По следам мечты [СИ]

Глава 15

— Это же кошмар какой-то, — возмутилась Саша и бросила в меня распечаткой. — Как ты можешь писать эту мерзость. Да еще с такими деталями. Ты словно сам там участвовал.

— В какой-то степени — да, — сказал я, закуривая.

— Это в какой же? Шмелем был или Андреем? На Гришу ты не похож.

— Я на крыльце стоял и все видел.

— Хм, — задумалась Саша. — И что, много там такого, что ты просто видел?

— Больше половины.

— Крадешь чужие истории?

— Добавляю к своим.

Саша подняла брошенные страницы и снова углубилась в чтение.

— А Наташа была? — спросила она, не отрываясь от текста.

— Конечно, была.

— Да уж, — глубокомысленно заметила моя первая читательница и больше не проронила ни слова.

Вот странно, я совсем не чувствовал неловкости. Я не искал выражений лица, не выпрашивал эмоций. Я смотрел не на Сашу, которая читала мой первый роман, а на девушку, с которой не расставался уже три дня. На любимую девушку. Может быть, я такой-то автор, что личное счастье мне дороже счастья творческого? Другие рушат все вокруг ради желания высказаться. Я не такой. Наверно у меня просто атрофия тщеславия, иначе, почему я ничего не чувствую, когда она ругает мои слова. Вернее чувствую, но не досаду или обиду, я чувствую радость. Радость оттого, что она прикоснулась к чему-то очень близкому мне, чему-то живому. Словно она пальцами гладила мое сердце, не метафорически, а вот буквально: касаясь кожей противного, скользкого органа, чье предназначение — насос, гоняющей горячую кровь по венам. Странное было чувство, но приятное. Никому я так не доверял, и в этом было какое-то волшебство. Магическим образом я потерял способность бояться, и вместе с тем, приобрел ощущение всемогущества. Словно я даже умею летать. Может быть, как раз из-за этой мысли в первую очередь, я перестал выходить на крышу. Впрочем, еще и потому, что звезды мне были уже не нужны, все самое красивое ютилось под крышей.

— Почему так плохо видно текст? — раздраженно бросила Саша, не отрываясь от текста.

— Мне его распечатывали на матричном принтере.

Да, целая история была с этой распечаткой. Оказалось, что в моем районе совершенно негде было этого сделать. Пришлось обежать кучу разных околопечатных контор, чтобы в конечном итоге выйти на какую-то замшелую копировальню, где единственным работающим принтером был старый матричный «эриксон». К концу своих поисков я вообще стал сомневаться, что мне все это нужно. Никто уже не работает с бумагой, все заменили файлы. Но то ли я старой школы, то ли просто люблю весь этот антураж. Рукопись не может быть электронной, хватит с нее и того, что она распечатка. К тому же, так приятнее читать, править текст, и делиться с неблагодарными своим великим творением. И потом, всегда же есть возможность, что мир поглотить цифровая саранча, уничтожающая всю информацию на всех носителях. А вот рукопись, тем более распечатанную на матричным принтере, она не тронет — побрезгует. Естественно, существует и еще одна возможность наследить в вечности — опубликоваться. Но мне, как и большинству начинающих авторов, это кажется даже большей фантастикой, чем цифровая саранча.

И без перехода.

Она сидела в изголовье постели, прислонившись к стене, и читала меня — мой роман. Третий день, я задавал себе один и тот же вопрос: как получилось, что в ту ночь звезды сыграли за мою команду. Нет-нет, я все знаю, случай, судьба, предопределенность, Бог. И все же, так совпало, когда я почувствовал себя совершено одиноким — вдруг появилась она. Саша мне все объяснила и все рассказала, уже потом, когда мы раздетые встречали рассвет, когда сквозь жаркие объятья и поцелуи мы вернулись в реальность. Она начала говорить, больше того, что говорила раньше, эмоциональнее, чем всегда. А я слушал, переживал, поддакивал, но в какой-то момент, признаюсь честно, понял, что остаюсь совершенно глухим к ее трагедии. Сложно сопереживать чужой драме, когда ты счастлив. Я помню хорошо этот момент, уже было сказано много — достаточно, и мы молча курили у открытого окна, вдыхая вместе с едким дымом прохладу утра. Это был пьянящий воздушный коктейль, который мы пили на барной стойке старого подоконника, озаренного отблесками глупой вывески «шанс», мигающей на той стороне улицы.

В ту ночь она не задержалась у Сокола в гостях. Когда я ушел, а ее прынц раздухарился окончательно, найдя благодарные уши человека с нетвердой политической позицией, Саша решила, что ей незачем оставаться на этом празднике жизни и решила покинуть его по-английски. Денис, очевидно, заметил пропажу не сразу, что послужило дополнительным поводом для Саши задуматься об их отношениях. Она дождалась жениха дома и высказала ему все, что думает про их совместную будущую жизнь, выражая явное сомнение в ее успешности. Жениху бы спокойно выслушать и утром загладить свою оплошность, но вместо этого он устроил Саше сцену ревности, припоминая ей не только меня, но и Сокола. Пожалуй, последнее и стало той каплей, что переполнило ее чашу терпения. Наверно, она бы с пониманием отнеслась к обвинению в общении со мной, но Сокола она ему простить не смогла. Похоже, этим он воскресил какие-то старые обиды, и обычная буря превратилась во всеразрушающий шторм. Было много слез, много сказанных лишних слов, а в конце — хлопнувшая громко дверь и обещание Дениса больше никогда не возвращаться. Дальше террор продолжила мама. Не успели стихнуть шаги бывшего жениха в подъезде, как она уже начала отчитывать дочь.

— Такое чувство, что она просто не понимает, — жаловалась мне Саша. — Ей все равно, что чувствую я. Только одно и повторяет: «он порядочный, обеспеченный, надежный». Знала бы, какой он порядочный. Хотя, нет, вру. Теперь он действительно до тошноты порядочный. Такой весь правильный стал, аж тошнит. Всюду сеет порядок и справедливость. Нахватался по верхам, а мнит теперь из себя, чуть ли не гуру. Все про все понимает, все знает. И главное, ладно бы за себя, он и за меня теперь все решает: как правильно делать, как не правильно.

— Но твоя мать не может не знать, что вы расстались не просто так.

— Так она меня обвинила в тот раз. Потом еще долго мозг выносила, чтобы я вернулась обратно. А там некуда было возвращаться, да и не хотелось. Но разве ей объяснишь? Когда Денис сам уже созрел, он как раз через нее обратно и вернулся.

— Как это — через нее?

— Когда он захотел вернуться, я его отшила. Тогда Денис начал названивать ей. Они словно старые приятели каждый вечер по телефону болтали. Потом он стал приезжать подарки ей дарить, цветы. Она уже тогда вокруг меня круги нарезала. А когда он себе новую машину взял, так вообще решила измором взять. Понеслись все эти страшные: «ты мне не дочь», «загубишь свое счастье», «будешь как я всю жизнь в однушке маяться».

— И ты сдалась?

— Я уступила. Период такой был — ничего не получалось. А тут еще и дома стало невыносимо находиться. В общем, мне было все равно. А когда с Денисом встретилась, то вдруг нахлынули воспоминания. Знаешь, он раньше был ведь совсем другим. Ну и понеслось заново. Нет, я, конечно, видела, что он изменился, стал жестче, непримиримее. Но со мной он себя вел безупречно. Но сейчас что-то перекрыло, щелкнуло. Что я делаю с этим человеком? Он же совсем меня не понимает. И не поймет никогда уже точно.

Не выдержав давления, она прибежала ко мне. Я был ей нужен. Она была нужна мне.

Следующие несколько дней пролетели как в сказке. Мы убегали из дома чтобы гулять по ночам, мы спали до полудня, чтобы следующий день начать счастливыми. Мы много говорили, о разном. Кажется, я никогда и ни с кем столько не разговаривал о мире. Мы спорили о творчестве и жизни, узнавая что-то новое и вспоминая старое. Нас наполняло ощущение свободы и блаженства. Мы знали друг друга всегда, и было нелепо думать иначе. Мы забыли про Сокола, который лишь раз появился в моей квартире, с тех пор как там поселилась Саша. Он угрюмо все понял и больше не мешал нам своей кислой рожей. Да, я больше не писал. Зачем? Все, что я хотел, у меня уже было. Придуманные истории казались лишь тенью настоящих. Саша забила на группу. И, по-моему, это уже было не в первый раз, так как особой паники со сторону остальных участников не последовало. Мы сделали шпионскую вылазку за ее вещами, когда ее мать была на работе. И теперь моя крошечная квартирка казалась еще меньше, из-за сугробов вещей. Мы часто ходили купаться, подальше от городских пляжей и людей. Я научил ее держаться на воде, она за это научила меня летать. Это был рай. И как любой рай на земле, он слишком быстро кончился.

Все началось со звонка ее мамы. Звонок был утренним, и оттого особенно раздражающим. Пообщавшись с матерью, Саша повесила трубку и мрачно заявила.

— Мне надо будет уехать на несколько дней.

— Куда? Зачем?

— В деревню. Двоюродная сестра моей матери слегла с инсультом. А у нее там хозяйство, скотина. Надо съездить, понять, что со всем этим делать.

— Тебе обязательно ехать?

— Да. Я не хочу, правда. Но она сказала, что нужна моя помощь. Я не могу отказать.

— Хочешь, я поеду с тобой?

— Ты, правда, поедешь?

— Конечно.

— Сейчас.

Саша ускакала на кухню перезванивать маме. Разговор был долгим и продолжался на повышенных тонах. Саша вернулась потерянной, плюхнулась на матрас и схватилась за голову.

— Ты не можешь поехать. Она запретила.

— Хорошо, я буду ждать тебя в городе. Что такое? Это еще не все?

— Нет, — Саша подобрала по-детски ноги и уперлась подбородком в колени. — Она хочет, чтобы нас отвез Денис.

— Нормально, вообще?

— Он там уже был. Он знает дорогу. Да и на машине быстрее.

— Давай я закажу такси?

— Не надо, — Саша поднялась и обняла меня за шею. — Я не хочу больше с ней ругаться. Пусть она увидит, что я больше ничего к нему не чувствую. Пусть поймет. Может, хоть тогда она от меня отстанет.

— Потрясающий план.

— Не злись. Это всего несколько дней. Это может быть, даже хорошо, что так получилось. Возможно, нам больше не придется прятаться от нее.

— Меня это и так не напрягает.

— Меня напрягает. И я хочу это прекратить.

— Честно говоря, меня больше напрягает, что ты снова окажешься рядом с Денисом.

— Это ничего не значит. Или ты мне не доверяешь?

— Я боюсь тебя потерять.

В то утро особенно паскудно жарило солнце. Саша ушла, оставив меня в переживаниях и с непривычным чувством обворованного человека. Следующие двое суток я не спал.

На третий поворот земли, в полседьмого утра в мою дверь позвонили. Я радостно, думая, что это Саша, побежал открывать. Но на пороге меня встретила бригада бронзовых от загара строителей, с какими-то ведрами, вениками, и газовым баллоном.

— Хозяин, можно мы через тебя на крышу поднимемся?

— Что? — Я все еще пребывал в замешательстве, сказывались бессонные ночи.

— Я говорю, на крышу можно мы пройдем? Нам крышу подлатать надо.

— Почему через меня?

— Мы всегда здесь заходим. В подъезде замок такой — только болгаркой спиливать.

— Ладно, — я посторонился. — Только поаккуратнее, пожалуйста.

— Не волнуйся, все самое грязное мы по веревке поднимем.

Хотел я съязвить, что в таком случае надо было и самим по веревке подняться, потому что с их спецовок и ботинок сыпалась просто тонна грязи, но не стал. Люди просто работают.

Я пропустил рабочих к люку, и сам остался на кухне.

— Вас всего трое? — удивился я. — На всю крышу?

— Да там профилактический ремонт, — ответил мне один из них, — и троим-то делать нечего.

Я не стал спорить, что я в этом понимаю.

— А можно я посмотрю? — спросил я.

— Зачем? — удивился строитель.

— Просто для себя, — пожал я плечами.

— А, — протянул рабочий, явно подумав что-то свое, — ладно. Только не мешайся там.

— Не буду, — заверил я.

Было приятно смотреть, как работают люди. Крепкие мужчины очень ловко орудовали тяжелыми предметами, без суеты и лишних слов. Точные, выверенный движения говорили об опыте и сработанности команды. Сразу было видно, что у каждого здесь своя роль: двое молодых и более крепких ворочали рубероид и управлялись с горелкой, мужчина старшего возраста следил за давлением в газовом баллоне, корректировал шов смоляных листов и периодически подсказывал молодым, как лучше делать. Он был явно не простым рабочим, что-то вроде прораба, хотя единственное, что его отличало от молодых — очки в толстой оправе, периодически спадающие с лица и, видимо, поэтому привязанные ушками к тонкой веревке, висящей на обгорелой шее.

Сперва рабочие поглядывали в мою сторону, явно не одобряя моего присутствия. Но, видя, что я с советами и претензиями не лезу, скоро перестали обращать внимание, и полностью погрузились в работу. А я стоял и курил, вдыхая прохладный воздух утра, напитанный смоляным ароматом. Было приятно чувствовать себя в обществе даже строителей. Пребывание в одиночестве, нервно покалывающем чувстве неизвестности — убивало. Я мог бы, конечно, пойти к своему крышному брату, разделить переживания, убить время, но что-то мне подсказывало, что Сокол вместе со временем убьет и остаток моего терпения. Уж слишком его эта тема с Сашей беспокоила. Я не знал причины, но подозревал, что тут дело совсем не в дружеских чувствах ко мне. Стоило только дать повод подумать, что Сокол был прав, как он тут же растопчет последние крохи того хорошего, зародившегося у меня в этих спонтанных отношениях с солисткой их группы. Сокол был — не вариант, но и одному оставаться в этом вакууме было невыносимо.

Рабочие, мои хорошие рабочие, как вовремя вы пришли. Как интересно, то, что выделаете, как здорово, что не прогоняете меня с крыши. Если бы я мог, я бы тоже стал рабочим. Коллектив, где нет места ленивым переживаниям и сомнениям, есть только работа, тяжелая, изнуряющая, забирающая душу, и очень быстро объясняющая телу, что на самом деле важно в этом мире: сон, еда, отдых, удовлетворение завершением. В какой-то момент я так проникся их деятельностью, что полез к прорабу с вопросами, когда тот взял тайм-аут на перекур.

— Наверно сложно так — по крышам прыгать в жару, — предположил я, подсаживаясь на приступ, радом с прорабом.

— Нормально, — пожал он плечами. — Это сезонная работа, так что мы уже привыкли.

— Сезонная? А чем вы в другое время занимаетесь?

Прораб покосился на меня и затянулся сигаретой.

— Да много чем. По осени еще можно на природе что-то делать: сайдингом дома обшивать или площадки заливать, а по зиме и весне только внутренней отделкой занимаемся.

— Но наверно и получаете нормально?

— По-разному, — пожал прораб плечами. — Иногда промудохаешься месяц, а заплатят крохи. Сейчас, знаешь, люди не особо любят платить деньги. Бывает, что вообще впустую работаем.

— Как это? — удивился я.

— Да вот так. Заказчик на приемке специально начинает искать какие-нибудь косяки в работе, чтобы потом не платить. Бывают, конечно, и у нас огрехи. Но можно же всегда исправить. Но куда там. Их не для того ищут, чтобы дать исправить, все кинуть хотят.

— Но можно же в суд обратиться. Взять договор на работы, провести экспертизу…

— Юрист, что ли? — усмехнулся прораб.

— Да просто это нормальная практика.

— Понятно, — сказал прораб, туша сигарету о крышу. — Никто никаких договоров не заключает. Пришли, договорились — работаем.

— Так поэтому вас и обманывают. Надо же защищать себя.

— Умный, да? В этих бумажках еще разбираться надо уметь. Что нам, адвоката каждый раз нанимать? А договора эти тоже так можно составить, что потом сам еще и должен останешься.

— Там ничего сложного же нет, — не согласился я. — А если что-то не ясно, всегда надо попросить разъяснить. Зато к вам и отношение другое будет, более серьезное. Для этого договоры ведь и нужны.

— Знаешь, — прораб явно не хотел дискутировать больше на эту тему, — тут с этими чушками так намахаешься за день, что голова вообще не включается. Какие там договоры — пожрать сил не остается.

— А что же вы делаете, чтобы себя защитить?

— Разное, — улыбнулся прораб. — Вообще, если клиент особенная гнида, можно ему мышь или яйцо замуровать. Он тогда сразу прочувствует, что был не прав. А главное, потом докажи что это мы. Думаешь, не правы?

— Не знаю, — неуверенно пожал я плечами. — Тоже способ, наверное.

— Способ, — прораб зло плюнул на крышу, — это не способ, это просто желание научить мудака не обращаться так с простыми людьми. Ты знаешь, какие козлы бывают? — разошелся прораб, — суки, у самих тачки по семь миллионов, а они из-за трехсот рублей торгуются, когда ты провозился с их кривыми стенами, потеряв несколько часов, и задолбался асбестом дышать.

На злое шипение прораба стали настороженно поглядывать рабочие.

— А бывают такие, — продолжал тот, — что бригаду наймут, человек двадцать, пообещают золотые горы, а потом вообще не платят. Мы тут подрядились один домик построить, все лето провозились, и что ты думаешь? Этот козел сказал, что у него сейчас с деньгами проблема. Говорит, в следующем году заплатит. Здорово, да? А мы свои семьи тоже в следующем году должны кормить? А лето, знаешь, такое время, его назад не воротишь. И тоже, главное, денег нет, а на крузаке катается. Я ему тогда сразу сказал, что если он нам не заплатит, мы на хер этот дом и его тачку спалим.

— Колян, — окликнул прораба один из рабочих, явно желая остановить поток откровений.

— Отвали, — отмахнулся прораб. — Ты видел, где он живет? — спросил он, окликнувшего рабочего, показывая на меня. — Он такой же нищеброд как и мы. Сам все понимает.

— На самом деле, — решил я поддержать его мнение о себе, — я и сам таких не люблю. Помню, катался за одним таким по всему городу из-за двух тысяч. Там бумажку надо было подписать, чтобы судья дело быстрее рассмотрела. Он, главное, в суде согласился со всем, а потом бегал от меня, чтобы не подписывать соглашение. А у самого две автостоянки, несколько магазинов, ларьки. В итоге пришлось из-за этого полноценное разбирательство проводить, кучу времени потеряли и я и суд. И даже когда уже выиграл дело, и приставу передал исполнительный лист, он умудрился целый год не платить. Приставу, понятно, за такой мелочью не очень хотелось бегать, и мне еще пришлось его уговаривать выполнять свою работу. А должник до последнего пытался не платить, и даже когда задолбанный мной пристав нашел его, пытался откупиться.

— И чего? — спросил прораб, слушая меня с интересом.

— Да ничего. Пристав сам охренел от такой наглости. Я ничего не хочу сказать о чистоплотности взыскателей, вопрос наверно суммы, но тут пристава явно это дело достало и он чуть не инициировал дело о даче взятки. Надо было, конечно. Но зато должник сразу понял, что жаренным запахло и все заплатил.

— Охренеть, — усмехнулся прораб. — И ты мне после этого предлагаешь защищаться судом? Ты из-за двух тысяч год потерял, а прикинь сколько бы я судился из-за «лимона»? Да и кто бы кормил мою семью этот год? А время сколько надо потратить? Нет, мой способ лучше.

— Жечь дома и машины? Но за это же могут посадить. Причем надолго.

— Ой, ладно. Не так уж и надолго. А потом, поди докажи. Тряпку на колесо и шустренько на лыжи — ищи свищи. А менты, даже если хрен с носом свяжут, все равно привлечь не смогут. Рожей главное не светить и ручками не шарить. Да и не частый этот метод. Обычно люди сразу понимают, что к чему когда им доходчиво объясняешь. Нормальным машины не сжигают, а всякой мрази — сам бог велел.

— И не поспоришь, — кивнул я. — Хотя, мне кажется, это все равно через чур радикально. Самосуд тем и плох, что основывается только на эмоциях. Мало ли, что так у человека произошло и почему он заплатить не может.

— Это ты просто в такой ситуации никогда не оказывался, когда на всю семью у тебя сто рублей на неделю, и ты убиваешься как раб с утра до ночи, чтобы исправить положение. А когда приходит день, тебе, охреневшему от нагрузок, дулю перед носом рисуют, типа: «извините, у нас кризис». Сука, кризис у них! Отель в сочи не достраивается. А тебе реально жрать нечего. Вот тогда ты и понимаешь, что готов не просто отстаивать свои деньги, ты готов их вырывать зубами из жадных глоток. И знаешь, я вот ни разу не видел, чтобы деньги не находились. Обычно, после вдумчивого разговора они как по волшебству появлялись в руках этих самоназванных банкротов. Но до этого столько приходится выслушать, и такие все убедительные, просто страсть.

— Колян, кончай болтать, — окликнул прораба один из рабочих. — Пламя уже сдувает.

— Иду, — отозвался прораб и побежал к газовому баллону.

А я вдруг увидел работу кровельщиков в другом свете. Это с виду они так спокойно и размерено выполняли ее. На самом деле, они обеспечивали свою жизнь. Они дышали гарью на, прогревающейся утренним солнцем, крыше не для своего удовольствия, а просто, потому что у них не было выбора. В этом суть, они тратят свою жизнь на то, чтобы ее обеспечить. Чтобы было, что есть и в чем ходить, чтобы жене было из чего приготовить ужин, чтобы купить ребенку новый ранец, взамен старого — рваного, потрепанного пыльными школьными коридорами. Они нагружают свое тело, так же, как кто-то в другом месте нагружает свою голову, ради этих же самых целей. И я бы не сказал, что труд одних чем-то лучше труда других. Вред организму от офисной работы, наверно, вполне может быть сопоставим с вредом от работы физической. А нервы? Они главный возбудитель всех известных болячек. Даже не знаю, где нервов больше. И тоже, люди работают по сорок — пятьдесят часов в неделю, чтобы просто жить. Просто не умирать с голоду, и у них тоже нет выбора. Да, есть еще родственники, друзья, супруги, дети — все те, кому лихо можно запрыгнуть на шею. Но ведь не у всех. Да и для тех, у кого они есть, это тоже временно. Не всем родиться с золотой ложкой во рту. Да и понимают ли они свое счастье — просто жить, как хочешь? Вряд ли. Свободу жить, можно только заслужить, ежедневным, тяжелым, пронизывающим насквозь шрамами проблем, трудом. Зато понятно, за что бороться. Всегда виден результат. Ты жив, и значит — ты заработал этот день.

А я не заработал. Вместо того, чтобы заняться делом ради которого и затевалось все, ради которого я переехал, изменил окружение, себя, я мучаюсь в сомнениях и тревогах, я провожу время непонятно как и непонятно с кем. Стоит трезво смотреть на вещи — я откровенно задолжал этой жизни.

Вернувшись в свою квартиру, я открыл ноутбук и бросил пальцы на черную клавиатуру.

«Каникулы пролетели очень быстро для Андрея. Это были волшебные дни его первой любви. Время, которое раньше было ограниченно занятиями в школе, теперь имелось предостаточно. Каждое утро Андре сбегал к Наташе, где они весь день до прихода родителей наслаждались друг другом. Это было удивительное, новое чувство — взрослой радости, счастья обладания кем-то, и радость, что кто-то обладает тобой. Молодая пара не могла насытиться друг другом, не расставаясь до самой ночи. И только по дороге домой, когда родительский запрет гнал в скучный бытовой мир, Андрей оставался со своими мыслями наедине. И мысли эти носили не самый приятный характер.

Да, он стал другим, он стал лучше. Лучше ли? У него теперь есть любимая. Именно так, не просто какая-то девушка, а именно любимая, которая, конечно, теперь будет с ним всегда, на которой он женится, как только они закончат школу, с которой он вместе будет путешествовать, создаст семью, будет воспитывать детей, состарится и умрет, безусловно, в один день. Любимая, даже от мысли о которой, у него сжималось сердце — так она была хороша, так много места она занимала в его маленьком мире. Любимая, которую он заслужил, завоевал, отстоял в боях. Делает ли этот факт его лучше? Конечно.

Он стал примерным учеником. Впервые за долгое время он больше не прячется за учебником, когда учитель выбирает, кого вызвать к доске. Он стал больше понимать про себя и про мир, его оценки радуют родителей и учителей. И определенно у него появилась перспектива самому поступить в институт, в чем так сомневались многие. И это делает его лучше.

У него появился друг, сильный, умный, интересный, который на время даже стал зависим от него. Значит, у Андрея было что-то такое, чего не было даже у самого крутого пацана в школе. Раньше он таким похвастать не мог. Ни друзья, которых, откровенно говоря, просто не было, ни даже приятели, не обладали такими способностями, какими обладал Шмель. А не зря же говорят, что твое окружение делает и тебя. А значит присутствие новенького именно рядом с Андреем, делает его лучше.

А еще он стал физически более крепок. У него появились навыки реальной борьбы, благодаря которым он сумел достичь многого. Тут дело даже не в умении бить морду, а в ощущении, что если такой способ решения конфликта понадобиться, Андрей сможет его применить.

Но были вещи, которые занести в этот актив никак не получалось. Казалось бы, ну и хрен с ними, и так всего много, однако же, эти самые вещи за время каникул превратились в милых пушистиков, наносящих незначительные травмы роговыми отростками поверхностным слоям невидимой субстанции внутри человека, отвечающей за совесть.

И первое, что сразу вспоминалось в этой связи — инцидент возле школы. Андрей много думал на каникулах про то избиение (дракой это назвать язык не поворачивался) размышляя о нем, как неком опыте, ставшим, как и прочий опыт, частью его сути. С одной стороны, он был даже рад, что смог „не сплоховать“ и в нужный момент собраться для решающего движения. Более того, сама победа, пусть и в составе дуэта, над таким серьезным соперником, как Гриша — вдохновляла. Кто еще мог похвастаться такой? Да и договоренность, которая сблизила их со Шмелем была выполнена. Казалось бы — вокруг одни плюсы, но нет. Избиение — это не драка, дружба — не заговор, а хороший человек — не тот, кто будет потворствовать реваншистским планам безумного мстителя. Да и сам факт свершившийся экзекуции делал Андрея в его собственных глазах не очень хорошим. Это было неприятное чувство, накрывающее балдахином тоски любую, даже самую светлую эмоцию. Всегда добрый мальчик Андрей теперь не мог искренне смеяться нелепым отцовским шуткам, не мог радоваться маминому яблочному пирогу, больше не мог беззаветно придаваться мечтаниям, погружаясь в удивительный мир вечерних фильмов. Это было обидное ощущение пролитой чернильницы на белой скатерти, которую уже не отстираешь. Только вот скатерть можно выкинуть…

А еще этот Лис. Он же совсем не дал возможности объясниться. Сколько раз Андрей представлял себе, что придет на их боевую поляну и расскажет все их предводителю. И про Шмеля, и про их заговор, и про свою роль, которая была „совсем крошечной“. Но он мог только представлять такое, решиться на поход к Лису, было не в его силах. На самом деле Андрей понимал, как нелепо будут звучать его объяснения, как трусливо будет слышаться его стукачество на своего друга. Да и разве он не заслужил такого обращения своим поступком. Конечно, заслужил. И все равно очень хотелось прийти к предводителю, покаянно склонить голову и просить прощения, за то, что так подвел. Но Лис не простит, как не простил бы любой, чью надежду и веру в тебя растоптали.

А еще была Наташа, которой он ничего про драку не сказал. Было понятно, что она узнает (как она может не узнать, то о чем говорила вся школа), и лучше бы Андрей сам ей признался в проступке. Но так не хотелось портить их чудесные каникулы, так не хотелось даже полунамеком показать, что он не достоин такой чудесной, чистой, красивой, словно ангел доброй, девушки. И он молчал, хотя понимал, что это молчание может все испортить».

Скрипнула петлями крышка люка — рабочие закончили с кровлей.

— Спасибо, что пустил, — на прощанье сказал мне прораб и протянул визитку. — Захочешь ремонт здесь сделать, — описал он пальцем круг над головой, имея в виду мою кухню, — звони. Мы тебе недорого все намарафетим.

— Спасибо, — кивнул я, забирая визитку, и думая, что вряд ли я когда-нибудь к ним обращусь. И дело тут даже не в конкретных строителях или квартире, просто если я планирую жить не один, а я планирую не один, то придется искать место попросторнее.

Смешные мысли лезли в голову: где жить, на что, сколько стоит машина. Всего несколько дней вместе с Сашей, а я уже планирую будущее. А ведь она мне не давала никаких надежд, что это будущее у нас будет. Черт, да она даже не позвонила еще ни разу. Хотя обещала. Может, что-то случилось? Я тут туплю и ревную, а этот долбанный шумахер может врезался в какой-нибудь столб, сминая в человеческий компот себя, несостоявшуюся тещу и мою любовь? Очень захотелось позвонить. И почему я до сих пор этого не сделал? Гордость. Страх спугнуть свое счастье.

Я взял трубку, чтобы набрать ее номер. Что за детские игры? Там может быть человек в опасности! И тут снова постучали в мою дверь.

— Ромыч, извини, у тебя с утра они были?

На моем пороге стоял взъерошенный Сокол.

— Привет, — я почему-то был рад его приходу.

— Звонишь кому-то? — спросил он, увидев телефон у меня в руке.

— Так, — не ответил я и убрал трубку в карман. — Чего у тебя случилось-то?

— К тебе рабочие сегодня утром приходили или вчера днем?

— Утром, — ответил я. — Только ушли.

— Фух, — выдохнул он облегченно. — Вовремя, значит, я успел. Ромыч, пустишь?

— Куда? — не понял я. — На крышу? Там все в смоле сейчас.

— Да знаю я, — Сокол с сомнением посмотрел на свои кроссовки. — Без вариантов. У меня там скат небольшой на люк, и люфт, чтобы петли слегка приподнимались. Они когда крышу перекрывают, люфт замазывают и крышка мертвая становится. Понял?

— Ничего не понял, — честно ответил я.

— Короче, пока не застыло там все окончательно, надо прорез небольшой сделать и люк открыть, а то я больше не смогу никогда на крышу выбраться.

— Ага. То есть, ты сейчас на крышу полезешь, чего-то там резать?

— Да. Пустишь?

— Конечно.

Не успел я убрать грязь после рабочих, а Сокол уже вовсю добавлял свою. Он приставил лестницу и собрался подниматься, как вдруг остановился и запросто так спросил:

— Я возьму твой нож? Забыл, блин, захватить. Не тащиться же обратно.

— Пожалуйста, — протянул я крышному брату свой единственный острый кухонный прибор, мысленно с ним попрощавшись. — Ни в чем себе не отказывай.

— Спасибо, друг, — проникновенно поблагодарил меня Сокол. — А ты чего один? Где Саша?

— Она уехала.

— Куда?

— В деревню с мамой и этим Денисом. У нее там какая-то двоюродная бабушка заболела.

— Ни хрена себе, — поднявшийся было на одну перекладину лестницы, Сокол вернулся на землю. — Они с Денисом поехали? А вы уже не в месте?

— Да вроде как вместе, — ответил я, и устало плюхнулся на табурет. Как-то само собой в руках оказались сигареты.

— Подожди, — Сокол тряхнул головой, словно смахивая морок, и приземлился на соседний табурет, — то есть, вы вместе, но она поехала с ним?

— Оттого, что ты повторяешь это, легче не становится.

— И тебе кажется это нормальным?

— Нет, — я закурил, — не кажется.

— Весело, — задумчиво произнес мой крышный брат, помахивая моим кухонным ножиком. — А я тебе говорил, что это все плохо кончится.

— Спасибо, утешил. Да и что такого. Ну повез он их — большое дело. У него просто есть транспорт.

— Легко могли бы поехать и на автобусе. Это, знаешь, сейчас вообще не проблема.

Читал мысли мой крышный брат. Могли бы и, правда, поехать на автобусе. И ни фига это не нормально, что их повез бывший дружек моей подруги.

— Наверно матушка ее постаралась, — вытаскивая сигарету из моей пачки, предположил Сокол. — Она всегда мечтали продать дочку подороже.

— Прекрати, — я стряхнул пепел в стакан с недопитым кофе.

— Я правду говорю, — продолжил Сокол. — Она всем кругом про этого Дениса хвасталась, когда они с Сашей вместе в Москву уехали. Денис то, Денис се. А когда Санька вернулась, она с ней месяц не разговаривала.

— Да что такого в нем? — возмутился я. — Обычный же барыга, был бы воротилой бизнеса или чиновником, я бы еще понял. Он же там едва концы с концами сводит. Квартира в ипотеку, тачка бэушная в кредит.

— Зато какая! — Сокол важно устремил указательным пальцем в потолок.

— Какая? Аудюха прошлая. Да и я такую возьму в кредит, долго ли? Только на запчастях разоришься и в кабалу лет на пять попадешь. Чего такого-то?

— Но это все нюансы, — не согласился Сокол. — А по факту: он приехал из Москвы на своей сверкающей ауди, чтобы забрать Сашу с ним жить в собственной квартире, на которую он заработал успешным бизнесом. И да, все это правда. Он ведь действительно поднялся.

— Но он такой мерзкий.

— Это для тебя. А для Саши он долгое время был прекрасным принцем, а для ее мамы и подавно. Ты знаешь, что он прежде чем зайти к ним, сигналит?

— Да, — нахмурился я, — довелось наблюдать.

— Ты думаешь — зачем? Это чтобы мамашка посмотрела, как он понтово выбирается из иномарки. Мне даже кажется, она сама его об этом просит.

— Кто, ее мать? Зачем?

— А чтобы перед соседями потом хвастать, вот мол какой у меня крутой зять. Ни чета вашим наркоманам и алкоголикам. Тачка, я тебе скажу, большое дело.

— Да это же просто средство передвижение, не в каменном веке живем. Что, здесь люди машин не видели.

— Видели, — Сокол кивнул и встал с табурета, — только машина машине рознь. И для многих здесь это до сих пор еще показатель чего-то. Ну, что ты власть, например, или крутой. Провинция, ее просто так не вытравишь.

— Чушь какая, — отмахнулся я. — Что, пойти себе мерс в кредит взять, чтобы она успокоилась?

— Возьми, — усмехнулся Сокол. — Он тебе скоро пригодится — кисок снимать. Саша-то похоже очень скоро от тебя упорхнет.

Хотелось врезать моему крышному брату. Так нехорошо он это сказал — цинично, грубо. С другой стороны, он не злорадствовал.

— А может, ты ошибаешься? — с надеждой спросил я, когда Сокол уже почти покинул мою квартиру по лестнице.

— Может, — ответил он, осторожно вылезая на крышу. — Но только ты и сам понимаешь, что это вряд ли.

Люк захлопнулся, оставив меня наедине со своими мыслями, и кучей мусора, нанесенного чужими и не очень людьми. Потянувшись к пачке, я наткнулся пальцами на визитку, оставленную Коляном — рабочим с крыши. Что он там говорил про справедливость и эффективные методы решения? Наверно, стоило уточнить.

Я снова достал телефон и, наконец, набрал ее номер. На том конце долго звучали гудки, так долго, что я уже было решил, что мне никто не ответит. Но после шестнадцатого сигнала, я все-таки услышал Сашин голос.

— Привет! Извини, что так долго, была во дворе. Тут Джекил — такой смешной пес, представляешь, ведра умеет носить на коромысле.

— Круто, — без энтузиазма ответил я. — Как дела у вас?

— Знаешь, все не так плохо, как мама говорила. Баб Любе уже лучше, она с нами даже на речку сходила. Просто, видимо, возраст, давление.

— Угу-угу. Так значит, вы скоро возвращаетесь.

— Ой… я… я не знаю. Честно говоря, тут так хорошо. В городе духота страшная, и пыль. А здесь, ты не представляешь, воздух, река, звезды какие ночью. О! Может быть, ты сюда приедешь?

— В твою деревню?

— А почему нет? У баб Любы полно место. Не захочешь с нами ютиться, можешь в нашем старом доме спать. Там у тебя вообще будет отдельная комната. Правда, в соседней комнате будет спать Денис, но мне кажется вы подружитесь.

— Так он еще там?!

— Ну… Конечно. Мы же не знали, когда сможем уехать. А кто нас повезет обратно?

— Автобус, например.

— Ром, ну какой автобус. До него идти почти десять километров по полю. Думаешь, охота?

— Послушай, — я старался не выдавать себя голосом, хоть это было очень не просто, — ты действительно считаешь, что это нормально? Ты там со своим бывшим, ходите купаться, спите в соседних домах. Чего вы там еще делаете?

— Перестань, — голос Саши сменил радость на растерянность. — Между нами ничего нет. Мы поговорили с Денисом, и он все понял.

— Что он понял?

— Что я с тобой. Когда приехали, он хотел начать все сначала, пытался… ну, в общем, меня хотел вернуть. Но мы поговорили, и он все понял. Ты только не думай, он хороший. За все это время мы стали друг другу близкими людьми и желаем друг другу только хорошего.

— Не сомневаюсь, — язвительно заметил я.

— Зря ты так. Если не веришь, то сам приезжай и убедишься.

— Отличная идея. Я приеду, и мы, с твоей мамой и бывшим парнем, забабахаем шашлыки в честь такого события. А по ночам, в вашем старом доме, твой несостоявшийся жених, будет делиться со мной ценной информацией о твоих желаниях и предпочтениях…

— Мне не нравится, как ты со мной говоришь, — сухо прервала меня Саша.

— А мне же, конечно, все нравится, — не мог успокоиться я.

— Ты позвонил, чтобы поругаться?

— Я позвонил, потому что ты мне не позвонила, видимо, сильно умаявшись уходом за бабушкой.

— Я не буду с тобой разговаривать в таком тоне. Я ничего этого не заслужила. Да и ты мне никто, чтобы устраивать сцены ревности.

— Прекрасно, — сквозь зубы процедил я. На языке вертелось столько обидных слов, которые я хотел выпалить в динамик телефона, но все-таки сдержался. — Знаешь, я пожалуй откажусь от твоего предложения. Лучше дождусь тебя в городе.

— Как хочешь, — нарочито спокойно ответила Саша. — Приеду, позвоню.

— Буду ждать.

Не знаю, успела ли она повесить трубку, в тот момент, когда легендарная финская электроника разлеталась вдребезги, встретившись с заляпанной жиром стенкой. Ну вот, теперь мне нужен новый телефон, и свежий пучок нервов (дайте два). Однако, подняв мобильный с пола, я понял, что тот пострадал не сильно — старая школа. Отлетела крышка аккумулятора, и немного треснул корпус, но в целом он вполне мог функционировать.

Я схватил визитку, оставленную рабочими и набрал номер прораба Коли.

— Николай, здравствуйте еще раз. Это Роман, вы сегодня на крышу через мою квартиру поднимались… Что? Нет, все в порядке. Я бы хотел с вами встретиться, поговорить. Может даже посоветоваться. Когда?… Да… Хорошо, я буду.

Закончив разговор, я бросил неубиваемый телефон на подоконник и закурил. Тараканы в моей голове аплодировали стоя.