По следам мечты [СИ]

Глава 14

«Первый поцелуй по степени воздействия на человека, вероятно, сравним с ударом электрическим током из розетки. Внутри вспыхивают бесчисленные пожары, становится трудно дышать, мир растворяется, в какой-то момент, переставая существовать совсем. Хорошо, что первые поцелуи случаются в раннем возрасте, взрослого человека такой взрыв эмоций мог бы убить.

С Андреем это случилось внезапно. Он не планировал, хотя, конечно, в тайне мечтал. Когда Наташа приближалась к его лицу, обрабатывая его раны, его так и потянуло к ней. Он чувствовал, волнительный персиковый аромат ее легких духов, ощущал, как касаются запястья его шеи. И без поцелуя у него уже от всего этого кружилась голова. А тут он случился. Наташа заботливо потянулась к ране на брови, чтобы облегчить дуновением боль. Их глаза встретились и замерли в нерешительности. Андрей потянулся первым, и вдруг понял, что Наташа только этого и ждала. Теплые мягкие губы, робкие касания рук — только это он и мог воспринимать. И с каким сожалением он ощутил, что она целомудренно пытается это остановить. Их губы разомкнулись, и они замерли друг против друга. Руки так и не отпустили других рук, глаза продолжали смотреть в глаза. Наконец, поволока стала уходить из их глаз, мир возвращался.

— У тебя уже было это раньше? — робко спросила Наташа, отводя взгляд.

— Нет, — честно признался Андрей. Он не стал задавать ей тот же вопрос, он чувствовал, что для обоих это премьера.

— Хочешь еще? — спросила она.

Андрей ответил движением к ней. Теперь он не боялся брать на себя инициативу, он чувствовал, что так и надо. Он не вспоминал дурацких дворовых историй или кадров из взрослых фильмов, предпочитая самостоятельно осваивать новую науку. Он становился смелее. Он становился пьянее от ласк. Это было почти невинно. И в первый раз, это были только поцелуи. Хорошо, что родителей не было дома. Хорошо, что в тот день он не побоялся пойти на бой с ее одноклассниками. Мир соткан из синхронных случайностей, ведущих к заветной цели. Андрей ждал этого дня, он его заслужил.

Последующие две недели прошли как во сне. Это был полноценный роман, с цветами и короткими встречами на перменках. И то было сильное новое чувство, заставлявшее Андрея по-новому смотреть на мир. Его радовало утро, потому что он знал, что скоро увидит ее, его радовал вечер, потому что они могли встретиться без лишних глаз. Откуда-то находилось море новых тем для разговоров, океан возможностей, чтобы молчать и быть максимально близко друг к другу.

Никто в школе уже не удивлялся их встречам, никто не встревал и не спорил. Одноклассники Наташи воспринимали Андрея спокойно, да и в целом — все было ровно. Однако от жадных, вездесущих взглядов в стенах школы было не укрыться.

Андрей все так же ходил на тренировки и усердно грыз гранит науки. Он боялся что-то изменить в своей жизни, боялся что-то нарушить. Он радовался редким встречам у Наташи, когда ее родителей не было дома. Хотя даже когда они были, всегда находилось оправдание в виде репетиции к пьесе. Родители, конечно, могли опомниться в любой момент и поинтересоваться, почему репетируют только двое. Но то ли их это не особо волновало, то ли наоборот — они слишком хорошо все понимали.

С ручьями и паводком пришла весна, ознаменовав собой окончание самой длинной четверти в году. Для Андрея это было радостное событие, означавшее, что времени для встреч с Наташей будет больше. А, судя по тому, что их роман развивался довольно стремительно, он надеялся, что получив больше свободного времени у Семакиной дома, они смогут перейти черту. Он ждал и боялся этого момента. И поэтому каникулы, в которых и праздников-то не было, обещали быть самыми яркими в году. Но была еще одна вещь, как барьер отделявшая светлое будущее от прекрасного настоящего — пьеса.

Надежда Викторовна решила устроить из обычного факультатива по английскому языку грандиозное событие общешкольного характера. На последнюю пятницу четверти был зарезервирован актовый зал и приглашены все ученики старших и средних классов. Особую радость Андрею доставила новость, что костюмы им надо готовить самим. К счастью, мало кто представлял, как должен выглядеть дворецкий, и поэтому в его случае все обошлось подшитым отцовским костюмом и неизвестно откуда взявшейся у англичанки бабочкой. А вот девчонкам пришлось попотеть. Графиням нужны были шикарные платья и этот ужас, кажется, лег на плечи (кошельки) родителей, которые, конечно, не ожидали такого подвоха, планируя подобные траты только к выпускному.

И вот настал тот час „икс“, когда всех с пятого по одиннадцатый класс согнали в актовый зал, а молодые актеры приготовились выйти на сцену, бурча животами и рассасывая успокоительные. Похоже, не нервничал только Шмель. Он вдруг стал для всех стеной и опорой, к которой приходили набраться смелости, кажется, все, включая самого новоявленного драматурга. На англичанку, вообще, было больно смотреть. Но отступать — поздно, позади был Лондон. Последний школьный звонок третьей четверти скомандовал начало спектакля.

Как назло первым на сцену должен был выходить Андрей. И это было ужас как страшно. Все, включая учительницу по английскому, смотрели на него, оценивая. Этот пробник должен был дать настроение всему спектаклю. Зал замер в ожидании провала, кое-где стали раздаваться редкие смешки, Андрей начал краснеть. Нет, он не забыл текст и не собирался сбегать, тем более чувствуя свою ответственность перед другими актерами. А еще, конечно, он чувствовал на себе взгляд Наташи, которая должна была идти следом. Немного нервничая, и оттого чуть громче, чем следовало, он произнес свои первые слова. И… ничего не произошло. Зал слушал. Уже смелее, он стал проговаривать заученный текст, легко и грамотно выговаривая иноземные звуки, прошелся по сцене, куда направлял его сюжет и спокойно встретил выпорхнувшую на свою роль герцогиню. Дальше все шло как по нотам. Естественно были паузы и неловкие ошибки, которые показали себя еще на прогоне, но то ли их не замечали, то ли зрители прониклись — спектакль прошел чудесно. Единственный актер, который чуть не провалился, как ни странно, был Шмель. Он так хотел показать свой талант, свою пластику и вовлеченность, что чуть не рухнул со сцены. Благо гибкость и хорошо сбалансированное чувство равновесия, привитые ему на тренировках, не позволили сделать этого. И надо отдать ему должное: оступившись, Шмель не запнулся, не выпал из пьесы, а продолжил играть, как ни в чем не бывало. В общем, выступление удалось. В конце, школьные актеры вместе с Надеждой Викторовной вышли на поклон и даже заслужили аплодисменты.

После спектакля новоявленная труппа договорилась собраться и отметить дебют. А пока девчонки получали поздравления, мальчишки побежали курить на крыльцо.

Андрей никогда себя не чувствовал счастливее. Вместе со Шмелем они стали настоящими звездами курилки. Их все поздравляли, жали руки. И если Андрей просто ловил счастье и был им доволен, то Шмель становился дико важным и очень серьезным, снисходительно отзываясь о пьесе, при этом мечтательно описывая „настоящий театр“. Сигареты были докурены, и уже пора домой. Но тут неожиданно из школы вышел Гриша. Тот самый Гриша, к чьей экзекуции они так долго готовились. Он прошествовал мимо ребят, властно освобождая себе проход легкими толчками. Оказавшись возле Шмеля и Андрея, он мерзко усмехнулся и процедил:

— Тухляк, полтора часа насмарку. Вы хоть не позорьтесь, сними эти клоунские прикиды, а то выглядите как два идиота.

— А на хер ты бы не пошел, — ответил Шмель.

— Что! — опешил Гриша — Ты ошалел? Я тебя сейчас с говном смешаю.

— Может, отойдем? — предложил Шмель.

— Что? С тобой? Да на хрен ты мне нужен, клоун. Мы уже отходили, забыл?

— Ссышь? — Шмель явно не намеревался отпускать обидчика.

— Я ссу? Пошли.

Шмель резко повернулся к Андрею и тихо бросил:

— Сейчас.

— Сейчас? — зашептал Андрей. — Но мы же не собирались. А костюмы?

— Все равно, сейчас, — твердо сказал Шмель. — Ты мне должен, забыл? Клянусь богом, если ты меня сейчас кинешь, я тебя разорву.

— Ладно, — тихо согласился Андрей.

— Помни — один удар, а потом он только мой.

Шмель быстрым шагом пошел за Гришей, который, видимо, направился в сторону старого крыльца школы. Но у Шмеля были другие планы. Почти догнав Гришу, он разбежался и в прыжке ударил его ногой в спину. Это было не по правилам. Никто не вызывает соперника на бой, чтобы потом ударить в спину, никто не дерется у фасада школы, никто не нападает вдвоем. На этом стояла школа, в этом был ее негласный кодекс.

Андрей поспешил к дерущимся, но вдруг остановился. Среди белоснежных сугробов знакомо отсвечивала оранжевая куртка шедшего в направлении школы человека.

— Шмель, — крикнул Андрей, желая предупредить друга. Но тот уже ничего не слышал.

Словно берсерк он бросился на Гришу, который был ваше его на две головы. Сперва Шмелю удалось провести несколько довольно болезненных ударов, но Гриша очень скоро очнулся и, стряхнув с себя удивление от неожиданного нападения, начал довольно удачно отражать атаки. Скоро инициатива ушла от Шмеля, и вот он уже сам, с разбитым носом, уворачивался от огромных Гришиных кулаков. У него это получалось не очень удачно, и в какой-то момент, получив особенно сильный удар по скуле, он упал. Гриша остановился, повинуясь правилу — не добивать лежачих. Но это схватка шла по другим законам.

— Давай! — крикнул Шмель, обращаясь к Андрею, который был совсем близко.

Гриша стал оборачиваться, чтобы посмотреть к кому взывает поверженный противник, и в ту же секунду получил точный и сильный удар в подбородок. Андрей и сам не ожидал от себя такой жестокости. У него было время прицелиться, обдумать удар, сгруппироваться. Его лучший прием, был проведен безукоризненно четко. Гриша „поплыл“. В боксе это состояние противника называется — „грогги“, когда человек вроде еще стоит на ногах, но по факту он уже ничего не соображает из-за сотрясения мозга. Шмель тут же воспользовался этим моментом, и, не давая Грише опомниться, стал наносить кулаками размашистые удары в голову. Андрей смотрел на это побоище и не мог поверить, что сам в этом участвовал. Это было совсем не похоже на него, это было противно. Наконец, с гулким звуком Гриша упал. Он еще был в сознании, но кровь ручьями лилась из его рта и носа, а на лице не осталось живого места.

— Ну, кто теперь клоун, тварь, — крикнул обезумевший Шмель, нависая над поверженным противником. Похоже, ему сложно было остановиться.

— Хватит!

Это голос сразу прекратил драку. Шмель дернулся как от удара, пытаясь разглядеть нахала, а Андрей зразу понял, чей прозвучал окрик. И сразу стало ясно, почему такой знакомой ему показалась оранжевая куртка подошедшего человека. Это был Лис. Их грозный предводитель стоял в нескольких метрах и с презрением наблюдал за разворачивающимся на крыльце школы действием.

— Лис? — удивился Шмель. — Ты что тут делаешь?

— А ты… что ты делаешь? — выдавил сквозь зубы предводитель. — Что вы оба тут делаете?

— Это… Лис… — Шмель пытался придумать оправдание „на ходу“, — это защита. Вон, — он показал на собравшихся у крыльца школьников, — они подтвердят. Он первый начал, Лис. Мы только защищались. Смотри, какой здоровый. А мы отбились, как ты учил…

— Я вас этому не учил, — тихо сказал предводитель и плюнул на снег. — Если еще раз увижу — пожалеете.

Андрей даже не пытался оправдываться. Он и сам понимал, насколько было мерзко, то, что они совершили. Но очень неприятно у него кольнуло в груди, когда с таким же презрением, с каким Лис взирал на Шмеля, он посмотрел на Андрея.

— Мы… — что-то хотел ответить на этот взгляд Андрей, но Лис уже не слушал, он отвернулся от ребят и пошел прочь от школы.

— Ну и катись, — крикнул ему в спину Шмель. — Ты нам больше не нужен.

Лис остановился, услышав это, но даже не обернулся, лишь о чем-то кивнул самому себе и продолжил путь».