С Григорием Тимка не разговаривал. Забился в угол самодельного топчана и смотрел с ненавистью. А разведчик пытался его урезонить:
— Взрослый парень, но смотрю я на тебя — мальчишка! Ты хотел командиру пулю всадить — он на тебя не злится. Меня всего вымотал, даже укусил вот, как барбос какой, — я тебе прощаю. А ты выдумал себе какую-то чепуху и глядишь зверем! Ребята вот за твоего отца умирать шли! А ты…
Тимка молчал, упрямо кусая губы.
Вконец расстроенные краснофлотцы тоже пытались как-то повлиять на него. Тимка угрюмо отмалчивался в ответ, потом лег, демонстративно отвернувшись к стене. И, утомленный переживаниями, скоро заснул.
Григорий и краснофлотцы допоздна сидели возле него, шепотом переговариваясь о том о сем.
Зажгли керосиновую лампу, и она уютно мерцала под потолком, бросая на них зыбкие черные тени. Наконец, когда вернулся с обхода секретов рябой командир поста, Григорий поднялся.
— Спать нам тут малый не даст ночью. Я посижу с ним часов до двенадцати. А с двенадцати, — велел он рябому красноармейцу, — разбросьте на остальных до утра.
— С двенадцати до часу Корякин, — сразу распорядился командир поста, — с часу до двух Сабир, потом Шавырин, Нехода, Леваев.
Краснофлотцы ушли вместе с ним в другую землянку, а Григорий, устало опустив голову, просидел без движения до двенадцати часов ночи, глядя на спящего Тимку. Без пяти двенадцать подошел и тронул его за плечо. Тимка сразу вскинулся на топчане, сел.
За дверью послышались шаги сменщика. Разглаживая перепутанные усы, Корякин глянул из-под бровей на Тимку, на Григория. Кивнул разведчику.
— Все в порядке, я посижу…
Григорий ушел. Корякин сел на его место и хмуро крякнул, разглядывая Тимку.
Когда за разведчиком закрылась дверь противоположной землянки, Тимка заерзал на топчане.
— Отпустите меня… — негромко попросил он.
— Как же я тебя отпущу, если мне приказано не отпускать? — удивился Корякин. — Я человек военный.
Тимка помедлил, исподлобья наблюдая за своим охранником.
— Отпустите…
— Гляжу я на тебя и не понимаю, — сказал Корякин. — Смелый парень, сын командира — и учудил такое.
— А вы предали отца, вы сбежали, потом говорите — он приказал! — взъярился Тимка. — Настоящие бойцы в лесу не отсиживаются!
— Ерунду говоришь, Тимофей… Оплошали мы, конечно, что попались так, не моя вина это… А если наша, то — общая…
— Отпустите… — Тимка куснул губы.
— Не могу, — ответил Корякин. И опять хмуро крякнул.
— Меня охраняете, а фашистов боитесь! — выкрикнул ему Тимка.
Корякин не ответил.
— Отпустите… — снова повторил Тимка.
— Нет, Тимофей, нет… — покачал головой Корякин. — Чего не могу — того не могу. Я приказы выполняю, как положено по уставу.
Примерно в таком духе они говорили весь час.
К приходу Сабира Тимку душили злые слезы, и на азербайджанца он глядел загнанным волком, хотя тот сам пытался наладить беседу.
— Чего же ты, — говорил Сабир, почти повторяя Корякина, — подружку свою где-то бросил… Отца — такого отца! — позоришь? Боевого командира, моряка?..
— Отпустите меня… — процедил Тимка. — Не буду я с вами!
— Да ты будь, как знаешь! — обозлился горбоносый Сабир. — Ты мне про отца отвечай: зачем позоришь отца?!
— Это вы себя позорите, а не я! — в тон ему ответил Тимка. — Я знаю, зачем отец шел к Летучим скалам, кто его туда заманил — знаю! И вы его погубили там!
— Ну, прямо дурной малый! — всплеснул руками азербайджанец. — Дурной и бестолковый прямо!
— Отпустите меня, — повторил Тимка. — Все равно убегу.
Сабир поднялся и закрыл дверь на крюк.
— Не убежишь. У меня не убежишь! Командир говорит: будь ласковый… А какой тут будь ласковый, когда надо ремня всыпать!..
— Отпустите… — монотонно повторил Тимка.
К двум часам ночи измотался он сам, но измотался и нервный азербайджанец, бегая по землянке так, что колебалась лампа под потолком. Негодовал он то по-русски, то по-азербайджански, так что Тимка не всегда понимал его.
— Сиди, дежурь! — крикнул Сабир вошедшему сменить его Шавырину. — Тут бешеный станешь от такого человека! — И он пулей выскочил наружу.
Шавырин усмехнулся, занимая его место на ящике из-под снарядов.
— Бунтуешь мало-помалу? — Карие глаза левого бакового смотрели весело, на небритых щеках играли улыбчивые ямочки.
— Отпустите меня… — как заведенный повторил Тимка.
— Чудак человек, куда ты пойдешь? Радуйся, что к своим попал!
— Отца погубили — это свои?! — взорвался Тимка.
— По-твоему я погубил его?
Тимка подумал.
— Вы, может, и нет… Вы тогда один схватились за винтовку, а остальные — предатели!
— Зря горячишься… — покачал головой Шавырин. — От тебя и требуется всего: сказать, что от тебя просят. Давно бы отпустили.
— Ничего я вам не скажу! — выкрикнул Тимка.
— Ну вот, опять горячишься… Не хочешь — обойдутся без тебя…
— Без меня вы не обойдетесь! — зло поддел Тимка. — Один я могу все, что вам надо! Но хоть режьте меня — ничего не сделаю!
— Резать тебя не собираются… Да и ничего ты, видно, не знаешь!
— А вы не выпытывайте! — ответил Тимка.
— Никто тебя не выпытывает…
Помолчали.
— Отпустите меня… — передохнув, опять начал Тимка.
— Ну, выпушу я тебя — куда побежишь? — усмехнулся Шавырин.
— Найду куда… — буркнул Тимка.
— К немцам?
— Что я — дурак?
— Куда ж тебе тогда бежать? — засмеялся Шавырин.
— Отпустите… — повторил Тимка.
— Ну, скажи вот ты мне: куда побежишь, если я тебя отпущу?.. А может, и отпущу, если дело стоит того!
Тимка недоверчиво помедлил, разглядывая его.
— Отпустите…
— Заладил одно и то же!
— Я уеду! Совсем уеду от вас! Отпустите? Я за границу уеду!
— Куда-куда? — по-настоящему удивился Шавырин.
— На остров Пасхи уеду! Подальше от вас! — не выдержал Тимка.
— Это где же такой?
— В Тихом океане! Вы там не плавали!
— Так… — Шавырин оглянулся на дверь. — Тебя я, допустим, отпущу, а сам — вместо тебя к стенке?
Тимка не нашел что ответить на этот резонный вопрос. Повторил:
— Отпустите…
— Ну, а со мной-то что, как ты решишь?
— А если вы не заодно с ними — уходите тоже! — объявил Тимка.
Улыбка промелькнула и тут же погасла на губах Шавырина.
— Вместе с тобой на остров Пасхи?
— Если захотите!
Шавырин встал, подошел к нему, вгляделся в лицо. Черты его заострились и уже не казались улыбчивыми.
— Ты знаешь, на какое преступление меня толкаешь?
— Если боитесь — не уходите! Сидите вот так, сторожите меня, пока вас самого не угробили!
Шавырин отошел к двери.
— Подожди! Не кричи ты!.. — Он выглянул за дверь, прислушался, а Тимка уже встал и пристроился рядышком, за его спиной. — Здесь все кругом — предатель на предателе! — шепотом сказал ему левый баковый. — И отцу твоему, я знаю, в спину пулю всадили! Ты понял?
— Га-ды! — Тимка судорожно куснул губы.
— Пасха там твоя или рождество — придумаем что-нибудь, а уходить нам надо! — тревожным шепотом сказал Шавырин. — Малый ты правильный. А этот, бородатый, так и приглядывается ко всем! Не заметил? В общем — ходу! Держаться будешь за мной. Чтобы — ни шороха! — Он приложил палец к губам и стал осторожно подниматься по жердяным ступеням на поверхность. Тимка двинулся с теми же предосторожностями следом.