Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА II

Бычий хвост

Эту историю рассказал нам приятель – невероятный болтун. Как и большинство его историй, эту никто всерьёз не воспринял. Да и понятное дело – очередная байка-страшилка, над которой мы посмеялись. Скажете: страшилка да вдруг смеялись? Эх, если бы вы знали, как он рассказывает! Умора! И к тому же светило солнце, пели птички. В реальность байки поверил бы только параноик. Хотя рассказывал он очень убедительно и клялся, что так оно всё и было. А мы не критиковали. Главное – интересно, смешно и совсем не страшно. Было…

Но вот незадача! Вроде бы и не придал значения, и думать забыл. Но с того самого дня стал меня мучить один и тот же кошмар. Стоит уснуть, как кинопленкой прокручивается перед внутренним взором та страшилка. Снова и снова. Да так реально, будто я там был и всё своими глазами видел. Просыпаюсь в холодном поту. Простыня скомкана, одеяло на полу. Тело бьёт дрожь, сердце ходуном, пальцы сжимают подушку… Кошмар! Кошмар и есть… А после и уснуть не могу.

Чувствую – дальше так продолжаться не может. Устал. Ни димедрол, ни другие снотворные не берут…

Не знал, что делать, пока однажды не наткнулся на одну газетную статейку с кричащим заголовком: «ЕСЛИ МУЧАЕТ КОШМАР». В ней какой-то профессор давал кому-то совет. Довольно оригинальный для профессора совет, но смысл поразил простотой и гениальностью, и сводился к тому, что нужно просто написать о мучающем кошмаре и дать кому-нибудь прочитать. И всё!

И вот я за столом в надежде, что мне это поможет.

Боже, я очень надеюсь!

Итак, история, которая произошла… нет, не с моим приятелем, а с приятелем приятеля моего приятеля.

Случилось это три или четыре лета назад. В ту пору погода буквально издевалась над огородниками: ртутный столб единственное что не бурлил от кипения. И полнейший штиль.

Вот в такую невероятнейшую парилку, когда асфальт плавился, а предметы в десяти метрах растекались, словно отражения кривых зеркал. Когда солнце ни на секунду не пряталось за облачка из-за отсутствия таковых. В день рая для жука-пожарника друг того самого при-при-приятеля, Олег, вошёл шатающейся, предсолнечно-ударной походкой в ворота взрослой, совершеннолетней жизни.

Это событие Олег решил отметить так, как требовала того погода, то бишь пикником на другой стороне реки, где замечательный пляж и раздолье для юной, энергичной молодёжи. Пикник с ночёвкой, шашлыками, водкой и гитарой.

Народу набралось немного, но удачно: пять парней и пять девчонок. У одного из ребят «моторка», на которой они и собирались переправиться на тот берег. Всё было готово, как вдруг одна девчонка – подружка хозяина «моторки» – предложила:

– Ребята, а давайте поедем на «Бычий хвост»! – «Бычьим хвостом» назывался островок, находящийся в некотором удалении от обычных пляжных мест и был бы прекрасным местным курортом, если бы не дурная слава жуткой легенды.

Парни недоумённо переглянулись, не находясь что сказать. Перспектива стать героем той легенды радужной не казалась, и если идею подкинул бы кто-нибудь из них, то она отмелась бы тут же. Но…

– Вы, чего, ребят, сдрейфили? Неужели вам никогда не было интересно проверить, правду говорят или нет? – не унималась та.

– Верка, о чём это ты? – заинтересовалась другая девчонка – двоюродная сестра Олега – Ольга, приехавшая к нему на день рождения из Одессы.

– Есть у нас одна легенда, у народа пересказ… – ответил за Верку крепкий парнишка с наколкой на руке – Валера.

– Легенда?

– Да. Рассказывают, что у берега, прямо напротив острова, была избушка…

– На курьих ножках, – ввернула Верка. Девчонки захихикали.

– Ну, так вот, – невозмутимо продолжил Валера. – Жила там старуха рехнутая…

– Баба Яга!

– …и однажды, во время сильного дождя пришли к ней пять рыбаков укрыться. Что было потом – неизвестно, только сгорел тот дом в ту ночь вместе с рыбаками…

– И остались от рыбаков одни головешки, – не переставала подшучивать Верка, натуральная нигилистка.

– А старуху тогда не нашли.

– На ступе улетела…

– Слушай, хватит, а! – одернул Верку её друг Сашка.

– Всё, милый, умолкаю! – она чмокнула Сашку в губы.

– Ну так вот. С тех пор начали рыбаки, что приезжали на остров, видеть по ночам средь деревьев во мраке белый сгорбленный силуэт и ещё более чёрные, чем лесной мрак, тени вокруг неё…

– Него…

– Чего? – не понял Валера.

– Вокруг него, а не неё. Ты же про силуэт говоришь, – поправила Валеру его подруга.

– А дальше что? – поторопила Ольга.

– А дальше… одинокие рыбаки стали пропадать, у лодок моторы глохнуть, а если на вёслах, то обязательно туда, к берегу снесёт, хоть и нет там такого течения. Не было, по крайней мере… Но давно это было, а людей на ночь глядя туда не заманишь. Это уж точно! – и он выразительно посмотрел на Верку.

А Верка знай своё:

– Сдрейфили! Ну, точно сдрейфили! – и посмотрела на своего Сашку.

– Почему сразу сдрейфили? Просто… – трусом ему показаться перед подругой не хотелось. Он обвёл компанию взглядом и наткнулся на Олега. – Просто пусть Олег решает. Сегодня ведь его день. Вот пусть и заказывает музыку.

– Точно! Олег? – снова вставила Верка.

Все взоры обратились к нему. Олег медленно оглядел друзей. По их лицам было ясно одно: им хочется и колется. И любой ответ будет принят без обиняков. Он решил не ударить в грязь лицом перед девчонками, усмехнулся и артистически махнул рукой.

– Эх, век воли не видать! Едем!

Верка завизжала от счастья.

Через час вся компания была на острове.

«Бычий хвост» получил название в незапамятные времена. И сейчас уже никто и не вспомнит, почему хвост и почему бычий. Но все склоняются, что из-за формы (он вытягивался к востоку и загибался крючком к берегу). Хотя, кто его знает! Может, есть ещё какая легенда?

Одна сторона острова, та, что смотрит на закат, являет собой нетронутый, девственный пляж с белым песком, прозрачной водой и пологим, без единого камешка и ила дном. Противоположная же – была натуральным образом противоположная: старые дубы, непроходимый ивняк и крутой берег с маленькой замусоренной и покрытой ряской лагуной с глубокой стоячей водой. Некогда излюбленное место рыбаков являло теперь унылый и запущенный вид.

Солнце в зените. И первое, что друзья сделали – плюхнулись в воду. Вдоволь наплескавшись, парни дружно взялись за разведение костра, а девчонки – за приготовление «зеленого стола».

Вскоре по острову расползся обалденный запах шашлыка.

Гульба началась. Разлилась по стопкам водка, загудели заздравные речи. И понеслось… Смех, беготня, глупые пари, приколы, первые «встречи с э-э-эдиком», барахтанье в воде и чёрт-те знает что ещё.

Утихомирились к вечеру. Жара спала. Все, разбившись на парочки, расселись вкруг костра. Зазвучала гитара. Когда большинство песен перепето и звуки гитары смолкли, все сидели в задумчивости, наблюдая красный закат. Меланхолический настрой развеял Митя, достав складную удочку и заявив, что идёт рыбачить в лагуну.

– Ты что, спятил? На ночь-то глядя! – удивился Сашка, а Верка толкнула его в бок, опять подначивая:

– Действительно, Мить, ты что! А вдруг кто привидится впотьмах.

Все рассмеялись так, будто это была самая удачная шутка дня.

– Да тьфу на вас! – махнул Митя рукой и пошёл нетвердой походкой к ивняку, где виднелась еле заметная тропка.

Вечер переходил в ночь. Замерцали звезды. Ярко светила луна. Костёр догорал. Компания парочками разбилась по пляжу. У костра осталась только Ольга с пареньком по имени Руслан, которого она знала всего ничего, и подружка Мити – Даша. Даша начинала злиться на Митю. Иногда ей казалось, что рыбалку он любит больше, чем её. И Даша знала, что с удочкой в руках он теряет счёт времени, но звать, а уж тем более идти за ним она не собиралась: не на ту напал!

Но время шло, терпение лопалось. Даша уже хотела крикнуть, когда Митя взъерошенный, яко леший, вылетел из кустов без удочки и без рыбы. Он подбежал к костру, в отблесках которого лицо было сродни белью после стирки «тайдом». В глазах плескался страх. Ноги и руки испачканы.

– Митя, что с тобой? Что случилось? – Даша вскочила на ноги. Ольга с Русланом тоже.

– Случилось! Труп там… плавает.

Девчонки ойкнули.

– Чего плавает?! – Руслану показалось, что он ослышался.

– ТРУП, мать твою!!! – сорвался на крик Митя. Даша обняла его, успокаивая.

Через минуту вся компания окружила Митю, слушая сбивчивый монолог.

– Пробрался, значит, я к лагуне, забросил, значит, удочку, а поплавок сразу под воду – фьють! – и попёрла рыба – только в путь! Ну, я там, на берегу, небольшую ямку нашёл, так она у меня махом заполнилась, девать некуда. Вот! Ну, я дальше пошёл по крюку. Вижу нормальный спуск, встаю, значит, у самой воды. Закидываю, значит… Клюёт. В одной руке удочку держу, в другой – пакет. Девять штук поймать успел. И все – крупняк! Белоглазка, окунь…

– Митя, ближе к делу! – поторопил кто-то.

– К телу! Стою, а в полуметре бревно плавает. И вот, когда у меня сорвалось, крючок за это бревно и зацепился. А лесу-то рвать жалко, ну я и стал тянуть полегоньку вверх-вниз, вверх-вниз. Думаю: сучок какой коварный! А в темноте-то не видно, что за сучок. И тут я что-то уду высоко задрал, смотрю, а вместо сучка пальцы торчат… Ну, в общем, махом всё побросал и сюда быстрей. Есть у кого сигарета?

Все стояли, не решаясь поверить. Кто-то протянул сигарету. Митя склонился над тлеющим костерком, прикуривая от головёшки.

– Надо сходить всем вместе, посмотреть. – Олег сглотнул. – Может, тебе померещилось, Митек?

– Ага… померещилось… Щас чёртики повыскакивают…

– Ладно, не кипятись. Олег дело говорит – посмотреть надо, – пробасил Валера. – Пойдём. Покажешь своего жмурика. А вы, девчонки, от костра ни на шаг! – он кинул обеспокоенный взгляд на Нинку. Та бледно улыбнулась в ответ. Этого достаточно: не отойдет.

Шли молча. Но думали об одном:

«А, может, всё же легенды не врут…»

Они продирались по давно заросшей тропке, то и дело раздвигая преграждающие путь ветки ивняка. Добрались до лагуны.

– Хотите, яму покажу… с рыбой. Она где-то тут за кустами…

– Да сдалась она тебе сейчас! Потом, Мить, пошли.

Через шагов тридцать Митя остановился снова:

– Там, – он указал рукой на еле видный спуск. Все переглянулись. Лунный свет бросал на лица бледные маски неподдельного страха. Никто не изъявлял желания смотреть на утопленника, тем более Митя. Олег в очередной раз судорожно сглотнул и повторил, что сказал у костра.

– Надо посмотреть, – он глянул на Валеру. – Только всем вместе.

Валера натянуто улыбнулся и пробасил, попутно ломая ствол старой ивы:

– Ну что, пацаны, пошли! Может, всё-таки бревно…

Он повернулся и первым направился к спуску. За ним Олег, потом остальные. Последним – Митя.

Они подошли к воде и увидели чуть меньше, чем в полуметре…

– Бревно. Какой же это труп, пацаны, а? Бревно ведь! – Валера схватил удочку и та, ни за что крючком не цепляясь, перекочевала к Мите. Потом взял палку, поднатужился, пытаясь перевернуть бревно. Бревно поддалось, а затем в лунном свете в воде появилось распухшее бородатое лицо с выпученными как у морского окуня глазами и с раскрытым ртом, из которого неспешно поползли пузырьки воздуха. Валера заорал, выронив палку и чуть не свалившись в воду. Его подхватили. И в ту же секунду со стороны пляжа донесся визг.

– Девчонки, – сказал Сашка и первым бросился обратно к пляжу.

Они вынырнули один за другим из ивняка и увидели девчонок, прижавшихся друг к дружке возле затухшего костра. Их приближение явно осталось незамеченным. Они смотрели в одну сторону – на берег.

Тут Верка краем глаза заметила чьё-то приближение, завизжала, бросилась в сторону, как испуганный оленёнок и, столкнувшись с Олеговой подругой Таней, упала. Остальные девчонки тоже шарахнулись.

Парни успокоили подруг.

– Она… там… вон, – всхлипывая, Верка указала на берег.

Ребята повернули головы.

На том берегу в непроглядном мраке леса, подступавшего чуть ли не к самой воде, выделялся светлый сгорбленный силуэт, то быстро приближающийся к воде, то так же быстро удаляющийся, но не пропадающий из поля зрения, лишь только тёмные тени время от времени проскальзывали перед… старухой.

И этот сумасшедший танец «туда-обратно» словно гипнотизировал, обволакивая сознание обреченностью и неизбежностью чего-то.

– Глазам не верю! – пробормотал Валерка, с усилием зажмуривая глаза. В голове от странного тумана прояснилось. Он вскочил на ноги, встав спиной к (привидению?) чёрт знает чему, и закричал что-то нечленораздельное. Все очнулись от транса, тараща «пустые» глаза на Валерку.

– Не смотрите туда, слышите?! Не знаю, что это за чертовщина такая, но смотреть туда нельзя! Это…

– Обволакивает сознание, правда? Как гипноз, – сказала Светка. В этот момент она походила на сомнамбулу-чревовещателя.

– Да очнитесь, вы, чёрт! Олег!

Олег посмотрел на Валерку.

– Ребята, что делать?

– Ну и сволочь ты, Верка! – заорала Нина, перебив Руслана. – Приключений захотела, да?

– Кто сволочь? Ты кого сволочью назвала? – встрепенулась Верка.

– Тебя, дура!

– Ах, ты! – Верка дёрнулась в сторону Нины, но Сашка удержал, не дав дамам сцепиться. – Я тебя сюда не тащила!

– Да-а! А кто…

– Молчать!!! – рявкнул Валерка. – Вы что, рехнулись?! Мы в такой жопе, а вы ссориться!

– Так она же…

– Верка, заткнись! – прошипела Даша.

Верка обвела взглядом друзей, ища поддержки. Не нашла. Ей стало жаль себя, и она разревелась, уткнувшись в грудь Сашки. К ней тут же подсели Нина с Дашей, успокаивая и прося прощения. Сашка оставил Веру на попечение подруг, подошёл к Валере. Олег подбросил веток в костёр, хлопнул Митю по плечу и последовал примеру Сашки. Митя махнул головой Руслану, прижимавшему к себе Ольгу. Ольга очнулась и инстинктивно глянула на берег.

– Она уходит… кажется.

Все снова, как по команде, оглянулись на берег.

– Точно уходит.

Валерка одёрнул Сашку и сказал остальным:

– Не надо, не смотрите! Похоже, чем меньше мы обращаем на неё внимания, тем меньше становимся ей интересны. Понимаете?

– Надо ехать на большую землю, – в этот момент Олег не походил на именинника, и Сашке стало стыдно, что когда-то давно, днём, он переложил груз ответственности за решение ехать сюда на плечи Олега.

– Мы же не сможем все вместе влезть в лодку.

– А этого, Сашка, не требуется. Поедешь ты и Валера. Привезите ментов или… привезите кого-нибудь… Мне нужно срочно выпить.

Олег направился к «столу», когда Сашка ухватил его за плечо:

– Олег, прости…

– За что, Санёк? Кто здесь в чём виноват? – он пожал плечами.

Сашка с Валеркой были в лодке, когда к воде подбежали Нина с Верой.

– Мальчики, возвращайтесь быстрее!

Ответом стал взревевший мотор. Руслан посмотрел на берег. Белый силуэт, будто услышав рёв «моторки», быстро приближался.

– Сука чертова!

Нина с Верой в едином выдохе прошептали: «Господи, помилуй!» и с беспокойством посмотрели на лодку, начавшую удаляться в сторону большой земли. У костра тоже заметили силуэт. Теперь у воды столпились все, даже Олег, забывший, что хотел напиться. Они наблюдали как…

…Рев мотора затих в тишине. Послышалось Сашкино чертыханье и безрезультатное чихание мотора, который пытались завести заново. На острове стояли в оцепенении, наблюдая, как лодку стало сносить к берегу. Прямо к старухе. У кого-то вырвался сдавленный крик.

А в лодке царило смятение. Сашка, уже казалось в сотый раз, пытался завести мотор, который не подводил ещё ни разу. Валерка, закусив до крови губу, веслами боролся с вдруг возникшим бешеным течением. Оба слышали крики с острова, оба видели силуэт (теперь они ни на грамм не сомневались, что это старуха) и оба не могли ничего сделать. Это приводило к панике, и они всё чаще смотрели на берег. Старухин силуэт теперь был у самой воды. Их неумолимо несло к ней. И вдруг из горла Валерки вырвался вскрик отчаяния:

– Весло!!! Я его утопил!

– Плюнь на него! Греби! – на глазах Сашки выступили слёзы обиды. Не из-за весла. Из-за фатальной безысходности и мотора. Он зарычал, вновь дергая шнур стартера. Лицо исказила страшная гримаса. Мотор не завелся. Опять. Грудь сдавило от рвущихся наружу рыданий. Он бросил взгляд на остров. И его осенило.

– Валерка, не думай о ней! Не смотри! Слышишь! Валерка?

– О чём ты?!

– Я говорю, не думай об этой гребаной старухе!!! Ты же сам говорил: не смотри и не думай! Понял?!

– Понял, Сашка, понял! Не смотреть и не думать! Не думать и не смотреть! Банзай!!!

Берег приближался. На острове воцарилась тишина. Все слышали Валеркино «банзай!», но смысл его казался кошмарным. И вдруг… О, чудо! Гробовую тишину разорвало рёвом мотора. Ребятам показалось, что нет на свете ничего прекраснее, чем этот звук. На острове ликовали и обнимались, словно правительство в американском фильме про катастрофу, когда герой, вопреки всем ожиданиям, все-таки спас планету. «Моторка», сделав полукруг, рванула от берега, от старухи и окружавших её чёрных теней.

Сашка и Валерка, обрызгиваемые волжской водой, смеялись и плакали, не стыдясь слёз и друг друга. С этого момента они стали лучшими друзьями.

Когда до большой земли оставалось рукой подать, Сашка спросил.

– Куда едем-то?

– Давай на лодочную. Должен же там быть хоть кто-то, раз свет горит.

В двухэтажном домике управления лодочной станции оказался только сторож, который приветствовал их:

– Какого чёрта! Кто вы такие? Вы знаете, который час?

– Откройте, пожалуйста, нам нужно позвонить.

– Никому не открою!

– Ладно, не хотите открывать, так сами позвоните. Нам милицию надо.

– Милицию? Зачем вам милиция?

– Мы нашли утопленника на «Бычьем хвосте». Вроде рыбак.

– Ох ты, Бог! Что ж вы сразу-то не сказали. Утопленник! – он стал открывать дверь. – Входите, входите! Что ж вы сразу-то…

Спустя два часа приехала милиция. Сразу началось заполнение протоколов и задавание кучи вопросов. Ехать смотреть на труп не торопились.

Но вот вроде с писаниной покончено, и они собрались ехать на остров.

На улице рассвело. В деревьях слышалось щебетание в преддверии нового суматошного дня. В перевернутой мусорке копошился приблудный пес.

– Пшёл вон, шакал! – гаркнул на него сторож. Тот посмотрел в его сторону безразлично-тоскливым взглядом, глухо прорычал и отошёл. Ненадолго. Там ещё было чем поживиться.

Валерка с Сашкой мельком глянули на пса. Его судьба в этот момент их мало интересовала. Сейчас они думали о друзьях, что остались на острове в соседстве с привидением и утопленником. Замечательная компания, не правда ли?

Подошёл патрульный катер рыбнадзора, вызванный ментами. Через десять с лишним минут они подплывали к острову. Валерка и Сашка облегчённо вздохнули, едва завидев друзей у потухшего костра.

Все совершенно измождены от бессонной и напряженной ночи. У них даже не осталось крупицы эмоций, чтобы выразить хоть какие-то чувства о прибытии помощи. Лишь Нина с Верой обняли своих парней.

Митя, Олег и Руслан повели ментов к лагуне.

– На кой хер вы его нашли, а? Теперь столько мороки будет.

Пацаны переглянулись в полнейшем изумлении от такого вселенского наплевательства и цинизма представителей закона.

– А что, по-вашему, лучше бы он продолжал вот так плавать? Ведь у него, наверняка, есть родственники, которые его ищут.

Мент, тот, что был за главного, бросил злобный взгляд на Руслана. Но ничего не сказал. Ребята тоже решили молчать. От греха подальше.

Дальнейшая судьбина утопленника ребятам была неведома. Но они надеялись, что отыскались родные или близкие и что похоронен он должным образом. О старухе же ментам они ничего не сказали. Зачем? Чтоб на них смотрели, как на идиотов? Нет уж, увольте! Такого счастья не надо!

Ну вот и вся история, которую нам рассказал наш общий приятель – невероятный болтун. И из-за которой я уже давно не могу нормально поспать. Теперь её знаете вы, а это значит, если, конечно, верить тому профессору, сегодня я наконец-то буду спать спокойно. И надеюсь, что мне приснится что-нибудь… эдакое. Далеко не кошмарное.

Спокойной ночи!

Вербовщик ангелов

Он произносил имя антихриста чаще, чем поминал Христа. Уже более пятнадцати лет главный акушер перинатального центра ходил, как сам считал, в услужении сатане. Он не верил в Бога, но, собственно, и сатане не доверял. Однако в глубине своей черной души сорокадвухлетний акушер надеялся заслужить благосклонности именно сатаны, а не всепрощающую любовь Господа. Отношения с Богом у него как-то не сложились: уж слишком многого просил Господь, чтобы попасть в рай. Он не любил себя обижать и обижать себя никому не давал. Подставить вторую щеку, когда ударили по первой? Это издевательство или мазохизм? Нет, в наше время легче и проще дать сдачи и накостылять сверху, чтоб неповадно было. Люди не воспринимают и не понимают благих дел и в бескорыстии всегда ищут подвох. Люди говорят, что-де времена такие, но зачем пенять на зеркало, коли рожа крива? Не люди ли создают общество, в котором живут, и не это ли общество несёт ответственность за «времена»? Каждый получает по заслугам своим.

Он выбрал другую жизнь.

В Святом Писании перечислены семь основных грехов. Но с чего вдруг слова Библии нужно принимать на веру? В чём она заключается – эта вера? Семь грехов не что иное как семь самых первых законов, соблюдение которых позволило хоть как-то урегулировать быт простых людей, вызволить их из клоаки варварства. А людская вера дала колоссальную возможность разбогатеть и без того богатым власть предержащим. Почему именно золото стало основным металлом церковного убранства? Этим тешится тщеславие Господа, мол, Он достоин только самого дорогого? Но ведь серебро в отличие от золота имеет более полезные свойства…

Сказано: «не убий!». Но почему? Почему человеческий интеллект загнал себя в подобные рамки? Дикая природа живет по своим неписаным законам, где сильный пожирает слабого, где один вид существует для пропитания другого. Почему медведь или тигр может напасть на беззащитного человека и порвать его, загрызть, и для зверя сие деяние не является грехом – он ведь зверь, в этом его сущность? Кто установил рамки человеческой сущности? Что есть нравственность? На планете расплодилось миллиарды людей, и каждого сковывают законы, которые создает куцая горстка правителей, способная без зазрения совести не сегодня, так завтра развязать кровопролитную войну ради призрачных и невнятных интересов своих народов. Народов, коим никогда и ни при каких обстоятельствах войны не были нужны.

Кому служат правители?

Народу?

Нет. Они всецело (возможно, не каждый оное сознает или признается) служат сатане, плодясь на корысти яко на дрожжах.

Настоящих служителей веры в Христа среди властителей можно по пальцам пересчитать. Как сказал один писатель, среди подавляющей инертной людской массы лишь один процент по-настоящему святых людей.

Ему было приятно думать, что он выбрал иной путь, что он не течёт по течению, а продирается против него. Ему нравилось думать, что своими деяниями он противостоит безликому, плодящемуся яко кролики люду, ломает привычные стереотипы. И выходит сухим из воды, из этого безудержного потока крокодиловых слез. Он сожалел лишь об одном: что не может принимать роды сразу у всех женщин. За маской сострадания он ликовал, когда очередная жертва сатане благополучно испускала дух, благодаря его неуёмным стараниям. Разве дети – плоды любви? Нет, дети – сорняки жизни. А выпалывать сорняки для него за счастье.

В таком воодушевлении он отправился домой после очередной смены, после очередной смерти очередного младенца. Да, в такие минуты ощущаешь всю полноту величия, всю силу законов небытия, всю глубину энергии Вселенной, всю мощь первозданного хаоса, весь смысл жизни…

Он витал в «высоких» материях своих мыслей, подходя к дому, и не заметил мелькнувшую тень.

– Это тебе, мразь, за мою дочь! – ядовито прошипела тень ему в ухо.

И в следующее мгновение холодная сталь вонзилась в сердце главного акушера.

– Посмотри на меня, – сказала тень. – Посмотри, пока не сдох!

Его развернули на сто восемьдесят градусов так, чтобы далекий фонарь осветил лицо напавшего. Бесплотная тень обрела плоть. Он увидел перед собой отца погибшего три дня назад младенца, мужчины, что лил слёзы, как последняя тряпка. На секунду в глазах акушера полыхнул страх, но тут же потух. Он осознал, что бояться уже поздно, уже свершилось.

Сатана призвал его, верного слугу, к себе.

Лицо растянулось в улыбке.

И сменилось гримасой боли.

Пёс издох.

Обернувшись бессмертным духом, он оглянулся вокруг. Он видел человека, уничтожившего его бренное тело, он видел знакомую улицу, далекий фонарь, своё бездыханное тело и асфальт.

Потом всё подернулось дымкой.

И обрело Свет.

Ослепительно-прекрасный Свет исходил отовсюду. И отовсюду к нему слетались ослепительно-прекрасные существа, они окружили его. Юноши и девушки теснили друг друга, давая возможность ему увидеть их лики. И он видел лик каждого ангела, видел их печально-укоризненный взгляд, видел сострадание.

И невыносимая тяжесть вдруг обрушилась на его плечи.

– Кто вы?!! – возопил он.

– Ангелы, – хором ответили юноши и девушки.

– Чего вы от меня хотите?!

– Чтобы ты узрел нас.

– Зачем?!

– Ответь сам на этот вопрос, – хором сказали ангелы.

– Я не знаю! – он схватился за свои волосы, едва не вырвав клок.

Тут от общей массы отделился ангел, прекрасная девушка. Она приблизилась к нему.

– Я стала ангелом три дня назад, – сказала девушка-ангел.

– Ну а я-то здесь причём? – Невыносимая тяжесть давила на него, тянула вниз.

– Но ведь ангелом сделал меня ты, – сказала девушка-ангел.

– Я?! – слово прозвучало, как блеяние овцы.

Ангел-девушка отступила в общий круг.

Под ним разверзлась чернь бездонной пропасти.

– Да! Ты и только ты, жалкий смерд! – раздался из пропасти нечеловеческий глас.

Тяжесть грехов сдавила дух его, незримая опора пропала и бездна поглотила главного акушера, низвергнув того в ад.

Сатана (если только это понятие вообще применимо к нему) был зол на него. Зол за вербовку ангелов.

Прыгунья в ночи

Моё внимание было привлечено очками, которые я уронил по растяпности. Люди один за другим, семьями и поодиночке поднимались на корабль. Я восхищенно ловил жесты, улыбки, движения, пытаясь запечатлеть в памяти всё и детально. Я был рисовальщиком (отчего мои папа и мама в восторге не были) – этим и обуславливался мой пристальный интерес.

Как я сказал, я по растяпности выронил из рук свои очки, когда протирал. Я боялся, что чья-то неуклюжая нога (хотя в неуклюжести имел право винить только себя) раздавит их. И в результате я чуть не проворонил появление семьи Морис. Конечно, мне тогда было неизвестно, что это семья Морис, но, увидев её, я вознамерился навести справки, и навёл.

Она… Эту прекрасную девушку звали Беатрис. Она поднималась на борт, и я бы не придал сему значения… если бы Беатрис не оглянулась. В ту же секунду я пленился её волшебной красотой, её улыбкой!

Сколько я ни тщился, но среди пассажиров Биатрис я не увидел ни разу за весь путь. Я видел её семью, её гувернантку, прислугу, но не её. Возможно, девушку сразила морская болезнь. Я не решался показать свой интерес на людях, это считалось неприлично.

Мне стало казаться, что дар Божий красоты земной обрёл плоть лишь в моих фантазиях.

И я почти уверил себя в этом, пока не увидел её вновь. Ночью на одном из островов в Тихом океане, где мы должны были провести несколько дней в качестве аборигенов. Здесь для нас приготовили бунгало. Однако меня как личность творческую не устраивало пребывание среди людей, которые за время мне успели наскучить. Меня потянуло на приключения. Я прихватил с собой Дюваля, моего верного слугу, и отправился вглубь острова. В ту сторону, где – я слышал из разговоров – находилось чудо-озеро с небольшим порогом-водопадом. И вроде бы до него рукой подать. Вооружившись карандашами и бумагой, мы с Дювалем отправились на прогулку.

…Передать всю грандиозность красоты ночного озера на бумаге мне было едва под силу, описать же словами – вообще нереально! В лунном свете место представлялось… волшебным? О, это слово ничего не говорило и не объясняло! Здесь всё соткано из тончайших нитей лунных лучей, из хрусталя, из чего-то неземного.

Я не стал подходить близко к озеру, устроившись в отдалении на пригорке, чтобы в мой пейзаж входило как можно больше элементов. Чуть подальше Дюваль разложил костерок. Но наслаждаться ночным ланчем на огне мне представлялось глупым. Однако верного слугу отговаривать не стал – его-то больше заботили вещи земные, и я позволил ему ими заниматься.

Я рисовал.

А потом увидел её. Прекрасная незнакомка по имени Беатрис стояла посреди водопада и прямо на краю! За несколько мгновений, переключившись на Дюваля, я снова пропустил её появление. Черт бы тебя побрал, Дюваль, со своим ночным ланчем!

Прекрасная Беатрис в одной ночной сорочке стояла по колена в воде. Я боялся, что поток вот-вот её собьет и она упадёт, разобьётся. Я должен был этому помешать. Я встал в рост и открыл рот, чтобы крикнуть, но… она или заметила меня, или уже была готова к этому… Она прыгнула!

Нет, не как самоубийца, она прыгнула, как настоящий прыгун. Но я был уверен, что она погибнет. Потеряв дар речи, я, кинув очки на бумагу, опрометью бросился её спасать.

Не разбирая дороги, я, как медведь, продрался к воде и, как был в одежде, плюхнулся в озеро. Сколько я ни нырял, сколько не звал Беатрис по имени, но так её и не обнаружил.

Дюваль бился в истерике на берегу: плавать он не умел.

Обессиленный, я выполз на берег и был подхвачен крепкими руками верного слуги. Дюваль ругал меня, вопрошая, что на меня нашло вдруг, но я его практически не слышал. Я взирал на ровную гладь озера, на водопад и не мог поверить, что кто-то – тем более хрупкая девушка, тем более Беатрис! – сподобился на такой прыжок. Но я не мог поверить и в фантазию, хотя мозг мой умолял принять видение за фантазию. Я спросил Дюваля, видел ли он, что кто-то прыгал с водопада, и он уставился на меня, как на умалишенного. Я сказал ему: забудь, и мы вернулись в бунгало.

Весь следующий день я был не свой. Всё ждал, что сейчас объявят об исчезновении Беатрис, но её родня праздно веселилась, прислуга не проявляла нервозности. Всё казалось нормально, вот только Беатрис не появилась. К вечеру я извёлся до такой степени, что к ночи, во что бы то ни стало, невзирая на протесты Дюваля и его угрозы рассказать родителям, я решился вновь идти к озеру. Дюваля я прихватил с собой, заявив, что сам всё расскажу родителям, как слуга чуть не уберёг хозяина. Дюваль всплеснул руками, выпучил глаза и объявил о несправедливости моих намерений. Но я был непреклонен.

И мы пошли.

На этот раз к берегу подошли много ближе. И стали ждать. Дюваль пытался спросить меня, чего мы ждём, но я приказал помолчать.

Слушая ночной остров и шум водопада, мы задремали… и, как в злой шутке, заново пропустили её появление. Я растолкал Дюваля и шепотом спросил, видит ли он то же, что вижу я. Тот с отвисшей челюстью кивнул и принялся креститься. Я удовлетворился, что не сошёл с ума, встал, выкрикнул её имя и предупредил, что прыгать опасно.

Она была далеко от меня, а зоркостью зрения я природой обделён, однако был уверен, что Беатрис смотрит мне в глаза, и я боялся их отвести. Ещё я боялся что-либо крикнуть снова, боялся спугнуть. Я чувствовал себя болваном в уродующих меня очках! Видела ли она на берегу ущербного урода, к коему нужно испытать жалость, или вполне нормального юношу, коим я мнил себя, – не знаю. Знаю одно: она махнула мне рукой, как старому знакомцу, вспорхнула мотыльком, и прыгнула.

Я сиганул в ту же секунду, уверенный, что успею перехватить, спасти, образумить. Но обманулся. Видимо, когда я плыл под водой (а плыть под водой в разы быстрее), она успела выбраться на берег и уйти, не компрометируя себя.

Кое-как выкарабкавшись из воды, я первым делом спросил Дюваля, в какую сторону ушла девушка. Тот лишь разводил руками и уверял, что не видел, чтобы девушка взбиралась на берег.

Поняв, что от Дюваля толку грош, в следующую ночь я решил идти один.

Я бил себя по лицу, чтобы не уснуть, но её появление все-таки пропустил опять. Тем не менее в этот раз в мои намерения не входило остаться с носом. Я разделся и принял самый решительный вид. Я не стал её звать: она меня и так видела, а словам не внимала. Я понятия не имел, что даст мне моя решимость, но, видя мою настойчивость, Беатрис вдруг позвала меня, взмахом руки пригласила к себе.

И я поднялся на водопад. Течение едва позволяло удержаться на ногах; я смотрел на Беатрис и удивлялся, почему ей так легко это даётся. Я чуть ли не по-пластунски подобрался к краю. Поток воды буквально сносил в пропасть.

Она протянула мне руку… и – о, чудо! – напор воды уже не беспокоил меня. И не совсем потому, что Беатрис взяла меня за руку (хотя для меня сие имело огромное значение), а потому, что я и вправду перестал его чувствовать…

В безумно долгом прыжке я понял, почему мне сказали, что дочь четы Морис звали Беатрис. Теперь я осознал, почему звали, а не зовут. Кто-то может сказать, что-де хорошая мысля приходит опосля, но, знаете ли, меня это не волновало. Меня вообще ничто не волновало! Я не боялся даже. Ведь я был влюблен! А любовь, как известно, выше смерти.