Победить или умереть [СИ]

Свет Запада (Аддам Марбранд/Серсея Ланнитсер/Джейме Ланнистер)

Солнце на Утёсе Кастерли было беспощадно-жарким, оно золотило мокрый песок и плясало в оседающих соринках. Глаза слепило, во рту из-за нестерпимой жары пересыхало: Аддам оттянул ворот рубашки, стараясь хоть на долю секунды почувствовать морской бриз.

Лазурные волны сверкали, переливаясь бирюзовыми искрами. Кружева на ночном платье Серсеи обмокли и тянули вниз; девушка согнулась, наклонившись над ласковыми волнами. Провела кончиками пальцев по пенному гребешку, радостно засмеялась, словно поймала в ладошку жемчужину, и закружилась. Брызги ударили Аддаму в лицо, и он поморщился.

— Я краба схватила! — взвизгнула Серсея, подобрав свободной рукой белёсые юбки. Колокольчики на её платье зазвенели, вторя заливистому смеху. — Глядите, краб! Ножкой побольше двигает!

Она побежала к друзьям, путаясь в буйных волнах; знойно-утренние лучи солнца плясали в золотых локонах. Дыхание у Аддама перехватило, словно бы лёгкие резко наполнил летний пронзительный жар, и он на миг замер, пытаясь втянуть солёный воздух. Серсея села рядом, весело протянув краба с ало-бордовым панцирем, и довольно хмыкнула. Она была так удивительно-красива, когда была счастлива, что Аддам боялся, что она растопит всё вокруг, даже вековые камни Утёса Кастерли. Он сглотнул — в глотке ссаднило, хотелось выпить.

— Ну? — Серсея испытующе закусила пухлую губу и вскинула брови. Уста налились кровью, на щеках играл манящий румянец. — Что, зверушки испугались?

Джейме, который до этого, как хмельной, разглядывал капли морской воды в локонах сестры, встряхнул головой и выставил ладони вперёд. В его прищуренных глазах всё ещё разливалось пьяное наваждение.

— Красивый, — сладко протянул он, облизав пересохшие губы. Аддаму всё это казалось неправильным, но от запаха водорослей и цветочного парфюма Серсеи голова шла кругом. Как и от неё самой. — Попросим отца сменить льва крабом на стяге, а? Он нас пошлёт.

— Тебя не пошлёт, — Аддам вдруг решил, что невежливо так игнорировать беседу, особенно, когда беседуют будущие сюзерены. — Ты же его любимый сынок.

Солнце томило, Марбранду казалось, что в лучах расстворился вересковый мёд; не просто же так он бродил в кудрях Серсеи. Аддам позволил себе непозволительное: он схватил друга за щёку и потрепал, как ребёнка. Песок под рукой, на которую он опирался, заскрипел и расцарапал ладонь — Серсея закинула голову и гулко расхохоталась: в тот миг она совсем не походила на леди.

— Прикажу обрубить тебе руки, придурок, — Джейме зло хмыкнул, растирая щёку. — Мой отец согласится, верно?

Одна из прибойных волн коснулась вытянутых ног Аддама, он вздрогнул, и его весёлый настрой пропал. Тёплая вода ласкала, как нежные руки любовницы, в груди разливалось горячее беспокойство, возбуждение и предвкушение. Он не знал почему: вечерний пир был ещё далеко, все тренировки отменили, а день обещал быть ленивым и тягучим, как карамель на ярмарке. Только холод мраморной кожи Серсеи, когда она тронула его руку, заставил вернуться с небес на землю. Хотя песочный пляж у скалистого берега сильно походил на небосклон: здесь было своё солнце, чей свет озарял весь Запад.

— Ты перегрелся что ли? — Серсея тряхнула локонами, они шёлком легли на точёные плечи. — Джейме, следил бы за своим другом! Пойдём, тебе надо в замок. Прикажу Майре приготовить лимонад.

Она поднялась: кружевное платье липло к телу, наверное, было жутко неприятно. Джейме взял сестру под руку, помогая не споткнуться о острые камни, не расцарапать ступни о редкие кусты можжевельника. Аддам плёлся за ними, отряхивая по пути песок, и ему как никогда казалось, что вовсе не свет солнца его слепил. А Серсея.

Весь день Аддам винил в своём хмельном настрое зной: все валилось из рук, слова словно пролетали мимо ушей, голова кружилась, словно он танцевал, не останавливаясь. Дело не могло быть в Серсее, точно нет, он ведь был влюблён в неё и раньше, почти с раннего детства. Они играли вместе: юная госпожа Ланнистер, будучи очень бойкой девчонкой, колотила его деревянным мечом, а на кроткий поцелуй в скулу влепила такую пощёчину, что у него последний молочный зуб вылетел. Аддаму она казалась почти равной: с фрейлинами Серсея не водилась, с удовольствием каталась на лошадях и залезала на деревья. Потом он уехал на пару лет к отцу и умирающей матери, а когда вернулся, оказалось, что «бесноватая очаровашка» выросла в удивительно прекрасную леди Ланнистер с лентами в кудрях и изумрудным блеском в манящих глазах. И вела она себя соответствующе.

По возвращению Аддам оказывал ей знаки внимания, дарил связки цветов, кружевные платки и подвески, но она словно бы этого не замечала. Видимо, привыкла. Как в Дорне привыкают к злому раскалённому солнцу.

Стяг Марбрандов развивался на вечернем ветру, который, увы, не нёс прохлады. Рядом виднелось знамя с двумя башнями: Дженна Фрей и её скуповатый муж приехали навестить Утёс. Затем алели рыбки Талли; по непонятной Аддаму и Джейме причине Лиза со своими септой, отцом и младшим братом решили нанести визит. Музыканты затрубили, гости начали расцеловываться; Аддам легонько вздрогнул, когда пришёл его черёд пожимать руку лорду Тайвину. Будто бы они не сидели за одним столом за завтраком.

Серсея и Джейме встречали прибывших уже в зале — он не видел их с утренней прогулки. Пытался найти и предложить выехать в лес, но нигде не отыскал. Служанки говорили, что близнецы чем-то заняты и просили их не беспокоить. Аддам промаялся, не зная чем себя занять, а в итоге задремал на скамейке, чуть не опоздав с приготовлениями к пиру. Волосы пришлось расчёсывать на бегу.

Процессия лениво двигалась, Аддам плёлся за лордом Тайвином и пытался выискать на небе хоть одну звезду. Ночной жар выматывал, он был сухим и густым, как заморская пряность, что так любили придворные дамы. Суфле, кажется. В голове всё жужжало, в лёгкие набился запах горячего камня и многоголосого хора женских ароматов.

Мысли у него были тёмные, они словно прятались в тени, не желая явить свою сущность. Тяжёлая поступь собственных сапогов отдавалась эхом; Аддам твёрдо решил, что сегодня надо было напиться до чёртиков и пофлиртовать с симпатичной девчонкой Леффорд, что строила ему глазки.

Но все его планы сорвались, когда из-за широкой спины лорда Тайвина показалась Серсея. У этой, торжественно-празднечной Серсеи, не было ничего общего с утренней: золотые кудри идеально вились в высокой причёске, ни один лишний волосок не выбивался, на малиновых губах застыла приветствующая, заученная улыбка, а тёмно-зелёный бархат платья оттенял изумруды внимательных глаз. Томно здороваясь, она легонько касалась рукой мраморной шеи, от холода водила точёными плечами, и тёплый свет факелов играл тенями у неё на ключицах. Когда пришла очередь Аддама целовать ей руку, он на миг застыл, не зная, что делать.

А когда коснулся губами пальцев, понял, что Серсея чуть дрожит. То ли от холода, то ли ещё от чего — он не знал. Аддам поднял взгляд на лицо подруги, и, о боги, в её прекрасных глазах притаилась безумная, режущая боль, а улыбка готова была сползти. Марбранд мысленно отругал себя за то, что находил печальную Серсею красивее весёлой.

— Рада видеть тебя, Аддам, — лучезарно сказала она и присела в реверансе. В спину ему толкнулся наследник Браксов, и пришлось пройти в зал.

Почётное место рядом с Джейме было вполне себе сносным: был виден и зал, и гости. Девчонка Леффордов всё продолжала строить глазки, взмахивая белёсыми ресницами, и Аддама воротило, хотя к вину он пока не притронулся. Джейме тоже на удивление притих, разглядывая прибывших взглядом потерянного ребёнка. Серсея сидела по другую сторону стола и вела оживлённую, но явно натянутую беседу с Мириллой Престер.

Когда заиграла торжественная мелодия, Джейме поднялся с места так резко, что стул позади него сильно качнулся. Он был хмур и угрюм, но всё же учитво предложил леди Талли поплясать и повёл её в центр зала. Видимо, Джейме ослеп: девчонка была мила на свой лад, но болтлива и глупа до безобразия.

А что до Серсеи… Взглянув на неё, у Аддама в груди всё свело, словно холодный штормовой ветер начал с силой биться о рёбра. Она никогда не была так уязвима, так несчастная, так одинока, как в тот миг: приложив дрожащие пальцы к груди, леди тщетно пыталась усмирить сбившееся дыхание, и если бы кто-то посмотрел на неё в тот миг, то, наверное, почуял неладное. Но Аддам был слишком влюблён для этого.

Он, словно во сне, поднялся, обошёл весь стол, больно ударившись о косяк, и протянул руку Серсее. Ещё не все пары высторились в ряд, и было время всё исправить. Или испортить.

Серсея даже не колебалась. Она смотрела ему прямо в глаза, выдавливала из себя улыбку, и вся её нестерпимая, режущая боль отдавалась в тонких дрожащих пальчиках, вложенных в его широкую ладонь. Поначалу они кружили молча: у Аддама не было воздуха, чтобы говорить. Аромат пряностей и корицы, нового парфюма Серсеи, набивался в лёгкие, дурманил мысли; хмель звенящих серёжек с изумрудами, вздымающаяся от волнения грудь — Марбранду казалось, что его подруга резко перестала быть девушкой, и теперь перед ним стояло небесное божество. Один из золотых локонов всё же выбился, он спадал Серсее на скулу.

— Ты так красива, — Аддам выдохнул, его медные волосы колыхались, пока они плыли в быстром танце. — Будто бы королева.

Серсея надменно улыбнулась: на её устах застыла приторность вина и вся горечь судьбы, вся ужасная злоба и невыносимая, смертельная боль. Аддам вдруг понял, что не будет больше прогулок по пляжу, скачек наперегонки, шуток над глупышками-фрейлинами, редких откровений. Серсея не очень-то часто раскрывала себя по-настоящему, ему просто везло оказываться рядом с Джейме в тот момент — улыбки и смех не принадлежали ему. Вся его влюблённость превратилась в любовь в тот самый миг, когда всякая надежда на взаимность испарилась.

— Отец не оставляет попыток претворить это в жизнь. Желает выдать меня за принца, который ещё и имя-то моё выговорить не может, — Аддам знал, что никому не скажет об этом разговоре. И знал, что Серсея это тоже знает. — Интересно, я буду ему на ночь сказки читать?

— Ты можешь выйти за меня, — слова вырвались сами, но он был счастлив, что признался. Серсея горько на него посмотрела, сердце в её груди трепыхалось, он чувствовал. — Ты, подобно солнцу, озаряешь мою жизнь!

Ответ был известен наперёд, леди Ланнистер нахмурила свои угловатые бровки, а потом извиняюще чмокнула его в щёку, словно ей было жаль. Но солнце не жалеет, что сжигает посевы — оно просто горит, и всё.

— Меня теперь кличат, значит, — леди Талли с её братом прошли так близко, что лазуритовый шёлк платья задел плечо Аддама. Серсея сглотнула, в груди у неё, навереное, беснилась буря. Она презрительно продолжила, — ярким солнцем Утёса!

— Разве это плохо? — мелодия почти кончилась, последние ноты гремели у сводов.

— Видишь ли, — Серсея гордо осмотрела пархающую Лизу, а потом впилась взглядом в его глаза. Аддам вздрогнул. — У солнца не спрашивают, хочет ли оно гореть. Оно просто озаряет всё вокруг, и это его доля, как доля крестьянина — пахать землю. И я слышала, как меня теперь зовёт люд от Винтерфелла до Копья. Знаешь как?

Они замерли посреди зала, и Аддам был готов поклясться: если бы все факела сдул порыв морского ветра, если бы луна на небе перестала сиять, замок бы наполнил блеск Серсеи. Она засмеялась, сжав его руку:

— Свет Запада.