По законам войны

ДОРОГА К СВОИМ

Решили миновать часового низом, по склону. Но Тимка остановился раньше, чем должен был оказаться над ними часовой. Ася подползла к нему и тоже остановилась. Оба помолчали, не глядя друг на друга. Потом Ася позвала:

— Тима…

— Что, Ася? — спросил Тимка, словно не догадываясь, о чем она.

— Ты иди, Тима… Ты быстрее меня… А я останусь около дяди Василя.

Тимка не знал, что ей ответить. Нашел в темноте и сжал ее руку. Она осторожно высвободила ее:

— Иди, Тимоша… Не обижайся: дядя Василь тебя тоже так звал… Иди, а я буду тебя ждать…

— Ася… — Не умел Тимка говорить слова благодарности. И хвалить не умел: как-то не научился еще за свою жизнь. Выдернул из-за пояса наган и вложил его в раскрытую Асину ладонь: — Возьми! С ним не так страшно.

— Тебе будет нужней!.. — запротестовала Ася.

— Возьми, возьми, — сказал Тимка. — Если меня поймают — может, лучше безо всего. А вам будет спокойней. Жди меня, Ася, ладно?

— Я буду ждать хоть сколько… — ответила Ася. — Пока придешь. — И она решительно повернула назад, к убежищу, чтобы Тимка не видел ее лица, потому что она обещала не плакать.

Тимка куснул губы. Куснул, не думая, чтобы вышло, как у отца. Это получилось само собой, когда он провожал глазами Асю.

Затянул потуже ремень и, уже не оглядываясь, пополз между кустами прочь от неприветливых Летучих скал, с которыми для него связывалось теперь слишком много утрат.

Откос тянулся почти на километр вдоль береговой полосы. Но, отдалясь от часового на каких-нибудь сто, сто пятьдесят метров, Тимка выбрался наверх, огляделся, вслушиваясь в мерное шуршание волн внизу. Где-то уже начал просыпаться ветер, а Тимка должен был сделать много трудных километров до утра.

Где пригибаясь, где ползком спустился в низину и зашагал вдоль моря, подальше от крестоносца, от Летучих скал, от холодных гротов на откосе. Решил на всякий случай не идти по следам бежавших краснофлотцев. Он не знал ни того, что произошло там во время тревоги, ни того, что задумали немцы в связи с операцией…

Шагал быстро. Но когда пришло и установилось второе дыхание, еще прибавил шагу.

Потом свернул вправо, оставив берег у себя за спиной.

Лес длинным языком выдавался к морю, и самое короткое расстояние к нему было по прямой от Летучих скал. Тимка решил преодолеть два-четыре липших километра, чтобы войти в лес как бы из деревни, что лежала дальше, влево от него, а не со стороны моря.

Эта деревня да еще широкое асфальтовое шоссе, что тянулось параллельно морю, по его расчетам, представляли главную опасность.

И Тимка не ошибся, удвоив осторожность на подходе к шоссе. Чуткий слух его уловил гудение автомобильного мотора. Тимка припал к земле и видел, как, скользнув желтым светом по траве вдоль шоссе, в сторону деревни проехал автомобиль.

Некоторое время Тимка выждал для верности и хотел подняться, но автомобиль появился опять и проехал в обратном направлении.

Сообразив, что это может оказаться какой-нибудь дорожный патруль, которому ничего не стоит мотаться туда — обратно всю ночь, Тимка вскочил, едва машина проехала мимо, и, перебежав шоссе, упал на землю далеко с той стороны, где должно было начинаться хлебное поле. Как раз этим шоссе они ездили с отцом к заливу у Летучих скал, чтобы отдохнуть, половить рыбу… И только упав на землю, чтобы пропустить автомобиль в сторону деревни, Тимка понял, что хлебного поля нет, что запах гари, который он давно улавливал на подходе к шоссе, — это все, что осталось от хлебов. Неожиданное открытие это подстегнуло его: едва автомобиль проехал к деревне, Тимка вскочил на ноги и пошел, пошел мерять горелое поле, не оглядываясь, не останавливаясь, чтобы передохнуть… Когда забрезжила на востоке заря, он пересек жиденькую березовую рощу, что просматривалась из любой точки во всех направлениях, прошагал через поле с множеством воронок от бомб, с неглубокими окопчиками то там, то здесь, перебрался через овраг, на дне которого бежал тоненький ручеек. Припав к нему губами, Тимка долго, с перерывами, чтобы глотнуть воздуха, пил и пил, пока его не замутило от воды.

Первый луч солнца застал его уже на опушке леса.

Теперь он был вдвойне удовлетворен тем, что Ася не пошла с ним. Ей бы не выдержать этой дороги. Раньше Тимка не понимал поговорки: «Голова гудит как котел». Именно так, наверно, гудела она теперь у него, доводя до отупения. И глаза, которыми он смотрел перед собой, почти ничего не видели. И уши отказывали ему, оглушенные каким-то сумасшедшим звоном со всех сторон…

Но Тимка все шел и шел, забираясь как можно глубже в лес.

Краешком сознания отметил про себя, что солнце уже взошло… Потом — что уже, наверно, около семи часов утра…

Но только в самой гуще леса, где корявые осины смыкались кронами над головой, не пропуская солнечных лучей на устланную прелыми листьями землю, Тимка решил, что теперь ему не угрожает преследование, блаженно улыбнулся и, раскинув руки, упал под кустом боярышника… Упал и мгновенно отключился, будто умер с того самого момента, как позволил расслабиться мускулам, нервам… И ничего не слышал, не видел, не знал, сколько часов прошло, когда в осиннике появился незнакомый человек. Неслышно ступая между деревьями, подошел и остановился над ним.