Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА II

Законы Несауалькойотля

По дороге, соединяющей город Тескоко и столицу государства Теночтитлан, шел караван, огромный и очень напоминающий толстую объевшуюся змею. Обычно большие группы из Тескоко состояли либо из его армии, направляющейся воевать за интересы Тройственного Союза, либо почтеков-торговцев. Этот караван четко делился на две части: возглавляли его придворные и личная охрана, астрологи и медики, законоведы и прислуга Несауальпилли – правителя чичимеков. Вторая часть состояла из большой группы – две тысячи измученных человек, бредущих едва-едва. Ее подгоняли копьями охранники, это шли на суд в столицу страны Анауак придворные бывшей жены правителя Чальчиуненцин.

Несауальпилли путешествовал в носилках. Белоснежные тончайшие занавески полностью укрывали его от жарких лучей солнца, пропуская только легкий освежающий ветерок. За правителем следовал еще с десяток богатых носилок с его детьми и самыми знатными гражданами Тескоко. Гордая и некогда капризная, славившаяся утонченным вкусом Чальчиуненцин понуро брела пешком, изнывая от жары и жажды, глотая дорожную пыль. Преступница шла одна, и только изредка гордо вскидывала голову, чтобы откинуть назад слипшиеся от пота волосы. Остальной народ, состоящий из красивейших молодых людей, замученных допросами и пытками, с трудом плелся за той, чью красоту и ум совсем недавно воспевал в стихах и поэмах.

Первая колонна путешественников радовала глаз яркостью расписных и вышитых нарядов, обилием драгоценностей, украшений из перьев; передвигался двор легко и непринужденно. Вторая группа с трудом поспевала за первой, ее постоянно подгоняла стража, бесцеремонно опуская копья на спины преступников.

Но было и общее, что объединяло обе столь разные колонны, – выражение скорби на лицах, предельно тихие разговоры, отсутствие смеха и то, что никто не спешил побыстрее добраться в столицу.

Несауальпилли за весь путь не проронил ни слова, он сохранял на лице суровое выражение, изредка освежал горло водой, подносимой ему слугой, и не покидал носилки. Только изредка, украдкой приоткрывал тонкие занавески и смотрел назад. Нет, его взгляд не пытался найти жену! Чальчиуненцин уже не было в его сердце: став изменницей, она не вызывала больше никаких чувств. Взгляд правителя наблюдал за носилками дочери, в караване они следовали вторыми.

Прохладная Роса узнала об измене матери утром. В обед ей сообщили, что вся семья отправляется на суд в Теночтитлан. Попытки узнать, выяснить, получить хоть какие-то разъяснения от отца пресеклись. С необычной холодностью Несауальпилли велел ей собраться и отправляться со всеми в столицу. На робкий вопрос:

«Что с моей мамой?», – Несауальпилли нахмурил брови, но ничего не ответил и быстро вышел из комнаты дочери.

И вот сейчас, прошел целый день, а с девушкой не разговаривали, подносили воду, фрукты, но никто не пытался поддержать ее. Изредка на глаза набегала слеза, Прохладная Роса раздраженно ее смахивала и снова пыталась развлечься, рассматривая пейзаж вдоль дороги. Но это занятие ей надоело, хотя путешествовала она впервые. Вскоре незаметно для себя она уснула. Переживания, холодность отца и путешествие утомили ее.

Ближе к вечеру, Прохладная Роса проснулась от толчка – это к ней в носилки запрыгнул брат Какамацин.

– Спишь и грустишь? – спросил, удобно располагаясь на одеялах, Какамацин. Прохладная Роса немного капризно надула губы и кокетливо вздохнула:

– Меня все бросили… Такое ощущение, что я под арестом… – последние слова девушка прошептала, доверительно приблизившись к брату.

– Мне тоже так кажется, теперь из-за измены нашей матери нас ждут большие перемены… – так же тихо ответил ей брат. – И тебя в том числе, это уж точно, зачем бы отец нас взял с собой?

– Отец собирается выдать меня замуж? За кого? Что тебе известно?!

– Да… Но не знаю за кого. Только будь осторожна, как бы нас тоже не обвинили в этой измене!

Прохладная Роса вздрогнула и внимательно посмотрела на брата:

– Я не замешана в этом и ничего не знаю!.. Так за кого меня хотят выдать замуж?

– Сказал же – не знаю!

– Отец ведет нас в Теночтитлан, может быть, у нашей матери есть надежда на помилование? Ее будет судить сиуакоатль Тлилпотонки, а он наш родственник…

– Родственник? Ну да, я бы на это не рассчитывал – Тлилпотонки недавно по приказу тлатоани сам отрубил головы всем членам своей семьи, чтобы доказать преданность правителю. Тлилпотонки вынесет приговор, какой угоден Мотекусоме… Ладно, пойду, я тебя предупредил!

Какамацин спрыгнул с носилок, пропустил те, в которых несли его старших братьев, и залез в свои. Прохладная Роса недовольно посмотрела ему в след:

«Пришел, разбудил, растревожил и ничего толком не сказал!»

Скука от безделья, которая овладела девушкой, рассеялась, как только караван прошел дамбу и подошел к Теночтитлану.

Дух захватило от красоты невиданной, сотворенной руками человека, гением военачальника, удивительным талантом градостроителя! Посередине озера, на большом острове раскинулась столица страны Анауак, образовавшаяся из двух селений. Три широких дамбы вели к острову, в мирное время они были заполнены караванами почтеков, спешащими в разные города страны, а в военное могли стать непреодолимым препятствием для вражеского войска – дамбы имели подъемные мосты. Но уже много лет как никто не осмеливался атаковать Теночтитлан – самый дорогой и прекрасный город страны, столицу империи мешиков.

Дворцы и дома утопали в цветах и деревьях, оттеняющих зеленью белоснежные, иногда расписанные яркими рисунками стены. Но впечатляло, завораживало, притягивало взор, никуда не отпускало и не позволяло смотреть на еще что-то главное теокалли страны – Большой Храм, Дом богов Уицилопочтли и Тлалока – здание высотою сорок метров. И чем ближе подходил караван к пирамиде и задирали головы путешественники, тем сильнее охватывал их священный трепет от величия храма и могущества небесных и земных властителей.

Пирамида стояла в центре всего храмового комплекса, среди больших и маленьких жилищ для других богов, а их насчитывалось семьдесят восемь! В длину с севера на юг главное теокалли имело сто метров, а с востока на запад восемьдесят. По фасаду пирамиды располагались четыре огромные платформы, на них стояли статуи высотою в два человеческих роста, во время празднования побед или особых календарных дней они служили для поддержки многочисленных знамен и штандартов. С западной стороны шла самая длинная в Анауаке лестница – сто четырнадцать ступеней начинались у основания теокалли, сразу за ограждением из огромных змеиных голов, раскрашенных в ярко-красный цвет – вечерняя дорога в чертоги бога Уициллопочтли.

На плоской крыше монумента в северной части находилось святилище бога дождя и молодой кукурузы – Тлалока. Стены его украшала роспись, изображающая раковины разных форм и размеров. В южной стороне – храм Уициллопочтли – Колибри Юга. Самые яркие, какие только жили на земле, огненные бабочки порхали по стенам, символизируя вечный образ солнца. Иногда казалось, что они вот-вот оживут, как многочисленные души принесенных в жертву людей, и взметнуться вверх, к небу. Входы в оба храма были с западной стороны, там же стояли и жертвенные алтари.

Караван свернул на юг, и перед путешественниками предстала пирамида Тескатлипоки – Дымящееся зеркало – бога молодости, красоты и правды, хозяина страны мертвых Миктлана. Храм располагался напротив дворца тлатоани Анауака. Но потряс путешественников дом другого бога – самого доброго, самого щедрого, единственного, который принимал жертвоприношение только цветами – Кетцалькоатля. И лишь раз в году красивого юношу (из числа знатных пленных) приносили ему в дар. Само святилище было цилиндрической формы, стоящей на пирамидальной основе, но поражал вход в него – огромная, высотою в три человеческих роста, кроваво-красная пасть сине-зеленого змея с белыми клыками, всегда готовая проглотить любого, посягнувшего на ее покой.

Путешественники только и успевали крутить головами, рассматривая чудеса зодчества, те, кто уставал задирать голову вверх, с интересом рассматривали, выставленные на всеобщее обозрение черепа жертв в специальных местах – тсомпантли; обсуждали размеры огромных чаш для сердец жертв – куаушикалько. Одним словом, в первый ли раз, или уже бывал в столице путник, он находил чем восхититься и поразиться, – в Теночтитлане никогда не затихало строительство.

И дворец тлатоани потрясал своими размерами – постройка в два этажа, общей площадью в сорок тысяч квадратных метров! Второй этаж отводился для правителя и членов его семьи. На первом же располагались государственные учреждения: верховный суд Анауака, который рассматривал уголовные и гражданские дела, и место сбора судебных исполнителей; специальный трибунал, который судил только высших военачальников и сановников страны; рядом с ними находились камеры для содержания столь важных персон, куда и потекла вторая часть каравана из Тескоко.

Здесь же, на первом этаже, располагались казначейство и огромные хранилища, в которых находились большие запасы продовольствия, одежды и различных товаров. Ближе к внутренним дворикам жили и творили придворные художники и ювелиры. Первые, единственные в своем роде мастера по изготовлению цветных мозаик из перышек колибри, стоивших настолько дорого, что ими обладал только тлатоани. Получить в дар такой плащ мог лишь настоящий герой.

Правителя Тескоко разместили в покоях для гостей, самых близких к тлатоани; в комнатах горели жаровни – наступал прохладный вечер, и резные светильники, маленькие и огромные, в человеческий рост вазы были с композициями из самых разных цветов, которые благоухали, создавая домашний уют. Многочисленные пестрые одеяла стопками лежали на циновках, готовые укрыть от холода ночи уставших гостей.

Отведенные покои понравились Несауальпилли, в прошлый раз в них располагался его кровный враг Тесосомок, а ему тогда отвели помещения похуже, подальше и не такие роскошные.

Путешественникам предложили посетить баню, чтобы смыть пыль и усталость, затем был ужин, где подали мясо индюшек, томаты, пятнадцать видов огненного перца, и множество фруктов с вкуснейшим медом из страны майя.

Правитель Тескоко ужинал у тлатоани, где два правителя крупнейших городов Тройственного Союза без посторонних лиц смогли доверительно поговорить наедине.

После обычного обсуждения планируемых походов, Мотекусома II задал вопрос, волновавший его больше всего:

– Скажи, почему ты решил судить Чальчиуненцин в Теночтитлане?

Несауальпилли задумался, совершенно не обеспокоенный, что его молчание могут принять за слабость или неуверенность:

– Чальчиуненцин не наложница, она твоя сестра, суд над нею может быть только здесь.

– А остальных, две тысячи человек, зачем ты привел?

– Мои люди допросили нескольких, оказалось, что в измене замешен весь двор. Чальчиуненцин имела много любовников, она отдавала приказы скульптору, и тот делал статуи, создавая памятники им… сластолюбцам, а потом их убивали по ее приказу. Эту женщину должен судить верховный суд нашей страны. И мне не хочется, чтобы у тебя, тлатоани, возникла, хотя бы тень сомнения в моей правоте. Я так считаю.

Мотекусома II, пока слушал, удовлетворенно кивал головой. Его потрясло сообщение, что весь двор сестры был замешан в измене. Да и задумку увековечивать облик любовников, ставить их статуи в своих покоях – что за блажь?! Постепенно гнев стал подниматься в груди тлатоани, который понимал, насколько незаслуженно оскорблен Несауальпилли. Однако следовало оценить его мужество и сдержанность. Правитель Тескоко заслуживал уважения. Желание посетить до суда Чальчиуненцин прошло, тлатоани не хотел ни давать ей несбыточной надежды на оправдание, ни слушать обманные речи. Он принял решение – даже на суд сестры он не пойдет! Да, это будет явный знак того, что предательница не получит поддержки со стороны тлатоани и никакой пощады ей не будет. И судьи будут… Хм, пожалуй, судьи немного понервничают, особенно Тлилпотонки… Нет, этот не будет нервничать! Ему достался такой же изворотливый ум, как и у его отца Тлакаелеля, он сразу поймет и правильно расценит отсутствие на суде тлатоани. Вот и представился удобный случай для Тлилпотонки, он решит, что суровым приговором одновременно сможет отомстить за свою семью и доказать преданность двум правителям.

– Ваша семья будет на суде?

– Да, тлатоани, я вынужден: для моих сыновей и дочери – это хороший урок, как нужно блюсти нравственность и не потакать распутству!

Когда ужин закончился, Несауальпилли откланялся, Мотекусома II решил отправиться ко сну, но охрана доложила, что к нему просится Какамацин, сын правителя Тескоко.

«Странный визит. Что ему нужно?»

– Пусть войдет!

Какамацина Мотекусома II знал, племянник не раз участвовал в походах Тройственного Союза, да и праздники в Теночтитлане посещал часто. Тонкими чертами лица он немного походил на мать – Чальчиуненцин, а вот статью и фигурой пошел в отца. Юноша всегда был симпатичен тлатоани своей открытостью.

– Здравствуйте, тлатоани!

– Приветствую тебя, Какамацин.

– Я подумал, что обязан выразить тебе, тлатоани, свою преданность и заявить о своей непричастности к событиям в нашем доме! Я верен тебе!

– А кто не верен? – выдержав паузу, спросил правитель, – Кого нужно наказать за измену? Кроме твоей матери.

– Я… Я не знаю, тлатоани… Я считал долгом подтвердить свою непричастность!

– Похвально. Если это все, ступай!

Какамацин покорно опустил голову и вышел, радуясь, что смог засвидетельствовать тлатоани почтение, да и просто попасть на глаза, чтобы его запомнили.

Мотекусома II же ощутил раздражение, он на миг решил, что ему хотят донести, сообщить что-то важное, а тут, просто отняли драгоценное время! Но заявление племянника следовало запомнить, верные люди в городе Тескоко ему нужны.

Только правитель собрался готовиться ко сну, как опять кто-то не пожелал с этим считаться! Раздражение тлатоани нарастало. В покои вошел Тлилпотонки. Мотекусома II никак не мог привыкнуть к новому виду своего советника – несколько нервировало сочетание седых волос и ясных молодых глаз.

– Простите за поздний визит, тлатоани, но завтра будет суд над вашей сестрой Чальчиуненцин, может быть, вы хотите дать мне указания?

Мотекусома II предложил советнику трубку с табаком, и сам закурил другую. В молчании первые люди государства провели несколько минут.

– Нет, никаких указаний я давать тебе не буду. Действуй по закону.

– Я могу идти?

Думать не хотелось, было одно желание – спать. Мотекусома II уже все решил, вернее закон решит за него завтра. А он найдет способ отомстить тескокскому дому за позор и смерть сестры.

Когда-нибудь, может быть, а возможно, даже очень скоро.

Главный суд страны Анауака располагался на первом этаже, куда, спустившись по лестнице из гостевых покоев, пройдя дворик, засаженный разнообразными цветами, прошла семья правителя Тескоко. Судебное производство велось одновременно в десяти комнатах, причем в каждой заслушивалось сразу несколько дел. Все комнаты были соединены между собою огромными арками, через них постоянно сновали писцы, посетители, вооруженная охрана доставляла нарушителей закона к судьям, а затем уводила, чтобы свершить приговор.

Казалось, что такое большое скопление людей должно создавать шум, гам, но этого не было – граждане Анауака умели спорить и говорить чинно и тихо: они уважали достоинство судей и прежде всего свое собственное. А потому единственная фраза, которая произносилась громко из разных уголков суда, постоянно сливаясь, заставляя всех ощущать себя мелкими песчинками на берегу Большой Воды, склонять голову и мысленно свершать благодарственную молитву о сохранении жизни, эта фраза говорила о справедливости, с которой свершались приговоры:

– Как записано в восьмидесяти законах Несауалькойотля тебя приговаривают…

– Мудрейший Несауалькойотль записал в восьмидесяти законах…

– Как требуют восемьдесят законов страны Анауак, записанных Несауалькойотлем по воле народа…

Эта фраза наполняла семью правителя Тескоко гордостью за свой род, только Прохладная Роса вздрогнула, ощутив трагизм ситуации – Несауалькойотль – мудрейший человек в Анауаке – ее дед.

Суд над Чальчиуненцин должен был проходить в самой дальней комнате, которая к этому моменту была еще пока пуста, но постепенно заполняясь писцами, праздными любопытными пилли и охраной тлатоани. Воспользовавшись свободным временем, Прохладная Роса отстала от семьи и решила понаблюдать за судами.

В комнате слушающие и участвующие в процессе граждане условно разделились на три группы.

Рядом с аркой, в которой остановилась Прохладная Роса, слушалось дело о пьянстве. Нужно сказать, что это был самый страшный проступок и карался смертью.

– Уважаемый судья, да любой из членов нашей семьи, если бы застал моего умершего брата за выпивкой, сам бы забил его палками, как гласит закон. За что же Вы наказываете этого несчастного, освободившего нас от горестной обузы?! – вопрошал молодой воин, смиренно стоящий перед помостом, где восседал пожилой судья, решавший их дело.

– По закону Несауалькойотля, тот, кто напоил свободного человека, а тот умер, выпив больше Двухсот Кроликов, и был застигнут на месте преступления, должен понести наказание. Наказание Семь Ящериц назначается в соответствии с восемьюдесятью законами Несауалькойотля – смерть. Не пытайтесь меня уговорить! В стране Анауак никто не будет потакать пьянству! Приступайте к исполнению приговора! – стражники подхватили мужчину, одетого в одну лишь набедренную повязку, и потащили к выходу – ноги не слушались приговоренного – он надеялся на положительное решение суда. Не успела эта группа пройти через арку, а перед строгим блюстителем закона уже стояли новые участники.

Суть следующего дела заключалась в том, что одному крестьянину удалось передвинуть межу, расширив свой участок и засеять маисом. Обкраденный хозяин едва сдерживал слезы, он указывал на восьмерых детей, жену, ждущую девятого ребенка, разводил руками и горестно вздыхал, упрашивая помочь восстановить справедливость. Обвиняемый клялся всеми богами Анауака, что не прикасался к меже и не пытался покушаться на чужой надел. Но тут к группе присоединились двое хорошо одетых мужчин, дорогие ожерелья и амулеты полностью закрывали грудь каждого. Они сообщили судье, что обвиняемый несколько раз закладывал землю соседа, чтобы сыграть, только чудом участок оказался в руках ничего не подозревавшего об этом собственника.

Судья думал недолго, он уже не сомневался, что перед ним стоит жулик, который не только не уважает законы, но и не чтит богов, такой человек никогда не исправится:

– Если свободный гражданин продает или закладывает чужую землю, по законам Несауалькойотля его следует обратить в раба, отдав тому, кого он пытался оскорбить! Но ты совершил еще большее преступление – ты передвинул межу…

– Клянусь богами, уважаемый судья, межа цела, может быть, в одном месте, она всего лишь на локоть отклонилась!.. – перебил судью обвиняемый, падая на колени и размазывая слезы, брызнувшие по щекам: он знал, что ему теперь грозит.

– За передвинутую межу приговариваю к смерти! Привести в исполнение!..

Напротив одновременно, прозвучал такой же приказ о смерти. Там слушали дело о разбое на дороге: жители деревни поймали грабителей, но решили их судить в Теночтитлане. Больше двадцати человек долго рассказывали судье о бесчинствах и просили покарать пятерых нарушителей, которые стояли связанными, в порванной одежде и с полной безучастностью к суду и своей судьбе. Теперь их должны были публично забить камнями…

В самом дальнем углу слушалось дело государственной важности – судили сборщика налогов, который буквально обдирал население нескольких деревушек, находившихся достаточно далеко от Теночтитлана. Весь излишек надсмотрщик оставлял себе, выменивая его на молодых наложниц, дорогие украшения… Но сколь бы далеко не находились деревеньки, а нашлись смельчаки, которые отправились в Теночтитлан и рассказали всю правду. Теперь тридцать человек, подавших жалобу, смеялись словно дети, некоторые даже приплясывали и довольно похлопывали соседа по плечу в знак высшей радости – суд, закон страны Анауак был на их стороне:

– В соответствии с восемьюдесятью законами Несауалькойотля тебя забьют камнями! Исполняйте!..

«Как страшно… Как справедливо… Смерть… Смерть… Забить камнями или палками… Законы, законы! Сейчас будут судить мою мать, суд длится всего несколько минут, и он не будет к ней добр!.. Бедная моя мать…» – после услышанных приговоров, девушка опустила голову и грустно поплелась туда, где должны были судить Чальчиуненцин. Печально, тоскливо заныло сердце.

Как и предполагала Прохладная Роса, суд над матерью был скорым: седовласый Тлилпотонки внимательно выслушал несколько человек, которые сухо изложили признания обвиняемых придворных тескокского двора, затем приказал привести Чальчиуненцин и с равнодушным видом задал единственный вопрос бывшей госпоже города Тескоко:

– Подтверждаешь ли ты, женщина, носящая имя Чальчиуненцин, все, в чем тебя обвиняют?

Чальчиуненцин всегда считалась красавицей, и сейчас, в простой одежде, без украшений, с распущенными длинными волосами, местами спутанными, она не потеряла своего величия. Медленно, с чувством собственного достоинства, она обвела присутствующих взглядом, задержала его только на дочери, послав ей теплую, такую привычную улыбку, что Прохладная Роса вздрогнула. Затем взгляд обвиняемой остановился на судье. Наконец ее губы красивой формы разомкнулись, и чистым, достаточно сильным голосом она произнесла:

– Да!

Ответ вызвал тихое возмущение и перешептывание среди присутствующих, но Чальчиуненцин не обращала на это внимания, она стояла с гордо поднятой головой, сохраняя царственную осанку.

Тлилпотонки не стал затягивать разбирательство, он тут же объявил приговор такими знакомыми словами, которые несколько часов назад наполняли семью правителя Тескоко гордостью:

– Как записано в восьмидесяти законах Несауалькойотля тебя, Чальчиуненцин, приговаривают к смерти! Всех граждан, замешенных в этом развратном деле, приговаривают к смерти! Приговор привести в исполнение немедленно!

Суд свершился…

Аскашочитль не была на суде, как и другие члены семьи тлатоани. Она переживала не за невестку, а только за брата и его семью – судьба Чальчиуненцин была предрешена еще до суда, а вот что теперь ждет дом Тескоко? Зная своего венценосного сына – Мотекусому, женщина могла предполагать, что правитель потребует от чичимеков доказательства не простой лояльности, а чего-то большего.

С трудом Аскашочитль удалось успокоить племянницу, глаза которой распухли, и собравшиеся слезы вновь готовы были брызнуть при любом неосторожном слове. Ей нравилась девушка и ее искренность – она так открыто горевала по матери.

– Дорогая, суд свершился, Чальчиуненцин не оживить, она теперь на дороге в страну духов. Нужно думать о живых, утри слезки, и пойдем, я покажу тебе рынок, может быть, покупки тебя смогут отвлечь?

Прохладная Роса утерла последние слезы и доверчиво прижалась к родственнице: ее тяжелый вздох означал согласие.

На следующий день женщины, окруженные прислугой и охраной, направились в торговое место. Они шли по чисто вымытым улицам столицы. Гости из Тескоко не переставали любоваться разбитыми парками, дарящими тень, огромными клумбами с цветами.

Две широких дороги крест-накрест пересекались в центре города на его главной площади и уходили вдаль, плавно переходя в дамбы. Это деление было не простой выдумкой архитектора, город делился на четыре района, каждый имел свои школы, мастерские, дома для пения.

Рынок Тлателолько потрясал не только размерами – целый остров, на котором размещались торговые ряды. Потрясало количество людей, какое он вмещал, – двадцать пять тысяч человек, в столице чичимеков – городе Тескоко проживало на пять тысяч больше… А в торговый день и почтеков, и покупателей было в два раза больше! Увидеть такое столпотворение сразу – это уже событие!

Ровную площадь рынка окружали аркады, окрашенные в белый цвет, под навесом из тростника располагались трое судей, которые тут же разбирали спорные вопросы. Потрясала относительная тишина и порядок на стройных, четко распланированных участках торговой площади, охраняемой специальной рыночной стражей – надсмотрщиками – тианкиспан-тлайакаке, которым никто не смел оказывать сопротивления. Тианкиспантлайакаке появлялись как из-под земли, едва кто-то поднимал голос, возникал спор или начиналась ссора, окружив продавца и покупателя, надсмотрщики вели их к судьям. Товар оставался на месте, ибо не было в Теночтитлане воров, которые рискнули бы жизнью и позарились на чужое имущество в торговый день на рыночной площади. Если такое случалось, сначала его обвинял один из трех судей, затем вора забивали палками на месте.

Итак, сам рынок – это сказочное великолепие, роскошь и богатство столицы Анауак… Первый ряд, который прошли родственники тлатоани, представлял ювелирные украшения. Прохладная Роса и девушки из свиты прикупили себе украшений, рассчитавшись зернами какао, следующий ряд торговал тканями и изделиями из тончайшего хлопка для знатных граждан и из листьев агавы – для остальных, несколько часов потратила женская половина в примерках пестрых юбок, рубашек и накидок.

Далее покупательницы попали на ряд, где выставили обувь и изделия из шкур. Прохладная Роса купила себе нарядные сандалии и пару одеял, подбитых оленьим мехом, полюбовалась окрашенным в разные цвета пухом кролика, но приобретать не стала, решила отложить до следующего раза. А вот яркие перья красных и желтых попугаев, всего пара пучков, перекочевали в кожаный мешочек, их она решила подарить брату Какамацину за его доброту и внимание к ней. Длинных зеленых перьев кецаля Прохладная Роса нигде не обнаружила – редкий товар, предназначенный строго для украшений высшей знати страны, доставлялся прямо во дворец тлатоани, так что отец остался без подарка.

Затем шел ряд гончаров! Огромный выбор статуэток, детских игрушек, посуды, все ярко раскрашенное, стройной и удивительно правильной формы. Изделия из дерева, покрытые и поблескивающие прозрачным лаком, давали рассмотреть рисунок волокон, ощутить жизненную силу и тепло дерева. Позабавила девушку собачка на колесиках – она так быстро перемещалась по земле, что Прохладная Роса не раздумывала и купила игрушку для себя.

Так как все плотно позавтракали, то продуктовые ряды пересекли, бросив лишь беглый взгляд на отдыхающих под навесами покупателей, терпеливо ждущих обед из тушки кролика или индюшки. Пряный запах приправленных перцем блюд будил аппетит, но придворные воздержались, решив только освежиться холодной водой.

Прилавки с медом напомнили вкус дорогого майяского меда, приносимого издалека, ряды с оружием не вызвали интереса, и группа прошла мимо, очутившись на территории, отведенной для торговли невольниками. Их много: мужчины, чьи грубые руки выдают в них землепашцев, женщины с грустными глазами, есть красивые и не очень, человек двадцать детей… Кто-то стоит свободно, несвязанным – это те свободные граждане, кто решил продать себя, чтобы получить крышу, работу, пищу и рассчитаться с долгами. Связанные – те, кто уже не раз показывал нрав, или пленники с других земель…

Прохладная Роса обратила внимание на привычную сцену – высокий, красивый мужчина продавал несколько женщин, очевидно, захваченных в походе. Он отчаянно торговался, хотя по многочисленным богатым украшениям на груди и в ушах было понятно, что он далеко не беден и не почтек-торговец, а именно процесс торга доставлял ему удовольствие. Перекупщик же не желал упускать выгоды. На фоне продавца последний выглядел жалким и худосочным, и Прохладная Роса невольно задержала взгляд немного дольше, чем позволяли приличия, рассматривая понравившегося ей мужчину, пытаясь отгадать, кто же он на самом деле:

«Он не может быть обычным богатым торговцем! Нет-нет – это воин, ну точно воин! А как красив… И голос такой сильный, а руки…»

Мужчина почувствовал взгляд девушки, огляделся, пытаясь понять, кто его так буравит, а когда увидел юную, красивую, еще почти девочку, с восхищением смотрящую на него, не сдержал улыбки. Незнакомка засмущалась, быстро отвернулась и растворилась в рыночной толпе. С опозданием он понял: произошло нечто важное, и оно может пройти мимо, и, кажется, уже прошло. Не слушая покупателя, мужчина пытался рассмотреть девушку среди торгового люда. Для этого он легко вскочил на помост, где были выставлены рабыни, и уже не слышал ни главного перекупщика, готового заплатить назначенную цену, ни еще двух, которые пытались перебить ее, дергали продавца за руку, чтобы наклонить к себе и шепнуть почти в ухо свое предложение. Он стремился увидеть хотя бы направление, куда ушла красавица, чтобы отправить слугу по ее следам, и так был занят этим, что не заметил как одна из выставленных для продажи рабынь, молодая девушка, предмет торга – смогла чудом распутать веревки и легко соскочила с помоста.

Как тонкая стрела, выпущенная умелой рукой, рабыня понеслась, легко перепрыгивая через товар, любовно разложенный перед покупателями на земле или на низеньких столиках, она бежала, восхищая и напоминая быстроту и грациозность молодого животного, уходящего от охотника.

Продавец пришел в себя не сразу, и именно эти секунды дали беглянке необходимое преимущество. Но мужчина был не только красив, он был к тому же еще и физически силен и также быстр.

Все продавцы и покупатели прекратили торговлю – зрелище редкое, но очень захватывающее. Азарт овладел толпой, некоторые расступались и давали дорогу, кто-то наоборот, преграждал путь то беглянке, то хозяину, непринужденно переходя от одного лотка к другому. Но никто не позволил себе схватить сбежавшую рабыню – это было право только ее хозяина, а совершившего такой проступок, казнили – забивали палками, здесь же, на рынке. Народ лишь радовался возможности поучаствовать в зрелище, тут же делались ставки «догонит – убежит». Люди прекращали следить за безумной погоней и начинали спорить, до хрипоты срывая голоса, не обращая внимания на замечания тианкиспан-тлайакаке, так силен был азарт…

Прохладная Роса уже догнала тетушку и ее приближенных у выхода с рынка, когда до нее докатился шум погони, и в расступающемся проходе она увидела девушку, что лавировала между покупателями в праздной толпе народа.

Беглянка неслась из последних сил, глаза ее были огромны, она быстро хватала разгоряченный воздух пересохшими губами, и двигалась уже не так резво, как в самом начале, – ноги летели впереди нее, а глаза как будто ничего не видели перед собой.

Сама не зная зачем, просто ради озорства, Прохладная Роса выставила ногу, едва девушка пронеслась мимо. Каково же было ее изумление, когда перед нею в пыли растянулся во весь рост заинтересовавший ее мужчина, зацепившийся за подножку. Испугавшись последствий, Прохладная Роса быстро убрала ногу, ожидая, что ее начнут порицать за дерзкий поступок, лишивший человека имущества, – по законам Анауака раб, сбежавший на рынке от хозяина и успевший достичь границы торгового места, становился свободным, но ее оглушил громкий и веселый смех тетушкиной свиты.

Веселились, выронив копья и хлопая себя по бокам, или соседа по плечу, все, даже такая уравновешенная тетушка Аскашочитль! И смеялись над распростертым мужчиной, который уже пришел в себя после падения, но дождался, пока ему помогут подняться воины из охраны.

– Вот это падение!..

– Нет, это прыжок!

– Ты забыл свои крылья дома или решил побыть ягуаром, а не орлом?..

– Ага, и забыл, что его не учили прыгать, а только летать!..

Мужчина тоже смеялся, отшучиваясь, и совсем не сердился; он легкими движениями отряхивал одежду, которая была когда-то белоснежной, а теперь серой от пыли и мятой, местами порванной. Оглядев себя, продавец-неудачник обнаружил, что не хватает какого-то амулета, слетевшего с шеи во время падения. Тут уж все усердно начали искать пропажу. Прохладная Роса тоже огляделась и увидела у своих ног золотой диск с изображением орла, распахнувшего крылья и готового взлететь к облакам.

Она подняла дорогую вещь с земли и подошла к тете, рядом с которой велись поиски амулета, и показала находку.

– Нашелся!.. Прохладная Роса нашла амулет!

– Ну вот, Макуилмалинальтцин, ты по неосторожности мог потерять амулет, который я тебе подарила! Поблагодари Прохладную Росу, что она тебе его вернула! – обрадовалась Аскашочитль, привлекая всеобщее внимание.

«Тетушка Аскашочитль его знает!», – гулко стукнуло сердечко девушки, – «Постойте, как его имя?..» – резко, быстро, как взмахи крыльев колибри, заметались мысли Прохладной Росы, она внезапно покраснела – подставить подножку наследнику тлатоани на виду у всей столицы и провинции…

«О-о-ох! Может, никто не видел, что это сделала я?!»

А Макуилмалинальтцин уже стоял перед нею, и она, красная, как спелый томат, боялась на него взглянуть. Хозяин амулета потянул за шнурок свою вещь, и девушке пришлось взглянуть на мужчину: сначала из-под длинных ресниц, потом уже смелее и с некоторым вызовом. Но бояться не стоило! Макуилмалинальтцин – наследник тлатоани, ее двоюродный брат, вежливо тянул за шнурок и не сердился, а улыбался.

– Я могу взять то, что потерял?

– Конечно.

– С твоей стороны, это очень неосторожно… – повторилась тетушка, она хотела что-то добавить еще, но осеклась, наблюдая за сыном и племянницей. Эти двое продолжали держаться за амулет, как за… «свадебную гирлянду» – пришло на ум единственное сравнение, потому что молодые люди не видели ничего вокруг, а были поглощены немым общением, взгляд во взгляд, душа в душу. Аскашочитль кашлянула – поведение становилось уже неприличным. Пара вздрогнула, Прохладная Роса выпустила амулет из своих рук, он неохотно и грустно закачался в руках хозяина, как вещь, теперь ненужная, выполнившая свое предназначение.

– Не теряйте больше, это ведь ценная вещь…

– Постараюсь. Спасибо. Только, мне кажется, что я навсегда потерял что-то более ценное, чем этот амулет! – Макуилмалинальтцин говорил с трудом, слова словно выталкивались через силу, потому что он никак не мог справиться с волнением и охватившей его радостью – теперь ненужно было искать «прекрасную незнакомку» – она в свите матери! А значит… Значит, он действительно нашел потерянный амулет, но потерял свое сердце…

Тетушка направилась к выходу, свита за нею, и двое молодых людей поспешили не отстать, тайно радуясь, что теперь не потеряют друг друга в огромном городе Теночтитлане.

Стоило Прохладной Росе пересечь границу рынка, как теперь уже ей пришлось опасаться упасть в пыль – под ноги к ней бросилась женщина. Она обхватила их и не давала ступить. Когда охрана с трудом оторвала ее и подняла, оказалось, что это та самая беглянка.

– Что тебе нужно? – изумилась Прохладная Роса, приказав охране отпустить бывшую рабыню.

– Госпожа, позвольте мне вам служить?! – выпалила та, опять припадая к ногам девушки.

– Служить, мне?

– Да-да, прекрасная и добрая госпожа!

– Но ты только что получила свободу, ты свободна по закону Анауака!

– И лишила меня законной платы! – весело рассмеялся Макуилмалинальтцин, а за ним вся свита. – Ты бежала от одного члена семьи, затем, чтобы поступить на службу к другому?!

– Простите, господин, но вы от меня отказались и решили продать! – низко склонив голову, тихо ответила девушка, боясь, что может вызвать гнев своими дерзкими словами.

Но Макуилмалинальтцин снова оправдал мнение горожан о себе как о человеке веселом и справедливом, которому были чужды обиды.

– И верно! Что ж, я теперь не имею на тебя прав, девушка ты хорошая, так что слово за тобой, – Макуилмалинальтцин, продолжая улыбаться, посмотрел на Прохладную Росу, обращаясь к ней. А она пыталась сообразить, как поступить. Имеет ли право взять себе в услужение девушку, да и вообще, нужно ли ей это. Поэтому Прохладная Роса пожала плечами и собралась обратиться к тетушке за советом, но не успев ничего сказать, получила от нее ответ:

– Я знаю эту девушку, она хорошая, провинилась только один раз, за что ее Макуилмалинальтцин и решил продать. Возьми ее себе в услужение, племянница!