Одного удара в висок достаточно, чтобы убить Рейнис.
Это именно то, что думает Визерис, когда целует племянницу в чувственные губы, наслаждаясь пылающей страстью её тела. В кровати у Рейнис всегда душно — то ли аромат дорнийских пряностей, то ли сотни истекающих воском свечей заставляют жадно ловить пламенный воздух ртом. Визерис откидывается на подушку, всё ещё чувствуя приторный вкус апельсинов на кончике языка.
Ему это нравится, проводить ночи в опочивальне драконьей принцессы. Рейнис умеет доставить удовольствие, но ещё лучше умеет извести ожиданием: её открытые наряды всегда расшиты золотом, тёмно-фиалковые глаза смотрят обещающе и страстно, а невинные прикосновения за ужином — настоящая пытка. Она будет, пожалуй, горячей дорнийского песка, но и изменчивей тёплого моря: то искрится, кокетничает и меняет партнёров в танцах, как ожерелья во время бала, то ждёт в своих покоях, распустив тёмные волосы. Визериса это сводит с ума, эта бесконечная череда игр и охот: кто кого. Рейнис всегда побеждала.
Может, несчастный Уиллас, назначенный десницей короля, и любил супругу ласковой нежностью, а леди Санса рыдала, опозоренная неверностью мужа, сжимая простыни до побеления костяшек — Таргариенам всегда было плевать. Девчонка Старк — просто блёклая северная кухарка по сравнению с племянницей, замачиво благоухающей мёдом и имбирём. Визерис не провёл с ней ни одной ночи.
Брат, конечно, недоволен, он всегда так печально-бледен, так угрюм и меланхоличен. То-то Эшара Дейн скреблась к нему в спальню, как последняя шлюха, Лианна возлегла с ним на мокрой от росы траве, а Элия терпела полное безразличие — женщины к нему как ростки тянулись. Драконий принц взял их игрой на арфе или серебром волос — Визерис этого не знает, да и знать не хочет. Ему, по большей части, просто плевать, — лишь бы его с Рейнис не трогали.
Теперь вдовцом, Рейгар решает досадить и братцу — сам не возьму, другим не дам. Визерис ему в лицо смеётся и салютует кубком, пока Рейнис накладывает любовнику в тарелку сочные фрукты.
Одной меткой стрелы достаточно, чтобы Рейнис пала мёртвой к его ногам.
Неведомый бы побрал принцессу в этом песчаном платье с открытыми плечами — до ночи ещё целая вечность, а желание уже безумно сжигает. Уиллас приглашает жену на танец, ведёт медленно и учтиво, но абсолютно нелепо, а взгляд у него, да простят Семеро, пнутого спаниеля. Рейнис смотрит на дядю из зала выжидающе и сладко-сладко: кажется, можно почувствовать привкус тёмного шоколада и грейпфрута.
Санса опять тихонько беседует со своей невзрачной подружкой — как её там зовут? Дженна? Джейна?
Как это жёнушке удаётся быть такой сдержанно-учтивой, Визерис не знает; ему доставляет удовольствие видеть крупные слёзы в впечатлительных глазах, слышать хрипоту в птичьем голосочке, глядеть, как пульсирует венка на тонкой шее. В волчице нет ничего притягательного, одно только «да, милорд» да простыни с запахом ромашек. Даже танцует она холодно, отстранённо так: едва-едва трепетная грудь вздымается, дыхание чуть клокочет, сбивается, изящные пальчики цепляются за тёмно-синий дублет. От Сансы пахнет лавандой и утренней росой. И скукой.
Мазнув взглядом по притихшей жене, принц оглядывает гостей с Утёса Кастерли, переплюнувших всех Таргариенов вместе взятых. Лорд Джейме и его леди Серсея ведут оживлённую беседу с королём и Джоном Коннингтоном; видимо, обсуждают помолвку Эйгона и Мирцеллы.
— Вы не находите, мой принц, что здесь несколько прохладно? — шёпот обжигает кожу шеи, проносится дрожью по телу и щекочет где-то в кончиках пальцев. Каштановые локоны Рейнис сегодня отливают медью, ярко играя в свете факелов, красиво лежат искрящимся водопадом на оголённых плечах. Если бы Визерис взглянул на Сансу, то увидел бы нестерпимую боль в её глазах. Но он не взглянет.
— Зато в Вашей спальне всегда тепло, миледи, — отвечает ей мужчина, наслаждаясь якобы невинным движением — любовница поправляет его волосы на плечах, проводя тонкими пальцами по шее. Визерис готов застонать от переполняющей страсти: когда этот проклятый вечер уже кончится?! Запах дорнийского вина и липового мёда заполняет лёгкие невероятно быстро и игриво — вдохи и выдохи получаются словно украденными, краткими, сбивчивыми.
— Моя прелестная племянница не подарит мне танец? — спрашивает Визерис, отодвигая для девушки стул. Бессмысленное движение; если они сейчас же пустятся в пляс, зачем тогда садиться, но когда рядом Рейнис, мысли собраться никак не могут, путаются, рассыпаются цветным бисером.
Рейнис ловит суровый взгляд отца. Ох, оттаскала бы её Элия за косы, будь она жива, ох, оттаскала бы! Но Мартелл давно мертва, мертва и пытающаяся сыграть роль доброй мамы Лианна, а значит цепей на ней нет.
— Разумеется, дядя.
Одной капли «Белладонны» достаточно, чтобы Рейнис навсегда перестала дышать.
Принцесса заплетает себе в косы серебряные лилии: они красиво переливаются в каштановых кудрях, отдают лунной невинностью.
Пар, поднимающийся от горячей воды в ванне, не даёт вздохнуть полной грудью. Визерис откидывает голову назад, пытаясь сосредоточиться — Рейнис же ему что-то рассказывает. Кажется, что-то о Джоффри или о Томмене. Кто из них там старший? Может, если не смотреть на любовницу, мысли хоть на краткий миг придут в порядок, перестанут горячей волной сводиться к одному.
Семеро, как же жарко.
Рейнис пылает ярче дорнийского солнца: в её жилах действительно течёт драконья кровь, древняя и горячая. Она впивается в апельсин пухлыми губами, кусая тёмно-оранжевую корку, и нектар струится по её устам и шее. Нет, сосредоточиться точно не выйдет.
— Почему ты молчишь? — спрашивает Таргариен, словно сама не знает. Её красота сегодня не просто ослепительна — безумна. От одной сладкой улыбки хочется кинуться с самой высокой башни Красного Замка.
— Ты сводишь меня с ума, Рей. Так не должно быть, — шепчет Визерис. Тёплая вода и слой душистой пены кажутся сейчас чертовски лишними — Визерис тянется к любовнице за поцелуем.
Она смеётся ему куда-то в губы, потом обнимает за шею и медово тянет:
— Конечно должно. Отец просто идиот, раз женил тебя на этой северной шлюшке, а меня — на розочке Хайгардена. В Пекло их всех.
— В Пекло, — вторит дракон, вглядываясь в тёмные искры в глазах племянницы. Нет, Санса ей и в подмётки не годится. Никто не годится, раз уж на то пошло. Рейнис — самая прекрасная девушка Семи Королевств, даже прекрасней, пожалуй, Мирцеллы, которую прозвали «Светом Вестероса». Плевать, что там шепчут пташки Варису, плевать, что отец скрипит зубами, а их суженные умирают от неразделённой любви. Пускай сгорят в безумном огне. — Давай сбежим?
Смеётся.
— И куда же, Виз? — Рейнис разбивает ему сердце — Семеро, да она им просто играет — одним своим надменно-смеющимся тоном. Визерис давно смирился, что он её любит — глупо врать самому себе, а Таргариены глупостей не совершают.
— В Дорн. Ты говорила, что Дорн — прекрасное место, — слова застывают где-то в глотке. Казалось бы, минуту назад он едва мог заставить себя не рихнуться от желания, а теперь вода кажется остывшей. Что-то словно ускользает из его рук, сыпется, щекочет пальцы и дразнится, как лучик солнца.
Ему хочется ухватиться за ощущение Рейнис, перестать хвататься за её непостоянную тень и её игривый жар.
Визерис облизывает пересохшие губы, понимая, что любовница от него чего-то ждёт.
Он столько раз пытался её убить, поставит окончательное «моя» в её молодой судьбе, что не сосчитать. Но она бы от него и так ускользила, также рассыпалась бы битым витражом, всё равно бы выиграла.
Рейнис всегда выигрывает.
Одного «я люблю тебя» достаточно, чтобы сделать Рейнис своей.
Сбегают они на рассвете.