По законам войны

БОЛЬШОЙ

Шли около двух часов, пробираясь то напрямик через чащу, то желтыми от лютиков полянами, то глухими, прелыми балками, скользя на многолетних завалах гнилого валежника. Наконец, предупредив Тимку, чтобы ступал след в след, дядька Григорий повел его незримой для постороннего глаза тропинкой, вправо и влево от которой, затянутая зеленой ряской, лежала в зыбких островках камышей трясина.

За болотом опять начинался лес, едва ступив под прикрытие которого дядька Григорий и Тимка были остановлены окриком:

— Стой! Кто идет?

— Выборг! — ответил дядька Григорий.

— Проходи, — сказали из гущи тальника впереди. Навстречу вышел боец в гимнастерке, галифе, с винтовкой.

— Пусть малый подождет здесь, — сказал ему дядька Григорий. — Я доложу.

Боец кивнул, разглядывая Тимку:

— Ладно…

Дядька Григорий не оглядываясь ушел дальше. Тимка от нечего делать переступил с ноги на ногу.

— Сядь здесь, — показал ему красноармеец на пенек в стороне, — чтоб я тебя видел.

Тимка не стал перечить, присел. Эта строгость ему нравилась.

Боец опять отшагнул к тальнику и, невидимый со стороны, продолжал наблюдать за тропинкой через болото, время от времени поглядывая на Тимку. Ждать пришлось минут десять.

Снова появился дядька Григорий и показал Тимке головой:

— Идем.

Метров через двести опять увидели часового. Это был гражданский, но зато с автоматом.

Вышли на небольшую поляну, с правой стороны которой пылал костер и дымилось ведро на перекладине. Несколько человек с оружием — кто сидел, кто лежал возле костра.

Дядька Григорий повел Тимку прямо, где под двумя липами была, судя по всему, недавно вырытая землянка и опять стоял часовой.

Ничего не сказав ему, дядька Григорий провел Тимку вниз по ступеням.

На дощатом столе посреди землянки горела семилинейка. Два топчана — направо и налево от входа — были застланы байковыми одеялами. В углу, прикладами в землю, стояло несколько винтовок и автомат.

За столом сидел в накинутой на плечи телогрейке мужчина лет сорока с глубокими, жесткими складками у рта, с проседью в темных волосах. Второй, бородатый, глазастый, со сросшимися у переносицы бровями, стоял у стены, за его спиной.

— Вот. Этот самый, — сказал Григорий, адресуясь к сидящему за столом, видимо старшему здесь.

— Хорошо, — сказал тот. — Можешь быть свободен. Поешь как следует, отдохни, если вдруг не понадобишься срочно…

— Есть! — ответил Григорий и, повернувшись на каблуках, вышел.

Тимка остался у входа. Бородатый своими чернющими глазами, казалось, просматривал его насквозь. Тот, что сидел за столом, кивнул Тимке на скамейку:

— Проходи, садись. Говори, с чем пожаловал.

Тимка сел напротив него, немного помедлил, собираясь с мыслями.

Двое молча ждали, что он им скажет.

— Кроме вас, в лесу еще есть кто-нибудь?.. — спросил Тимка.

— Возможно, — коротко ответил сидящий за столом.

— А вы кто? — спросил Тимка.

— Григорий точно его обрисовал! — усмехнулся бородатый.

Сидящий за столом не улыбнулся. А складки в уголках его губ даже стали как будто жестче.

— Меня зовут Большой. Товарищ Большой. Это Николай Николаевич, — показал он через плечо на бородатого. — Если тебе нужен главный — это я. Но можно говорить при нем. Только сначала назовись: кто, откуда — как положено.

Тимка кивнул.

— Моя фамилия Нефедов. Тимофей. Я сын командира «БО-327» «Штормового». — Двое в землянке насторожились, когда он добавил: — Сейчас я от Летучих скал. Вы чего-нибудь ждете оттуда? Мне нужны люди, которые ждут оттуда сообщений.

Николай Николаевич подошел и сел рядом с Большим. Теперь они оба строго уставились на Тимку. Заговорил Большой:

— Ты осторожен — это хорошо… Мы не можем тебе сказать наверняка, что ждем вестей именно оттуда. Наша связь с городом оборвалась две недели назад, когда нас отрезали немцы. Четверо связных, посланные в город, не вернулись. Мы оказались отрезанными совершенно неожиданно. И ждем не столько вестей, сколько… — Он помедлил, ища нужное слово. — Короче говоря, мы не можем начать работу, не имея посылки, которую должны были нам передать, не зная даже о ее судьбе…

— То, что вы ждете, — у Летучих скал! — неожиданно для себя сказал Тимка, припомнив слова отца, которые тот говорил боцману.

Николай Николаевич и товарищ Большой слегка придвинулись к нему, так что огонек лампы заколебался в глазах обоих.

— Ты принес радостную весть, малыш! — сказал Николай Николаевич.

— Нет… — возразил Тимка, сразу ошеломив обоих. — Я принес вам плохие вести…

И он рассказал им обо всем, что произошло за последние двое суток, об отце, о гибели «Штормового», о боцмане Василии, об Асе, о том, что на «БО-327», судя по всему, был предатель…

Большой во время его рассказа поднялся и нервно заходил по землянке. Круто остановился возле стола, когда Тимка кончил.

— Да, ты пришел по адресу, Тимофей. И принес нам, возможно, страшную весть. — Глянул на бородатого: — По-моему, ошибки быть не может. Так охотиться фашисты могли только за нашим грузом…

Тимка невольно съежился, чувствуя себя в чем-то виноватым.

Николай Николаевич встал и шагнул к двери.

— Позовите Григория! — приказал он часовому наверху.

И пока ждали Григория, в землянке царила тревожная тишина.

— Товарищ Большой… — войдя в землянку, начал громко докладывать Григорий. Но Большой остановил его, и тот закончил скороговоркой: — Явился по вашему приказанию…

— Есть какие-нибудь сообщения с постов?

— Так точно. Прибыл посыльный с первого. На посту задержаны пять краснофлотцев.

Тимка весь вытянулся от напряжения. Большой метнул на него короткий, выразительный взгляд.

— Кто такие? Откуда? Как появились? Знали что-нибудь о нас?

— Все пятеро служили на «БО-327» «Штромовом». Двое суток назад «охотник» был потоплен эсминцем, который они условно называют крестоносцем. Команда «охотника» высадилась на берег и приняла бой на берегу, у Летучих скал. Командир охотника Нефедов приказал оставшимся в живых уходить с темнотой на шлюпке. Сам решил прикрывать отход. Были взяты в плен тем же крестоносцем, когда возвращались из города под командой боцмана, ибо город наши уже оставили. Вчера их заперли на ночь в бывшей избе смотрителя, там же, у Летучих скал. Ночью удалось бежать. О нас им рассказал боцман. Он должен был доставить сюда какую-то бумагу. Какую — им неизвестно, потому что боцман подробностей не говорил. Из всех бежавших нет как раз его. Он должен был уходить последним. Все пятеро считают, что это ему удалось. Тревога была поднята немцами значительно позже. Но поиск в лесу пока не дал результатов. — Григорий выжидающе замолчал, взглядывая то на Большого, то на Николая Николаевича, то на Тимку.

— Они явились все вместе? — спросил Большой.

— Нет. Уходили вчера по одному и, чтобы не шуметь возле скал, договорились найти друг друга в лесу. Двое сегодня случайно встретились, трое других так по одному и были задержаны.

— Понятно… — сказал Большой и повернулся так, чтобы Григорий обратил особое внимание на Тимку. — Отдыхать нам, Григорий, наверно, никому не придется сегодня… Отправьте посыльного назад. Пусть передаст, что краснофлотцев можно использовать для внутренних служб на посту. Боцмана во что бы то ни стало разыскать! Об этом юноше, — Большой повел глазами на Тимку, — никому ни слова. Посыльный его не мог видеть?

— Никак нет, товарищ Большой.

— Иди выполняй. Через двадцать минут зайдешь.

— Есть. — Григорий круто повернулся на каблуках и вышел.

Большой прошагал по землянке из угла в угол. Раз, потом еще. Остановился.

— Как самочувствие, Тимофей?

Тимка хотел вскочить. Почему они медлят?! Почему не велели доставить всех пятерых сюда для проверки?!

— Товарищ Большой!..

Тот неожиданно засмеялся, удерживая Тимку на скамейке, и впервые лицо его стало добрым, как у школьного учителя. Но, едва оборвав смех, он опять стал самим собой: глаза похолодели, в уголках рта залегли жесткие складки.

— Выходит, здесь твой приятель?

— Почему вы не велели их арестовать?! Почему?! — не выдержал Тимка.

— Их? — переспросил Большой. — Но ведь он, скорее всего, один.

— Проверить! — подсказал Тимка.

— Не спеши… — ответил Большой и опять заходил по землянке.

— Очень странно все это… — проговорил Николай Николаевич.

— Не очень… — возразил ему Большой. — Предатель, завладев чертежом, кинулся, конечно, к хозяевам… И что, если предположить… — Он задумался, глядя на лампу. — Если предположить, что посылки нашей у них еще нет пока!.. Почему? — спросил он у самого себя. — Например, план командира «БО-327» оказался неточным… Или неполным! Ведь он делался второпях, под пулями! Наконец, план мог быть рассчитан на человека, хорошо знающего район Летучих скал…

— И они направляют своего агента к нам — проконсультироваться, — докончил за него Николай Николаевич. — Они здорово ошиблись при этом… — Он вздохнул.

— Не совсем ошиблись. — Большой обернулся к Тимке: — У нас было два человека, которые хорошо знали местность. Но мы их одного за другим посылали в город, оба не вернулись. Вполне возможно, что кто-то из них был на «Штормовом», когда «охотнику» навязали бой…

Тимка согласно кивнул, потому что Большой в раздумье долго, внимательно глядел на него.

— С собой этого плана агенту, конечно, не дали… — медленно проговорил Большой. — Но то, что сам агент здесь, мы обязаны как-то использовать… Как?

— А ты, говоришь, не раз бывал у Летучих скал? — вмешался, обращаясь к Тимке, Николай Николаевич.

— Да, — подтвердил Тимка. — Папа любил эти места.

— И ты уверен, что немцы решили, будто вы с Асей ушли от скал? — в свою очередь вмешался Большой.

— Уверен, — подтвердил Тимка. — Ася слышала, они это говорили…

— А она там никаких глупостей не натворит?

Тимка резко поднялся:

— Товарищ Большой, я ручаюсь за нее, как за самого себя!

— Сядь! — успокоил его Большой. — И не обижайся. Мы в тылу врага. Когда ты проверял Григория, мы считали это справедливым.

— Я не обижаюсь, — виновато сказал Тимка, опять усаживаясь на свое место. — Просто я хорошо знаю Асю…

— А ты мог бы пойти на опасное задание?.. Один! — Взгляды обоих, Большого и Николая Николаевича, скрестились на Тимке.

Он снова поднялся:

— Приказывайте… Я готов.

— Подожди. Я сказал: опасное задание… А надо бы сказать: очень опасное! — поправился Большой, сделав ударение на слове «очень».

— Мой папа погиб у Летучих скал… — напомнил Тимка.

Большой и Николай Николаевич переглянулись.

— Вот что, Тимофей… — проговорил Большой и опять заходил из угла в угол. — Чтобы тебе ясней было положение, в котором мы находимся… — Он помедлил. — Мы неожиданно оказались отрезанными от Центра, без каких-либо возможностей связи… Короче говоря, в посылке, которую хотел доставить нам твой отец, должна быть рация. Но главное, от чего зависят многие судьбы, — посылка твоего отца, или груз, как он его называл, должна содержать адреса настоящих, честных людей, которые остались работать в тылу врага. Тебе понятна ценность этого груза?

Тимка кивнул: «Да…»

— Есть три выхода из положения. — Большой остановился над Тимкой, лицом к лицу с ним. — Идеальный выход: мы должны иметь этот груз у себя. Если такая возможность исключается — груз необходимо любой ценой уничтожить. Наконец, если и это исключено — мы должны хотя бы знать о судьбе груза… — Он помедлил, шевеля сомкнутыми губами. — Действовать придется самостоятельно: ты будешь ходить по лезвию ножа, одна ошибка — и провал со всеми вытекающими последствиями, по законам войны…

— Я готов… — повторил Тимка.

Большой кивнул:

— Хорошо. Подождем Григория и вместе будем думать, как нам лучше сориентироваться в обстановке. Она такова: груз наш где-то в районе Летучих скал. План, сделанный рукой твоего отца, — наверняка у немцев. В расположении нашей группы пять краснофлотцев со «Штормового», один из которых — враг. Как можно использовать все эти обстоятельства?