Фридрих Евсеевич Незнанский Побег с «Оборотнем»

Глава первая

— Не знаю, что там с Дарвином, Александр Борисович, возможно, он прав, мы с вами произошли от обезьян, но вот китайцы — точно от кроликов.

Стыдливо кашлянув в кулак, Нагибин высунулся из купе, проводил глазами ватагу увешанных сумками маленьких человечков, бегущих по проходу, закрыл дверь и снова стал усердно делать вид, будто ничего не случилось. Поезд плавно тронулся, покидая безымянную станцию на стыке Московской и Тульской областей. Турецкий пристально, своим неподражаемым взглядом, проницал попутчика. Нагибину под этим гнетом становилось не по себе. Зачесалась спина — он потерся позвоночником о пружинную сетку, придавившую к стене зубную щетку с тюбиком противовоспалительной зубной пасты. Стал усиленно дергать переносицу. Затем уставился в окно, за которым бежали окраинные избушки пристанционного поселка. Замурлыкал «На дальней станции сойду». Турецкий, подавив раздражение, раскрыл ноутбук, вставил сбоку штуковину, вызывающую всемирную «дьявольскую» сеть. Медленно загружался новостной сайт. Нагибин оторвался от окна, обратил робкий взгляд к напарнику, проверяя, не сменил ли тот гнев на милость.

— И откуда здесь китайцы? — буркнул первое, что пришло в голову. — А может, это не китайцы, Александр Борисович?

«Японцы», — подумал Турецкий.

— Кстати, насчет Китая, Александр Борисович… — Нагибин вытянул шею, норовя хоть краешком глаза проникнуть во всемирную сеть. — Ведь это просто ужас…

— Что — ужас? — Турецкий со злостью захлопнул крышку. Нагибин вздрогнул, заморгал воспаленными глазами. — При чем здесь Китай, Олег Петрович? Обнаружен неучтенный миллиард китайцев? На Великой Китайской стене нашли великую русскую надпись?

— Принцесса с треском захлопнула крышку клавесина, — печально прокомментировал Нагибин. — Да ну вас в баню, — отмахнулся он, отъезжая к двери. — Дикий вы сегодня, Александр Борисович. Слова вам не скажешь. Просто вспомнилась великая китайская веб-стена, слышали о такой? Самая эффективная в мире система фильтрации сайтов. Интернет в стране, на первый взгляд, не возбраняется, но порнуху уже не посмотрите, — Нагибин принялся загибать пальцы, — неблагонадежными, по мнению властей, ресурсами не воспользуетесь. Американским кино не насладитесь. В переписке с друзьями вольностей не допустите — потому что почта выборочно проверяется. Как будто мне больше всех надо? — Нагибин сменил тон и стянул с себя свитер — в купе было жарко — сделавшись окончательно щуплым, взъерошенным и разобиженным. Поправил очки, вскарабкавшиеся на лоб. — Вы считаете, что лично мне эта поездка доставляет удовольствие, и я исключительно по подлости душевной сделал все возможное, чтобы испортить вам жизнь, подсунув крупную подлянку? Да мне оно надо?

— Не думаю, что ты сильно расстроен, Олег Петрович, — проворчал Турецкий, — для таких людей, как ты, убраться от дома подальше — подарок судьбы. От жены, от детей, от тещи любимой, от начальства, которое гнобит и руки распускает. Скажешь, не так? Зарплата идет, солдат спит…

— Ага, второй отпуск, — ухмыльнулся Нагибин, — а фактически, приятного мало, Александр Борисович. Если кого-то и подставили в этом деле — то нас обоих. Надо же, голубая кровь, — всплеснул руками разозлившийся следователь. Турецкий удивленно поднял глаза: этот бледный тип, оказывается, мог и вспылить. — Девица красная, недотрога! Сидит тут, гнев изображает. Мы не можем выбирать работу по душе, лучше меня это знаете. С вами вежливо поговорили, руки не заламывали, объяснили сложившуюся ситуацию, польстили, что только вам под силу в ней разобраться. Купили билет на поезд, после того как вы сказали, что ваша машина не железная, чтобы тащиться на ней в такую даль. Уж простите покорно, в Дубовск самолеты не летают. Вас со всеми почестями доставили на перрон и… даже дали проститься с женой. Все, Александр Борисович, молчу… — Нагибин понял, что перегнул, скрестил руки на груди и сделался тише воды.

— Вот и молчи, Олег Петрович, — процедил Турецкий. — Напоминаю: моя нервная система в отличном состоянии. Заводится с пол-оборота. Ваша прокуратура настолько обнищала, что смогла добыть билеты только на самый медленный, самый раскуроченный поезд в мире, который торчит на всех без исключения станциях и двести верст ползет восемь часов? А этот так называемый «эсвэ» назойливо напоминает обрубленную плацкарту.

— Зато выспимся, — не смутился Нагибин, — А утречком, со свежими силами… Местные товарищи обещали нас встретить.

— А если забудут? — Турецкий раздраженно фыркнул и принялся выбираться из-за стола.

— Вы далеко? — насторожился следователь.

— Пойду с поезда спрыгну.

— Ну-ну…

Турецкий уже выходил из купе, когда следователь как-то застенчиво пробормотал в спину:

— Вы деньгами не богаты, Александр Борисович? Может, займете чуток?

Турецкий резко повернулся, смерил коллегу презрительным взглядом. Нагибин выглядел смущенным — таким и должен выглядеть человек, просящий кредита.

— Командировочные дома оставил, — поспешил объяснить следователь, — финансовое положение в семье, знаете ли, резко пошатнулось после того, как теща приняла историческое решение провести у нас все лето. Серьезно, Александр Борисович, всего на две недельки. Пару тысяч, а? А потом…

— Еще раз одолжишь, — хмыкнул Турецкий. — Скажи мне, зачем тебе деньги, Олег Петрович, и я скажу, кто ты такой. Не вздумай покупать спиртное. Хотя где ты его купишь? До следующей станции часа полтора, разве что на парашюте сбросят… — он выложил на столик «требуемую» сумму и выбрался в коридор, стараясь не замечать, как оживленно забегали глаза горемычного следователя.

Он стоял у открытого окна, обдуваемый ветерком, и все пытался успокоиться. Старенький вагон подпрыгивал на стыках рельсов, трещал, кряхтел разболтанными суставами. За окном неторопливо тянулись однообразные пейзажи Тульской области. Перелески, поля, заброшенные фермы, водонапорные башни, разноцветные домишки коттеджного поселка — в стиле «жизнь удалась». Поезд простучал мимо замшелого полустанка, на котором почему-то не было остановки. По перрону блуждали порождения сна разума в оригинальной одежде. Протащились два сгоревших здания — горки обугленной древесины с устремленными в небо дымоходами. И снова симпатичные околки, безлесные пространства, заросшие высокой травой и усеянные луговыми цветами. Очередная «командировка» была ножом по горлу. Опомниться не дали — собирайся, Нагибин в поезде все расскажет. А вчера, по старой доброй традиции, поссорился с женой, днем ранее неустановленный злодей на полном ходу снес ему боковое зеркало, а до этого залихорадило агентство «Глория» — внеплановые осложнения с любимой организацией. «Конная налоговая полиция», — пошутил Плетнев, уходя на больничный, а Голованов, вместо того чтобы стоически нести свой крест, забрался в бутылку, и теперь неизвестно, чем все это закончится. «Помочь не обещаю, — ухмылялся в трубку Меркулов, — но если в Дубовске все решится благополучно, попробую поговорить с генеральным. Ты работай, Саня, работай, не думай о неприятностях»…

У двери в купе он столкнулся с проводником — невзрачным типом с хитро бегающими глазами.

— Чашка чаю не составит проблемы? — буркнул Турецкий.

— Сей момент, — откозырял проводник, — только вам? Или ваш спутник тоже не против?

Для спутника, судя по всему, чашка чая была уже неактуальна. В купе сидел целеустремленный, твердо знающий, чего он хочет от жизни, человек. Уверенными движениями он развернул целлофановый пакет с вареными яйцами, выудил из портфеля вареную курицу, пресловутый, из анекдотов, песен и поговорок, плавленый сырок, ловко распечатал бутылку дешевого дагестанского коньяка.


Плеснул в складной стаканчик, дерзко уставился на товарища, готовый героически защищать свою собственность и образ жизни.

— Вот и счастье улыбнулось беззубой улыбкой. Примкнете, Александр Борисович?

— О, матерь божья, — вздохнул Турецкий. — Где добыл? Я отсутствовал всего четыре минуты… — до него дошло, он покосился на открытую дверь, — Поня-ятно, проводник добра и света. Ты неисправим. Ты алкоголик, Олег Петрович, тебе об этом теща не говорила?

— Так будете или нет? — нахмурился Нагибин.

— Нет, — Турецкий уселся на свое место, отвернулся к окну.

— Может, пивасика полкило заглотнете? — предложил альтернативу Нагибин. — Я тут, как говорится, на все немыслимые случаи жизни… — он потянулся к подушке, под которой определенно что-то лежало.

— Нет.

— Не буду неволить… — Нагибин не расстроился, вылакал содержимое стаканчика, треснул яйцо об алюминиевый ободок столика. Неприятно чавкал, урчал, потом включил свет, начал изучать этикетку. Перевернул, прищурился, чтобы разобрать мелко напечатанные «выходные данные». Засмеялся тоненьким дребезжащим смехом.

— Анекдот, Александр Борисович. Кабинет окулиста. «Читайте нижнюю строчку». Пациент щурится, не может разобрать. «Хорошо, — разрешает врач, — читайте следующую строчку». «Ну, уж нет, доктор, сейчас я разберу… Ага! «Типография «Красный пролетарий», тираж 10 тысяч экземпляров»!

Турецкий откинул голову, смежил веки. Но вскоре не выдержал, приоткрыл один глаз. Нагибин с аппетитом кушал коньячок, причмокивал и урчал от удовольствия. Смотреть на эту пошлость было невыносимо. Если он не примет на себя часть «груза», утро в Дубовске будет туманным и малообещающим.

— Уговорил, — проворчал он, — наливай.

Нагибин с готовностью выхватил из сумки второй складной стаканчик, забулькала жидкость.

— А вот теперь поговорим, Александр Борисович. Ну, давайте, за счастье в трудовой деятельности… Смею предположить, что о характере предстоящей работы вам неизвестно ничего? Какое красноречивое у вас молчание, кхе-кхе… И почему оно уже не производит на меня впечатления? Итак, городок Дубовск, Тульская губерния, практически триста верст от Москвы, семьдесят тысяч населения. Это вам не какой-нибудь депрессивный городок. Центр отечественной науки. Бывшее закрытое образование Тульск-48. Возник в шестидесятых годах двадцатого века после возведения на тамошних землях института микробиологии. Потом туда добавили еще парочку НИИ, секретную медицинскую лабораторию, институт генетики, молекулярных исследований, клинической биологии… ну, и тому подобное. В начале девяностых секретность сняли, институты начали разваливаться, со временем отдельные из них вновь принялись за работу — ну, вы же знаете, при предыдущем президенте в стране начался неудержимый рост всего и вся, включая науку, Россия гордо поднялась с колен… — Нагибин сделал паузу, наполняя стаканы.

Вошел проводник, поставил чай, пострелял глазами. Нагибин подпрыгнул, закрыл за ним дверь.

— Года три-четыре назад Дубовск процветал. Работали практически все институты и лаборатории — в одних секретничали, в других не очень. Были серьезные финансовые вливания. Текли инвестиции — в том числе из-за рубежа. Городок хорошел, горожане толстели. Российская наука крепла на глазах. Предлагали обозвать Дубовск наукоградом, и предложение рассматривалось в высших сферах, хотя в стране, насколько знаю, всего два наукограда: Бийск и Кольцово под Новосибирском. Вокруг Дубовска строились предприятия с иностранным капиталом — варили пиво, лимонад, дули пластиковую тару, микросхемы, всерьез рассматривалась возможность строительства завода «Киа-моторз»…

— Послушай, Олег Петрович, — перебил Турецкий, — а ты уверен, что вся эта информация имеет отношение к нашей командировке?

— А хрен ее знает, — чистосердечно признался Нагибин, — но вы должны иметь представление, где мы проведем ближайшие пару недель.

— О, мой бог… — мир померк в глазах Турецкого. У следователя Нагибина была масса недостатков, но он являлся хорошим профессионалом и редко бросал слова на ветер. Мастерство, как известно, не пропьешь (если ты мастер пить). — Неужели так плохо, Олег Петрович?

— Полагаю, хуже некуда, — согласился Нагибин, разливая по стаканам. Себя он уважал больше — Турецкому плеснул символически, а себе от души. — Потом грянул кризис, российская наука затрещала, стала ломаться. Закрывались отдельные предприятия, другие переходили на «экономный» график работы. Но разрушительной катастрофы вроде бы не последовало, люди живут, производство выкручивается, население нетерпеливо смотрит в телевизор — когда же там президент объявит об окончании мирового финансового кризиса… Трудно поверить, но в этом райском уголке есть милиция и прочие правоохранительные прелести. И уровень преступности — хотя и пониже, чем в среднестатистических образованиях, но вполне достойный. И коррупция процветает, и злоупотребления служебным положениям, и преступления в эшелонах власти. Все, как у людей. Местное управление собственной безопасности МВД выявило банду, которой заправлял, ни много ни мало, заместитель начальника местного УВД. Члены банды арестованы, а вот взять Поличного не смогли…

— У тебя с падежами все в порядке? — поморщился Турецкий.

— Я еще не пьяный, — уверил Нагибин, — Полипный — это фамилия. Согласен, не совсем удачная для высокопоставленного работника милиции, но тут уж, как говорится… Фамилии не выбирают.

Помнится, у меня на курсах повышения квалификации прокурорских работников был сосед по парте по фамилии Пидорадов. Очень стеснялся своей фамилии…

— Короче, Олег Петрович.

— Поличный Евгений Михайлович, майор, сорока семи лет, вел двойную жизнь. Сколотил банду, занимался вымогательствами, оказывал протекцию предприятиям, чье руководство ходило по узкой грани. Вскрылось, что майор крышевал нелегальное производство удобрений в поселке Мироград, цех по розливу паленой водки в том же населенном пункте, держал на поводке несколько недобросовестных руководителей предприятий. Еще Поличному инкриминируется организация убийства коммерсанта Дерябина, который, по мнению следствия, прикарманил энную сумму, не пожелав делиться. Словом, опасный и серьезный тип…

«Вот бы с ним сфотографироваться», — подумал Турецкий.

— Разведка у Поличного была организована грамотно, информацию он получил и, взбешенный, лично выехал на разборку. Дело было ночью, у Дерябина собственный дом на окраине Дубовска, трое бандитов выгрузились из джипа, вторглись в коттедж. Кроме Дерябина, в доме находилась его супруга. Оставлять в живых, видимо, никого не собирались — хоть и действовали в масках. Супругу связали, оставили в спальне, коммерсанта потащили в подвал, где пытали, в итоге получился хладный труп. Жене удалось избавиться от уз — очень не хотелось умирать. Когда бандиты пришли за ней, она уже позвонила по сотовому в милицию, выбралась на крышу, спустилась по водосточной трубе, кинулась в сад. Плохие парни — за ней. Пережить дамочке пришлось в эту ночку немало… Чудом выжила, повредила ногу, а потом на беседе в УСБ недвусмысленно дала понять, что руководил акцией майор Поличный. Она узнала его по голосу — это тип неоднократно приезжал к ним домой, шушукался с мужем. Прямых улик о причастности Поличного, к сожалению, не было. Голос к делу не пришьешь. Женщину поместили под надежную охрану. Дали ей прослушать голоса некоторых людей — предположительных соучастников Поличного. Двоих она опознала. У одного криминальное прошлое, другой трудился в милиции — находился в непосредственном подчинении у майора Поличного. Бандитов взяли в тот же день. На допросе они раскололись. Поличного поместили под круглосуточное наблюдение. Эту тварь давно уже разрабатывали сотрудники отдела собственной безопасности, но основания брать под стражу были весьма зыбкие, твердых доказательств организации преступной деятельности не было. Поспешив, они могли бы наломать дров. Но теперь, после убийства, после того, как его подручные оказались за решеткой, о чем он, безусловно, знал… Тянуть было глупо. Поличный мог смотаться в любой момент, обыграть «наружку». Взять под стражу с соблюдением всех процессуальных норм его планировали в воскресенье четырнадцатого июня, в районе полудня. Дом на улице Левандовского оцепили. Полипный находился в квартире. И вдруг пропал…

— Ну, это нормально, — усмехнулся Турецкий, — для столь матерого человечища пропасть — пара пустяков.

— А вот иронизировать не надо, Александр Борисович, — с укором заметил Нагибин, — дело, между прочим, серьезное, замешана безопасность государства. Еще не выявлены до конца все связи Поличного. Органы подозревают, что может вскрыться такое дерьмо!.. Пропал он при весьма загадочных обстоятельствах. Воскресным утром. Супруга с дочерью хором твердят, что кормилец сидел дома, все было в порядке, обычное утро выходного дня. Он пошел выносить мусор, дом оборудован мусоропроводом, далеко ходить не надо. И пропал. И это с учетом того, что милиция контролировала окна и двери.

— Моя любимая «запертая комната», — усмехнулся Турецкий. — Устал доказывать, что ее не существует. Ты продолжай, Олег Петрович, продолжай, не томи. Твоя речь так способствует успокоению моей нервной системы…

— А на этом, собственно, все интересное заканчивается. Добротный четырехэтажный дом. Настолько добротный, что оснащен лифтом и мусоропроводом.

— Четырехэтажка — с лифтом и мусоропроводом? — не поверил Турецкий.

— Дом возводили в девяностых годах, — Нагибин скептически оценил уровень оставшейся в бутылке жидкости, — специально для местной элиты, ее родных и близких. По тем временам, это был вполне приличный дом. Правда, лифт в тот день, кажется, не работал, да и мусоропровод оказался забитым. Кризис, что вы хотите. Мусорное ведро, с которым канул в неизвестность Поличный, осталось на лестнице. Так и сгинул — в любимой рваной футболке, в трико с пузырями на коленях.

— Очень виртуозно и элегантно, — оценил Турецкий.

— Вот-вот. Услугами подвала он воспользоваться не мог — проверили. Уйти по крыше — тоже не было возможности. Основная версия следствия — укрылся в одной из квартир и в подходящий момент столь же элегантно и виртуозно смылся.

— Так в чем же дело? Органы Дубовска неспособны на элементарные действия?

— Полковник Короленко — начальник местного УВД — развил кипучую деятельность. Рвал и метал. Отдачи — ноль. Разумеется, обшарили все квартиры — прокурор в воскресный день с готовностью подписал санкцию на вторжение. Допросили жильцов, — все отрицают причастность, делают удивленные глаза и страшно ругаются. В общем, голяк. Построили семейство Поличного — а это всего лишь жена и дочь, — угрожали, увещевали. Тоже подтерлись. Обычная семья, о преступной деятельности кормильца даже не подозревали. Да, жили неплохо, имели загородный дом, две машины, отдыхали за «бугром», но ведь у Евгения Михайловича была хорошая зарплата, высокие премиальные… Возможно, они действительно не в курсе. Даже вероятно. Но прессовали их качественно. Выявили все места, куда мог податься Поличный, устраивали несколько засад — нигде не появлялся. Как в воду канул.

— Как показывает жизненный опыт, семья может сочинять, — буркнул Турецкий, — но зачем так бездарно: ушел с ведром, шлепая тапками, пропал…

— Вот именно. Милиция Дубовска пропахала носом весь городок и ближние окрестности. Привлекли все силы, которые могли привлечь. Неоднократно допрашивали жильцов дома. Расписались в собственном бессилии, посыпали голову пеплом и попросили помощи у столицы, настаивая, что это дело, ни много ни мало, государственного масштаба. Центральная прокуратура заволновалась. Ну, вы знаете, как это происходит. В чью-то голову ударила навязчивая мысль, и покатился по инстанциям снежный ком…

— Хм, — Турецкий посмотрел на циферблат, — сегодня восемнадцатое, четверг.

— Ну да, нормально, — пожал плечами Нагибин, — искали два дня, довели информацию до центральных органов.

— И мы с тобой, Олег Петрович…

— Крайние, — оскалился Нагибин. — Специальную комиссию из маститых сыскарей решили пока не посылать. Все-таки смешно, согласитесь. Наша миссия весьма ограничена: изучить обстоятельства исчезновения Поличного и помочь следствию в его поимке.

— Ну, слава богу, — усмехнулся Турецкий, — а то еще заставят разгребать коррупцию вселенского масштаба.

— До этого не дойдет, — отмахнулся Нагибин, — но на нашу долю хватит, Александр Борисович. Держу пари, что мы увязнем. Не знаю, как вы, а я уже морально приготовился к затяжным «каникулам». Вот только с деньгами трудновато… — Нагибин как бы невзначай покосился на боковой карман Турецкого, где последний держал портмоне.

«Как же я попал, боженька», — тоскливо подумал Турецкий…

Загрузка...