«Это надо было заканчивать. Почти два месяца Наташа игнорировала Андрея. Да, он поступил плохо, подло даже, но неужели это должно было перечеркнуть все самое хорошее, что между ними было?
Наташа демонстративно не отвечала на его приветствия, не смотрела в его сторону, избегала мест, где они могли бы пересечься, и никогда не ходила одна. Даже домой ее теперь провожали подружки, радостные от участия в чужой трагедии. Но сегодня Андрей решил положить конец этой беготне. В конце концов, он тоже себя не на помойке нашел. Он расскажет ей как все было, извинится, признается в любви, в общем, сделает все чтобы ее вернуть. Но если это не сработает, он запретит себе думать о ней и больше никогда не вернется к этим унижениям. Он видел, что другие девчонки тоже стали на него поглядывать, заинтригованные выбором одной из самых симпатичных девочек в школе. Но он не хотел размениваться на компромиссы, ему нужна была только она. Впрочем, только пока эту дверь он сам не закроет. А сделать это он решил сегодня же на большой перемене. И плевать, кто будет с ней в этот момент.
Осталось досидеть два урока и внутренне подготовиться к встрече. Как назло этими уроками была сдвоенная алгебра. Более того, учитель решила именно в этот день устроить проверочную контрольную работу, в качестве подготовки к итоговому экзамену. Но логарифмы плыли перед глазами, и мозг отказывался работать. Мыслями Андрей уже был на встрече с Наташей.
Надо сказать, что и в целом за четвертую четверть он сильно сдал в учебе. После фурора, который он произвел в составе учеников участвующих в пьесе, англичанка не ставила ему плохих оценок, хотя он и откровенно „пинал балду“ на ее уроках. А вот другие учителя были менее щепетильны, и это ощутимо сказывалось на годовых результатах. Андрей решил было обратиться к Шмелю, по старой памяти, чтоб хоть как-то исправить ситуацию, но тот отмахнулся, сказав, что настоящий мужик должен сам разбираться со своими проблемами. Андрей хотел ему напомнить Гришу, и то как Шмель не очень-то „сам“ разобрался, но не стал. После той истории Шмель стал другим. Он начал общаться только со старшеклассниками, и поговаривали, что не просто общаться, но и „мутить“ какие-то дела.
Гришу, кстати, выписали из больницы, но доучиваться он решил дома. Директор пошел на такие уступки, чтобы избежать дальнейших проблем, которые могли создать Гришины родители. Поговаривали, что и аттестат Грише уже выдали, так что вряд ли кто-нибудь его еще увидит в школе. Для Андрея это было хорошей новостью. Не хотел бы он встречи один на одни с человеком, в избиении которого участвовал. Тем более, что Шмель все чаще в школе просто не появлялся, а рассчитывать больше было не на кого.
Вообще, вся эта история плохо отразилась на реноме Андрея. С ним перестали общаться даже те редкие одноклассники, с которыми он еще поддерживал связь. Нет, ничего плохого ему в глаза не говорили, видимо, из-за страха „получить“. Но даже и какого-то намека на дружелюбие, в его сторону больше не возникало. Это вызывало у Андрея двоякие чувства. С одной стороны, он ощущал себя прокаженным — человеком, к которому не стоит подходить, чтобы не заразиться. Но была и другая сторона: в вынужденном одиночестве Андрей мог внимательней присматриваться к людям, да и прислушиваться к себе. Без дурацких разговором „ни о чем“ на переменках, без тупых шуток и нелепых эвфемизмов, которые все повторяли, услышав однажды, он чувствовал себя взрослее. И это формировало его образ мыслей. Третий раз за год Андрей менялся, навсегда покидая беззаботное детство.
Как это всегда и бывает, когда чего-то очень ждешь, происходит что-то такое, что может нарушить все планы. Встреча на большой перемене, на которую так рассчитывал Андрей, внезапно оказалась невозможной из-за какого-то нелепого общешкольного собрания. Перед звонком в класс заглянул завуч и предупредил, чтобы все собрались в актовом зале. Не объяснив — зачем, завуч покинул класс, оставив недоуменных школьников. Общие собрания проводились нечасто, на памяти Андрея лишь два раза — во время старта патриотической игры — „зарница“, и еще раз когда „без вести пропала“ какая-то семиклассница. Школьницу тогда, правда, быстро нашли, на полпути в Тибет, в районе железнодорожного вокзала, где она уговаривала взрослых купить ей на сто двадцать семь рублей билет в Китай. Девочка насмотрелась передач про монахов, предающих себя огню ради свободы их священного края, и ринулась в помощь к беззащитным старцам.
Это дурацкое собрание рушило все планы Андрея. Но, может, он успеет поговорить с Наташей до собрания? И тогда получается даже лучше — он, вроде как, случайно окажется рядом с ней, ведь не Андрей же придумал это мероприятие.
Немного успокоившись, он стал детально продумывать план „случайной встречи“. В голове у него уже нарисовалась картина, как он подходит к дверям актового зала, как, словно случайно, видит ее, и с легкой поволокой в глазах (означающей, что чувства еще живы) предлагает Наташе переговорить. Он сделает это демонстративно и при всех, чтобы она не могла отказаться. Наташа — ангел, нетерпящий публичных разборок и театральных сцен, поэтому должна будет согласиться.
Лишь только прозвенел звонок, и все стали собирать сумки, Андрей поднялся с места и первым вышел в коридор. Быстрым шагом он направился в сторону актового зала, то и дело поглядывая на часы. Он очень хотел успеть до прихода Наташи, и чуть не бежал к заветной цели. В итоге, у закрытой двери Андрей оказался первым. Не было еще даже завуча, который, по идее, должен был открывать помещение. Было глупо, вот так, стоять в одиночестве, ожидая „случайной встречи“. Андрей даже уже собрался уйти, побродить по коридору, подождав, пока кто-то еще подойдет, но вдруг испугался, что этим кто-то может как раз оказаться Наташа. Она была отличницей, и обычно не опаздывала на уроки. И если бы так и произошло, то осуществить его план было бы гораздо легче. По правде сказать, он и сам не очень любил публичность, а разговор „тет-а-тет“ пришелся бы как нельзя кстати.
Но, к его сожалению, первыми к дверям актового зала потянулись пятиклашки. Стайка бесящих, орущих созданий наводнила коридор, своим гамом заставляя морщиться даже бывалого трудовика, который пришел вместе с ними.
— Закрыто? — спросил трудовик Андрея.
— Угу, — ответил Андрей.
— Ага, — задумался трудовик, — ну… тогда пойду я… пока, — учитель неопределенно махнул рукой в сторону от двери. — Если что, скажи, что я здесь, просто отошел, понял? — Трудовик заговорчески подмигнул.
— Хорошо, — кивнул Андрей, которому сейчас было абсолютно плевать на реверансы „поддающего“ учителя.
Тем временем, к дверям актового зала стали стекаться другие классы. Андрей изо всех сил напрягал зрение, пытаясь разглядеть в толпе учеников знакомый ангельский силуэт. Но Наташа все не появлялась. Наконец здесь начали собираться старшеклассники. Девчонки перестреливались глазами, пацаны друг на друга предупреждающе щурились. Как-то само собой все разделились по группкам, основанным на принадлежности к тому или иному классу. Где-то на середине коридора, у окна, место занял класс в котором учился Андрей. Невольно, чтобы не выглядеть белой вороной, ему пришлось прибиться к ним, хотя радости ни у него, ни у его одноклассников это особо не вызвало. Здесь, всего в каких-нибудь пяти метрах, заняли свое место и одноклассники Наташи. Андрей с замиранием сердца разглядывал их группу, но своей бывшей подруги не видел. Он даже хотел подойти, чтобы удостовериться, в ее отсутствии, но прежде нарвался на неприязненный взгляд Фила, с которым однажды уже имел „удовольствие“ схлестнуться. Андрей помнил, что тогда противник нечестно одержал верх над ним, но, похоже, самому Филу казалось, что победа была закономерной. Очень хотелось доказать заносчивому шкету, что он не прав, но Андрей боялся, что данная ссора еще сильнее настроит его класс против него. Репутацию, конечно, уже ничем нельзя было спасти, но остаться хотя бы не окончательным злодеем в глазах окружающих, можно было попробовать.
И вдруг атмосфера резко изменилась: разговоры стали тише, пространство в коридоре больше, а пятиклашки начали наматывать круги гораздо меньшего диаметра. Это появился Шмель, вместе со своими новыми дружками. Процессия вальяжно прошла прямо к дверям актового зала и остановилась в центре коридора, так чтобы всем стало понятно: здесь нет отдельных зон — все пространство принадлежит вновь прибывшим.
Андрей не хотел никак себя проявлять. Со Шмелем у них давно уже были натянутые отношения, а его новых друзей он резонно побаивался. Но внезапно, взгляды одноклассников устремились на Андрея. Они очевидно ждали какого-то приветствия с его стороны в сторону Шмеля. А может, наоборот, хотели посмотреть как стремительно и неотвратимо засовывает подальше свое разбухшее эго один из них. Андрей не хотел им давать такой возможности, тем более, что он понимал, Шмель не отмахнется и пожмет ему руку. Это действие прибавит Андрею авторитета и значимости на этой стихийной стоянке, что может быть полезно, если вдруг случится незапланированное общение с Наташиными одноклассниками.
Он отлип от стены и направился прямо к королевской группе. Слышно было тишину, которая возникала за его спиной, во время пересечения коридора.
— Привет, — сказал он, как можно спокойнее и протянул Шмелю руку.
— Привет, — ответил Шмель, нехотя отвечая на приветствие.
— Дарова, — протянул руку Андрею один из „мутных“ дружков Шмеля.
— Привет, — пожал его руку Андрей, а затем и еще две руки, следуя негласному ритуалу — здороваться со всеми.
— Че, кент твой? — спросил мутный тип у Шмеля.
— Одноклассник, — спокойно ответил Шмель.
— И че, нормальный пацан?
— Нормальный.
— Ну, так может с нами затусит? — Мутный хитро прищурился и, посмотрев на Андрея, спросил: — Не хочешь с реальными парнями зависнуть?
— Он не по этим делам, — резко ответил вместо Андрея Шмель.
— Какие дела? — усмехнулся Мутный, — дела у прокурора. А у нас так — делишки.
Сказав это, он глупо и громко заржал, а вслед за ним загоготали его мутные друзья. Шмель губами улыбнулся, словно соглашаясь с шуткой, но призывно посмотрел на Андрея. Тот и сам был не рад, что подошел, но и как безопасно ретироваться, еще не придумал. Надо было что-то сказать, придумать, чтобы это не казалось нелепым и смешным, но в то же время было достаточно убедительным для новых знакомцев. Андрей уже начал высматривать, а не идет ли кто из учителей, в идеале завуч, чтобы открыть двери актового зала. Тогда бы и придумывать ничего не пришлось, толпа, ринувшаяся ко входу поглотила бы и скрыла его. Но никто из педагогов не появлялся, но в самом дальнем конце коридора, мелькнуло знакомое, ангельское личико. И тут Андрею стало все равно на то, что о нем могут подумать, и как среагируют мутные типы. Его желание увидеть Наташу и поговорить с ней, словно голодный зверь не могло больше ждать и рвалось наружу. Ничего не говоря, Андрей бросился в ту сторону, услышав лишь удивленное — „эй, куда?“ за спиной, но даже не обернулся.
До нее оставалось всего каких-нибудь двенадцать шагов. Наташа заметила его, и замерла, встревожено наблюдая, как идет ее бывший парень. И тут вдруг мир покачнулся, и Андрей, поднимая облако пыли, рухнул на паркетный пол, больно ударившись плечом о неровные доски. И тут же это событие отразил разразившийся дикий хохот нескольких десятков голосов. Классика жанра — подножка, лучший комедийный элемент, усвоенный школой, свалил Андрея.
Еще не до конца понимая, что произошло, он быстро вскочил на ноги, и стал отряхиваться, как ни в чем не бывало. Его нелепые движения вызвали новый приступ смеха у толпы. Наконец, он собрался и понял, что произошло. Рядом, ехидно улыбался Фил.
— Не ушибся? — издевательски спросил он.
— Это ты сделал? — в свою очередь спросил Андрей.
— Ну я. И че?
Андрей даже растерялся от такого прямого и простого ответа. А и ведь и правда — что? Что, он собирается затевать драку, чтобы проучить этого зарвавшегося пижона? Ради чего? Нет, было бы неплохо его проучить, но не при этих зрителях и не до разговора с Наташей, которая, кажется, уже и так стала его побаиваться.
— Ладно, — процедил Андрей, — потом поговорим.
— А че потом? Ссышь?
Чувствуя поддержку своих одноклассников, Фил откровенно провоцировал Андрея.
— Я сейчас хочу поговорить с ней, — как можно спокойнее сказал Андрей, показав взглядом на Наташу, — а потом, если ты очень хочешь, мы пообщаемся с тобой. На крыльце, как положено.
— А с чего ты решил, что она с тобой общаться хочет? — нагло спросил Фил, бросив быстрый взгляд на Наташу.
Андрею очень не понравился этот его взгляд. А больше, ему не понравилось, что Наташа ответила на него своим — благодарным взглядом. Значит, теперь все стало так: он агрессор, Фил — защитник, а она всего лишь бедная жертва. Именно на этом моменте Андрей понял, что у него уже никогда и ничего не будет с ней. А в текущей ситуации только он является „лишним“. Но вокруг была толпа людей, и поцарапанное эго не давало успокоиться. Андрей схватил Фила за грудки и притянул к себе, так чтобы ему было трудно вырваться, и, глядя прямо в глаза, произнес:
— Я сам буду решать, с кем мне разговаривать и когда.
— А ты не охренел, — вступился на своего одноклассника Сеня. Он ухватил своей лапищей за запястье Андрея и освободил Фила.
— Куда ты лезешь, дура, — зашипел на него Андрей, — мало получил в прошлый раз.
— Нормально получил, — отпуская его руку, ответил Сеня. — Но сейчас ты не прав, и никто с тобой „один на один“ базарить не будет. Если что, уработаем тебя только так.
— Охренеть, — Андрей даже отступил на шаг, осознавая такую вопиющую несправедливость. — А ты не боишься, что я тоже буду не один? Шмель!
Андрей вложил всю злость в этот крик, так что обернулись все. Тот, кого звали, тоже посмотрел на Андрея.
— Что? — холодно спросил он, не поднимая голоса. Впрочем, в тишине, которая образовалась, можно было не бояться быть не услышанным.
— Да вот тут меня толпой прессуют, — глядя с победной улыбкой на бледного Фила, сказал Андрей.
В коридоре повисла тишина. Шмель взял паузу, чтобы обдумать сказанное. Его дружки тоже с интересом посматривали в сторону возникающего конфликта.
— Ты сам к нам подошел, — громко сказал Сеня, вроде бы обращаясь к Андрею, но на самом деле, произнес, чтобы услышали все.
Шмелю хватило всего пары секунд, чтобы переварить услышанное, а затем он произнес оглушительное:
— Разбирайся сам.
Улыбка тут же слетела с лица Андрея. Вот так, это было даже хуже, чем если бы его просто побили. Теперь его еще и унизили. От обиды у него защипало в носу. Еще не хватало, чтобы он при всех разрыдался. Андрей пулей вылетел из коридора и, без верхней одежды, побежал в сторону выхода из школы, где, у самых дверей, его попытался остановить завуч.
— Далеко собрался? — спросил завуч, — сейчас собрание уже начнется.
— Да пошли вы со своим собранием, — чуть не плача, выкрикнул Андрей и выбежал на улицу.
Эта выходка ему потом стоила целого разбирательства.
На следующий день, в школу были вызваны родители Андрея. Завуч и директор распинали зарвавшегося ученика, обещая отчислить драчуна и хулигана. Родители краснели, отец сжимал кулаки, мама плакала. Но хуже всего было, что это стало достоянием всей школы. Обещали педсовет и разбирательство в присутствие класса. Это были тяжелые дни для Андрея. И все же, все разрешилось более или менее благополучно. За две недели до конца учебного года директор не стал устраивать показательного судилища. Родители установили домашний арест и пообещали перевести в интернат на следующий год. И, если заглядывать в будущее, действительно перевели, только не в интернат, а в более современную школу, где Андрей начал новую жизнь, с новыми друзьями и новыми романтическими приключениями, а благодаря учителю информатики, раскрылся как талантливый программист.
Но это все случилось потом. А сейчас он бежал по улице без куртки, в этот не по майски холодный день, не видя дороги, и не чувствую луж у себя под ногами. Слезы ненависти к миру и жалости к себе душили его, повисая слепящими брызгами на ресницах.
Пройдет время и он забудет имена и лица тех людей, с которыми учился. Но навсегда останется в памяти обратный бег по следам мечты.
Конец».
— Ты закончил роман?
— Да, все, это финал.
— Странно как-то? А что потом произошло со Шмелем и с Наташей? Продолжился ли конфликт с Филом?
— Сокол, это все. Конец. Все остальное за обложкой. Главный герой больше их не увидит.
— Ясно.
— Что «ясно»? Плохо — хорошо, как?
— Ромыч, — Сокол неуверенно положил распечатки на стол, — я же не очень в этом разбираюсь.
— Книги же ты читаешь?
— Ну.
— Что «ну». Эту ты бы стал читать?
— Я не очень люблю беллетристику.
— Класс! Спасибо.
— Я в том смысле, что написал бы фентези или там, про инопланетян. А тут, ну, школьники. Прикольно.
— Хоть чуть-чуть интересно было?
— Да, — Сокол уверенно кивнул головой. — Я, правда, не понял, кто такой Лис. Он вроде предводитель секты, что ли?
— Где ты там про секту увидел? Просто парень фанат единоборств.
— А-а, — многозначительно протянул Сокол. — Понятно. В любом случае — молодец. Написал же. Я вот свою картину уже полгода закончить не могу. Все руки не доходят. Ты же видел над чем я сейчас работаю?
— Видел.
— Вот. Что дальше делать будешь?
— Домой поеду.
— Я имел ввиду с книгой. В смысле домой поедешь? Насовсем?
— Насовсем. Зачем мне здесь оставаться? Саша умотала со своим кексом в Москву, роман я дописал, а денег, чтобы платить за следующий месяц, у меня нет. Просить ни у кого я не буду. Да и смысл? Я приехал, чтобы написать роман. Я его написал. Теперь я его двести раз перечитаю, попытаюсь выловить все ошибки и неточности, а затем попробую отправить издательствам. И буду надеяться, что человеку, отбирающему работы для редактора покажется интересной моя книга.
— Слушай, а что у вас случилось-то с Санькой, что вы так разом разбежались.
— Кто-то сжег тачку ее жениха. И она вдруг решила, что больше не может жить в этом опасном городе. А еще же оказалось, что там работа появилась. Да и Денис весь такой лапочка — с мамой хорошо ладить, в бизнесе разбирается, да и вообще, у них такое прошлое…
— А я знал, что так все и кончится. И я ведь тебя предупреждал.
— Предупреждал, Сокол. Предупреждал. Знаешь, пожалуй единственное, по чему я буду скучать в этом городе, это ты, мой крышный брат.
— Не «по чему», а — «по кому», — обиделся Сокол. — И в наше время, мы вполне можем не переставать общаться. Технологии на что?
— Не, технологии не смогут передать всех нюансов нашего необычного родства. Знаешь, а ведь мы уже давно с тобой на крыше не зависали.
— О чем разговор, — встрепенулся Сокол. — У меня ящик темного в холодильнике стынет, а у тебя замечательно получается заказывать пиццу.
— Прекрасный расклад, — согласился я. — Тогда дуй за своим ящиком пива, а я вызову пицценосца. Устроим мне отвальную вечеринку.
Сокол убежал за выпивкой, а я заказал быстрой еды. Хорошо, что так легко я принял это решение — вернуться. Странно, но совсем не было ломки, разбитых надежд и смятений. Да, девушка ушла, но не в первый раз. Возможно, и не в последний. Это жизнь. Мы надеемся на лучшее, но с каждым разом все проще воспринимаем обломы. Тем более, что время, проведенное в этом городе подарило мне чудесные переживания. Такой себе академ от рутины. И потом, я ведь действительно написал роман. Кто знает, к чему это приведет? Может быть, и ни к чему. Но жить этой жизнью, писать, было безумно интересно. И если представить свою жизнь как склейку знаковых моментов, то этот отрезок был прожит не зря. А разве это не главное?