Побег с «Оборотнем»

Глава пятая

Нагибин ухитрился опрокинуть со стола стеклянную лампу. Когда Турецкий вошел в номер, тот ползал, выражаясь под нос, по полу и обувной щеткой сметал осколки.

— Поздравляю, советник, — хмыкнул Турецкий, — раздавил, что называется, по маленькой?

— Вам бы все глумиться, — проворчал следователь, — вот такой я неуклюжий. Давайте, издевайтесь.

— Ладно, оставь ее в покое, — отмахнулся Турецкий, — небольшой беспорядок придает помещению обжитой вид. Горничная утром уберет. Недавно вернулся, Олег Петрович?

— Даже пиво распечатать не успел, — Нагибин встал с колен, тоскливо обозрел горку стекла и замаскированного под сталь алюминия. — Не наступите, Александр Борисович, ну ее к черту, действительно, я же не уборщица…

Он потащился к холодильнику, извлек бутылку пива и с наслаждением растянулся на диване, включив телевизор. Прощелкал каналы, остановился на сюжете, жизнеописующем луизианских крокодилов, сделал жадный глоток, застыл на несколько мгновений, блаженно заулыбался.

— Снова пятница, в ужасе подумала печень, — прокомментировал Турецкий. — Представляю, Олег Петрович, сколько моральных сил тебе потребовалось, чтобы дотерпеть до вечера.

— Присоединяйтесь, — великодушно разрешил следователь, — в холодильнике бутылок шесть. Не иссякла еще сумма, которую я занял у вас на неопределенный срок…

«По-моему, срок был вполне определенный», — с беспокойством подумал Турецкий, отправляясь к себе в комнату. Когда он, посвежевший, переодетый, вернулся в гостиную, картина не изменилась: Нагибин с выражением неземного блаженства и бутылкой пива продолжал растекаться по дивану, телевизор повествовал о тяжелой крокодиловой жизни. Изменилась лишь одна деталь интерьера — под журнальным столиком появилась пустая бутылка.

— Ладно, вырубай эту кожгалантерею, — проворчал Турецкий, добрался до холодильника, вооружился пенным напитком и сел напротив. Следователь приоткрыл один глаза. Говорить о работе, по понятным науке причинам, ему хотелось в последнюю очередь.

— Повествуйте, советник, — разрешил Турецкий, делая глоток. Такое ощущение, что снежок ударил по затылку — пиво было ледяным, объятым газами и содержало достаточно спирта, чтобы наплевать на работу. — Я слушаю вас внимательно. Свершения, ошибки, провалы — все по порядку.

— Начнем с подвального помещения, — вздохнул Нагибин, зажимая горлышко большим пальцем. — Слой пыли перед решеткой, конечно, убедительный. Всякое бывает, спору нет, а вдруг Поличный порхал перед ней на крылышках, подобно ангелу?

— Или пыль намел обратно, — хохотнул Турецкий.

— Вот и я об этом же подумал. Хочется же выглядеть умнее других, понимаете? Пошушукался с местными парнями из органов, доставили они мне местного слесаря, так этот бедолага полчаса ковырялся с замком, не мог открыть. Там все проржавело — насмерть.

— Но и это тебя не убедило? — улыбнулся Турецкий.

— Да, мы не привыкли отступать, — с достоинством кивнул Нагибин. — Я добил этого парня, заодно пополнил свой запас экзотических матерных выражений. И что вы думаете? На лестнице в подвале та же самая пыль, там от сотворения мира не ступала нога человека. Но я упорно полез в подвал, познакомился с местными крысами, чуть не сломал ногу, в общем, приятно провел время.

— Переходи к высоким материям, — разрешил Турецкий.

— Да, продуктивно проработав подвал, я взялся за крышу — как вы и сказали. Господин Короленко выделил в мое пользование целый «УАЗик» — знаете, это такая странная машина, которая больше грохочет, чем едет. В Москве они тоже, говорят, водились лет сорок назад в ограниченных ареалах…

— Давай к делу, — поморщился Турецкий.

— Мы отправились в телевизионную фирму, работники которой четырнадцатого июня устанавливали на крыше оборудование. Рабочий день уже кончался, но двух работников из той троицы удалось отловить. Парни снова не раскололись. Да, их вызвали на работу в выходной, посулив двойную оплату. Выдали ключ от чердака. С восьми утра они там возились — в двух шагах, кстати, от чердачного люка. С рабочего места никуда не отлучались, мимо них даже мышь не пробегала. Зачем им неприятности с законом? Примерно в одиннадцать утра на крышу поднялась милиция — парни, не сказать, что обрадовались, но встретили ее достойно. Милиция их терзала целый день — до рукоприкладства дело не дошло, но давили всей массой…

— Сам-то что думаешь?

— Порожняк, Александр Борисович. Парни положительные — непьющие, работящие, матом не ругаются. Бухтят складно. Проблемы с правоохранительными органами им не нужны. Я походил по этой клятой крыше. Даже если Поличный заделался невидимкой, проскользнул мимо этих парней, он все равно не смог бы уйти. Пожарная лестница спускается во двор — практически в то место, где стояла машина с ищейками. Остальные люки были закрыты, козырек — крутой. Разве что расправил крылья и взлетел к солнцу…

— Гиблые версии, — бросил Турецкий, — будем считать, отработали. Я и не верил, что Поличный скрылся одним из описанных тобой способов.

— Ну вот, — всплеснул руками следователь, — а я тут, как умная Маша, работаю в поте лица над версиями, которые яйца выеденного не стоят.

— Порядок такой, — отрубил Турецкий.

— Да я понимаю, — Нагибин схватился за бутылку, — ведь не существует же тайны закрытой комнаты, правильно, Александр Борисович? Вы сами придерживаетесь этого мнения…

— И что отсюда вытекает? — насторожился Турецкий.

— Мне кажется, единственная достойная версия заключается в том, что Поличный никуда не пропадал.

— Обоснуй.

— Сами подумайте. Ну, не мог он исчезнуть так, как нам об этом говорят. Ошибаются все. Кроме семьи оборотня. Уж они-то в курсе. Воскресная история — выдумка. Поличный скрылся ночью. Обвел вокруг пальца охрану и был таков. А семейство врет. Их история невероятна, но ведь чем возмутительнее ложь, тем охотнее в нее верят, правильно? Нет никакого «герметичного пространства», просто в половине одиннадцатого супруга Поличного вынесла на площадку мусорное ведро и снова спряталась в квартире. Допустим, ей Поличный посоветовал так сделать.

Турецкий отставил бутылку, подошел к окну. Еще одна дикая версия, имеющая право на существование. В девять вечера в квартире Поличных зазвонил телефон. Кто говорит? Неважно. Допустим, слон. Абонент сообщил, что утром Поличного арестуют. Тот засмеялся, сказал, что такого быть не может, а потом задумался. Привел в действие свои информационные рычаги, получил косвенное подтверждение. Собрал вещички, смотался из дома, обманув «наружку». А Инна Осиповна сообщила в разговоре Турецкому лишь крупицу правды — про тот загадочный телефонный звонок.

— Вот вы и задумались, Александр Борисович, — обрадовался Нагибин. — Ведь, признайтесь, это допустимо? Поличный выметается из дома ночью, подговаривает жену и дочь поведать органам невероятную историю — дескать, пусть мозгуют…

— Зачем? — Турецкий резко повернулся.

Нагибин от неожиданности чуть не выронил бутылку. Заморгал.

— Зачем… что?

— Зачем подговаривать дочь и жену сообщать органам невероятную историю?

— Ну… — Нагибин замялся. — Чтобы запутать следствие…

— А заодно подставить своих родных? Ведь нет гарантии, что им поверят. Полный бред, Олег Петрович, уж прости. Ему ничто не мешало уйти без глупостей. Собрался, ушел. Сказал родным, что так нужно. Мог приврать, что его подставили, собираются фабриковать дело, нужно отсидеться в тихом месте. Мог вообще ничего не говорить.

Нагибин пристыженно помалкивал. Логика в словах собеседника была элементарная. Турецкий снова посмотрел в окно. На улице стемнело, горели фонари, проезжали машины с зажженными фарами, иллюминировала вывеска продуктовой точки через дорогу. По тротуару, облицованному плиткой, неторопливо прогуливались люди. У киоска, предлагающего прохладное пиво, стоял единственный покупатель, весело общался через окошко с продавщицей.

— У вас уже есть вменяемая версия, Александр Борисович? — уныло поинтересовался Нагибин.

— Конечно, есть, — Турецкий пожал плечами. — Не надо мудрить, Олег Петрович, и все у нас получится. Возможно, вечером Поличному сообщили о надвигающихся неприятностях, он не поверил…

— И о чем это говорит? — быстро спросил следователь. — То, что он не поверил?

Это могло говорить о многом, но в такие сумрачные дали Турецкий не спешил заглядывать.

— Не поверил, и точка. Все было так, как вещает официальная версия. Итак, супруга вытолкала его в подъезд с мусорным ведром. Он занес его над люком, собираясь опорожнить, но тут обнаружил, что мусоропровод забит. А он действительно оказался забит в тот день — по причине того, что кто-то сунул в люк негабаритный предмет, и то, что сбрасывали несколько дней с верхних этажей, благополучна тормозило и росло до второго этажа. Будь он не очень образцовым потребителем оказываемых жилищной конторой услуг, Поличный мог бы утрамбовать свой мусор в люк и бежать домой. Но он был порядочным квартиросъемщиком — почему бы нет? — решил не захламлять дом, а пробежаться с ведром до угла здания, где имеется общая на несколько дворов мусорка, и там избавиться от своей ноши.

— Минуточку, — перебил Нагибин, — это сам Поличный вам об этом рассказал?

— Отнюдь. Это реконструкция событий. На мой взгляд, вполне подходящая. Поличный с ведром спускается на полпролета ниже, и тут его что-то подвигает посмотреть в окно. А окно в подъезде выходит во двор. А окна его квартиры во двор не выходят. А вечером был странный звонок. Не буду расписывать его мысли, просто внутренний голос заставляет остановиться и выглянуть во двор. И между раскидистыми ветками двух тополей он видит машину наружного наблюдения…

— Вы уверены, что он мог ее увидеть? — встрепенулся Нагибин.

— Да, машина стояла за детской площадкой — не вижу причины, почему местная милиция решила бы извратить данный факт. На это место ткнул Короленко. Пусть ошибся, несколько метров роли не играют. Из окна подъезда это место хорошо просматривается. Поличный видит машину. Возможно, узнает людей, сидящих в салоне. И вот он уже в курсе, что машина нарисовалась не просто так, и на свободе ему остается гулять жалкие минуты. Он мечется. Взад-вперед. Замирает, пытается сообразить, что он может сделать в сложившейся ситуации. Человека обуяла паника, это понятно. Но мозги работают, и это нормально для мыслящего человека. Он бросается вверх по лестнице, и…

— И?… — зачарованно уставился на него Нагибин.

— А дальше — пробел, — развел руками Турецкий. — Давай думать. Подвал и крышу исключаем. Материальность самого Поличного в данный момент под сомнение не ставим. В свою квартиру он не пошел. В тех трех, что пустовали, не отмечался. Остаются четыре квартиры. Второй этаж — Латы-пины, третий — Поляковы и престарелая Анцигер. Четвертый — гражданка Харецкая и ее субтильный сожитель Каневич.

— Вы разговаривали с ними?

— Да.

— Так что же вы молчите?

На краткие «тезисы» ушло несколько минут. Турецкий выдохся, замолчал.

— Не густо, — злорадно вымолвил Нагибин. — А как с психологическими портретами?

— При мне. Есть еще одна мелочь — не имеющая отношения к психологическим портретам. Ведро стояло на площадке между вторым и третьим этажами. Можно допустить, что Поличный рванул куда-то вверх, по дороге избавился от ведра…

— Ага, — встрепенулся Нагибин, — Латыпиных исключаем.

— Или нет, — вздохнул Турецкий. — Сделал вид, что побежал выше, а сам вернулся к Латыпиным.

— Так давайте искать его у Латыпиных, — простодушно предложил Нагибин. Засмеялся, подался к холодильнику. Турецкий уставился в окно. В свете фонарей неплохо освещался участок местности между деревьями. Напротив здания остановился неказистый «УАЗ», в ведомственной принадлежности которого можно было не сомневаться, распахнулась дверца, вывалился взмыленный лейтенант Леонович, махнул водителю и, придерживая папочку под мышкой, засеменил к зданию. Машина резво тронулась с места, лихо развернулась на двойной сплошной и понеслась в направлении площади Тавровского. Леонович скрылся в здании.

— Прячь пиво, Олег Петрович, — усмехнулся Турецкий, — у нас запоздалый посетитель.

— Прошу прощения, — буркнул Максим, вваливаясь в номер, — я на минутку. Короленко так меня любит, что даже из кровати готов вытряхнуть. Приказал вам отвезти бумаги, — он бросил в кресло пухлую папку с медным замочком и с любопытством начал осматриваться.

— Что это? — не понял Турецкий.

— Протоколы допросов жильцов дома, прочих сантехников, телевизионщиков. А также Алены Игоревны Дерябиной, подручных Поличного. Не уверен, что вам это нужно, но Пал Палыч считает, что не повредит. Разбирайтесь.

Турецкий с опаской покосился на папку. Если он начнет знакомиться с содержимым, то завтра на работу идти будет некому. Он выразительно посмотрел на Нагибина. Тот сделал жалобное лицо и молитвенно уставился в потолок.

— Пиво будешь? — предложил Турецкий. — Или ты пока на работе?

— Буду, — подумав, кивнул Леонович и плюхнулся на диван. — Сам уже не понимаю, когда я на работе, а когда нет.

— Держи, — Турецкий передал ему бутылку. — Помнится, Короленко отпустил тебя?

— Отпустил, — согласился Максим, — огромное вам за это спасибо. Но счастье длилось недолго. Сначала меня вызвал Конюков — начальник моего отдела. Он составляет отчет за полугодие, а самому возиться не хочется. Потом позвонил Короленко, наткнулся на меня, страшно обрадовался. Ну, все на сегодня, надеюсь, до утра дадут отдохнуть… — Максим приложился к бутылке, заурчал от удовольствия.

— Ты в курсе проводимого расследования? — спросил Турецкий.

— В принципе, да, — допустил Максим. — Мне кажется, в нашем управлении весь штат уже в курсе. Шифровались до последнего, а когда случился провал, все стали такими информированными… Между прочим, я был в числе тех, кого привлекли четырнадцатого июня для слежки за объектом.

— Серьезно? — изумился Турецкий. — Ты же из убойного отдела.

Максим засмеялся.

— А Махонин, как всегда, перемудрил. Посчитал, что, привлекая людей из других отделов, поспособствует сохранению секретности. Отобрал у всех мобильники, оставил только рацию в машине…

— Так это ты сидел в машине? — насторожился Нагибин.

— Ну, сидел, — как-то опасливо покосился на него Леонович. — Нас там четверо сидело. Ночью были другие, и машина была другая. Нас собрали в шесть утра — Олега Москалева, Ромку Шалевича, Никиту Крымова — поставили задачу, конфисковали мобильники. Махонин лично инструктировал. Мы даже не догадывались, что Поличный — оборотень. Поверить не могли. Чудны же дела нашего отдела собственной безопасности… Около семи мы сменили ребят — поставили машину у детской площадки, и давай куковать. В принципе, не спали. Проворонить Поличного мы никак не могли, даже подстраховка имелась — камера на лобовом стекле фиксировала всех входящих и выходящих из подъезда. Если бы вышел подозрительный тип — ну, скажем, Поличный замаскировал бы свою внешность — насчет такого у нас был строгий приказ: хватать и развенчивать. А потом, около одиннадцати, из подъезда выбежала женщина, как оказалось, жена Поличного. Завертелась карусель. Влепили нам в тот день по строгачу, — Максим сокрушенно вздохнул. — Ума не приложу, за что. Начальство было в ярости.

— Имеются полезные мысли?

— Сбежал, подлец, — развел руками оперативник. — Психолог из аналитического отдела сказала, что жена и дочь Поличного, судя по всему, не врут. Их хотели допросить с помощью детектора лжи, но потом передумали. Ведь это ничего не даст, верно? Чего тут мудрить? Есть четыре квартиры, с их жильцами и надо работать. Хотя насчет старушки… — Максим скептически покорябал затылок. — Старушку я бы исключил из списка — дабы не делать лишнюю работу. Вы тоже так считаете? Ведь вы, наверное, со всеми из этой компании побеседовали?

— Имел честь, — задумчиво согласился Турецкий.

— И что думаете по этому поводу?

— Ясный и четкий ответ: не знаю, — Турецкий невесело засмеялся. — Мысли шальные роятся, но все это вилами по воде.

— Понятно, — усмехнулся Максим, — гениальный сыщик никогда ни в чем не признается. Лично я поступил бы проще. Доставил бы всех подозрительных жильцов в управление и колол бы до упора.

— В смысле, пытать? — насторожился Нагибин.

— Зачем пытать? — Леонович смутился. — Не такой уж я любитель рукоприкладства. Терпеть не могу, когда людей бьют. Существуют законные способы ведения допроса, включая детектор лжи.

— И что это даст? — пожал плечами Нагибин. — Такая компания, что прибор будет шкалить на каждом кандидате. Если даже найдется человек, спасший Поличного, что это даст? Поличный уже далеко, где его искать, человек не знает, и привлечь этого благодетеля вы толком не сможете. Ведь он тогда не знал, что Поличному вменяется целый букет преступлений. Для него это был всего лишь сосед, попавший в затруднительную жизненную ситуацию. А соседям, как известно, надо помогать.

— Все это так, — вздохнул Максим, — думаете, мы не понимаем? Поличного ищут повсюду. Сформированы несколько бригад, привлечены специалисты из областного центра, внештатные сотрудники, тайные осведомители. Прорабатываются места, где он может появиться. И все же я бы окончательно не сбрасывал со счетов соседей. Этот человек может не знать, куда он подался. А может и знать…

— С такой компанией действительно не разгуляешься, — покачал головой Турецкий, — и пристрастные допросы данной публики — не самое удачное решение. Кого мы имеем? Людей науки — уважаемых, добропорядочных граждан, работающих на износ, чтобы прокормить себя и бестолковую дочь — достойную представительницу подрастающего поколения. Хрупкую старушку, к которой пальцем прикасаться страшно. Влиятельного чиновника из мэрии — нервного и скандального. Как вы представляете его допрос? На каком основании? Он подключит такие связи, что все ваше управление содрогнется. Мало Короленко неприятностей? А еще жена чиновника — любительница голодных обмороков. Что вы с ней будете делать? Держать взаперти и считать ее обмороки? А бизнес-леди Харецкая с восьмого этажа? Надеть мешок на голову и бить по мешку, пока не признается? Ну, признается, но вас устроят такие признания? А тунеядец, альфонс и андроид Каневич?

Вытрясти дурь из этого экземпляра, конечно, можно, чтобы жизнь медом не казалась, но это ведь не ваша цель? Держу пари, он расколется на первом же допросе — особенно если напротив посадить мускулистого сержанта с закатанными рукавами. И куда вы пойдете с его признаниями?

— Критиковать — это замечательно, Александр Борисович, — упрекнул Леонович. — Критиковать в этой стране умеют все. А вот сделать что-нибудь доброе и вечное… Не мое, конечно, дело, но у вас имеется план дальнейших действий? Готов поспорить, завтра Короленко прикомандирует меня к вам, и будем тоскливо любоваться нашими физиономиями.

— Управление завтра работает?

— Да, формально суббота — выходной день, но не думаю, что будет много отдыхающих. До обеда люди точно будут на рабочих местах. А что?

Турецкий задумчиво постучал по папке с протоколами.

— Все это, конечно, хорошо, Максим, но… как насчет вживую пообщаться со вдовой убиенного Дерябина и арестованными парнями из банды Поличного?

Леонович от изумления отвесил челюсть.

— Поражаюсь вам, Александр Борисович. Ищете дополнительную работу? Вам оно сильно нужно?

— Считаешь, Короленко будет возражать?

— Не знаю, — Максим задумался, — дело, конечно, хозяйское, разбойников держат в СИЗО, а вдову куда-то спрятали. Говорят, она попадает под программу защиты свидетелей… хм, будете удивляться, но у нас, оказывается, такая существует, хотя и применяется не часто.

— Практически не применяется, — фыркнул Нагибин. — Для претворения такой программы в повседневную практику нужно много работать и иметь щедрое финансирование. Тут вам не Америка, юноша.

— И, тем не менее, ей пообещали защиту за выступление на суде. Судить пока некого, вот и мается женщина в заточении, пока не поймают, Поличного. А когда его поймают и поймают ли, только богу ведомо. Я думаю, возражать Короленко не будет, но вам придется хорошенько объяснить, зачем вам с ними беседовать. Вас вроде приглашали по другому поводу. А он трясется за сохранность этих людей.

Леонович посмотрел на часы. Сделал испуганные глаза, начал выбираться из кресла.

— Надо ехать, а то поспать не успею. Спасибо за пиво, за радушный прием. Намекну завтра Пал Палычу, что вы желаете пообщаться с его подопечными, а причину объясняйте сами. Понадоблюсь утром — всегда на связи.

Юноша умчался, Турецкий пристально воззрился на коллегу. Нагибин прикончил третью бутылку и уже клевал носом — больше для блезира, дабы не припахали разгребать протоколы.

— Подъем, рота! — рявкнул Турецкий и распорядился: — Пора укладываться спать. Завтра с утра пораньше дуешь в управление и занимаешься приготовлением моего визита к арестованным бандитам и женщине, находящейся под защитой правоохранительных органов.

«До чего же смешно звучит», — подумал он.

— А вы куда? — насупился Нагибин.

— Работать буду, Олег Петрович, работать…