По пути

Глава 8

Мать просила привезти детей. Столько лет прошло… Рустам до сих пор был зол. Или это по привычке?

Все отношения с родителями оборвались с его женитьбой. Когда Алсу забеременела, он позвонил. Но разговора не вышло — батя бросил трубку. Когда жена умерла, налаживать связь уже не хотелось. Но в Татарстане, в селе, где он вырос, у тёщи была какая-то родня. Иногда мимоходом, якобы случайно, она рассказывала новости и про его родителей. И, зная тёщу, таким же макаром и про его житьё-бытьё им новости, должно быть, приходили. Бате-то вряд ли, а вот матери — так точно.

Когда у отца приключился первый инсульт, Рустам сумел переправить матери деньги, да так, чтобы непонятно было, от кого. На то в селе мулла[1] имелся — пригодился. О том, что передача дошла по адресу, он тоже узнал из рассказов тёщи. Она тогда сделала вид, что ничего не поняла, но Рустаму пришлось ещё долго выслушивать о том, какая в его родном ауле дружная община, и что мир не без добрых людей.

Долг. Сыновний долг, не более. Он не забыл проклятия, что летели ему в спину. Понимал ли? Нет. Представлял на своём месте Ису или Дэна и не понимал родителей. Старался не стать таким же, как батя, но удалось ли?

А недавно у отца снова приключился удар. И мать поговорила с родственниками тёщи. Уж очень ей хотелось увидеть внуков, хотя бы разок.

Первой реакцией Рустама было желание послать всех куда подальше, и так нутро переворачивало своё, нерешённое. Вопросы-гвозди — а если? А как? А можно ли? Решение не приходило, но Рустам отказывался признавать, что попал в тупик. Галя, Галочка… И отпустить окончательно никак, и рядом не представить. Ей бы точно не понравилось, как он со своей матерью…

Тут и возникла странная идея — а что, если спросить детей? Они, конечно, знали, что у Рустама где-то тоже есть предки, но эта тема была негласным табу. Как и тысяча других.

— С бабкой второй хотите познакомиться? Куплю билеты, остановитесь у родни по матери…

— Ата, ты с дуба упал? — заржал Дэн. — Нашёл, у кого спрашивать… Мне они никто, а Иса… Да у него же нет своего мнения! Спорим, он скажет: «Решай сам, батя»?

— Ты мне такой же сын, как и Иса. Фамилия другая — так это формальность. Захочешь — исправим.

Знал бы, что Дэна так просто лишить дара речи — давно б воспользовался. Иса не реагировал.

— В общем, я всё сказал. Бабка вас повидать хотела. Выбор за вами.

— А ты? — Иса смотрел на отца, не мигая. По его лицу вообще ничего нельзя было понять.

— Я не поеду… Может, потом…

— Думаю, Иса хотел узнать, хочешь ли ты, чтобы мы поехали к твоим предкам, — сказал Дэн, и Иса кивнул. — И судя по твоей реакции — да. Так, получается?

Что хотелось Рустаму — так это заорать и хлопнуть дверью. А потом — в КамАЗ, на дорогу, освободиться от всего… Но вместо этого он сказал другое:

— Неважно, что я хочу. Сами думайте, чего хотите вы.

Последнее слово Рустам выделил. Если бы Дэн тогда сидел — наверняка упал бы со стула. Разговор состоялся целых две недели назад. Но сын, кажется, не верил, что Рустам не пошутил… ровно до того момента, пока они втроём не оказались перед добротной избой на окраине села за тысячи километров от родного детям Севера.

— Это здесь? — Дэн с любопытством разглядывал низкий забор палисадника, резные наличники…

Рустам тоже смотрел. Ощущения те же — вот сейчас батя выбежит его колотить… Только удирать теперь он не станет. То время прошло. И он здесь не из-за отца. И не ради себя, нет. Детям неожиданно стало любопытно, а Рустам просто держал слово. Не больше.

Иса снял пуховик. В отличие от дома, здесь от весны было не только название: повсюду разливались лужи, несло сырой землёй, разорялись птицы… Рустам сделал сыновьям знак подождать, а сам решительно отворил калитку. Не заперто — как и всегда. Тут все друг друга знали, даже собаки лаяли скорее от скуки.

Три ступени высокого крыльца. В углу веник — снег да грязь сметать. Будто бы ничего и не изменилось за тридцать лет, только берёзу, что росла перед домом, спилили — вместо неё росло какое-то другое дерево, тонкое и незнакомое. Рустам положил ладонь на дверь, но в последний момент передумал. Обернулся к Дэну:

— Там звонок у калитки. Три раза.

Но сын с крыльца спуститься не успел — дверь открылась.

Мать. Ниже стала. Спина согнулась дугой. Из-под белого платка видны седые волосы. И глаза от возраста слезятся.

Или не от возраста.

Рустам вздрогнул, когда тонкие руки неожиданно крепко обняли его за пояс. Пахнуло выпечкой, маслом для жарки…

Плечи матери затряслись, и Рустаму стало странно неловко. Чуть повернув голову, он поймал обманчиво-пустой взгляд Исы и насмешливый прищур Дэна.

— Мир дому, как говорится! — В кои-то веки Рустам был рад говорливости своего младшего. Мать отстранилась, отвечая на приветствие, и сын продолжил: — Я Дэн, а этот переросток — Иса. Чем это так вкусно пахнет, апа[2]?

Из глубины дома старческий голос громко спросил:

— Са-ан, бу кем кильде?[3]

Неужели у отца такой голос стал? А мать словно очнулась — засуетилась, уступая проход:

— Рустам балалар белэн кильде![4]

«Всего неделю — и обратно. Отвлечься. Дать детям познакомиться, — уговаривал себя Рустам, переступая порог родительского дома. — И Гале потом будет, что рассказать… Если доведётся».

Ася теперь звонила часто, и они подолгу болтали обо всём на свете: о книгах, что читала дочь, о сроке годности сыра, о забавной рекламе по Первому каналу, о цикличности модных тенденций… и конечно, о мужчинах. Точнее, о парнях, что крутились вокруг Аси.

Галина словно заново знакомилась со своей дочерью. Не так давно им и банальные «как дела? — всё нормально» давались с трудом, а тут Ася сама делилась сокровенным, но на свой манер.

— Мам, он был весь такой интеллигентный, манерный, внимательный… Книжки каких-то модных самиздатников дарил. По профессии айтишник — точные науки и всё такое.

— Абсолютная противоположность твоим талантам, — подытожила Галина.

— Ага, мне даже интересно было пару раз, он показывал такие фокусы на планшете… А потом он к родственникам на какой-то семейный банкет ходил, меня звал. Но я не пошла — рано. И к ночи ближе от него пришло сообщение: «Жо**, ты где?»

— Ой…

— Вот тебе и «ой»! — Ася расхохоталась заливисто, не сдерживаясь, так, как умела только она. Галина слушала и сама широко улыбалась. — В общем, меня как отрезало. Он утром чего-то писал, мол, выпил, так получилось… А я, как о нём вспоминаю — и в голос! Не могу!

— Ну, это и к лучшему.

— Да вообще! «Пятая точка» — в его понимании, это, типа, ласковое обращение такое, представляешь?

— М-да… Ну а тот, который тебя в кино приглашал, помнишь?

— Не сложилось, — в голосе Аси так и остались нотки смеха. — По моей вине, кстати.

— Это как?

— Он сказал, что я слишком умная и пугаю его! — И снова заливистый, решительно счастливый смех дочери.

— В смысле? — Раз не сложилось, то и всё равно, конечно, но Галине хотелось понять, какую такую вину возложили на её Асю.

— Да там в фильме на английском говорили, а перевод в субтитрах не совсем верный был. Вот меня и дёрнуло уточнить. А потом в торговом центре музыка играла, и я узнала серенаду Шуберта.

— Ну, и что такого?

— Да ничего. Я, вроде, и не выпендривалась особо. Ну, не извиняться же мне за то, что я музыку люблю!

— Не надо, никогда не извиняйся просто так!

Фраза прозвучала так знакомо, что сбилось дыхание. Но Галина запрещала себе вспоминать последний разговор с Рустамом. Да и не верила она в то, что тот раз был последним. Он же сказал, что позвонит — значит, так и будет. Так что нечего переживать ни ей, ни Асе. Что она и поспешила сказать:

— Всему своё время, Асенька, и у тебя ещё всё впереди!

Какое счастье, что, несмотря на грустный пример замужества матери, Ася не закрылась, с парнями общалась легко. А то, что доверяла не сразу — так это и к лучшему. Яркая внешность дочери при относительно хрупком телосложении была остро приправлена силой характера и той зрелостью, что достигается только испытаниями.

— Я и не извиняюсь, вот ещё! А… А ты сама как?

— Всё хорошо, — тут же ответила Галина. — На работе всё как обычно. А вчера у Саши была и потом с няней встречалась. Молодая слишком, пока не то: нет уверенности, что с двумя сразу справится…

— Мам! — перебила её Ася. — Я не про работу и не про Сашку!

Ася по-женски догадывалась, что Рустам ушёл тогда не просто так. Но Галина уточнять ничего не стала — зачем? Поэтому на все вопросы стойко твердила одно: Рустам сейчас занят, семейные дела. Приедет — и они встретятся.

Саша на это прямым текстом ляпнул, мол, не появится Рустам — ведь он, видите ли, «добился своего». Ну да, их же застали спящими в одной постели, отсюда и выводы такие. Ирина тогда отвела глаза и мудро воздержалась от комментариев. А Галина молчать не стала: её выбор и её личная жизнь не обсуждаются. Сын может и не одобрять, но никакого права высказываться в таком ключе у него нет. Как и ни у кого другого. Даже у Аси, хотя она и не пыталась ни поучать, ни сочувствовать.

Галина ответила нарочито бодрым голосом:

— Знаешь, как англичане говорят: «Если нет новостей — это хорошая новость!»

— Мам… Ты уверена?

— Конечно. Давай ты не будешь, как Сашка, непонятно что выдумывать?

Ася еле слышно вздохнула, но тему сменила, а вскоре и вовсе попрощалась. А Галина открыла соцсети. От Рустама не было ни слова уже три недели. Кто бы ей сказал, что однажды она будет следить за постами на странице несовершеннолетнего пацана? Но именно благодаря Дэну и фотографиям в его профиле Галина знала о поездке Закировых на родину отца семейства.

Фотообзор городского жителя: дома, пейзажи, всякая живность, деревянный колодец — та ещё экзотика — и иногда знакомые лица.

Вот Иса: по пояс раздет, несёт на плече бревно. Здоровенное! Смотрит в камеру хмуро. Как обычно, впрочем. За спиной — раскрытые ворота, а чуть дальше — девушки, явно местные. Стоят вместе, вроде беседуют, но у всех трёх голова в сторону Исы повёрнута. И даже на расстоянии видно: фотограф поймал красавиц с поличным — взгляды озорные, щёки румяные!

А комментарии-то под снимком какие!

«Вместо бревна хомут бы на здоровилу, и запрячь в плуг», — злобствовал кто-то.

«Это что, правда твой брат? Почему не познакомил?» — писала какая-то девица.

«А с бревном что, интереснее, чем с девчонками?» — ехидно вопрошал некто, скрывшийся за графическим аватаром.

Вот сам Дэн с гитарой на фоне заката и в окружении сверстников. Костяшки сбитые… Ну что он опять там натворил, неугомонный? А фото хорошее, настоящее, а не постановочное. И комментаторы — в своём репертуаре:

«Хорошо в краю родном, пахнет сеном и го****!» — Наверняка, написавший это не знал оригинальную фразу про гумно.

«А, ты и гитару с собой привёз!»

«Смотри, аккуратно! Одно неловкое движение — и ты отец!» — кто-то цитировал Жванецкого.

Молодёжь! Другая эпоха, другие проблемы и радости! Галина мельком просмотрела последние записи и открутила ленту на пару дней назад. Денис время от времени игрался с фотофильтрами — снимок, который искала Галина, был чёрно-белый. Фото не очень резкое, даже скорее размытое, с лаконичной подписью «Батя».

На фотографии Рустам смотрел куда-то в сторону. Левая часть лица была в тени. Если не знать, что глазница пустая — не разглядеть. Судя по тому, во что он был одет — в лёгкую куртку поверх тонкого свитера — в Татарстане было уже тепло. А сам Рустам казался усталым: обычно гладкие щёки покрывала щетина, меж бровей пролегли строгие морщины.

Фотография была не очень удачной, но Галина и такой была рада, пусть и чувствовала себя, как те девчонки за спиной Исы, подглядывающей.

Сколько раз она бралась за телефон, сколько неотправленных сообщений стёрла! Вовремя себя останавливала — дело было не в ней. В конце концов, что бы она ни сказала, это не изменит их ситуацию, только добавит Рустаму веса на плечи, если вдруг решение окажется жёстким. Примет ли он их реалии? А она… Ну не извиняться же ей за то, чего смогла добиться ценой многих лет учёбы и беспрестанной работы!

«Никогда не извиняйся просто так».

А что, если всё, что между ними произошло, — это «просто так»? Тогда и молчание Рустама понятно.

От этой мысли сжало горло. Галина провела пальцем по экрану, лаская застывшие на фото черты. Нет, не может быть. Он позвонит. Он непременно позвонит.

Скорее бы…

Прошло уже три дня. Мать старалась всячески угодить внукам, кормила каждый раз, как в последний. Чего только не готовила: и зур бэлиш с уткой, и эчпочмаки, и перемячи, и плов… Всего не перечислить! Дэн, по своему обыкновению, клевал чуток да и отваливался. А Иса, что тот Балда, наворачивал за четверых, зато и работал за семерых — дом без мужской руки ветшал быстро, починить и построить до отъезда нужно было много. Работа горела у старшего сына в руках, даже помощи Рустама не требовалось. А он и сам хватался за любое дело, лишь бы от своих стариков подальше.

Но на ночь каждый вечер Рустама с сыновьями ждали у родни Алсу. И хоть он и поставил это условие сразу, а всё равно приходилось настаивать снова и снова.

— У Альфии ночуем, — в который раз уведомил Рустам.

— Да как же, да ведь…

— Э-э… Мать! — Родное «эни» [5] не выговаривалось, а такое обращение ставило границы. — Не начинай снова!

Голубые, как у него самого, глаза снова заслезились, но поддержка пришла, откуда не ждали, из дальней комнатушки за занавесками:

— Са-ан!

Батя сдал. Вставал редко. Иногда путал слова. Но в моменты прояснений рассудка смотрел строго, сдвинув кустистые брови. Всё больше молчал, даже когда мать достала старые фотоальбомы и показала пацанам Рустама в ту пору, когда он был ещё мальчишкой… и имел на один глаз больше.

Любимчиком бабки, естественно, стал Дэн — даром что не родной. Иса помогал деду вставать и передвигаться, спокойно выдерживал его колючий взгляд, а на все выпады старика отвечал как обычно — никак. По всему выходило, что они друг друга поняли.

И причину ночёвок у родни бывшей жены отец понимал прекрасно. Рустам лишь сопровождал детей, его самого здесь никто не ждал. Такое понимание должно было как минимум приносить удовлетворение ясностью ситуации. Отчего же тогда горький ком каждый раз сдавливал горло — не сглотнуть?

Рустам взглянул на осунувшуюся мать, остатки пиршества на столе и… Отодвинул недопитый чай, скупо поблагодарил, вышел на крыльцо, чтобы наконец вздохнуть свободно.

Здесь пахло свежим деревом — новую, самую верхнюю ступеньку Иса заменил, но ещё не покрасил. Вот на неё Рустам и сел, задумался. Что ни говори, а о приезде он не жалел. Это ведь ради сыновей, им так приспичило. А в результате парни деревню приняли. И она их приняла.

Накануне Рустам наблюдал с этого же крыльца забавную картину: Иса без футболки (жарко, видите ли) в одиночку, не напрягаясь, нёс на козлы тяжеленное бревно на распил. Рустам думал подойти помочь, но пока думал — Иса всё сделал сам: и донёс, и распилил, и наколол, и в дровницу сложил. А на лице — довольство. Уж точно не от того, что из-за раскрытых ворот за ним подсматривала стайка девчат. Якобы мимо проходили. Ага, маршировали целый день туда-обратно, словно иных дорог в деревне не было. Рустам усмехнулся — этак скоро и вопрос с женитьбой старшего поднимется.

Дэн блистал иначе: с первого же вечера влился в компанию местной молодёжи, и уже что-то кому-то доказал. Аккуратно — костяшки сбил да пару кровоподтёков заработал. Но второй «боец» ходил такой же. А учитывая, что Дэн взялся учить нового знакомого играть на гитаре — к согласию прийти у них получилось.

Всё же парни у него… Грудь распирало, а лицо свело дурацкой ухмылкой. Он бы с ними в разведку пошёл!

Неумолимо приближался день отъезда — каникулы заканчивались. И хоть Дэн совсем не скучал — пару раз выбирался куда-то ночью до самого рассвета — он явно был рад вернуться в город.

Про Ису что-либо сказать было сложнее. Каждый день он выводил деда на крыльцо, сажал в накрытое одеялами кресло, пристраивался рядом на ступеньке, и они подолгу сидели молча. Потом, словно поймав незаметный сигнал, Иса так же неторопливо вставал, поднимал деда и уводил в избу.

Вот и сейчас Рустам услышал шаркающие шаги и сопение старика раньше, чем тот появился из тёмной глубины дома. Иса безмолвной тенью шёл рядом. Как обычно, Рустам сразу вспомнил о «важном деле», благо никто не спрашивал, что там. Но в этот раз свалить куда подальше не вышло, Иса положил ладонь Рустаму на плечо.

— Батя… У деда к тебе разговор.

Рустам поднялся, нехотя повернулся:

— Ну, пусть говорит…

— Батя… — прогудел сын уже с укоризной.

С раздражением, но не без гордости, Рустам смерил старшего взглядом. Иса и его принципы! И откуда только?.. Хотя… Почему «откуда» — сам таким воспитал. Вот и прилетели качели обратно — точно в зубы!

— Я слушаю.

Рустам впервые за эти дни посмотрел отцу прямо в глаза… и с удивлением понял, что прежнего эффекта тот на него не оказывает. На секунду представил себя на его месте… Что мешало им все эти годы? Надо полагать, гордыня, прикрываемая принципами. Отец всегда всё хотел решать за него. Да и за всех, впрочем. При этом никогда не признавал свои ошибки. А насчёт Алсу он ошибся. Они все ошибались: и те, кто её костерил, и те, кто называл её «пустой».

— Я… Мы с матерью… — начал Закиров-самый-старший и замолчал, разглядывая Рустама. Узловатые, скрюченные пальцы старика мелко подрагивали на подлокотниках. Короткая седая борода двигалась — отец словно жевал, подбирал по вкусу слова, что в конце концов произнёс:

— Улым [6]… Хорошо, что ты приехал. Домой.

Горло сдавило знакомой горечью. Вот как, значит! Всё же «сын»? Алсу больше нет — так что же, и конфликт исчерпан? Детей Рустам привёз. Общих — он ни секунды не сомневался в том, что Дэна Алсу тоже считала бы своим сыном. И что? Готов ли он, Рустам, простить родителям Алсу? Ведь дети, хоть и знали историю обрывками от Венеры Завдатовны и местной родни, жили, по всей видимости, только настоящим.

В поисках ответа Рустам наткнулся на внимательный взгляд Исы и услышал неожиданное:

— Я на лето сюда — помогать.

Местные не просто так до сих пор шептались о том, что его старший сын, мол, немой. А тут две полные фразы почти подряд — рекорд за ближайшее время. Хотя… Когда Рустам за Дэном в участок катался, именно Иса позвонил Гале. Как-то объяснил ситуацию. Словами!

— Дэн тоже, — добавил сын.

Проглотив рвущееся наружу «Какого лешего?!», Рустам лишь спросил:

— Почему?

Иса пожал широкими плечами — красноречие, небось, иссякло. Зато за него ответил дед:

— Я пригласил. Денис рассказал, что летом ты сам приехать не сможешь.

— Почему? — повторил Рустам.

Иса смотрел прямо, но молчал. А когда снова заговорил дед, сын совсем удивил — улыбнулся!

— Дэн сказал, ты жениться собрался. И это… кто бы она ни была — это твой выбор, улым.

И пока Рустам застыл, будучи в шоке от такого поворота — Какой на фиг «жениться»?! Чего ещё дети рассказали?! — на крыльцо тихонько вышла и мать:

— Улым, мында туй уткэрэбэз, якши ме?[7]

--

[1] Мулла — мусульманский священник.

[2] Апа — уважительное обращение к женщине, старшей по возрасту.

[3] Са-ан, это кто пришёл? — татарский.

[4] Рустам с детьми приехал — татарский.

[5] Мать. — Татарский.

[6] Сынок, мой сын. — татарский.

[7] Сынок, свадьбу здесь устроим, ладно? — татарский.