На следующий же день Рашид поставил своих домочадцев в известность о том, что через несколько дней улетает в Москву.
– Я завтра куплю билет на понедельник. Уже несколько раз звонили с работы, да и с учебой нужно определиться. Но на сороковую ночь я обязательно прилечу обратно.
Он передал деньги Любе. Их должно было хватить на безбедное существование его большой семьи на целый год. Оставшиеся до отлета дни Рашид занимался работой по дому. Съездил на рынок, отвез мальчишек в парикмахерскую, пытался вместе с ними смеяться, но душа рыдала. Память предательски возвращала его в реальную действительность, безжалостно напоминая о недавнем событии.
В воскресенье ближе к обеду Рашид увлеченно собирал детскую двухъярусную кровать для самых младших братьев. Неожиданно в комнату вбежал Мухтар – средний из братьев.
– Ласид, – испуганно закричал он, смешно не выговаривая букву «р», – там стлеляют на улице!
Что бы это могло быть? Увлекшись работой он не ничего слышал. Рашид быстро вышел на улицу. От увиденного его бросило в жар, словно огненное пламя ударило в лицо. По улице шла толпа, а в середине невеста. Он ни долю секунды не сомневался в том, что это она. Молодежь шла рядом и веселилась. Лейла знала, где его дом, знала, что сейчас идет мимо его дверей. Поднимет голову, посмотрит или нет?
Она подняла голову, и взгляды их на мгновение пересеклись. Но не было уже ни искр радости, ни яркой вспышки, которые раньше вызывало каждое такое пересечение. Словно в лицо подул ветер с гор, холодом обжигая сердце. А она тут же опустила глаза и с лицом белее своей фаты прошла всего в двух шагах от него.
Кроме невесты, никто из прошедших мимо даже и не заметил его. В сердце юноши словно вонзились тысячи иголок, причиняя невыносимую боль. Даже в диком средневековье не могли придумать большего наказания человеку, чем это, обреченно думал он, медленно возвращаясь в свой дом.
А соседи веселились, слышна была громкая музыка, изредка раздавалась автоматная очередь. «Лучше бы они на моих похоронах играли, чем на ее свадьбе», – подумал Рашид.
До утра он так и не сомкнул глаз. А в обед, попрощавшись с родными, уехал в аэропорт. Когда самолет поднимался в воздух, ему казалось, что крылья лайнера не выдержат большого камня, лежащего на его сердце, отвалятся, и самолет рухнет на землю.
Рашид возвращался в город, который, как ему казалось тогда, был способен залечить все его раны.
Москва встретила непривычным холодом. Дворники не успевали убирать все валивший и валивший снег, а машины передвигались по улицам с самой медленной скоростью. Скрываясь от жуткого холода и порывистого ветра, люди бежали к метро, которое, словно гигантское животное, поглощало весь этот людской поток, направляя его в свой огромный подземный «желудок».
На следующий день Рашид вышел на работу. Несмотря на раннее утро, в кабинетах слышен был стук клавиатур, а в коридоре стоял запах свеже сваренного кофе. Сотрудники фирмы готовились к новому рабочему дню. Коллеги с радостью встретили его, и многие, побросав свою работу, взяли в плотное кольцо. Рашид, оказавшись среди всех этих людей, доброжелательно улыбающихся ему, рассказал о том, что произошло с ним на родине, скрыв лишь замужество его любимой девушки. Это горе и переживания были слишком личными, чтобы делиться ими с кем-то еще. Он со всей ясностью понимал, что должен сам, без чей-либо помощи, залечить свою душевную рану, не позволяя никому ни жалеть, ни сочувствовать себе.
Рашид старался, как и прежде, быть бодрым, веселым, но наиболее наблюдательные коллеги заметили в его глазах какую-то пустоту, отрешенность. Чуть позже его вызвал начальник. Молодой руководитель, напустив на себя важный вид, внимательно выслушал своего сотрудника, только что вернувшегося из длительного отпуска, и снисходительным тоном сообщил, что долго держал его место, несмотря на большое количество желающих занять его.
Рашид понимал, что руководитель лукавит, так как друзья уже успели ему сообщить, что несколько претендентов на его место тот все-таки брал, но они быстро отсеивались, не пройдя жесткого отбора. Его начальник все время сравнивал их с юношей с Кавказа, который схватывал все на лету, понимал его с полуслова и способен был работать без отдыха сутки напролет.
– Рашид, прими мои соболезнования, но бизнес есть бизнес, и ты должен хорошо понимать, что в нем нет места сочувствиям и эмоциям, поэтому впредь, если ты решишь надолго оставить свое рабочее место, я вынужден буду сразу же взять другого человека. Но я думаю, этого не произойдет, – сказал он с довольной улыбкой. – Да, вот что еще: возьми все эти бумаги и документы. Это новая партия машин, которая недавно поступила к нам, посмотри, какое количество мы сможем оставить в этом магазине, и выскажи свои предложения.
Рашид с радостью вышел от начальника. Он снова окунется в эту бурлящую городскую жизнь, уйдет полностью в работу, чтобы уже не вспоминать события, произошедшие в его родном городе и полностью перевернувшие в нем все представления о жизни и справедливости.
Остальные дни были похожи один на другой. Допоздна Рашид засиживался на работе, стараясь к сроку завершить поручения, а потом еле доползал до кровати в общежитии, чтобы утром вернуться назад. Через день он звонил домой, узнавал, как живет его семья. Рашид был благодарен сестре, которая взяла на свои хрупкие плечи многие домашние проблемы. Она устроила старших трех ребят в школу, а двух младших в детский сад. Луиза просила не беспокоиться, говоря, что у них все замечательно, что они ладят с Любой и вдвоем легко справляются с домашними заботами. Рашид понимал, что это так и есть, но волноваться не переставал и мысленно всегда был рядом со своей большой семьей.
На сороковую ночь он вернулся в Назрань, с трудом вырвавшись с работы всего на два дня. К его приезду в доме все было готово, поэтому мероприятие прошло очень спокойно и организованно. Рашид был счастлив, что никто ни разу не напомнил ему о Лейле. Словно ее никогда и не было среди ее подруг, Луиза также ни разу не вспомнила о своей бывшей коллеге. А Рахим, едва только встретил друга в аэропорту, с присущим ему юмором стал перечислять всех невест, которых он уже подыскал для него, хотя и видел по взгляду Рашида, что к его рассказам о неписаной красоте всех этих девушек он остался совершенно равнодушным и лишь отрешенно думает о чем-то своем.