двері закрию! — предупредил естественное движение Шульги конвоир. — Як приїдемо, сам накинеш. А щоб нам спокійніше було, я тебе звичайним наручником пристібну…

Два щелчка, и правая рука прикована к арестантской кабинке.

Дверь закрылась. Размяв свободную руку, Шульга скинул с головы опостылевший «капюшон», прищурился, привыкая к слабому свету…

Да, автозак. В мерцании дежурной лампы на потолке можно разглядеть лишь общий абрис отсека и две фигуры на боковых сиденьях. Форма на них полицейская, старого образца, понятно, недолюстрированные-неаттестованные, старой гвардии. «Укрофашистов» в четырнадцатом предусмотрительно не гнобили, вот и остались на службе. А вот с этими можно попробовать…

Шульга привычно просчитал варианты освобождения. Мужики не ожидают его нападения, иначе бы не сняли наручники. С другой стороны, они не представляют, на что он способен. Дело не в подготовке, а в привычке сперва убивать, и только потом думать и рефлексировать. Но в том-то как раз и дело. Чтобы вырваться отсюда, как минимум одного придется покалечить или убить… Нет. Ситуация пока не критическая, свои где-то рядом, выручат. Не стоит нескольких часов свободы жизнь этих ментов. Тем более — пожалели. Ладно, доберемся куда везут, а там уж посмотрим, что за дела…

Машина двигалась рывками, то разгоняясь на ровных участках, то переползая ямы и рытвины. Значит, не по главной трассе пошли. Почему? Не хотят привлекать внимания? Или в какую-то глушь везут?

Нет хуже занятия, чем грызть себя вопросами, на которые нет ответов. Чтобы занять голову, Шульга принялся думать о том, что он знал — восстанавливать в памяти подробности той ликвидации. Может всплывут в памяти какие-то, полгода назад несущественные, детали — ведь ноги у происходящего явно растут оттуда…

Старенький «Фольксваген» — глухой белый фургончик припарковался на тихой липкинской улице метрах в пятидесяти от нужного им подъезда.

Еврей выключил дворники, и лобовое стекло начал замывать мелкий дождь.

— Десять градусов за бортом, не май месяц!

— Нормально! — потянувшись, ответил Ричер. — Меньше будет народу…

Воскресный день был выбран для операции не случайно. Жители престижной старой пятиэтажки в глубине тихих печерских улочек были людьми либо высокопоставленными, либо богатыми, а чаще и то и другое, потому выходные предпочитали проводить в загородных имениях. А значит, в отличие от спальных районов, на улицах и в квартирах здесь сегодня должно быть почти безлюдно. А тут еще и мерзкая погода, так что и случайных прохожих не будет.

Как и где их командир получил столь нетипичный позывной, в группе никто не знал. Внешне, конечно, он был вылитый Джек Ричер из романов американского писателя Ли Чайльда — двухметровый молчаливый амбал, владеющий всеми видами ручного оружия и способный пьяного Тайсона, при необходимости, погасить. Но кто в армии читает того Ли Чайльда?

Командиром Ричер был жестким, порой жестоким. А какой он человек — в группе никто не знал. До войны то ли в донецкой «Альфе» служил, то ли в спецназе военной службы правопорядка. По другим данным, как и многие командиры добробатов первой волны, возглавлял охранную фирму при какой-то серьезной корпорации. Но это все были слухи.

Ричер перебрался на переднее сиденье, обернулся к Шульге.

— Все понял?

— Что тут непонятного? Проникаем. Дожидаемся. Исполняем. Обставляемся. Тихо уходим.

— План квартиры помнишь?

— Третий этаж. Дверь бронированная, два замка. Сигнализация, код известен. Прихожая, три комнаты — гостиная, спальня и кабинет…

— Хорошо! Ласка — вперед!

Ласка в мажорной курточке с капюшоном и обтягивающих черных джинсах, выскользнула из фургона и быстро скрылась за углом здания. В ее задачу входило оглядеть улицу на предмет потенциальных опасностей, проникнуть в подъезд, запираемый примитивным четырехзначным кодом, дать им сигнал и занять позицию этажом выше нужной квартиры.

Непосредственно исполнять будут Ричер и он, Шульга. Еврей, водитель-технарь, останется за рулем и будет вести внешнее наблюдение. Пятый член группы, снайпер Шаман, сопящий на заднем сидении в обнимку с винтовкой, был взят как резерв на случай непредвиденных обстоятельств. Которые, как показывал опыт, бывают в каждой, даже самой продуманной операции.

Капли дождя стучали в лобовое стекло. Ричер и Шульга сидели расслабленно, ожидая. Цель должна была возвратиться минут через тридцать, так что до выхода оставалось примерно четверть часа.

Приговор к ликвидации был Шульге понятен и объясним. То, что в Генштабе полно предателей, известно всем, от командования до рядового состава. Да и могло ли иначе быть в армии, которой до недавнего времени руководили люди, напрямую контролируемые Москвой?

Распоряжение на устранение Лесникова, полковника Главного управления разведки с размытыми обязанностями, «направленца при штабе антитеррористического центра», которого вычислили в начале 2016 года как одного из ключевых шпионов России, группа получила месяц назад. С полгода контрики его осторожно кормили дезой. Осенью, узнав по каналам ЦРУ, что он уже давно тихо-мирно купил дом в Испании и отправил туда сына, невестку, мать и жену, с которой совсем недавно «развелся», кто-то на самом верху принял непопулярное, но вполне естественное решение.

Вопрос официального ареста и судебного дела не рассматривался по той простой причине, что за три года войны прокуратуре и СБУ не удалось не то что довести до суда, но и просто задержать по обвинению в шпионаже ни одного высокопоставленного офицера ГУР и Генштаба. Здесь было как с депутатами. Негласный корпоративный сговор, все понимают что вор и преступник, но выдавать не будут по той простой причине что это «свой»…

План операции, разработанной по результатам наблюдения за объектом, был несложен. В день, когда у Лесникова дежурство по отделу совпадает с выходным, проникнуть в квартиру под видом рабочих «Киевэнерго», дождаться прихода хозяина, под видом ограбления разыграть «эксцесс исполнителя» и уйти, разбросав на виду компрометирующие документы, ежели таковые удастся обнаружить при обыске. Компромат даст следакам информацию к размышлению, а для зарвавшихся штабных крыс ликвидация станет достаточно ясным предупреждением о том, что времена «многовекторной политики», когда кормились от Запада, а «будучи бывшими советскими офицерами», сотрудничали с Кремлем, давно и безвозвратно прошли…

Прерывая мысли, в динамике раздались три быстрых щелчка.

— Вперед! — тихо скомандовал Ричер.

Отодвинув боковую дверь, Шульга выбрался из машины. В лицо сыпанули мелкие холодные капли. Что ж, отлично — есть все основания опустьть козырек бейсболки и накинуть капюшон синей куртки с большой надписью «Киевэнерго». Азы городских операций — человека в униформе не замечают прохожие, и не запоминают свидетели. А вот камеры, которых по центру натыкано, не обманешь. Потому Ричер и Шульга шли уверенно, чуть опустив головы, чтобы закрыть козырьками лица. В руках у обоих инструментальные чемоданчики, или, по-модному, «кейсы», в которых находился весь необходимый для ликвидации «реквизит».

Это была вторая ликвидация, в которой Шульга принимал непосредственное участие. Фактически, как сказал на брифинге тот же Ричер, — «зачет с оценкой». Понимая, что совсем скоро ему придется хладнокровно убить безоружного человека, Шульга не испытывал никаких особых чувств. Лесников был врагом, на руках которого кровь ребят. Дан приказ, и его следовало исполнить, причем наилучшим образом. Война в стране, остальное сейчас неважно.

Они не стали воровато оглядываться, прежде чем открыть дверь подъезда. Уверенно подошли, по-хозяйски набрали несложный код, поднялись на второй этаж.

Код квартирной сигнализации им достало начальство, а ключи сделали еще на прошлой неделе, когда в управлении «неожиданно» затеяли очередную диспансеризацию. Ласка, вырядившись в короткий медицинский халатик, прямо на глазах у чиновников от разведки, ожидавших в приемной у рентгенолога, сделала оттиски, пока Лесников стоял, прижав голый торс к холодному экрану допотопного аппарата.

Дверь оказалась запертой только на нижний замок. Беспечно ведет себя товарищ бывший полковник… Ликвидаторы откинули капюшоны, сняли кепки и надели черные балаклавы.

— Давай, — прошептал Ричер.

Потянув дверь, Шульга зашел вовнутрь и ринулся к вешалке, за которой, согласно плану квартиры, находился охранный пульт, чтобы набрать группу цифр.

Первая неожиданность ожидала их прямо в прихожей. Прямо напротив входа валялись, раскрытые, два больших, полуразобранных чемодана. В ванной горел свет и оттуда доносился шум работающего душа.

— Блядь! — сквозь зубы процедил Ричер. — И кого же это мы проебали?

Словно в ответ на его слова, дверь ванной распахнулась, и в коридор вышла, вытирая голову полотенцем, невысокая миловидная женщина лет тридцати на вид с южным загаром.

— Виктор Леонидович, это вы? Быстро доехали…

Легкий халат подчеркивал высокую грудь и крепкие бедра. Под халатом, судя по всему, не было ничего.

Любовница? Тогда почему по имени-отчеству? Содержанка? Возможно, но при чем тогда чемоданы? Родственница? Скорее всего. Но главное, как она попала в квартиру!?

Женщина опустила полотенце и замерла. Форма электриков сработала безотказно. Зеленые глаза смотрели скорее с удивлением, чем с испугом.

— Уходим? — тихо спросил Шульга.

— Нет! Хватай ее! — скомандовал Ричер. А потом в рацию: — Ласка, все, уходи!

Не размышляя, Шульга рванулся вперед. Прижал женщину всем телом к стене, закрыл рот ладонью. Она не успела еще испугаться. Тело, кстати, у нее было, что надо, крепкое, налитое, не дряблое. Если бы встретил в иной обстановке, то пожалуй что не к жесткой стенке, а к упругому матрасу притиснул… Ощущая легкое возбуждение, Шульга заставил женщину сползти вдоль стены, уложил на пол, развернув вниз лицом. Собрался уже вязать, когда услышал из комнаты радостный детский голос.

— Мама, мама! Это дедушка приехал уже?

«Это бабушка приехала, бл*!», — промелькнула цитата из классики в голове у Шульги. — «Ну а дедушка, надеюсь, что скоро будет…»

Виктор Леонидович Лесников, полковник Главного управления разведки Министерства обороны Украины, возвращался домой. За рулем смешного «Деу-Матиза» он, даже в гражданке, смотрелся несколько несолидно. Однако то, какое он производит впечатление на окружающих и коллег, Лесникова если и волновало, то только не в смысле «имиджа». Скорее наоборот — ну кто в этом чудаковатом без пяти минут военном пенсионере, раскатывающем по городу в забавной машинке, заподозрит человека с солидным капиталом в далекой теплой стране?

До пенсии Лесникову оставалось всего три месяца с небольшим. Осторожный отход был подготовлен и продуман в подробностях еще в прошлом году. После прощального застолья, куда тут денешься, обязательное обследование в госпитале, затем небольшая тягомотина с документами, после чего тихий-тихий выезд в Польшу, благо, похоже безвиз уже почти на носу. Если нет — то польская виза. Из Кракова — на арендованной машине по Европе, ночуя в уютных мотелях, к благословенным берегам Средиземного моря. И все, конец службе! Точнее, обоим службам: тягомотине в родном управлении и секретной деятельности на главного, настоящего работодателя…

История Лесникова была типичной для большинства украинских офицеров выпуска конца восьмидесятых годов. Развал Союза он встретил старлеем в разведотделе одной из частей ПВО. Почуяв свой шанс вырваться из ненавистного полунищего Орла, выпросил отпуск и рванул в Киев. Очередь желающих перевестись в Украину была в те месяцы такой, что если бы всех офицеров, воспылавших любовью к родине, выстроить от КПП Штаба округа в затылок, то хвост бы, наверное, оказался где-то в районе Владивостока… Но кто же у нас когда стоял в этих очередях?

Собрав всю наличность, Лесников дал взятку кадровику и вскоре получил перевод в только что сформированное Главное управление разведки, как все они тогда называли «нэзалэжной»… Пошла сытая, тихая и очень ненапряжная служба.

Поначалу происходящее в стране воспринималось штабными советскими офицерами как некая административная реформа, которая дает шансы на ускорение карьеры. В самом деле — границы условны, деньги одни, воинские уставы остались те же. Да и систему подчинения Москве пока что никто и не отменял… Разве что «мова», ну то дело терпимое. В девяностых им казалось, что украинская независимость — просто казус, временная трудность, которую следует пережить до того, как будет восстановлен прежний порядок вещей.

Однако время шло, в руководство армии приходили другие люди, и все чаще в коридорах здания на Воздухофлотском проспекте стали появляться военные и гражданские представители НАТО…

Самые дальновидные быстро поняли, что за ветер подул, и начали активно перелицовываться в «щирых», на ходу осваивая украинский язык и овладевая новой «национальной» риторикой, которая позволяла занимать просторные кабинеты и ездить в загранкомандировки «за счет принимающей стороны».

Лесникову, выросшему во времена Холодной войны, странные люди с Запада активно не нравились, и он этого особо и не скрывал. А при случае жаловался на происходящее своим московским друзьям, с которыми не прерывал отношений. Так и втянулся.

Сперва с российскими коллегами шла нормальная работа на уровне взаимных консультаций. Многовекторная политика Кучмы всех устраивала, а военные тайны Украины, после развала Союза, казались чем-то смешным. Аж до 2004 года они ездили на совместные учения с россиянами, общались с однокашниками. Потом к власти пришел Оранжевый Пасечник — и Россия неожиданно стала «главным врагом».

Для Лесникова это было непонятно и неправильно. Враг — Америка, это ведь очевидно… Поэтому, когда в 2006-м к нему приехал «в гости» друг-товарищ, с которым пять лет провели бок о бок в военном училище, и предложил «сотрудничество», он согласился без особых раздумий.

Всего-то ничего, нужно было скопировать несколько документов, подписанных после саммита НАТО. А цена вопроса оказалась в размере его подполковничьего оклада. За год. В долларах, наличными. И понеслось.

Через два года Лесников аккуратно «разменял по случаю с небольшой доплатой» свою пусть и блатную-номенклатурную, но все же недостаточно удобную русановскую квартиру на хоромы в Печерских Липках. Это была единственная роскошь, которую он позволил себе в Украине. Дальше всеми делами занялся выросший сын. После учебы в Англии по государственной квоте он «устроился на работу» в Испании, на самом же деле открыл в Барселоне рыбный ресторан, затем взял кредит, достроил отель, вскоре получил там гражданство, купил дом и вывез семью. Бизнес с регулярной подпиткой российскими «премиальными» шел отлично. Через несколько лет у них уже была своя вилла на побережье, яхта и семейный парк очень недешевых машин.

«Сын в Европе» объяснял в глазах окружающих, почему полковник, сидя на явно не хлебной должности и со скромной зарплатой позволяет себе в материальном плане «немного больше», чем остальные. Впрочем, Лесников и не зарывался. В Киеве сидел тише воды, ниже травы.

Кризис начался с две тысячи девятого года. После воцарения в президентском кресле донецкого урки на министерство обороны «были поставлены смотрящими» люди, которые, не скрываясь, напрямую работали с российскими спецслужбами, перебивая весь тщательно выстроенный и хорошо поставленный заработок. Лесникову продолжали платить, но уже не как действующему агенту, а как офицеру резерва, или, точнее, «законсервированному «кроту».

Считал ли он себя предателем? Ни в коей мере. Да, приносил присягу Украине. Но ведь всем известно, что присягу дают только единожды, а он уже присягнул СССР. Преемник СССР, это же очевидно, Россия. Там настоящая армия, настоящая служба, огромные территории и … реальные деньги.

Простая мысль о том, что он вьет семейное гнездышко не в Ростове или Коломне, а в НАТОвской, значит, вражьей, Испании, ему в голову как-то не приходила.

В мае 2014 года, с началом военных действий, о нем вспомнили и потребовали отработать каждую полученную копейку. В общей неразберихе напроситься на малоприметную должность «направленца» ГУР при только что созданном антитеррористическом центре было несложно.

В двадцать первом веке продавать информацию оказалось настолько просто, что было даже и не смешно. В далеком прошлом остались микропленки, передаваемые с риском для жизни в метро или при встрече в дверях. Три закодированные строчки, отправленные через левый телефон и сим-карту на разовый почтовый адрес отследить было невозможно. Да и всего-то требовалось — передавать планы перемещений тактических групп в АТО. Где кто стоит на позициях знали и без него. На волне телепропаганды российской разведке докладывала в то время каждая пятая бабушка из Донецкой губернии…

Были, конечно, и обратные случаи — например, когда подполковник запаса, отец украинского офицера, навел тяжелую артиллерию на штаб российской группировки. Лесников не успел просигнализировать, артиллеристы сработали так быстро, что он узнал о налете только тогда, когда первые пакеты «Смерчей» уже были в воздухе…

Командование, правда, быстро опомнилось. Круг посвященных в детали предстоящих и ведущихся операций был сокращен до предельного минимума. Одновременно с этим зашевелилась и контрразведка, понемногу запуская тихие проверки, наружное наблюдение и дезинформацию. Но Лесников был осторожен и за все время ни разу не прокололся.

При штабе он находился до завершения Дебальцевской операции. Оставив ненавистный Краматорский аэродром, вернулся героем в Киев. Получил статус участника и несколько наград. Вскоре, сославшись на здоровье, за небольшую взятку, перевелся в управление материально-технического обеспечения, где тихо сидел, сливая малозначительную информацию в ожидании пенсии.

Невестка с внучкой, которые приехали загодя, чтобы получить биометрические паспорта, стали настоящим сюрпризом. Позавчера позвонили, что вылетают, он не смог воскресное дежурство перенести, так что в аэропорт не попал. Ну не страшно, отзвонились что долетели, взяли такси…

Ох ты батюшки-светы, хлопнул Лесников себя по лбу. У него же в холодильнике мышь повесилась, может надо купить чего… Он сбросил газ, достал телефон, вошел в Вайбер…

Детский голос в комнате замолчал. Ричер вышел, швырнул скотч Шульге.

— Вяжи!

Шульга перетянул в несколько оборотов заведенные за спину руки прозрачной лентой, окрутил стройные ноги от бедер и до лодыжек. Не обращая внимания на задравшийся-распахнувшийся халат, развернул связанную женщину, посадил к стене.

Вытащив оружие, приступили к экспресс-допросу.

— Ты кто?

— Лера!

— Какая еще Лера, нах!?

— Н-невестка Виктора Леонидовича.

— Как здесь оказалась?

— Мы… из Испании прилетели. Новые паспорта оформить. Виктор Леонидович встретить не смог, с работы не отпустили. А у меня свой ключ…

— Давно в квартире?

— Часа два…

Все понятно. Никто и предположить не мог, что женщина с ребенком, которая подъехала на такси незадолго до их прибытия, направлялась именно в эту квартиру!

— Значит так! — сказал Ричер. — Тебя и дочку не тронем. Все ценное возьмем и свалим по-тихому. Просто сиди и не дергайся, пока не закончим. Все поняла?

— Все! — закивала Лера, переводя испуганный взгляд с Ричера на Шульгу и обратно. — Не убивайте нас. Пожалуйста…

Шульга скосился на Ричера. По выражению глаз было видно, что такую мысль командир группы не отметал… И действительно, в сузившихся зрачках сверкнули знакомые огоньки безумия, которые, по прошлому опыту, появлялись у этого человека в предчувствии близких смертей. Ричер начал медленно поднимать ствол…

Мирные женщины и все без исключения дети — вне игры, вне войны. Это даже не обсуждалось. Как остановить!? Если и был бескровный выход в сложившейся ситуации, то на него оставались какие-то доли секунды…

— Нет! — твердо сказал Шульга. — Дождемся терпилу, он при них нам все свои нычки выдаст и поделится информацией. А увидит трупы — хрен знает, как себя поведет.

Пауза показалась бесконечной. Ричер кивнул, соглашаясь и медленно опустил пистолет.

Шульга обернулся к пленнице. Она все видела и все поняла. Челюсть женщины безвольно отвисла, а низ халатика начал набухать от влаги. Был бы на месте Леры боец-новичок, Шульга бы его подбодрил, объяснив, что обоссаться, а то даже и обосраться в подобной ситуации — это стандартная, естественная реакция здорового организма. Но пленнице сейчас никакие утешения не помогут…

Не успел Шульга перевести дух, как из ванной послышался телефонный вызов.

Ричер рванул за дверь, вынес Айфон, на экране которого на фоне заставки «Вайбера» моргали инициалы полковника, одной рукой приставил ствол ко лбу Леры, другой поднес экран прямо к ее глазам, и тихо спросил:

— Кто? Свекр?

Лера молча кивнула.

— Отвечай, коза, весело и задорно. И чтоб даже не вздумала ему маякнуть!..

Вырывая Шульгу из прошлогодних воспоминаний, автозак резко затормозил, бросив его к стене. Машина чуть постояла, поехала медленно, и, сделав несколько поворотов, остановилась.

Конвоиры поднялись с лавки, и, кряхтя начали разминаться.

— Приехали! Накидывай мешок, вылезай!

Шульга послушно выполнил приказание. Отперли дверь, отстегнули наручник. Защелкнули на запястье руками вперед. Уже лучше, хоть какая-то, но свобода…

Ему помогли сойти со ступенек. Под подошвами зашуршала каменистая земля. На сей раз Шульга имел время для подготовки. Воспоминания — воспоминаниями, но глаза боятся, а руки делают. За время поездки, часа полтора-два по ощущениям, он успел протереть в рыхлой ткани мешка несколько незаметных снаружи прорех. Делая вид, что разминает затекшие ноги, осторожно огляделся по сторонам.

Он находился в небольшом дворе. Но это была не тюрьма, а типовой КП бывшего ГАИ, построенный еще в советские времена. Двухэтажная будка, гаражи, административно-жилое помещение в глубине. Дальше, у трассы бетонные заграждения, да и сам КП усилен бетонными плитами и брустверами, сложенными из мешков с песком. Стало быть не просто КП, блок-пост. Какой, интересно?

Дорога спускается со стороны леса, дальше бежит вниз в типовое лесостепное «Донбабве», которое просматривается километров на двадцать. Длинный спуск, на горизонте лесок. Тот, кто проезжал по этим местам, не ошибется. Пресловутый Изюмский блокпост. Но какого хрена?

Шульгу толкнули в сторону гаражей. Он зашагал послушно, со двора не сбежишь. Который час? Судя по солнышку, ближе к полудню. Значит, с момента приземления прошло уже больше двенадцати часов. И часа три после ареста. Пол-субботы за бортом. Свои уже должны стоять на ушах и прочесывать всю зону АТО мелким бреднем. Где же, черт возьми, Ричер?