Глава 19. "Немедовый кофе"

Иннокентий не верил, что уснет, поэтому даже и не пытался заснуть. Достал из пиджака пачку сигарет и вернул обратно — курить не хотелось. Пошел за водкой, но тоже передумал. Сколько бы ни было места в квартире, а места для себя он так и не нашел. В итоге сел в кресло, уставился в разрисованную стену и набрал Насте. Та ответила простым тихим «Алло», и он не знал, как понимать такое приветствие — она не желает с ним говорить или просто мама находится слишком близко.


— Настюш, у тебя все в порядке?


Он не знал, зачем обратился к ней так. Просто захотелось утешить, прижать к груди и погладить по волосам. Но она грустила на другом конце города, и между ними была лишь мобильная связь, которая вдруг отказалась принести к нему хотя бы желанный голос.


— Ну что ты молчишь? Насть, ну хочешь я приеду? Утром или даже вот сейчас, хочешь? Мне не надо было уезжать. Я повел себя, как дурак. Настя, ну скажи мне хотя бы слово. Пожалуйста.


— Кеша, у меня все хорошо, — проговорила она шепотом.


Нет, мамы рядом нет. Но она же с ней в одной квартире, а квартира, наверное, крохотная.


— А у меня все плохо, — он замолчал, но она ничего не сказала. — Настя, я завтра снова приеду. И если ты не выйдешь ко мне с собакой, я сам поднимусь к тебе. Какой номер квартиры?


— Кеша, не надо приезжать. Маме нервничать нельзя. Хватит ей моего брата.


Иннокентий радовался отсутствию в гостиной зеркала. Видеть сейчас свою рожу ему совершенно не хотелось. Звериный оскал, не иначе. Какая же она дура!


— Слушай, я уверен, что проблему твоего брата могу решить за секунду. У меня нет знакомых в мебельном бизнесе, но я могу поддержать его семью, пока он ищет новую работу. Он должен только понять, что на старой ничего не светит.


Она все равно не ответила. Он подался вперед и сильнее сжал телефон.


— Настя, я не хочу потерять тебя лишь потому, что кто-то поступает с девушками плохо и твоя мать решила, что я такой же. Я не такой. Мне кажется, у тебя была возможность в этом убедиться. Разве нет?

Сидит себе там молчком, а ему с ума сходи! Он потер лоб и готов был уже поднять свою голову с колен за волосы, иначе она не поднималась, отяжелевшая от черных дум, и тут Настя вдруг открыла рот:


— Кеша, зачем я тебе?


Он зажмурился и не сумел сдержать стон. Откинулся на мягкий кожаный подголовник и начал съезжать вниз, пока не уперся ногами в ножку кофейного столика.


— Настя, а какого хрена, скажи, ты нарисовала у меня на стене Адама и Еву?


Она не ответила. Он тяжело выдохнул. Мимо трубки, но Настя все равно услышала.


— Так тебе не понравилось все-таки?


— Мне не понравилось, как ты со мной обошлась.


Он подтянулся в кресле и сел, прижимая телефон к уху, точно медяк к синяку: с надеждой, что все сойдет на нет — обида, ссора, недопонимание — или хотя бы боль уйдет. Но Настя продолжала молчать. Хотела ли она слушать его речи тоже было под большим вопросом.


— Настя, я не сделал ничего, за что мне могло бы быть стыдно, но ты не защитила меня перед матерью…


— Ты не понимаешь! — почти что взвизгнула она в трубку.


— Я действительно не понимаю. Я не спрашиваю тебя про твоего бывшего. Возможно, у твоей матери есть основания сомневаться в твоей возможности сделать правильный выбор. Но если меня отшивают из-за слухов и чернушных сериалов, то мне реально обидно.


Она снова молчала.


— Настя, ты не можешь сейчас говорить или не хочешь?


Или вообще ничего не хочешь — хотелось закричать ему, но он стиснул губы. Сейчас ей легче всего послать его на три буквы, даже если потом дура год будет реветь в подушку. Совершеннейший же ребенок!


— Можно я тебе завтра позвоню? — спросила она тихо.


— Конечно, можно! — его поспешный ответ наложился на последние слова Насти. — Только не психуй! Поверь, у меня тоже не все гладко с матерью. И она не всегда принимает мои решения. Но в некоторых вещах с мамами лучше не советоваться.


— Я поняла, — сказала она после секундной паузы. — Я позвоню тебе завтра, не из дома. Доброй ночи.


— И тебе. И твоей Эйты тоже.


— Она лежит у меня на кровати и виляет хвостом.


— Счастливая! Я ей завидую…


И осекся. Нет, язык у него явно отключился от мозга. Именно за это девочке только что влетело от мамочки!


— Орешки для белочек остались. Пойдем завтра гулять с собакой?


— Я тебе позвоню.


— Ладно, спи. Давай.


Он опустил телефон на стекло кофейного столика. Понимал же, что не надо даже начинать с маминой дочкой. Не доросла она до взрослых отношений. Но смотать удочки сейчас — это как лишить Настю надежды на то, что бывают хорошие парни, которые не бросают девчонок. Он попытается поухаживать за ней: выгорит из их отношений что-то — хорошо. Нет — никто не будет в обиде.


Иннокентий хотел в это верить. И в сон, который выключит время и снова включит ровно перед звонком Насти. Но позвонила она только в половине двенадцатого.


— Кеша, у тебя сейчас много дел?


— Ну, работаю… А что?


— А я внизу тебя жду. На улице. Можешь спуститься?


— Сейчас!


Иннокентий ответил, уже вскочив из кресла.


— Ты куда? — бросила ему в спину Валерия Ильинична, когда он уже почти хлопнул дверью.


— Скоро буду.


— Как скоро?


— Не знаю.


Слетел вниз, подлетел к двери. Шарахнул обеими. Настя стояла у стены во вчерашних, не рваных, джинсах и в той же джинсовой курточке. Только футболку сменила на белую блузку с воротником, треугольники которого лежали поверх синей джинсы. Он не мог решить — целовать ее или нет. Накрашена. Впервые. Жалко портить такую красоту.


— Хочешь в офис подняться?


Она мотнула головой.


— Тогда пошли в кафе, — он махнул рукой через дорогу, а потом опустил ее на Настино бедро. — Я люблю такие приятные сюрпризы. А то уже злился, что давно утро, а ты все не звонишь и не звонишь.


— У меня была важная встреча.


— Деловая? — Она кивнула. — Удачная? Новый заказ? — Она мотнула головой. — А чего тогда?


Настя подняла на него глаза. Очень серьезные.


— Я сейчас тебе расскажу.


Иннокентий стиснул ее пальцы, чтобы перевести через дорогу, как маленькую. Она чуть заметно поджала накрашенные розоватой помадой губы. Он улыбнулся и на другой стороне улицы потерся носом о ее щеку. Прохладную и теплую одновременно.


— А знаешь, что у Ксюшиной кошки оказалось?


— Беременность? — брякнул он и закрыл рот. Черт, у него же встреча с Никитой! Но ничего… Подождет.


— Аллергия. На попугая.


Настя произнесла это очень серьезно, и он сильнее сжал ее пальцы.


— Шутка такая? А у мышек на попугаев тоже бывает аллергия?


Она поджала губы еще сильнее.


— Нет, я серьезно! Он по всей квартире летает, все в перьях. Кошка их нажралась, вот ее и рвало комками. Думали сначала, собственная шерсть, а теперь решили, что все же перья. Дали таблетки. Все, как рукой сняло. Теперь не знают, что делать…


— Надо от попугая избавиться? Давай я Тимке возьму.


Она мотнула головой.


— Не думаю, что они отдадут его вот так сразу. Полгода же не было никакой аллергии. Может, пройдет…


— Может и пройдет, — он придержал для Насти дверь и указал на столик в дальнем углу кафе. — Пошли туда.


Заказали по кофе и медовику. От салата Настя отказалась.


— Ну, что у тебя там такого важного, что ты мне не позвонила?


Настя опустила глаза к кофе.


— Кеша, мне нужна твоя помощь.


— Давай, говори. Только не вот так, с опущенными глазами. Я не прокурор.


Настя уставилась на него, нещадно моргая. Может, просто ресницы не в состоянии были вынести лежащей на них туши?


— Ты можешь сделать мне липовую справку о зарплате?


Опаньки. Приехали. Честная Настя, которая всем говорит только правду. Он опустил ложку, так и не отломив от торта кусочка.


— Зачем тебе?


— Можешь?


— Не могу, — ответил он быстро.


Она опустила глаза и спрятала руки под стол.


— А зачем тогда спрашиваешь? — в голосе задрожала обида.


— Потому что хочу тебе помочь. Но не липовой справкой. Мы не какая-нибудь шарашка. Зачем тебе справка? В банк? У тебя кредит? Сколько?


Она не поднимала глаз, продолжая смотреть на нетронутый кусок торта.


— У меня нет никакого кредита. Мне его не дают, а он мне нужен.


— Я спросил, сколько?


— Я не скажу. Не можешь сделать справку, значит, не можешь.


— Настя, ну что ты как маленькая, прямо? На что тебе кредит? Ну не машину же с квартирой ты собралась покупать? Скажи мне, сколько тебе надо. Сто тысяч я дам тебе прямо сейчас и даже не спрошу зачем они тебе понадобились.


— Мне нужно больше, чем сто тысяч.


Она снова жутко моргала.


— Настя, а с чего ты решила отдавать такую сумму? Ну дам я тебе справку, а дальше-то что?


Она пожала плечами и снова уткнулась носом в чашку остывающего кофе.


— Настя, на что тебе кредит нужен?


— Чтобы выплатить другой, который давно просрочен.


Она подняла голову, но лишь на секунду, но и секунды оказалось достаточно, чтобы он увидел в ее глазах слезы. У стола четыре стула, и он мигом пересел на другой, и, когда обнял Настю за плечи, та сразу же ткнулась ему в плечо.


— Ну все, хватит… Ты забыла, что глаза накрасила?


Он схватил со стола салфетку и принялся промокать ей глаза. Настя не вырвалась, даже не дернулась, только громко всхлипнула.


— А теперь все по-порядку. Просрочен? Кем? Ну когда ты могла его взять? На бурное отмечание восемнадцатилетия, что ли?


Она кивнула.


— Не ври мне!


— Я не вру, — она чуть отстранилась от его груди. — Только восемнадцать лет я отмечала в больнице. У мамы. У нее был рак, а она скрывала его от нас до самой операции, а после больницы я совершенно случайно услышала ее ночной разговор с подругой о том, что ей слишком долго ждать химию и все может закончиться очень плохо. Илья, мой брат, сказал, что возьмет кредит и пусть завтра же ей ее сделают. Но маме мы про кредит не сказали. Илья сказал, что это его сбережения, его и его жены. А сейчас выяснилось, что он не только этот кредит не выплатил, так еще и на ремонт дома брал. Понятно, что еще одного кредита ему на дают, его жене тоже. Маме мы не можем об этом сказать, да у нас от ее зарплаты не так много и остается. И ей нервничать нельзя, а то все вернется. И я совершенно не знаю, что мне делать.


Она смотрела на его пустой стул и ему пришлось развернуть ее к себе за плечи. Под глазами у Насти появились новые черные круги.


— А делать надо вот что: назвать сумму. Полностью. А потом мы с твоим братом уже сами разберемся. Без тебя. Ну, долго еще молчать будешь?


— А я не хочу от тебя денег, — буркнула Настя зло и попыталась освободиться от его рук: не вышло.


— А тебе я денег и не даю. Я даю их твоему брату как беспроцентную ссуду. Потом вернет. Сколько ему надо? И когда?


— Должно хватить трехсот. Это много, да?


— Ты знаешь, что это много. Но я найду их. Когда надо? — Она снова опустила глаза. — Давайте завтра приезжайте вместе. В руки денег не дам. Пойдем в банк и закроем кредит.


— А что я Илье скажу?


— А что ты скажешь своей маме, если она узнает, что у нее сын по уши в долгах? А? Никакой банк вам не поможет. Но все, что можно решить деньгами, не проблема. Так что не нервничай.


Она снова шмыгнула.


— Пей кофе и ешь торт. У меня встреча через…


Он не успел взглянуть на часы, телефон зазвонил. Коротков вдруг вспомнил его личный номер.


— Да, — ответил Иннокентий и, когда Никита попросил его встретиться вне офиса, сказал: — Если только тебе не стыдно будет говорить о своих делах при моей девушке, приходи в кафе напротив офиса. Да, да, в то самое. Да, мы уже тут. Так что можешь прямо сейчас. Да, жду.


Настя бросила ложку.


— Я пойду…


— Сиди! — осадил Иннокентий ее довольно грубо. — Баш на баш. Я тебе помогаю с братом, ты мне помогаешь с этим уродом. Надеюсь, что хотя бы при тебе он не будет нести чухню.


Иннокентий хотел сказать иначе, но в последний момент передумал и подыскал цензурный синоним. Затем передвинул к Настиному свой нетронутый кофе и торт, решив остаться с ней рядом. Никите он заказывать ничего не станет.

Загрузка...