Эртур помнил Дорн жаркой пустыней с колеблющимся воздухом и тёплым спокойным морем. Эртур помнил хромающего Дорана Мартелла, всегда приветливого, но печального, помнил дерзкого Оберина, соблазнительную и юркую Элларию Сэнд и, как бы не хотелось стереть то яркое воспоминание, тогда ещё весёлую и смешную принцессу Элию. Может, стоило бы забыть.
Та Элия часто прибегала к дому Дейнов посреди ночи, прыгала по горячему песку, потому что ноги жгло пылким жаром, пила нектар сладких плодов и пряталась в тени цветочных древ. Та Элия носила открытые тёмно-фиалковые шелка и перевязывала непослушные кудри бархатной лентой, смеялась до потери голоса над похабными шутками брата и всегда привлекала к себе много внимания. Эртуру тогда стоило больших усилий отвести взгляд от каштановой кожи открытых плеч.
И что с ней сталось?
Что с ними со всеми сталось?
— Сир Эртур, пожалуйста, проследите за безопасностью Рейнис во время празднества. Сир Джейме Ланнистер охраняет Её Высочество королеву Рейеллу, и я не могу просить об этом его.
Раньше один скользящий взгляд Элии заставлял рыцаря зардеться и опустить глаза в пол. Годы назад чувства переполняли его трепетную грудь, терзали сердце, сбивали и без того неровное дыхание. Но теперь Эртур лишь только кивнул, пряча бессонницу и усталость за маской шлема. Белый плащ укоризненно развивался за спиной, ветер шептал: «Виноват. Ты виноват». Может, оно так и было.
— Непременно, Ваша Милость.
«Ваша Милость» звучит так, будто они никогда не брызгались друг в друга морской водой и не дразнили Оберина, бегая вокруг цветущей груши.
Элия с каждым днём всё больше походила на своего супруга: мёртвые васильки в глазах да остывшая драконья кровь. Принцесса редко улыбалась, если улыбалась вообще, но всегда вела себя учтиво: ни красно-чёрные платья с тугим корсетом, ни крики безумного короля, ни даже слабое здоровье не отражались на поведении женщины.
Хотелось перехватить её дыхание резким рывком хоть какого-нибудь чувства, мимолётной страстью, но обет безбрачия дан. Да и Элия никогда бы не согласилась на малейшую привязанность или вольность — дорнийская гордость сдерживала её порой и от заслуженных слёз.
Эртур был другом Рейгару, а не его жене, но неспособность принца защитить свою пару разжигала в сердце рыцаря огонь негодования. Элия исчезала и бледнела, рассыпалась, как дорнийский песок сквозь пальцы. Да вот только бежать некуда, и высоко-поднятая голова девушки свидетельствовала о готовности сразиться ради чести, семьи и долга. Может, ей стоило родиться Талли.
На пиршестве было много людей, разодетых в богатую парчу с драгоценными камнями, обмахивающимися веерами из павлинных перьев и распевающих известные песни на свой лад, но гвардеец искал глазами притихшую фигурку со снисходительной улыбкой на тёмно-бежевых губах. Элия говорила о чём-то с Дженной Ланнистер, иногда сдавленно смеясь и прикрывая рот тоненькой ручкой. Кольца и браслеты звенели на её запястьях как когда-то в Водных Садах.
— Хочу пить, сир! Хочу пить!
Эртур обратил внимание на расплакавшуюся Рейнис, что не могла достать со стола свой кубок с апельсиновым нектаром, безуспешно протягивая пухлые ручки. Он наклонился к ней, поднося к губам напиток, и девочка перестала хмуриться.
Рейнис — замечательная «юная леди», как называл её дядя, и она не заслуживала того, что получила. Иногда Эртуру казалось, что он слышал её смех.
Принцесса со своим мужем кружила в быстром танце, её светло-голубая шаль развевалась на ветру так же прекрасно, как когда-то дома, но взгляд печальных глаз был другим. Тихие шаги раздавались в голове Эртура ещё долго, ещё долго играла быстротечная мелодия того вечера и долго пытался он припомнить откуда взялась Лианна Старк, тоже в голубом шёлковом платье.
Та Лианна, что разрушила жизнь его дорнийской мечте, его прекрасной Элии, та Лианна, которую он должен был охранять. Может, стоило её убить ещё в день игры на арфе и голубых роз?
Эртур Дейн с достоинством принимает клинок лорда Старка себе в грудь, почему-то думая о том, что, может быть, он увидит Элию.