Победить или умереть [СИ]

Светозарый (Джон Сноу/Элис Карстарк)

Джон редко выходил из кузницы, и воду с хлебом ему носила Элис в глиняной посуде. Она обычно садилась рядом, ничего не говоря, и тихонечко пела. Иногда плакала, скрывая красное от слёз лицо в лисьих мехах. Вот и теперь старая дверь жалобно скрипнула. Холодный свет сальных свечей явил хрупкую фигурку его подруги с кувшином в руках.

— Я сумела раздобыть молока, — заявила леди, закрывая за собой дверь. — Корова всё же дала его. Тормунд говорит, больше из неё ничего не выдавишь, и мы пустим животинку на мясо. Я давно не ела мяса. Сигорн сам отправился на охоту, но вернулся с худощавым зайцем.

Джон увидел, как она похудела, но на робкое предложение преломить с ней пресный корж, леди лишь закачала головой.

— Ты должен набираться сил, мой король, — молвила Элис, и голос её жалобно ломался, как в день знакомства с Роббом.

Долгая Ночь выматывала всех, но на Стене безнадёжнность вечной зимы ощущалась особенно сильно. Дикие ветра, подгоняя снежные тучи, разносили болезнь и озноб, люди коченели и умирали в своих постелях. Север погрузился в неспокойный, судорожно-голодный сон — малютка-Рикон, вооружившись отсыревшим луком, стрелял по оленям в глубинах леса. Бран писал, что люд начал жевать смолу, а сам он не пил ничего, кроме горячей воды, уже больше трёх месяцев.

В Дорне впервые выпал снег.

— Всё куёшь, — то ли спросила, то ли просто заметила Элис. Она провела кончиками пальцев по чёрной от сажи резной рукоятке гончарного инструмента — другого не сыскали — и под ногтями тут же появились тёмные коёмочки. Такие у могильщиков. — Мне поговорить с Вэль?

Этого вопроса Джон боялся. Но страх теперь лишь ледянил промёрзшие души, и лорд-командующий закачал головой. Отросшие кудри рассыпались по широким плечам.

— Не надо, моя леди.

В воздухе повисло молчание. Жалобно трещали, извиваясь, язычки гаснущего огня. Элис тяжело дышала, закусив нижнюю губу.

— Ты читал предание о…

— Ниссе-Ниссе? Да.

— Тогда ты должен понимать, — она устало облокотилась о деревянный стол, чуть не упав от бессилия. Джон ринулся помогать, но леди выставила руку в жесте спокойствия. — Я ношу ребёнка, мой король.

Сноу захотелось загореться так же, как горел хворост в очаге. Ему захотелось умереть, рассыпаться на прозрачные льдинки, как упыри от валирийской стали, превратиться в пыль. Но умирать означало сдаться, а мир не должен истекать кровью лишь потому, что бастарду из Винтерфелла моментно захотелось исчезнуть.

Джон желал повелительно закричать, но получилось лишь хрипро молвить:

— Ты должна есть больше. Я прикажу сегодня же зарезать корову. Сколько месяцев?

Элис молчала, накрыв живот в защищающем жесте. В темноте кузнецы она походила на статую в крипте, безжизненно-гордую. От воспоминаний о доме в сердце жалобно заболело. Каменные стены Винтерфелла, истекающие горячими слезами подземных источников, гулкий стук лошадинных копыт, запах смолы и дымка над озером — разве можно было забыть столицу Севера? Но страдать сейчас было, что водить мечом по открытой ране, поэтому Сноу отогнал мысли, позвав по имени свою подругу.

Карстарк — именно Карстарк, а не Теннон — встряхнула древесными кудрями, нахмурилась и как-то странно взглянула сквозь засаленные стены кузнецы. В её тёмных зрачках полыхал огонь.

— Два, два месяца.

И Джона пробило на слёзы.

Светозарый должен полыхать.

Легендарный меч был создан Азор Ахаем для того, чтобы освещать и плавить вековой снег, разгонять сгуствишийся мрак. От одного лишь взгляда — интересно, твари умеют глядеть? — Иные разбегались по сторонам, вязли в мокрой земле, и даже бури не спасли бы их от смерти.

Меч Джона отливал блеском снега, но не загорался. «Метафора», — думалось королю Севера, пока он шёл, стараясь разглядеть сквозь пелену вьюги хоть что-нибудь. Или не метафора? Он слыхал о Берике Дондаррионе, может, всё-таки он избран богами?

Но на раздумья не было времени: ветер бил наотмашь по лицу, путаясь в волосах. Ноги топли в белёсой массе, они потеряли в завесе двух бойцов Ночного Дозора. Когда рог прозвучал три раза, ходоки кинулись с неистовой жестокостью на огромный отряд. Джон Сноу занёс меч над одним из упырей, и тот рассыпался. Как рассыпался и меч, так и не сумев зажечься.

Элис встречала их у ворот. Её живот заметно вырос, но объемные меха на платьях могли скрыть округлости тела. Приложив руки к груди, леди тяжело дышала, глотая морозный воздух ртом, а потом кинулась Сигорну на шею, завидив его, храмающего, подле Скорбного Эдда.

— Ранило, — проронил вождь одичалых, робко обнимая свою жену. — Повылазили твари. Светозарый-то не зажёгся.

— В нём нет тепла, — шепнула Элис достаточно громко для того, чтобы Джон её услышал. И он услышал. — Ковать-то дольше надо.

— Надо, — кивнул Сигорн. — Пойду ногу перевяжу, моя южанка.

Джон наблюдал за тем, как Сигорн, облокотившись о плечо Эдда, волочился до Замка, чертыхаясь направо и налево. Его жена шагала рядом, непременно обещая за него помолиться и рассказывая о новых прибытиях из Простора — родня Маргери Тирелл оказалась сочувствующей и щедрой, теперь на Стене будет лук и сыр, а в северные города уже отправили повозки с хлебом, маслом и какое-какими травами. Джон слышал слова, но их смысл доходил до сознания с опозданием. Все мысли были о Элис. И о Светозаром.

Она навестила его глубокой ночью на третий день. Снежные шторма всё усиливались, сметая на своём пути деревья, занося убогие лачуги одичалых, а ветра штурмовали стены Чёрного Замка, нещадно точа камень. Вьюга беснилась и исходилась вьющимя львоящером, как на гербе у Ридов.

— Слыхал о Дорне? Их лишь капельку снегом припорошило, — Элис пришла с едой и, кажется, хорошими новостями. На алых губах играла девичье-радостная улыбка, а на щеках — здоровый румянец. Значит, указания о том, что леди Карстарк должна сытно есть и крепко спать, всё-таки, выполняли. — Они нам послали фруктов и мяса, а ещё вина! Вечность не ела фруктов! Там и апельсины есть. Вот, я принесла. Я ещё распорядилась часть отправить в Винтерфелл, там знают, что делать. Братец-то твой хороший лорд!

Джон улыбнулся, но усталость и страх в глазах всё же выдали его. Элис вздохнула, отряхивая свою шубу от прилипшего снега и подошла к огню. Отблески пламени заплясали на её остром личике.

— Светозарый надо непрерывно ковать, день и ночь, — Джон выдохнул заклубившийся воздух. Струйки пота, стекая по его красивому лицу, блестели золотом и, казалось, открывали его огненную сущность. А, может, это просто домыслы. — Азор Ахай спал по пять часов в день. Точнее, в ночь. А два — сражался на деревянных мечах со своими братьями по оружию. Я в детстве читал, или мне Нэн рассказывала.

— Я помню Нэн, — грусто хмыкнула Элис. Она предвинула тарелку с нарезанным апельсином к своему другу, положила свою руку на его широкое плечо. — Она мне рассказала про Алиссану Блэквуд и Кригана Старка. Сказала, мы с Роббом на них похожи. Иногда мне не верится, что он умер.

Джон поцеловал её в висок, губы невесомо коснулись бледной кожи. Она пылала.

— У тебя жар! — опешив, прикрикнул Сноу.

Засахаренный апельсин переливался забытыми цветами лета, от него пахло роскошью и богатством. На Стене забыли, как сладостный сон, что такое лакомство и приторное послевкусие на губах, а теперь — вот, пожалуйста, подарок от родни нового короля. Короли-то всё сменялись, как надушенные девчонки в пляске, проливали кровь зазря и короновали себя пеплом да обломками костей.

— Это огонь, мой король, — прохрипела Элис. — Он согреет и меня, и ребёнка. Хотела бы я быть сродне той жрицы, что нас с моим суженным поженила. Видать, моё дитя — тоже её проделки.

Джон понял, о чём она, но ничего не сказал. Просто обнял за плечи, чуть покачиваясь в такт летящим из очага искрам. Леди Карстарк не могла понести ребёнка полгода, за это время успели смениться правители, появиться драконы, поменяв своего хозяина. Тогда Элис решила, что первый ребёнок, как в стародавние времена, должен быть от лорда. Джон Сноу не был лордом, а был королём, но за неимением другого Элис возлегла с ним. Это не было актом любви — скорее, милосердия с солоноватой примесью долга. И они зачали.

— Ты должна поспать. Ребёнку нужна твоя сила, — Джон не хотел смотреть ей в глаза. Как в их одну-единственную ночь, взгляды не пересекались. Легче потом было сказать, что это всё — дурной сон. — Ты выбрала имя?

— Одичалых называют лишь через два года. Но мой сын — не одичалый. Его имя будет Робб, в честь величайшего и единственного короля Севера.

— А я? — Джон попытался пошутить, но поперхнулся сочной долькой. Его подруга радостно засмеялась при виде стекающего по губам нектара. — Я не король? — пробурчал он с набитым ртом.

— Разве короли так едят? — и они оба засмеялись, обнимая друг друга.

Мёртвые штурмовали старые ворота Чёрного Замка. На этот раз рог звучал приглушённо и молитвенно, как септонская песня на День Вознесения Семерых. Джону казалось, что он спит, что за дверьми ничего, кроме могильной вьюги вперемешку с темнотой.

В его кузницу ворвался Тормунд, тяжело дыша и крепко держа за предплечье златокосую Вэль.

— На! — крикнул он, вталкивая одичалую в закопчённую лачугу. — Мы больше своими жертвовать зазря не будем! Сделай то, что должен! И дело с концом!

Вэль стояла в угрюмо-чернеющих мехах, но в ней не было ни страха, ни колебаний. Она шагнула навстречу Джону, гордо глядя ему в голубые глаза.

— В детстве я хотела быть Избранным Принцем. Но это ты. Тормунд мне сказал, я не боюсь, Сноу.

Джон полоснул её по плечу.

— Без жертв обойдёмся, — хмыкнул он, а Вэль впилась ему в губы, взъерошив отросшие кудри.

Меч заблестел и нагрелся, когда багряная кровь омыла его лезвие жгучей волной. А потом разлетелся на хрустальные кусочки, когда он убил трёх ходоков. Иные были откинуты, запасы истощались, люди гибли, истекая холодной кровью.

Была зима. И длилась она вечно.

— Южане-то нам людей прислали, — буркнул Тормунд, не желая признавать за Ланнистерской армией хоть какие-нибудь заслуги. — Новая королева постаралась.

— А кто сейчас королева? — Манс помешивал деревянной ложкой похлёбку. Стук раздавался глухой, и Скорбный Эдд поморщился. Небось, просто завидовал — рядом с одичалым на жирной салфетке лежали дольки последнего апельсина в сахаре. Вообще-то их оставалось пять, но прочие отдали Элис. — Маргери Тирелл?

— Не-е-е, — протянул Тормунд. Склонившись над деревянным столом, он потянулся к Мансу, накрывая своим телом отсыревшие доски. «Прямо как Робб и Теон, когда шушукались обо мне», — подумалось Джону. Он хмыкнул. — Эта, королевская-то дочь. Та, которой Селии дитя. Братиной Подстилки.

— Серсеи, может?

Все взглянули на Элис. Своего сына она уже покормила и теперь сидела, поедая овсянку с сочными кусочками фруктов вежду комочками. Она рассмеялась, тихо молвив:

— А ещё говорят, что женщины — сплетницы.

— Моя южанка и не про такое вам рассказнёт, если её послушать, — рассмеялся магнар Теннон. Это заставило колкие слова, готовые слететь с языка Тормунда, остановиться в районе глотки. — Мож, толкнёшь им о своём ухажёре, что с твоим кузеном на сене…

— Хватит! — в ужасе вскрикнул Эдд, и Джон не сдержался — захохотал, ударив ладонью по столу. Манс скривился в ухмылке, утирая подбородок от нектара.

— Правда, хватит, — Элис хитро блеснула глазами, а потом коснулась кончиком тонкого пальца носика сына. — Нечего Роббу слушать ваши непотребства. А, Робб? Не хочешь слушать непотребства?

— А что твой меч, Сноу? — Тормунд отвлёкся от разглядывания кудрей на голове новорождённого. — Всё куёшь?

— Чуть-чуть осталось, братья.

— А Вэль-то… — Сигорн подал свой низкий голос, заставив весёлую беседу прерваться. — Как ты без Вэль?

Как он без Вэль? Как все одичалые, раз уж на то пошло, без Вэль? Погибла во время вылазки с замёрзшей ухмылкой на синих губах. Её тело сожгли в сухом хворосте, что так сложно было раздобыть в промокшем насквозь от бесконечного снега Чёрном Замке. Огонь ещё долго полыхал над окоченевшем лесом, откуда бежали олени, дикие коты и прочая животинка. Густоватую дымку можно было поймать взглядом и сейчас.

Джон почему-то улыбнулся. Легкая рука Элис легла ему на плечо.

Вэль — не Нисса-Нисса. А Светозарый должен полыхать. Теперь уже точно. И он не ошибётся вновь.

Солдаты Ланнистеров тряслись от холода, непривыкшие к свереному ознобу. Под их безразличными глазами залегли глубокие тени — от ощущения подступающей смерти сложно было заснуть в неуютных, промёрзших кельях. От каменных стен, застиланных отсыревшей соломой, исходила снежная стынь; дозорные и привыкли, а этим-то ребятам… Может, им было и плевать, они ж на смерть и в омут с головой. Холод — это меньшее.

Но в кузнице было тепло, даже жарко; ворот пристающей к шее рубашки пришлось оттянуть. Пятна пота на ткани стали до того привычными, что Джон удивлялся, видя чистую одежду. Пугливая помошница, дочь какого-то стюарта с горчившей фамилией на кончике языка, подшивала ему рукава раз в неделю и стирала в меловой воде все «наряды». Руки у неё тряслись.

Элис на этот раз не постучалась. Просто вошла, скрипнув дверью. В руках у неё привычно лежал кувшин с горячим бульоном, а на глиняной сколотой тарелке — гренки с остатками лука и картошки. Джону отдавали всё лучшее, а он всё подводил и подводил их раз за разом.

Элис взяла под своё крыло всех шлюх из Кротового Городка. Тридцать женщин, что когда-то ублажали дозорных, теперь перебивались боги знают чем, тоскали на своих спинах бочки с водой, штопали и шили без остановки. Их тут никто не трогал. По прибытию солдатов с Западных Земель провизия быстро кончалась, но её хватило бы и на девчонок из публичной лачуги — назвать это место домом язык не поворачивался. Да только те качали головами, пербиваясь остатками и жилистым мясом, страдая наравне со всеми солдатами.

— Мелари умерла, — тихо сказала Элис. Джон только сейчас заметил, что на её светлых ресницах блестят слёзы. — Подхватила какую хворь. Она в жар сидела с прочими и залечивала раны нашим мальчикам. А потом раз — прикрыла глаза и словно заснула. Мы бы и не заметили, что с ней что-то неладное, если б не кровь из носа.

— Откуда она была? — Джон скорбно опустил взгляд вниз. Даже крысы не смели ползать по бревенчатому полу; видать, передохли от студня.

— Сигард. Говорили, она с сыночком Джейсона Маллистера якшалась, но понесла и пришлось бежать с глаз господ долой.

— Её дитя в Кротовом Городке?

— Нет, — Джон выдохнул, чувствуя облегчение. Он хорошо помнил полногрудую Мелари с волосами цвета соломы. Она ему улыбалась. — Слава богам, нет. Она отдала малютку Йорену, когда тот ехал в Королевскую Гавань.

— Хорошо, — Сноу слабо улыбнулся и сел на скамейку, устиланную истёртыми мехами. Похлопал ладонью по месту рядом с собой. — Скажи мне, как там Робб.

Элис, кажется, была рада сменить тему. Она уселась, устроилась в согревающих объятьях Джона и принялась кормить его с ложечки. Тот чуть не давился от смеха.

— Он ест так же неаккуратно, как ты, — Карстарк хмыкнула, когда ручеёк бульона заструился у уголка рта Джона. — И ест-то как много! Я не поспеваю за ним.

— Это ты про меня или своего сына?

Элис не засмеялась и резко стала серьёзной. Сноу подумалось, что серьёзность ей к лицу, но страх скрежетал где-то под рёбрами.

— Нашего сына, — Карстарк коснулась губами его щеки, и Джону хотелось разлететься на осколки льда из-за бархатной нежности в груди. — Не ошибись впредь, мой король.

Ходоки вновь были тут. Зима пришла по их души, но малая часть армии Ланнистеров радовалась тому, что всё наконец кончено. Эта была последняя битва, Джон это в костях чувствовал. И меч был готов.

Элис влетела в тёмную комнату, захлопнув дверь с противным глухим треском. В её глазах было столько решимости, что дыхание заклокотало где-то в глотке, сводя её плачевным спазмом. Она пересекла комнату, скидывая ненужные меха и одежды и предстала перед своим королём в платье цвета листков чардрева. В кроваво-алом.

— Ты должен сделать это, Джон. Ради нас всех. И ради нашего сына, — Элис откинула кудри с лица, обнажая шею с пульсирующей венкой, вздымающуюся от волнения грудь. — Не тяни.

— Я люблю тебя, — Сноу провёл холодными пальцами по щеке Элис, а та порывисто коснулась своими губами его. — Но разве ты не боишься?

— Боюсь? — на алых от отблесков пламени губах заиграла печальная улыбка. — Нет, я не боюсь. Я была рождена для этого.

Джон подумал, что не было момента хрустальнее и огненней, чем тот, что он щедро делил с Элис. Воздух вокруг жарко сжимал лёгкие, не давая вздохнуть. На кончике языка осела горкость сырого дерева и железа — хотелось почувствовать всё в этом мире в один краткий миг.

Может, он и чувствовал.

Элис кивнула.

Джон всадил ей меч прямо в сердце, между рёбер. Крик агонии резко пронзил умиротворённое потрескивание пламени и шёпот по ту сторону деревянной двери. Руки Элис похолодели, напрасно цепляясь за сверкающую из-за пота шею Джона, а из уголка рта хлынула бордовая кровь.

Хотелось умереть.

Но в глазах Элис играл маняще-блистательный огонь, согревающий и горячий. На последок она кротко согнула губы в улыбке.

Хотелось умереть, но Король выбрал жить. Его Королева так хотела бы.

Когда прочие ворвались в мастерскую, то увидели в руках Джона Сноу умертвлённое тело одичалой леди с блистательным мечом прямо в сердце.

Светозарый наконец полыхал.