Побег с «Оборотнем»

Глава третья

Обстановка в оплоте законности и правопорядка была строгая, в меру пафосная, располагала всем, необходимым для работы: портретами президента, министра внутренних дел, флагом Российской Федерации, современным компьютером и суровыми плотными шторами, не позволяющими проходимцам с улицы подглядывать за кипящей в кабинете работой.

— Рад, не поверите, очень рад, — хозяин кабинета в форме полковника милиции — невысокий, грузноватый, коротко стриженный, с усами, помеченными налетом седины, выбрался из-за стола, зашагал навстречу дорогим гостям, обменялся с каждым твердым рукопожатием. Турецкий покосился на своего спутника — Нагибин подобрался, больше не производил жалкого впечатления. Мобилизация последних сил организма проходила успешно.

— Короленко, Пал Палыч, — представился хозяин кабинета. — Доехали? Устроились? Можем приступать?

— Валяйте, Пал Палыч, давайте сразу к делу, — улыбнулся Турецкий, — всю полезную информацию. А позднее, если позволите, нужно выехать на место, поговорить с людьми, вжиться в это ваше чудо…

— Вживаться в чудо лучше к вечеру, — произнес присутствующий в кабинете мужчина в штатском — подтянутый, немного за сорок, с маловыразительным скуластым лицом. — Днем жильцов можем не застать — все-таки люди работают… да мало ли какие у них дела? Махонин Дмитрий Сергеевич. — Он привстал со стула, протянул руку. — Начальник отдела собственной безопасности.

В кабинете находился еще один человек. Болезненно худощавый, с редкими волосами, постным лицом землистого цвета, одетый в какой-то кургузый, мышиного цвета пиджачок. Он приблизился лисьей походкой, пожал руки гостям и немедленно ретировался в угол. Физиономия у человечка была конкретно неприятной.

— Старший следователь прокуратуры Худобин Виктор Валентинович, — представил последнего господина Короленко. — Это он совместно с Дмитрием Сергеевичем разрабатывал Поличного. Присаживайтесь, господа.

Прибывшие расселись. Нагибин выложил в гостинице из портфеля часть вещей (отчего тот почти не похудел), но расставаться с ним не пожелал и теперь мучительно гадал, куда бы его пристроить.

— Позвольте с ходу неприятный вопрос, Пал Палыч, — сказал Турецкий. — Вы работали с этим типом несколько лет. Полагаю, отношения сложились тесные. Неужели не разглядели?

— Справедливо, гм… — хмыкнул Короленко, покосившись на Махонина. — Выходит, так. Но знаете, если человек добросовестно выполняет свои обязанности, имеет неоспоримые заслуги, богатый послужной список… — Он опять выбрался из-за своего стола, начал ходить по кабинету, скрипя ботинками. Остановился, принял позу члена британской королевской семьи: поднял подбородок, заложил руки за спину. — Представьте себе, мы ни о чем не знали. Евгений Михайлович за долгие годы нашей совместной службы зарекомендовал себя с лучшей стороны. Еще в молодости мы с ним бегали операми, ловили вооруженных преступников, позднее в Дубовске боролись за то, чтобы человеку не стыдно было носить звание милиционера… Даже трудно предположить, когда он впервые встал на скользкую дорожку… Деньги, господа, деньги, они портят даже лучших из нас.

Начальник милиции покосился на президента, под портрет которого его угораздило встать, почувствовал душевный дискомфорт и сместился в сторону.

— Полагаю, это впервые произошло в две тысячи четвертом году, когда за махинации в крупных размерах взяли двоих из «Фарм-Плюса», — подал голос следователь Худобин. — Вы помните их, Пал Палыч? Егоров и какой-то грузин…

— Кантария, что ли? — проворчал Короленко. — Не помню, давно это было.

— Прокуратура начала разбираться, почему прекратили в отношении фигурантов уголовное дело. Нам повсюду чинили препятствия, мы не могли понять, кто за всем этим стоит. Через несколько лет выяснилось, что приказ спустить дело на тормозах поступил именно от Поличного. Видимо, тогда, получив увесистую взятку, он и вышел на узкую тропинку…

«Что-то я не пойму, — подумал Турецкий. — Встал на скользкую дорожку или вышел на узкую тропинку?»

— Скорее, на большую дорогу, — покосился на него начальник собственной безопасности Махонин. Турецкий вздрогнул, поскольку телепатов не любил. — Ведь впоследствии Евгений Михайлович начал проворачивать такие великие дела… даже мы в своем отделе не сразу поверили. А началось постижение, как всегда, случайно…

— Да что тут говорить, все мы виноваты, — отрезал Короленко, — и я, как ваш начальник, в первую очередь. Но он не был похож на оборотня! — грохнул он кулаком по столу, и на мгновение возникло желание вытянуться по стойке смирно. Короленко заскрипел зубами — он действительно был колоссально расстроен и раздражен. — Не сказать, что мы дружили семьями, но иногда встречались по праздникам. У Евгения Михайловича прекрасная супруга Инна Осиповна — воспитанная, интеллигентная, дружелюбная женщина. Абсолютно нормальная… хм, — Короленко усмехнулся, — для своего возраста дочь. Закончила школу в этом году — между прочим, с отличием, получила рекомендации в один из престижных столичных вузов. Ну, никто не мог подумать… Давайте уж честно, — он исподлобья обозрел присутствующих, — нам этот скандал, как кол в глотке. Мало того, что взрастили собственными стараниями оборотня, опозорили собственное управление, так еще и упустили его так бездарно…

— Разрабатывать Поличного мы начали пару месяцев назад, — дождавшись паузы, заговорил по существу Махонин, — после того, как накрыли подпольный заводик по изготовлению водки в Мирограде. Выявили организаторов, копнули глубже — ведь кто-то прикрывал этот бизнес — и как бы невзначай всплыла фамилия Поличного. Дело засекретили, работал над ним узкий контингент особо доверенных сотрудников. Копали деликатно, я уверен, Поличный даже не почувствовал, что к нему проявляется интерес.

— Не согласен, — помотал головой следователь Худобин, — вернее, не уверен, что согласен.

— Сам-то понял, что сказал, Виктор Валентинович? — злобно засмеялся Короленко.

— Я-то понял, Пал Палыч, — в голосе неприятного человечка зазвучало что-то ржаво-металлическое. — Вы хотели взять Поличного, простите за каламбур, с поличным, но вам не удавалось, верно?

Не исключаю, что подсознательно он чувствовал угрозу, но не мог понять, откуда она. Поэтому на время приостановил свои криминальные занятия, присматривался…

— К своим парням претензий не имею, — отмахнулся Махонин, — Поличного отработали с ювелирной тонкостью. Возможно, на время он затаился, но потом решил, что угрозы нет, а тут еще Дерябин столь дерзко его кинул на пятьдесят тысяч евро, вот и осмелился на устрашающую акцию. Работал со своими подручными ночью, считая, что за ними не следят…

— А за ними и не следили, — нервно хохотнул Худобин. — Кабы не эта несчастная женщина, за одну ночь освоившая несколько видов спорта, вы бы и сейчас пребывали в счастливом неведении.

Махонин побледнел, Турецкий заметил, как непроизвольно сжались его кулаки, побелели костяшки на пальцах.

— Кончайте, — прорычал Короленко, — не хватало нам в присутствии гостей ваших вечных разборок — кто во всем виноват, и что делать, чтобы ничего не делать. Простите, Александр Борисович. И вы, Олег Петрович.

У начальника милиции была неплохая память на имена и отчества. Нагибин, пристроивший, наконец, под ноги свой портфель, со снисходительной важностью кивнул.

— Позвольте несколько вопросов, господа, — сказал Турецкий. — Где содержатся люди, арестованные в связи с налетом на дом коммерсанта Дерябина?

— У нас, в СИЗО, — буркнул Короленко.

— Им уже предъявлено обвинение?

— Конечно, — кивнул Махонин, — причастность к убийству они не отрицают. Как, впрочем, и то, что работали на Поличного.

— Их безопасность в тюремной камере обеспечена?

— Если вы о том, что сообщники Поличного постараются от них избавиться, то гарантия стопроцентная, уж будьте уверены, — полковник Короленко важно задрал нос. — Об изоляции… хм, изолятора мы позаботились. «Случайно» повеситься в тюремной камере им не удастся. Следствие в отношении фигурантов ведется, но… как бы вам это сказать?..

— Для «галочки», — подсказал Худобин, и Короленко раздраженно на него зыркнул. — То есть милиция не торопится.

— И тому есть уважительная причина, — пришел на выручку начальнику Махонин. — Мы не можем полномасштабно проводить следствие, пока гуляет на свободе главный виновник всех злодеяний. И вы, как работник прокуратуры, обязаны это понимать.

— Надеюсь, о безопасности вдовы Дерябина вы также позаботились должным образом?

— Могли бы и не спрашивать, — фыркнул Махонин. — Вдова проживает на одной из наших ведомственных квартир. Круглосуточно находится под охраной. Она готова дать показания в суде, как только главный фигурант будет пойман. Женщину защитят, не волнуйтесь.

Турецкий старательно спрятал усмешку. Можно смеяться, можно плакать, но в России, оказывается, уже несколько лет действует нечто вроде американской программы защиты свидетелей. Еще в 2005-м появился закон — «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства». Государство гарантирует гражданам охрану, защиту, замену документов, перемену места жительства, изменение внешности, а также полную конфиденциальность лицам, попадающим под государственную защиту в порядке судопроизводства. Вот только толку от этих законов, когда бандитов выпускают на свободу прямо из зала суда, или дают условные срока за убийства, когда суды насквозь продажные, а информацию о человеке, которого «надежно защищает» государство, можно получить у любого участкового за пятьдесят баксов? Нужно быть очень смелым человеком, чтобы согласиться на такую «защиту».

— И вновь о неприятном, — кивнул Турецкий. — Нас встречал оперативник Леонович. Когда мы ехали в гостиницу, он принял сообщение об убийстве некоего Заскокова. Из отдельных реплик, издаваемых Леоновичем, можно было допустить, что преступления связаны и упираются в потерянного Поличного. Это так?

— А как же еще? — фыркнул Худобин.

— Следствие покажет, — вздохнул Короленко.

— Надеюсь, вы понимаете, что утаивание информации от людей, которых вы сами призвали на помощь из столицы?..

— Да нет никакого утаивания, — поморщился Махонин, — мы просто предлагаем не спешить с выводами. Да, покойный Заскоков был партнером покойного же Дерябина. Возможно, он имел информацию, которую определенные лица хотели бы скрыть от правоохранительных органов. А, возможно, нет, пока не знаем. Убойный отдел должен разобраться. Не исключено, что это обычное бытовое преступление. Стоит ли раньше времени наматывать на себя все эти сущности?

— Хорошо, давайте вернемся в нашу песочницу.

— Излагайте, Дмитрий Сергеевич, — проворчал Короленко, — все-таки ваши люди прокололись.

Махонин не смутился.

— Хорошо. Итак, что мы имеем? В тему разработки Поличного были посвящены несколько человек. А о том, что в воскресенье четырнадцатого июня будет его арест, знали только трое. Это те люди, что присутствуют в данный момент в данной комнате. Пал Палыч, Виктор Валентинович и ваш покорный слуга. Информация, сами понимаете, просочиться не могла.

— А она и не просочилась, — усмехнулся Худобин. — Пропажа Поличного не обязана быть связана с его осведомленностью о собственном аресте.

— Действительно, — сухо улыбнулся Махонин, — пропал человек за час до ареста, обычное дело, так происходит везде. Не буду с вами спорить, Виктор Валентинович, иначе мы до ужина никуда не уедем. Переходим к фактам. Существуют две версии. Первая — Поличного похитили. Вторая — сам сбежал. Первую версию мы охотно отвергаем — ввиду ее ничтожности. Похищают обычно добропорядочных людей. Мы реконструировали события того воскресного утра. Поличный и его супруга Инна Осиповна уже проснулись, занимались домашними делами. Дочь Раиса еще не встала, но уже не спала, слышала из своей комнаты, как разговаривают родители…

— Минуточку, — перебил Турецкий, — данная часть «реконструкции» — со слов, как я понимаю, родных Поличного?

— Разумеется, — проворчал Махонин, — наши люди, легко догадаться, при этом не присутствовали. Что имеем, как говорится. Но за домом следили, Поличный всю ночь находился с семьей. Вечером наблюдали его силуэт за шторами. Супруга всучила Евгению Михайловичу ведро с мусором, отправила выбросить. Люк мусоропровода — на площадке. Несколько шагов…

— Ремарка, — вставил Худобин. — Позднее выяснили, что мусопровод в тот день не работал, забился между первым и вторым этажами. Обычный бардак. Кстати, лифт в тот день тоже не работал…

— Ну да, — согласился Махонин, — в домашней обстановке наш фигурант — примерный семьянин, безропотно взял ведро и пошел его опустошать. Назад не вернулся. Позднее ведро обнаружили в закутке пролетом выше.

— Ведро было полное? — уточнил Турецкий. — Поличный так его и не опорожнил?

— По-моему, да, — нахмурился Махонин. — Это имеет научное значение?

— Продолжайте, Дмитрий Сергеевич.

— Во дворе стояла машина с оперативниками, они не спускали глаз с подъезда. Заметить их из квартиры Поличный не мог, поскольку все его окна выходят на другую сторону. Сразу уточню — балконы в доме имеются только на втором и третьем этажах, выходят во двор и расположены в шахматном порядке, перебраться с одного на другой весьма проблематично. Спуститься по веревке он также не мог — окна находились под наблюдением. Итак, в десять тридцать Инна Осиповна выставила мужа в подъезд. Во времени она не сомневается — минутой ранее закончилась ее любимая воскресная передача.

— «Пока все дома», — пробормотал впервые за всю беседу Нагибин. — У меня жена тоже лет пятнадцать назад на нее подсела, так до сих пор слезть не может.

Короленко ухмыльнулся в густые усы.

— Это болезнь всех жен…

— Инна Осиповна была на кухне, перемывала посуду, которую вымыла вечером дочь. Прошло минут семь, она о чем-то задумалась. Пришла из своей комнаты Раиса, забралась в холодильник.

Между делом заметила, что папы не видно, тут до Инны Осиповны дошло, что благоверный не вернулся — она не слышала, чтобы хлопнула дверь. На всякий случай вдвоем с дочерью обошли квартиру, убедились, что Евгения Михайловича нет. Она решила, что он застрял в подъезде, беседует с кем-то из соседей. Вышла в подъезд, прошлась взад-вперед, обнаружила ведро пролетом выше, заволновалась. Как была в халате, побежал вниз, выскочила на улицу, стала бегать по двору. Естественно, эти маневры взволнованной женщины не могли не заметить сидящие в машине работники, они выбрались из машины и тоже стали бегать. Было десять сорок пять утра. Позднее, когда до сведения Инны Осиповны довели, что ее мужа собирались арестовать, с ней едва не случился инфаркт…

— И это не удивительно, — вымолвил Короленко, — в подробности своей преступной деятельности мой зам свою жену не посвящал.

— Уйти по крыше Поличный не мог, — невозмутимо продолжал Махонин. — В то утро трое сотрудников компании «ТВ-актив» занимались установкой на крыше приемо-передающей антенны и хором уверяли, что, кроме них, там никого не было. Работников компании допрашивали самым тщательным образом… — Махонин смущенно кашлянул. — Обычные телевизионные работники. Они никого не видели. Им дали в ЖЭУ ключ от чердака, они забрались на крышу и спокойно работали. Объявись там Поличный, он все равно не смог бы сбежать — люки, выходящие в другие подъезды, были заперты изнутри. Можете допросить этих парней вторично — если появится желание. Тем же образом он не мог раствориться в подвале. Причины две: увесистый ржавый замок и толстый слой пыли у подвальной двери, «целостность» которой никто не нарушал. Подозреваем, что в подвал никто не спускался года два. И это неудивительно, там нет никаких коммуникаций. Все, что нужно сантехникам, электрикам и прочим работникам коммунальной службы, находится в третьем подъезде. Тем же образом исключаются окна, балконы и подъездная дверь, за которой следили четыре пары глаз. Остаются два варианта. Первый: домашние Поличного лгут, и он сбежал еще ночью…

— Маловероятно, — заметил Турецкий. — Опустим бдительность ваших сотрудников, в ночное время она могла и притупиться. Дело не в этом. Что им мешало сказать: мол, ночью Евгений Михайлович собрался и, не объясняя причин, куда-то пропал? Родственников не судят, они ничего не теряют. Зачем так бездарно лгать — про мусорное ведро, шлепанцы? Люди, видимо, разумные, вряд ли опустятся до такого маразма.

— Люди разумные, — согласился Махонин, — они не врали, мы долго с ними общались. Две испуганные женщины. Показания сбивчивые, но в целом одно другому не противоречит. Остается последний и единственно возможный…

— Хотя и маловероятный, — хмыкнул Худобин.

— Вариант, — злобно выстрелил глазами в следователя Махонин. — Но и здесь мы, мягко говоря, сели в лужу. Крайний подъезд, восемь квартир. Первая квартира продана полмесяца назад, новые жильцы еще не въехали, жилище заперто на три замка. Мы вызвали будущих квартиросъемщиков, они проверили замки, все в порядке. Граждане, проживающие во второй квартире, в тот день были на даче. Уехали в пятницу вечером, вернулись поздно в воскресенье. Информация точная. Квартира аналогично была заперта на три задика, плюс сигнализация на пульт отдела вневедомственной охраны. В третьей квартире проживает семья из трех человек. Фамилия — Латыпины. Мать, отец и дочь — ученица десятого, то есть предпоследнего класса. Отец и мать работают в одной организации — институте микробиологии. В то утро все трое были дома, информацией не владеют. Или делают вид, что не владеют. Хотя зачем им делать вид? В четвертой квартире, напротив них — проживают непосредственно Поличные. В пятой — крупный чин из городской администрации по фамилии Поляков. При нем — молодая жена, страдающая болезненной худобой. Бывшая модель областного масштаба, а нынче — выживающая из ума баба, у которой один пунктик — какая она толстая. Поляков и Поличный терпеть не могли друг друга. Поличный однажды чуть не завел на Полякова уголовное дело — тому инкриминировали махинации на рынке жилья. Следствие Полякова оправдало, но злоба осталась, они даже не здоровались друг с другом. В шестой, над Поличными, проживает выживающая из ума одинокая старушка по фамилии Анцигер — большая любительница коммунистической, идеологии.

— Весь этаж какой-то сумасшедший, — подметил Худобин.

— Я слышал, дом элитный, — осторожно заметил Турецкий. — И какое отношение к элите имеет одинокая бабуся?

— В шестой квартире жил ее сын — коммерческий директор фирмы «Водолей», занимающейся поставками очищенной воды. Но в две тысячи пятом он купил себе дом за пределами Дубовска, а безумную мамашу поселил на старой квартире. Временами навещает ее. Последний раз навещал одиннадцатого июня — за три дня до нашей драмы. Не сказать, что Ия Акимовна совсем уж выжила из ума, порядок в доме она поддерживает, с простыми действиями справляется, осознает окружающую ее действительность, но общаться с ней, знаете ли — невыносимый труд…

— Старуха тоже недолюбливает соседей снизу, — сказал Худобин. — Она весь мир недолюбливает, а этих — в первую очередь. Особенно после потопа, учиненного ею в прошлом году. Сынуля выложил тогда Поличным кругленькую сумму в качестве компенсации. Старуха совсем взъярилась — словно не она топила, а ее…

— В седьмой квартире обитает некая бизнес-леди по фамилии Харецкая, — невозмутимо вещал Махонин. — У дамы салон красоты на проспекте Биологов, пара парфюмерных точек на проспекте Матросова. Одна из них, кстати, вон там, на другой стороне улицы, — Махонин кивнул подбородком на штору. — Женщина толковая, с деловой хваткой, да и внешностью Господь не обидел. Не замужем. Имеется сожитель — пугливая особь мужского пола: временно неработающая, сидящая у дамы на шее. Домохозяин, так сказать. Фамилия особи — Каневич. Не знаю, как он в постели, — Махонин усмехнулся, — но в общении, кроме жалости и брезгливости, ничего не вызывает. Трудно понять, что нашла в нем Харецкая.

— Женщин трудно понять, — сказал Турецкий, — а порой невозможно. Да и незачем. Остается еще одна квартира.

— Восьмая, — согласился Махонин. — В ней прописан директор центрального рынка господин Баранов.

— Прописан или фактически проживает?

— Прописан и проживает. Супруга в гордом одиночестве нежится в Сочи, сын живет отдельно, в другом городе. Господин Баранов в семь утра уехал на работу — воскресенье, как известно, оживленный день на рынке. Вернулся в четыре и был благополучно допрошен. Квартира бесперспективная. В десять тридцать Баранов, по свидетельству многочисленных очевидцев, был на работе. Квартира надежно заперта и аналогично подключена к пульту. В отделе вневедомственной охраны уверяют, что во второй и восьмой квартирах сигнализация в тот день не срабатывала, и с пульта квартиры не снимали — во всяком случае, до четырех часов, пока не вернулся Баранов. По этому вторую и восьмую квартиры, а также первую, мы можем исключить, остается четыре квартиры, где теоретически мог укрыться Поличный. Это квартира напротив него, где проживают Латыпины, пятая — семейство Поляковых, шестая и седьмая.

— Ради бога, избавьте нас от этой старушки, — поморщился Худобин. — Уж у нее-то Поличный точно не мог появиться.

— Появиться мог, — уточнил Махонин, — обманом проникнуть в квартиру, пригрозить. Но старушка бы подняла такой лай… А ничего не было, все произошедшее явилось для Ии Акимовны сущим откровением. Она так обрадовалась, узнав, что Поличного хотели арестовать…

— И расстроилась, узнав, что не арестовали, — проворчал Короленко. — Остаются три квартиры, жильцы которых дружно уверяют, что ни о чем не знают. Аналогия со старушкой, господа. Отсидеться он, конечно, мог, но потом его бы сдали. Во имя чего им выгораживать преступника? Припугнул? Но мы бы поняли по их реакции — все-таки в милиции есть неплохие психологи. И опять же — забежал в чужую квартиру, а куда он потом исчез? Буквально через пару минут оцепление усилили, все квартиры были тщательно осмотрены. На законных, разумеется, основаниях, — добавил Короленко, покосившись на Турецкого и сидящего, как изваяние, Нагибина. — Получается, что фигурант просто растворился в воздухе…

В кабинете начальника Дубовского УВД повисло напряженное молчание…