Поцелуй аиста

Снился красивый, высокий мужчина. Стоял ко мне спиной. И эта идеальная мужская спина в чем-то обтекающем — о, это так прекрасно. Как это хорошо и невыносимо привлекательно — мужская спина… Мои руки длинными змеями потекли туда, в сторону мужчины, коснулись его широких плеч, он обернулся… Он обернулся, и тут солнце взошло, и вдруг оказалось… что это сын…

Мой сынулька…

Я не успела понять, что чувствую по этому поводу. А главное, не успела его рассмотреть — есть там ямочки на щеках? Нет? Как он выглядит вообще, мой СЫН?..

— Девочки! Кому анализ сдавать?

— Я вчера сдала…

— Вам капельницу назначили…

— Чего?

В этом месте я окончательно проснулась. Капельница? С моими венами?

Знакомое лицо, алые губки — Анжелика Эмильевна снова заступила на смену.

— Как вы? — ласково спросила она. — Смотрела вашу карту. Алина Кирилловна поставила вам срок 39 недель.

— И что?

— Ничего, скоро родите, поздравляю. Я сейчас подойду с капельницей.

Она ушла, а я осталась лежать в черном декабрьском утре. «Скоро родите».

Детонька моя, ты тоже переживаешь? Ну, не должен. Ты же еще не можешь оценить нюансы жизни. Ты же еще не можешь знать, что есть такие штуки, как деньги, статус, защищенность, социальная активность, наличие влиятельных друзей. Ты, мое солнышко, просто комочек человека, ты как бы… сироп… концентрированная суть… то, с чего начинается все… А дальше уже тебя начнут разбавлять знаниями, этикетом, правилами, правами и обязательствами, и ты разрастешься до метр девяносто, как твой папа…

Малышик по этому поводу уперся ножкой в ребро и сделал несколько попыток переворота.

Давай, солнышко! Давай! Бейся, дерись, тренируйся! Нам, когда ты родишься, надо будет сразу встать на ноги и помчаться легкой рысью по делам, работам… Ну, а что делать? Мы в таких условиях… Просто так мне никто денег не даст. И, на минуточку, у меня не самое грустное положение! У меня есть активная, работающая мама, есть запас денег из прошлой жизни, а самое главное — у меня есть могучая, неубиваемая вера в то, что все только начинается…

Пришла Анжелика Эмильевна. Приволокла страшную пыточную конструкцию — капельницу.

— Скажите, сколько сейчас времени?

— Семь.

— Так рано…

— Для капельницы в самый раз…

Ковыряла она мою невидимую вену долго — пыхтела, краснела, старалась…

— У меня вены плохие, извините…

— Ничего, у многих в наше время плохие вены.

— Болезнь времени?

— Нет, физиология.

— Это плохо?

— Ну, это для всех немножко сложнее, но ничего. Мы же и детям капельницы ставим, а у них вены потоньше ваших…

— Да, я не подумала…

Потом она ушла, а я осталась лежать с капельницей. Это было… не больно, нет. Теперь уже, когда включили, не больно. Ожидание и закрепление иглы — вот где сок… А сейчас, когда уже все произошло, просто как-то… ну… Потребовалось несколько серьезных выдохов, чтобы успокоиться, чтобы не вырвать это загнанную в меня, в мою вену иглу… Она не ощущается острой — просто твердой, но все равно…

Ничего… Ничего… Это временно. Временно…

Около двух лет назад

— Здравствуйте… Вы — Евгения Ким? Читал ваше резюме, впечатляет.

— Спасибо, Иван Иванович.

— Вы действительно редактировали все эти издания?

— Да.

— И спичрайтинг?

— Да.

— И вот книги у вас есть…

— Да… Ну, это первые шаги в литературе… Беллетристика…

— А откуда вы о нас узнали?

— Моя подруга Даша… Дарья Брезгун…

— А-а-а… Так это Даша вас привела? Ну-ну… Мне просто всегда казалось, что Даша у нас надолго не задержится. Птица такого полета, и в небольшом продакшене… Вы же знаете, чем мы тут занимаемся?

— Ну, да… Вы снимаете… видеопродукт.

— Вот-вот… Видеопродукт… Клипы, рекламу и… как бы вам популярнее объяснить… демонстрационные и праздничные фильмы. День рождения у фирмы N… Юбилей у компании М… Одно десятиминутное кино о доблестных работниках мобильной связи кормит всю компанию пару месяцев. Понимаете?

— Понимаю.

— Готовы сочинять здравницы и оды работникам мобильной связи?

— Конечно! Я очень уважаю любых работников!

— Просто в графе «амбиции» у вас написано — «сценарист кино»…

— Это на будущее. Временно я готова на любую работу с буквами.

— Временно… Ну, давайте попробуем… Вы приняты. Завтра принесите свою чашку.

Вена моя не хотела пропускать посторонние жидкости. Она вздулась в месте стыка с иглой, болела, и я начала паниковать. А что делать? Встать и идти за помощью к Анжелике Эмильевне? А как встать с иглой в вене? Она меня там всю разорвет! Тут же не шевельнешься!

У меня даже в висках стучать начало — так страшно. Казалось, что вена на глазах просто надувается и сейчас лопнет, забрызгав все вокруг кровищей, как в плохом кино…

— Саша! Александра!

Но она только одеяло натянула выше. Спит беременный человек.

Хорошо. Значит, можно позвонить куда-то… Телефон всегда под рукой, мобильная эра… Я наберу «скорую» или «911», скажу, что у меня игла в вене, но вена не справляется, судя по всему… Они спросят, а где я… Я скажу, что в роддоме… И они — что? Правильно… Пошлют меня к постовой медсестре…

Номер поста! Какой номер поста?!

Я пролистала всю записную книжку в мобилке, потом одной рукой дотянулась до сумки, кое-как ее открыла, нашла там блокнот с «сумасшедшими записями», пролистала — а вдруг я в горячке туда телефон поста записала? Нет!

Я боялась пошевелить рукой. Мне проще было бы представить, что ее нет вообще, чем вот эту картину наблюдать: моя бледная рука, торчащая в ней игла, стыдливо прикрытая пластырем, и пухлый голубой шарик в месте, где игла соединилась с кожей.

— Анжелика?! Анжелика Эмильевна!!! Эй! Есть кто на посту???

Я не то чтобы кричала. В семь утра кричать неприлично. Но и молчать не получалось. Поэтому я интенсивно сипела.

— Анжелика!!! Кто-нибудь??!

— Что случилось? — подняла голову Таня.

— Да вот у меня с капельницей какая-то ерунда… У тебя

такого не бывало?

— Не знаю, я же не врач… Погоди…

И Таня с трудом развернулась в постели, подтянулась за ручку, опустила ноги, в несколько приемов встала, перебросила ноги за борт, надела свои тапочки, прижала пузо сквозь ночнушку рукой, чтобы не мешало, и потрусила в коридор.

Мне показалось, что это подвиг…

Через пару минут прилетела Анжелика Эмильевна, очень сокрушалась, сказала, что да, вены не очень, что будут колоть мне мои лекарства внутримышечно, выдернула иглу, прижала к коже ватку, быстренько увезла страшную капельницу, и выглядела при этом очень провинившейся.

А я выдохнула и уснула. До какой-то следующей пытки. Главное ведь — не зацикливаться на пытках. Не раздувать, не раскачивать тему. Женщин учат говорить «нет», а я бы еще учила это понимать.

Я попыталась снова представить ту спину, сына. Долго, напряженно о ней думала, представляла… Я же ее четко увидела, до деталей. У моего солнышка будет красивая спина — широкие плечи, потом узко… Я так рада… Это будет нравиться женщинам… Смешно… Это будет нравиться женщинам, которые, возможно, еще не родились… Такой поток мужчин и женщин, одни только родились, другие готовятся, третьи в игре, четвертые кайфуют от игры, пятые боятся ее потерять, шестые потеряли, седьмые уже списаны… Но у моего красавца еще долгая жизнь. К тому времени, как он повзрослеет, уже изобретут таблетку от старости.

И вот еще странно: скоро родится или уже родилась женщина, которая будет любить его так же, как я. Больше — вряд ли. Больше меня его невозможно любить. И что тогда делать мне? Мне уже сейчас некомфортно думать, что она будет его целовать, уводить от меня, что он будет с ней разговаривать чаще, чем со мной… А вдруг мы с ней не поладим?

Ох, нет, лучше не думать.

А если он ее бросит? Беременную? Как мне тогда реагировать? Ну, еще ладно, когда мы говорим о какой-то абстрактной девушке… А если представить, что это будет, например, одна из дочек Тани?

Нет. Мой мальчик будет порядочным мужчиной. Мне надо его вырастить таким, чтобы он не бросил беременную девушку. А это — долгая подготовка. Для того, чтобы он не бросил ее беременную, но не жертвовал при этом собой, ему надо ее любить, ему надо не со случайной девушкой забеременеть, ему надо быть готовым финансово, а кто его всему этому научит?

Я, получается…

Я, конечно, немножко злюсь на эту мифическую беременную девушку моего сына — она бы тоже могла головой думать и нести ответственность за свою беременность.

Но я понимаю также, что она куда уязвимее моего сына. Хотя бы на физическом уровне.

Беременные — одна из самых уязвимых форм человека. Они даже бегать толком не могут. Именно поэтому беременеть лучше в паре.

Сейчас дожалею себя до слез…

Я должна вырастить своего сына порядочным человеком и мужчиной!

Каким-то чудесным образом…

— Девочки! На уколы!

Да что ж такое? А спина во сне? Дайте досмотреть спину!

— В процедурный! Вся палата — на уколы.

Александра, страшно матерясь, ушла в процедурный, а я еще помогла Тане сходить в санузел. Я ей была должна все же за ее будущую беременную дочку… Пусть и мифически беременную мифическую пока дочку, но для женщины и этого достаточно…

Да неважно… Я бы и так помогла, без долга.

Какие-то уколы, потом КТГ. Расслабленные, сонные женщины, вздернув исподнее до подбородка, мажут животы гелем, потом по-крутому, одной левой (опытные же уже беременные, не абы что) накладывают датчики. И дальше уже просто сидят, переговариваются, смотрят сериалы, а маленькие сердечки стучат, стучат…

Женский заповедник.

Тела-инкубаторы.

Выставка раскладных живых матрешек

Александре пошла со мной на КТГ, ей хотелось поговорить.

— Слушай, у меня крыша едет… Я себя чувствую овощем. Ну, блин, это же бесчеловечно! Я их всех интересую только как футляр для моего ребенка!

— Ну, может, это и ничего? До этого тридцать лет ты интересовала всех только как ты. Теперь пусть малыш их немножко поинтересует, а потом — снова ты…

— У меня малышка… Девка. Господи! Как подумаю, сколько ей придется пережить! За косички дерганье, месячные, первый секс… а сколько уродов будет хотеть ее трахнуть просто потому, что она девушка… Я уже не говорю о том, что начнется потом…

Китайцы стараются избавляться от беременностей девочками. Весь восток вообще помешан на мальчиках, а девочки им не нужны. Я сейчас понимаю, о чем идет речь. В каком-то смысле у меня привилегированная позиция в обществе.

Я — мама мальчика.

Но сама я — девочка.

И мне непонятно, как китайцы хотят получать все больше мальчиков, если они избавляются от девочек? Просто какая-то загадка природы…

После укола мы с Александрой, хромая и жалуясь на мир, побрели на знакомое: «Старенькие девочки! Завтракать!»

Зато Большая Яковлевна была в прекрасном настроении. Сияя румянцем, подмигнула мне.

— Ну, че, красотка? Скоро уже разродишься?

— Не знаю. Как скажут.

— Кто? Тебе вот она должна сказать!

И Яковлевна ткнула черпаком в мое пузо. Беременные вокруг посмотрели с ужасом.

— У меня мальчик будет.

— Ну, и ничего! Не переживай! У меня, вон, тоже мальчик! Кавалер мой любимый. Обожаю, просто не могу… Дело ж не в поле, а в воспитании! Чашку давай, я тебе с яблочками компота накидаю!

После завтрака нас с Александрой пригласили на УЗИ. Со своими пеленками.

Забирать нас из предродового пришла Харон Степановна, заступившая на смену вместо Фимочки. Она страшно злилась. Вернее, злилась молча. Не говорила ничего. Но мы и так понимали ее немую ненависть… Не понимали, правда, за что.

Она вела нас долгими больничными подвалами, прорытыми между корпусами, было холодно и мрачно. Навстречу в какой-то момент попалась бойкая толпа студентов. Я уже смотрела на них с опаской. Мне уже не хотелось стать их лабораторной крысой. Мы встретились взглядами довольно воинственно. Как будто это была встреча двух враждующих итальянских кланов, от мудрости которых зависел исход всех праздников жизни. Две настороженные, глубоко беременные женщины — и охапка отчаянных студентов-акушеров. Кому без кого не жить?

После этого вестерна мы с Александрой еще долго возмущались, сидя в коридоре диагностического центра больницы.

Потом вышла врач и сказала:

— Предродовые, проходите.

Александра вошла первой. А я осталась сидеть в коридоре с пеленкой и еще с несколькими «предродовыми». Они, как и все женщины, были многим недовольны в жизни Да в общем-то, почти всем:

— Я ей звоню: «Изольда Карловна! Вы что с огурцами сделали? Почему банки такие мутные?»

— А банки мутные?

— Да ваще не то слово! Прямо желтые какие-то! Я ей говорю: «Мутные банки у вас!»

— А она?

— А она: «Вот выйдешь из роддома — сама ставь свои огурцы!»

— Вот же стерва она у тебя!

— Ну, прикинь? Ой, вообще!

— Слушай, моя не лучше! Она как приходит к нам домой, так сразу начинает смотреть!

— Да ты что?

— Ага! Прямо вот ходит и смотрит, и на меня смотрит с таким лицом, типа, вот просто все!

— А ты что?

— А я что? Ничего! Я ей как-то говорю: «А что вы на меня так смотрите, Виолетта Семеновна?»

— А она?

— А она: «Да не смотрю я, больно надо».

— Вот стерва! Слушай, а у меня еще подружка есть. Валька. Ну, такая красивая, маникюрчик, педикюрчик, всегда в порядке такая. Она еще в прошлом году сапоги купила из новой коллекции, все ходила рассказывала. А в этом году они уже на распродаже стоят. Ну, расстроилась, конечно. А вообще, стерва она…

— Понимаю. У меня тоже подружка такая есть. Тоже вечно, типа, она круче всех. Я не понимаю, как так можно?

— Ага, да. Я это, звоню как-то. говорю: «Валька, на вечер одолжи свою красную кепку». А у нее красная кепка есть, утепленная такая, ну, как бы осенняя.

— Да, понимаю.

— Так она мне говорит, что на мою голову не налезет! Типа, у меня какая-то большая голова!

— Нормальная у тебя голова! Меньше ее слушай!

— Да вообще! Не подруга, а просто ужас какой-то!

Около двух с половиной лет назад

— Женька? Привет.

— Привет, Дашка.

— Прикинь, я на работу устроилась.

— Опять?

— Ты чего! Крутая работа! Не салон, не частные вызовы — кинокомпания!

— Ого! Настоящая?

— Ну да! А какие они еще бывают?

— Разные. И что?

— Ничего. Сказали быть готовой к любой работе — грим, стиль… Там директор такой лапочка! Просто вот мечта поэта! Ванюшка, Иван Иванович… Я его как увидела — сразу офигела! Ну, порасспрашивал, то да се. Я ему, конечно, улыбаюсь, юбка у меня правильная… И он вдруг: я, говорит, все равно жениться в ближайшие пятьдесят лет не собираюсь, так что вы не тратьте силы. А на работу я вас возьму. Это он что имел в виду, Женька?

— Ну, что готов с тобой работать, но не спать.

— Это оскорбительно для женщины?

— Нет.

— Нет? Ну, ладно, тогда соглашусь. А то я просто не врубилась, в чем дело.

— Он просто дал понять, что ты красивая, умная, лучше всех, но ему сейчас важнее всего работа.

— А может, он женат?

— Не исключено. Тогда вообще все предельно ясно.

— Нет. Как раз тогда не все ясно. Ну, женат… И что? У него проблемы, что ли? Может, гей? А может, импотент?

— А ты чего звонишь, Дашка?..

— Ну, просто так. Мы же подруги…

Из кабинета вышла Александра. Улыбалась, мечтательно сворачивая пеленку.

— Женька, иди теперь ты. Я подожду.

— Ага. Все нормально у тебя?

— Да, все ок… Здоровая деваха — 3 700. Две огромные девахи. Одна внутри, другая — снаружи.

Привычный пейзаж УЗИ. Агрегат-телевизор, кушетка и женщина и белом.

— Ложитесь.

— Конечно.

Пока она заполняет, можно не торопиться, улечься медленно, со вкусом. Котеночек мой так озадачен событиями последних дней, что постоянно сворачивается клубком, сжимается, страшно ему. Хожу и глажу. Теперь вот лежу и глажу. Тс-с-с, все хорошо…

Нашла способ лежать на спине. Надо просто подоткнуться кулаком. Если кулак будет под поясницей и если при этом не распускать позвоночник, а держать его в строгости, напряженным, тогда вполне себе можно провести осмотр на кушетке, лежа на спине, а не на полубоку.

Женщина в белом присела рядом, смазала пузевич гелем, начала елозить датчиком. Малышик тут же напрягся — просто каменное пузо стало.

— Ой, извините, у меня тонус.

— Ничего… Тазовое предлежание?

— Ага.

— Ну, старается перевернуться.

— Молодец.

— Готовится человек.

На экране — любимая картинка последних месяцев. Дымчатая сказка — пятнышки, лепесточки крохотных ребрышек. Дышит, булькает. Маленькие пальчики, прозрачные, тоненькие ниточки. Крутой лоб. «Видите? Палец сосет!» Господи, какой сюр! Внутри меня человек сосет палец!

А время от времени волшебный глаз УЗИ выхватывает маленькое сердечко. Оно похоже на горсть морского песка в ладонях, когда с водой. Или вот когда аквариумный сомик к стеклу присосется круглым ртом, и ты на него смотришь, и видишь такое жадное движение его крохотной обжористой пасти — yay, и проглотить все на свете! Клубится воронкой, ухает, втягивает в себя порцию взгляда, а потом исчезает в новых слоях тайны, и вот уже снова перламутровые ребрышки, нежные пальчики…

«Готовится человек». К чему ты, человек, готовишься? Счастье мое, я не верю, что ты реален. Нас разделяет тонкая перепонка моего пуза и целая жизнь. Но я так хочу увидеть тебя, так хочу!

— Маловодие.

— Уже говорили, спасибо.

— Крупный плод.

— Мужичок…

— Прямохождение ограничить.

— Да?

Какая милая формулировка. Ну, будем ползком…

— Акушерских вопросов нет.

У меня к ней были вопросы. Видит ли она ямочки? Ну, хотя шучу. Какие ямочки…

— Спасибо.

— Давайте руку.

Неинвазивное (без хирургического вмешательства) исследование организма с помощью ультразвуковых волн. Считается безопасным, но лучше не злоупотреблять. С собой обязательно брать пеленку (если только кабинет не настолько крут, что там есть свои салфетки), иначе потом нечем будет стереть гель с живота.

Потом мы с Александрой легли на курс в свой корпус. Путь пролегал по той же мрачной долине — подземке больницы. Сначала было просто — широкая, темная и сырая аллея с подмерзшими лужами на полу, с моргающими лампами и запахом черной сырости, и мы топали, и о чем-то болтали… Но потом началась какая-то мистика: мы свернули, и еще раз свернули, и снова свернули, и вернулись на тоже место, откуда шли. К лифту вверх, в диагностический корпус.

— Так, спокойно! — сказала Александра. — Давай напряжем память. Реконструкция событий.

Она закрыла глаза и пошла вперед вслепую. Пришлось догнать ее и поддерживать под локоть, чтобы не убилась.

— Мы шли вот так, потом вот так… Отсюда свернули…

И мы снова вышли к лифту в диагностический корпус.

— Так, блин!

Александра рассердилась не на шутку. Она решительно пошла вперед, потом свернула куда-то, куда мы еще не сворачивали, потом снова куда-то, куда мы еще не сворачивали. Лужи стали чернее, коммуникации неряшливее, лампы заморгали еще более нервно, и мы уткнулись в глухую стену.

— Да что за фигня? Кто так строит?

И мы ходили, нарезали круги, и в какой-то момент нам реально стало страшно. Подвал в больнице — это такое особенное место, знаете ли. Тут и морги разные, и вообще. Кафельная непробиваемость стен давила уже очень сильно. Шутки шутками, а вдруг все то, что в кино снимают, правда? И сейчас из-за угла к нам выйдет в галлюциногенном рапиде толпа алчных, острозубых студентов?

Мы блуждали по катакомбам больницы минут пятнадцать, хотя нам показалось, что пару часов. Потом Александра увидела какую-то вывеску, указывающую на один из незнакомых нам корпусов, и зависла там.

— Все, теперь стоим. Будем ждать помощи.

Она собралась набирать номер, но какой? Быстро стало понятно, что звонить-то и некому. Телефона Степановны у нас нет, телефона Анжелики Эмильевны тоже. Звонить Тане, чтобы она вытащила кого-то из врачей? Так и Таниного номера ни у кого нет. И Милкиного, и вообще никаких больничных контактов.

— Без паники! — Александра задумалась, почесала живот и затылок. — Я журналист. Я и не в таких ситуациях бывала!

Она набрала номер.

— Гришенька? Гришенька, привет, это Перунова! Гришенька, у меня к тебе важное дело! Ты можешь пробить по гугл мэпу, где я сейчас нахожусь? (…) Конечно, трезвая, ты чего? Я в роддоме, между прочим!

Но специалист по мэпу не смог нам помочь — он видел больницу на фото из космоса, но, конечно, не видел нас в подвале. Александра не сдавалась и звонила кому-то еще — каким-то значительным людям, архитекторам, военным, даже ясновидящей. Но никто не мог сказать, где мы и что нам делать. Кто просил подождать полчаса, а то совещание. Кто писал смс: «Я на собрании, перезвоню позже». Кто-то обещал связаться с руководством больницы и решить вопрос, но завтра…

— Вот, черт! — бушевала Александра. — Вот, черт! У меня самая мощная телефонная база в этой больнице! И что? Меня положили в палату, где даже дышать тесно! Меня кормят котлетами из вчерашнего батона! Меня потеряли в подвале! Что за хрень вообще?

Потом она походила, попинала стенку, пошипела на лампу, помолчала и набрала еще один номер.

— Сашка? Это я… Ну, короче, трындец какой-то… Я заблудилась в подвале… Давай, включай мозги, спасай жену… Все, жду звонка. И давай, скорее звони, а то батарея скоро сядет, и погибну тут.

— Это муж… — вяло отчиталась она мне. — Сидит, дурак, в газете «Доблесть», в печатном органе МЧС… Получает копейки, собака… Но счастья полные штаны, гордится… Я впахиваю на всех халтурах, беру по пять статей в день — от всех, для всех, по-русски, по-английски, с выездом, без! Кручусь, чтоб бабки заработать, а он сидит на пяти копейках и говорит, что он — гармоничная личность, что нашел себя… Убить готова…

Сашка перезвонил через пять минут.

— Ну? Громче говори, тут связь плохая!.. Да, здесь есть указатель на «Терапевтическое отделение». А перпендикулярно указатель на «Хирургию»… Так… Куда? Направо идти? Идем…

И мы пошли, ведомые спасительным телефоном, и после нескольких минут активного ориентирования снова вышли на мрачную главную аллею подвала. И тут же увидели Харон Степановну. Она стояла в конце коридора и сиротливо оглядывалась. Увидела нас и пошла, почти побежала, и лицо ее было ох какое грозное…

— Все, Сашка, отбой!

Александра спрятала трубку в карман и осталась стоить в трескучем люминесцентном свете как безумный Макс на тропе апокалипсической войны. Лицо и поза Александры выражали полное победное удовлетворение.

— Отгребла от начальства, видно. Так ей и надо. Нефиг бросать нас черт знает где!

Степановна бежала к нам, мы стояли. Хотя мне, правда, хотелось бежать от нее, но я сдерживалась.

— Муж мой, подлец, взял и нашел в пожарном архиве карту эвакуации больницы! А там все чертежи, все корпуса, пути-дорожки, и в подвале тоже… Молодец, поросенок…

— Ну, где вы ходите? — Харон Степановна еле могла говорить после короткого, но нервного бега. — Я вас уже и в диагностике искала, и в палате! Я ж вам не девочка, бегать тут?!

— Ну, мы подумали, раз вы нас оставили, значит, доберемся сами… — с горьким намеком на преступную халатность сказала Александра.

— Так все и добирались! А вас чего унесло в сторону? Тут же — вон! Все время прямо!

После обеда «сели потрещать» с Большой Яковлевной. Милка, пользуясь близостью к уважаемой персоне (к Яковлевне, значит), выпросила себе еще пару масла.

— Ну, че, девки? Как растете?

— Нормально растем, Яковлевна! Не видно, что ли?

— Так видно! Тебе только через три месяца рожать, а уже пузо как мешок картошки.

— Иди к черту!

Они улыбались, им было приятно вот так общаться. Вообще было ощущение, что все у них хорошо и складно, и они вполне гармоничные. Может, так и было? А я все маялась, все искала — где же вы, гармоничные люди? Увидеть бы вас! Отщипнуть бы себе малую кроху вашей вселенской мудрости…

А они — вот.

— Скажите, Яковлевна… А вот эта женщина… Степановна… Крупная такая… Вы ее знаете?

Большая Яковлевна посмотрела на меня с удивлением.

— Нюрку-то? Канешно, знаю? А че?

— Ну, вот просто хотела о ней спросить. Она такая сердитая всегда. А она же в роддоме работает?

— Ну, работает, и чего?

— Ну, добрее бы ей как-то быть… Здесь же кругом беременные…

— Так беременные, не больные ж… А чего Нюрке доброй быть? Ее саму никто особо не жалел, так что извиняйте!

— А че было? — немедленно загорелась и Милка. — Че там с ней было-то? С этой вашей Степановной?

— Ну, как, чего. Мужик беременную оставил, вот чего. Понимаете, да, что это такое?

— Понимаем, — кивнула я. Я одна. Милка не кивала, она эту горечь не прочувствовала. А вот мне бы послушать поучительную историю не помешало.

ИСТОРИЯ СТЕПАНОВНЫ, РАССКАЗАННАЯ ЯКОВЛЕВНОЙ

Степановна наша по молодости училась в физкультурном институте. Хотела быть учителем физры. Баба здоровая, силищи — как у трех мужиков, характер тоже нормальный. Короче, не забаловали бы при ней тинейджеры-то. Ну, вот. Училась она, училась, и тут ее один тренер заметил и предложил метнуть ядро. Ну, она как метнула, так у того тренера чуть глаза за ядром вслед не выкатило. Он, короче, Степановну в свой спортзал забрал и начал ее готовить к Олимпиаде. А она ж такая, серьезная баба. Спортивный режим не нарушала, тренировалась как шальная, на все соревнования ездила там… Короче, наметала на целый шкаф кубков и медалек, и в газете про нее писать начали. Я видела ее фотоальбомы, там она в спортивном, такая вся видная, с медалями. Есть у нее даже такая страница в журнале, где все тогдашние ядристки расписались, кроме одной… как ее там… Миронова, во! Но та просто была самая крутая, с ней только на Олимпиаде можно было пересечься… Ну, а Степановна готовилась к Олимпиаде, и к Мироновой готовилась… И в Европу ездила, и в Париж… Короче, повезло Нюрке поначалу.

Ну, а потом… Как это бывает-то? Любовь-морковь, нашла себе какого-то хлыща из российской сборной по штангам. Он ей: «Ла-ла-ла, люблю тебя, будем жить вместе, заберу тебя в сборную к себе». Она тогда молодая была, дурная, ну, и поверила. А потом беременность — и все, какие ядра? Тренер ее так ругал, требовал, чтоб она аборт сделала. Понятное дело, не хотел чемпионку отпускать. А она уперлась: люблю его, жить с ним хочу, метать только для него, и дитенка от него рожу! A хлыщ сначала на сборы куда-то на месяц, потом на соревнования, потом еще. А мобилок тогда не было, попробуй его найди… Короче, выполз он, гад, только когда она уже на восьмом месяце ходила. Как узнал, чего натворил, сразу взял самоотвод: типа, был неправ, погорячился, а сейчас у меня на уме только спортивные достижения!

И все.

И осталась наша Степановна одна и с пузом! Ну, не одна, у ей еще мамка была, но такая вся больная, что толку никакого.

Тренер Степановну еще тогда попер и сказал на пороге больше не появляться. И еще сказал, что она дура, и у ей теперь «волчий билет», и ни один приличный тренер с ней не свяжет больше свою жизнь.

Короче, Степановна от горя восьмимесячного родила. Ой, там не малой был, а глиста синяя. Ну, и тоже. Денег нет, никаких этих модных аквариумов, как вот сейчас в послеродовом, тоже. И врачи сказали, что малой будет больной всю жизнь, и вообще. Так она уперлась и давай его выхаживать. Поездила по бабкам-травницам, мануальщику своему бутылочку отнесла, бывших друзей, докторов спортивных, порасспрашивала. В общем, каждый день с утра малому зарядки, обливания, закаливания, питания, упражнения. А сама-то без работы! И мать больная дома сидит, ее саму растирать надо. У матери пособие и у Степановны пособие. И крутись, как хочешь.

Тогда Степановна подрабатывать пошла. А куда ей — ни образования, ни рекомендаций, ни связей — ничего? И что она умеет, кроме как ядро толкать? Ну, так она пошла в грузчики в ночную смену. Напялит кепарик, свитерок, и никто не догадывался, что она — баба. Она ж на голову всех этих заморышей-грузчиков выше! А в плечах так и в три раза здоровее! Так тут же еще эти-то, мужчинки-то, три мешка разгрузят — и курят, пять разгрузят — и пьют. А Степановна не пьет и не курит, все таскает и таскает. Так даже директор ее хвалил, но потом пришел и сказал, что увольняет, а то в грузчиках бабе не положено быть. Степановна просит, говорит — да я ж лучше справляюсь, чем они! Вы ж видите! А он — не имею права, у нас женщины должны быть в почете, а не мешки таскать.

Так она потом сторожем на рынке работала, гоняла там наркоманов так, что забор трещал! За месяц рынок очистила от всяких там! При ней такой порядок был — и днем, и ночью! Даже недовешивать перестали, знали, что если Степановна в морду даст, так от морды ничего не останется. Потом тоже директор пришел и сказал, что увольняет ее, а то предприниматели жалуются, что она всю торговлю парализовала. Ну, понятно, да? Откаты перекрыла своей антикоррупционной деятельностью…

Ну, она потом еще много где охранником работала, но отовсюду ее увольняли — то потому, что принципиальная, то потому, что баба.

Было дело, она даже авторитета одного рыночного охраняла. Возил он там что-то… мясо, что ли… Его раз в неделю обязательно кто-то убить хотел. А он еще и гусь такой! Ходил все, золотым зубом хвалился, и машина у него самая крутая на районе, и дом двухэтажный он себе в парковой зоне отгрохал, и бодигард у него женщина. Она его пару раз даже и спасала, и бабки он нормальные платил… Короче, могла бы сделать реальную карьеру. Но тут он начал к ней приставать — и получил в лычку… А потом из больницы вышел и уволил ее.

В общем, намаялась с этими работами наша Степановна изрядно. А дома дите больное, мать-инвалид. Вот так и жила она, ночами плакала.

А сейчас хлопцу уже восемнадцать. Красавец! Выше шкафа! Он у ней в институт поступил, хоть и упирался. Но со Степановной разве ж поспоришь? Как миленький поступил. Сейчас учится на кого-то там… То ли на юриста, то ли на экономиста… В общем, толковый. Ну, и спортсмен, конечно. По-английски чирикает только так. Степановна все хочет, чтобы он добился в жизни. Гоняет. И правильно. Их всех гонять надо, мужиков.

Ну, и тут у нас работает. Она ж уже на пенсии, так сила не та уже. Вот, санитарка, ну, еще где-то там на полставки в соседнем корпусе. Ей теперь мамку досматривать надо, вот поближе к врачам и держится.

Так вы не говорите, что она злая. Она просто разочарованная. Живут-то втроем в «полуторке» хрен знает где. Тесно, бедно, все деньги уходят на сына да на лекарства для мамки. А так и пожрать у ней не всегда есть — если только я не подкину. Так она с собой домой забирает, кормит там всех.

Тяжкая бабья доля. Тяжкая, девочки. Особенно когда одна будешь растить… Тут уж про себя забыть придется…

Милка вздохнула, покивала трагически. А мне вдруг стало страшно дышать… А не мою ли историю сейчас рассказала Большая Яковлевна? А не мои ли перспективы сейчас так четко нарисовались?

«Втроем в «полуторке»…

А тоже была уверенность у Степановны, что справится…

Так ведь и справилась! Вон, какая молодец! Знала бы раньше — с первой бы минуты говорила ей что-то хорошее!

Она-то справилась, но какой ценой?

Ведь даже если бы злая была… Злость — топливо, она человеком движет, хоть и не всегда ровно и не всегда в нужном направлении. А разочарование человека съедает.

Я, возможно, упустила что-то важное, пока была молодой.

Но не упущу сейчас, когда я «старенькая девочка»!

— Милка! — сказала я. — Пойдем бороться за квартиру!

— Пойдем! — вскричала Милка.

И мы пошли.

Никакого плана не было. Была только ярость и подкатывающая к горлу жгучая обида. Наверняка у этой телеведущей все в порядке с жильем! Наверняка! И муж у нее есть, какой-то он там продюсер! Да, им хочется чего-то покруче, кому бы не хотелось? Но у них и так все хорошо! И у них есть другие варианты добиться желаемого! А у меня — нет! И я, мы с малышом, имеем такое же право на эту квартиру, как и они! Абсолютно такое же, хотя на самом деле даже большее, потому что у меня ни мужа, ни денег — ничего!

И мне не надо, чтобы Алина Кирилловна устроила все для меня, как-то подгадала, что-то подсыпала-наколдовала, чтобы малыш мой притормозил или, наоборот, поторопился, чтобы появиться в нужный час! Не надо этого! Мне просто хочется, чтобы было ЧЕСТНО! Чтобы если судьбе будет угодно отсыпать шоколада телеведущей и именно ее малыш родится в Новый год — так пусть так и будет! А если это — мое счастье, так пусть я рожу в ноль-ноль, и мне честно отдадут ключи! Просто чтобы все было без вмешательства человеческого фактора! Вот чего я хочу!

Милка скакала рядом и поучала:

— Главное — это себя правильно поставить! Надо сразу всем сказать, что ты — это ты, а все остальные пусть отвалят! Поняла?

— Нет!

— Смотри!

Она тормознула меня в холле, там, где гудел сериалом телевизор, там, где сонные беременные, выгрузив наружу все свои телеса, сидели, обмотанные датчиками КТГ, а маленькие сердечки их детенышей тихонько чавкали в такт ударам крови в моих висках.

— Эй! Всем слушать сюда! — грозно крикнула Милка. — Чтоб даже не думали слюни пускать на квартиру! Понятно вам? Квартира вот ей достанется!

И она указала на меня.

Немая сцена. Десять пар глаз с ужасом, удивлением, непониманием смотрят в мои дрожащие зрачки. Потом ужас, удивление, непонимание сменяются гневом, яростью, завистью, возмущением, и все это смешивается в один большой и раскаленный ком ненависти, и в одну секунду меня им вплющивает в стену…

— Она пошутила! — крикнула я. Даже засмеялась, кажется. — Пошутила!

А потом очень быстро пошла прочь… А Милка бежала следом и что-то возмущенно мне кричала, называла трусихой и несерьезным элементом… Я ее послала. Мне было очень стыдно, очень плохо и очень бесперспективно.

Как ты, малыш? Ты же не пострадал от того, что меня сейчас все так ненавидели? Мне плохо, солнышко, плохо… Ну, я, конечно, справлюсь… Но вот сейчас мне плохо… Будущее стало совсем туманным. Совсем будущее размылось. Хотя при этом оно ужалось до размеров моего живота. Я устала от этого марафона, милый. Немножко устала… Я сорок недель готовлюсь к чуду… Каждый день, каждую секунду. Когда так долго, то уже перестаешь верить, что чудо есть… Сорок недель… Слоны ходят беременными два года…

Ты не думай, я тебя совершенно ни в чем не обвиняю! Ты все равно — самая долгожданная премьера в моей жизни! Я просто на себя злюсь. Нелепости своей удивляюсь. До тридцати лет жить, не имея бизнес-плана! О чем я думала? Ведь все было — молодость, разум, свободное время! Почему я не вычислила сразу главное? Почему я не взяла кредит, не построила квартиру, дачу с кроликами? Отчего я была такой несерьезной? Ну, вот на что я потратила двенадцать прекрасных, очень удобных для карьеры лет своей жизни? Да, поучилась в институте… Да, поработала в разных интересных проектах…

Мне там было интересно. Я всегда шла на работу как на праздник. Поразительно, но я всю жизнь ходила на свои работы как на праздник! И это, вероятно, меня и сбило с толку… Может, если б мне не нравилось, я б искала место получше? Ну да… Я искала бы работу получше и нашла бы ту, на которую ходила как на праздник… Значит, беда в том, что мои праздники неденежные? Надо было выбирать такую работу, где хорошо платят, а не такую, где праздник…

Но вот тоже… А как это понять в двадцать лет? Ты же весь горишь на этой работе, не замечая времени и дней, когда аванс и зарплата! И вокруг такие же фанатики, и вам в кайф, и в этом какая-то суперценность, ты понимаешь, что ты не зря живешь! Не зря! Работаешь-работаешь-работаешь, не накапливая ничего, кроме радости от работы…

А потом вдруг сразу — тридцать, ты беременная, и единственное очевидное накопление у тебя — в районе талии…

Я — не стратег. Да что там… Я просто неудачник… Неудачница…

И нас таких много…

Около одиннадцати месяцев назад

Иван Иванович сидел в нашей корпоративной кухне ужасно грустный. Кофе перед ним. Засохший пряничек.

— Иван Иванович? Вы заняты?

— Я? А, нет. Так сижу… Ты что-то хотела?

— Да, хотела сказать, что написала несколько вариантов слогана для минеральной воды. Вы посмотрите?

— Завтра, хорошо? Что-то я сегодня туп и слаб…

— Вам… может, помощь какая-то нужна?

— Да нет… Ты и так больше всех меня выручаешь. Да ты всех тут выручаешь. Спасибо.

— Не за что. Мне приятно. Я люблю… работать. Он кивнул и снова отвернулся к своему пряничку. А мне бы уйти… Ну, что лезть к человеку в душу? Но как уйдешь? Как оставишь его, такого одинокого, любимого, одного сидеть с плечами опущенными? Я покружила еще пару минут по офису и снова вернулась на кухню.

— Вы извините, — сказала я, краснея. — Но я вас одного оставить не могу. Я потом спать не буду. Хотите, вы выговоритесь, а я послушаю? Или поругаем кого-нибудь вместе? Или просто так посижу рядом, помолчу? Хотите?

— Спасибо! — еще раз улыбнулся он — и снова ничего больше.

Я села и решила просто по-дружески молчать. Странновато, конечно, но так точно лучше, чем одному.

— А вот скажи, Женя, тебе всего хватает? — спросил вдруг он.

— В смысле? Денег?

— Ну, денег точно никогда не хватает… А кроме денег?

— Честно?

— Да, честно.

— Ну… Мне семьи не хватает… Я хочу семью… Ребенка. Может, и не одного… А вам чего не хватает?

— А мне не хватает… какой-то значимости… Время идет, а что я сделал? Я же столько разных компаний сменил, в разных сферах, с разными капиталами… Но я как-то все пытался найти то, что нравится. Чтобы получать от работы не только деньги, но и удовольствие.

— Понимаю.

— И вот методом проб и ошибок вычислил я эту сферу — кино, видео, производство чего-то такого… высокого… Переучился — я же три высших теперь за плечами имею, Женя… Как в игре «Холодно-горячо». Здесь мне максимально горячо, просто горит вокруг… И что?

— И что?

— И все равно… что-то не так… Нет мне покоя, не радуюсь я… А дальше идти некуда, ступлю в сторону — там сразу «холодно». Значит, надо искать где-то здесь…

— Или в себе…

— Или в себе…

— Я боюсь, что время уходит, а… ну, вот что после меня останется? Я, по сути, пустоцвет какой-то, фантик…

— Ну, какой же вы фантик? У вас, вон, только за рекламные ролики наград штук десять!

— А мне мало.

— Ну, знаете! — я даже засмеялась. — Тогда это будет бесконечно! Вы чего-то добиваетесь, и тут же скучно, и новая цель где-то на горизонте… но пока она станет видна… А потом к ней идти, идти… Это все — нормальная пассионарная неудовлетворенность. Это не закончится никогда.

— Когда-то закончится. Я же умру когда-то.

— Ну, вы еще молодой…

— Нет, я уже старый. Мне уже становится неинтересно жить. Я не увидел чуда, понимаешь? А жизнь как механизм, как набор интересных функций быстро надоедает. Когда один раз собрал конструктор, второй раз уже неинтересно.

— Мне кажется, многие мужчины такие.

— А женщины?

— Ну, и женщины тоже… Но кто-то точно нашел ответ на этот вопрос. Кто-то точно знает, что чудо есть. И знает, где оно лежит. И график выдачи знает.

— Спроси их про чудо для меня, хорошо?

— Спрошу.

— Ну, ладно… Пойду я…

Он отнес свою чашку в мойку, сам сполоснул… А я завернула его пряничек в салфетку, протянула ему. Пусть перекусывает. Может, у него дома вообще еды никакой нет? Холостяк же.

— О, спасибо, чуть своего дружка не забыл… Тебя подбросить?

— Нет, что вы!

— Ну, хорошо. Спасибо еще раз. Мне нравится с тобой разговаривать. Надо будет в рабочий график внести. «Один раз в день разговор с Женей — один час».

Я засмеялась, посмотрела, как он уходит — высокий, худой, с красивой спиной…

Обернулся.

— Женя?

Мое сердце вдруг так забилось! Так забилось! Сейчас он скажет что-то очень важное! Архиважное!

— Я вот думаю, нам надо кино снять. Блокбастер не потянем… Какой-то вменяемый, хороший, крепкий сериал, например… Как идея?

— Ну-у-у… хорошая идея… Но не все так просто…

— Я знаю… Надо искать деньги, сценарий, договариваться с каналом о помощи в производстве и прокате… Куча всего… Но мне кажется, это новый шаг вверх, понимаешь? Не в сторону — там «холодно»… А вверх, где еще горячее…

— Я поняла… Я займусь вопросом…

— Спасибо еще раз.

Я тогда много информации для него нашла, обзвонила несколько каналов, договаривалась о встречах… Я пошла на курсы сценаристов, я перечитала кучу специальных книг и журналов, а также сто тыщ интервью именитых режиссеров. Я очень хотела помочь ему сделать шаг вверх. Это был бы и мой шаг. Мне это все тоже нравилось, это был праздник. А тем более — это мог быть наш с ним праздник на двоих… Не на двоих в том смысле, что я бы просто, прикрываясь общей идеей, начала бы с ним жить и общим хозяйством. А на двоих — это когда даже на большом расстоянии, но в одну сторону смотреть и одновременно получать фан, чувствуя, что ты в этом потоке восторга не один.

Дополнительное удовольствие — знать, что ты не один в удовольствии.

Важно делить с кем-то ощущение счастья.

— Ну, как тут моя нервная… эта? Как ее зовут?

Я чуть не бросила в Милку подушкой. Я заорала диким голосом, чтобы она катилась прочь! И меня поддержала Александра. А Таня промолчала, но тоже очень выразительно. Милке не место было в моей жизни и в моей палате! Вон! Вон отсюда!

— Ну, как хотите, — пожала плечами Милка. — Тогда я вам не расскажу, как рожала эта ваша… моделька… А она уже родила!

Вот, черт…

Мы с Александрой переглянулись.

— Да мы сами узнаем! — презрительно поморщилась Александра. — Я позвоню нужному человеку, и все дела!

— Звоните-звоните! — нежно улыбнулась Милка и развернулась на выход. — Ну, покедова!

Демоническим огнем сверкнули стразы ее розового спортивного костюма… Искушение, искушение, искушееениеее…

Надо терпеть и не звать Милку.

Мы сильные женщины, мы справлялись с ситуациями, на порядки более сложными! Иногда просто гибельными для всех, но не для нас! Мы принимали правильные решения тогда, когда другие молчали и миры ожидали команды, чтобы начать рушиться!

Мы — сильные женщины!..

На нас все держалось и держится…

Неужто ж не устоим перед Милкиной блесной?

— Вот чудовище… — простонала Александра и крикнула очень громко: — Милка! Милка! Давай сюда! Возвращайся!

Через десять минут Милка уже раскладывала на газетке нежное сало с прожилками.

Милка: Короче, девку она родила. Девка… ща скажу… 3 250.

Таня: А ей говорили, что крупный плод!

Милка: Так вот да! Ей-то говорили, я помню! И что плод крупный, а задница маленькая, поэтому надо ей кесарево делать… Ой, сало вкусное… Ой, не могу… Кому дать?

Александра: Ты по делу давай? Не отвлекайся!

Милка: Короче, у меня там на четвертом подруженция работает, санитарка Гаянэ… Ну, из нерусских… Чернявая такая… И нормальная баба, между прочим! По-нашему вообще без проблем говорит, даже ругаться может?

Александра: Про Полину рассказывай?

Милка: Спокойно. А то ща вообще обижусь и буду молчать неделю… Так вот, Гаянэ сказала, что у Полины этой многоводие было… Типа, ее только привели, а тут воды как хлынули, ну, вот прямо потоп… Ну, и что… И когда уже все это из нее повыливалось, так они глянули, что ребенок-то мелкий.

Таня: И что? Ты можешь сказать, ее кесарили или сама?

Милка: Так сначала кесарить хотели, конечно. Но она орет — дайте я сама попробую, дайте я сама? А дежурная врачиха смотрит, что схватки пошли, что ребенок в порядке, что по габаритам вписывается. Ну, давай, говорит, сама.

Таня: Во дает… А вы говорите, модель…

Милка: Ну, конечно, когда у ей уже нормальные схватки-то начались, она сама попросилась, чтоб кесарили. Но тут уже врачиха уперлась. Ты, говорит, уже почти родила, так что давай не выдрючивайся!

Александра: И?! Кесарили или нет?!

Милка: Да сама родила! Сама! Причем в одну потугу! И ребенок в порядке, и мамка не порвалась.

Таня: Какая умница!

Милка: Ничего она не умница. Гаянэ сказала, что у нее просто физуха хорошая. Ну, там, мышцы накачанные. В животе и вообще. Откуда там мышцы? Она же дохлая, как угорь!

Таня: Да, девочки… К вопросу о силе и красоте человека возвращаясь… Вот представляете? Мы вчера тут всякую шовинистскую ахинею несли, ругали весь модельный ряд, а у Полины уже схватки шли… И она молчала… Потому что они там, в красивом бизнесе, приучены и боль терпеть, и вообще помалкивать… Нельзя жить стереотипами, сколько раз я уже убеждалась… Молодец, Полина! А нам — незачет.

Александра: Да они там просто разговаривать не умеют, поэтому и молчала!.. Давай, Милка, свое сало долбаное!

Милка, сияя от гордости, протянула Александре сало. И все молча ели сало, думая о невероятных петлях судьбы человеческой, о стереотипах и истине.

Но ведь она, эта девочка из журнала, действительно молодец.

Она приняла осознанное решение в таком запутанном и странном для всего женского человечества деле, как роды.

И даже если эта осознанность базировалась исключительно на страхе утратить какие-то преимущества тела… Мне вот кажется, что лично мне будет все равно, лишь бы в живых оставили… То есть я проявлю слабость и буду просить о пощаде.

А она выбирала.

Сильная.

Остальные тоже размышляли в этом направлении, и поэтому Александра вздохнула и взяла телефон:

— Ладно, хорошо, сдаюсь. Модели — тоже люди, живот надо накачивать, питаться только полезными разноцветными продуктами, а не тем, чем мы с вами сейчас питаемся… Уговорили. Сдаюсь. С завтрашнего дня начинаем жить по-новому! Светлый образ Хайди Клум — приди!

Пока кто-то невидимый, кому она звонила, бежал к телефону, она что-то искала в буке.

— Алло! Сашка? Тебе для чего телефон? Я звоню уже полчаса! Слушай сюда! Я тебе высылаю фотку, распечатай мне вечером и принеси, понял?.. Что еще? Ну, не знаю… Газет принеси… Журналов… Ну, каких-каких журналов! А какие журналы в роддом бабам носят! Конечно, порнографические! Все, пока!

Она швырнула телефон и сердито затянулась минералкой.

— Он у меня такой тормоз!

А я все думала о Полине.

Меньше всего можно было предположить. что она способна принимать решения, что у нее есть силы и умение заворачивать течение реки судьбы в нужную сторону…

Жить надо, помалкивая, пока можешь — терпеть, молчать и думать. Никогда нельзя знать все. Никогда нельзя быть уверенным, что не ошибся в человеке.

Никогда нельзя недооценивать.

И можно надеяться на естественные роды, когда тебе пророчат операцию…

Мне тоже обещают кесарево. И если раньше эта тема меня заботила ровно столько же и так же абстрактно, как тема старости, например, а в какой-то момент мне кесарево и вовсе хотелось, чтобы не столкнуться со схватками, то вот сейчас история Полины проблему приблизила и укрупнила.

Я не хочу кесарево? Осознанно не хочу?

У нас-то попкой вперед малыш устроился. А значит, будут резать… А кесарево — это не только определенные минусы, о которых говорили выше, но и… почти стопроцентное непопадание в квартиру. Среди ночи никто никого резать не будет. Тем более в Новый год. Даже очень честные и справедливые врачи планово прокесарят меня 31 утром… Или первого… И все.

Господи, опять эта квартира!

— Девчонки, слушайте… У меня ведь тазовое предлежание. Как думаете, ребенок еще может перевернуться?

Александра: А ты что, тоже шрам не хочешь? Неужели? Все-таки гламур — это заразно…

Таня: Может и перевернуться. Я слышала о таких случаях…

Милка: Мне бабы знакомые говорили, что надо на голове стоять, тогда перевернется…

— Понимаете, у меня же еще и маловодие…

Александра (саркастично): Зато живот небольшой.

Таня: Маловодие — это хуже. У него места для маневров меньше.

Милка: Может, надо чаще мыться, мать?

Заглянула Анжелика Эмильевна, очень ласково пожурила нас за сало и елку, очень нежно поставила Тане капельницу.

Потом посмотрела на меня и, смущаясь, попросила выйти на пару слов.

Перевернуться на другой бок, подтянуться на ручке, опустить ноги вниз, влезть вслепую в тапочки.

В полной тишине я покинула палату. Когда медсестра, смущаясь, просит выйти, это не к добру.

Пост. Тихий час. Никого. Сумрачный коридор. Зимой темнеет рано. В воздухе — предчувствие заговора…

Пылая и краснея, Анжелика Эмильевна предложила сесть, сама встала, потом снова села.

— Дорогая Евгения Григорьевна. Я… долго думала, но… Понимаю, что это очень… чрезмерно с моей стороны, но… вы меня поймете… это очень искренне… В общем… вот.

И она протянула мне стопку фото.

На них была она.

Крупным и общим планом, строгая и веселая, в косметике и без, в вечернем, в простом и в купальнике. Несколько фото и вовсе эротических… Я вежливо все пролистала, ничего не поняла, но головой покачала и языком поцокала — красиво! Потом вернула фотографии.

— Ну, что вы скажете?

— А… я должна что-то сказать?

— Ну, вы же режиссер? Известный… Или талантливый… О, извините, я забыла…

Ух ты! Просто взрыв серого вещества какой-то! Я даже не сразу и сообразила, как реагировать. Смотрела на нее выпученными глазами, а она на меня — умоляющими.

— Анжелика Эмильевна…

— Можно просто Лика…

— Вы знаете, я не совсем режиссер… Я, скорее, сценарист… начинающий… То есть совсем еще в начале… (Уффф) У нас есть планы, но… пока…

— Ой, ну, главное — вы из кино! Знаете, я на любую роль согласна! Вообще на любую! И даже почти бесплатно! То есть не совсем бесплатно, какие-то совсем небольшие деньги можно. Но это не главное! Мне важно реализоваться и сделать карьеру! Как-то вырваться! Что-то изменить! Понимаете? Я настроена очень, очень серьезно!

И снова мы смотрели друг на друга, и было совершенно непонятно, как ее можно теперь обломать.

Она по-своему расшифровала этот взгляд.

— А вы елку-то оставляйте в палате, я договорюсь!

Я все равно не понимала.

— Вы и обед можете в палату забирать, если хотите!

Все равно я смотрела.

— Ну, вот у меня еще несколько подруг… Они тоже у нас медсестричками в разных корпусах… Тоже девочки очень миленькие. Вот тут их фото, и телефоны, и предполагаемый гонорар. Они тоже немного просят. Просто, понимаете… девушкам надо заботиться о себе, пока они хорошенькие… Не всем же так везет, вот как вам. Вы и красавица, и молодая, и с ребеночком, и такую карьеру сделали!

Бог ты мой… Что она говорит? Знала бы она, какую я сделала карьеру! Знала бы, что я ушла давно и навсегда из своей родной, любимой кинокомпании! Что я все телефоны вытерла, все фото порвала и что у меня только в телефоне фото одно-единственное!

Но мне просто надо видеть ямочки. Я просто хочу, чтобы у моего солнышка были такие ямочки! И все! А кроме ямочек, у меня нет прошлого! Нет! И я выйду из роддома в открытый космос! И начну с нуля!

— Мы вам все так завидуем!

Завидуют?! Они — мне?!

Но… странное дело. Ее слова меня как-то… приподняли над землей, что ли… Что-то в них было, какая-то высокая энергия от них включилась.

— Хорошо, — сказала я, забирая фото. — Я все внимательно изучу. Но это после родов, конечно.

— Ой, мы понимаем! Да! Спасибо! Я с медсестричками родзала договорюсь, они вам лучшие роды устроят!

Уау!!!!!

— Лучшие роды, говорите?

Во мне в этот момент снова проснулся зверь. Пару раз сегодня он поднимал голову, а так вообще-то давно уже дремал, не желая конкурировать в моем теле с таким нежным олененком-малышом…

Но сейчас он поднял голову и очень широко улыбнулся мне клыкастой пастью.

КВАРТИРА!

— Знаете, Лика… — сказала я скучающе. — У меня есть пару вопросов.

— Я слушаю?

— Вот тут у вас… Квартирный вопрос решается, да? Ну, кому-то, кто родит в ноль-ноль, будет квартира?

— Да, есть такой договор, у директора роддома лежит… Только там не то чтобы прямо в ноль-ноль, а тому, кто родит ближе всех к этой цифре.

— То есть?

— Ну, я так понимаю, человек этот, бизнесмен, хотел, чтобы обязательно квартира кому-то из беременных досталась, ну, бывает такое у богатых. Нагрешат там, а потом отмаливают, церкви строят, подарки покупают…

— И что?

— Ну, и вот… Так что кто ближе всех к дате будет, тому и дадут квартиру!

Ох ты… Это, вероятно, даже лучший расклад, чем я думала!

— И что? Кто-то пытается… Ну… Повлиять на процесс? (Я многозначительно улыбнулась.) Распределить квартиру, так сказать, заранее?

Анжелика Эмильевна сначала крепко задумалась. Пауза затягивалась, а она все никак не могла сформулировать вполне простой ответ. Это нервировало.

— Ну… Вообще, я не знаю, честно говоря… Это все не наши вопросы, понимаете? Тут надо с Алиной Кирилловной говорить. Она — заведующая отделением. Или вот еще есть заведующая родильным отделением. Думаю, она там тоже что-то решить может. Во всяком случае они хотя бы знают что-то… А мы-то кто? Мы, вон, по мелочи, сами видите… Именно поэтому и хочется в кино!

Ну, в общем, как я и предполагала, все решает седая красавица Алина Кирилловна, и даже более того. Седая красавица все уже решила.

— А это правда, что у Алины Кирилловны нет детей?

— Правда.

— Спасибо, пойду.

Анжелика Эмильевна вежливо встала, провожая преданным взглядом.

Если у Алины Кирилловны нет детей, так что же она за человек? Она холодная, расчетливая, бессердечная женщина, зацикленная на карьере и деньгах. Вот она кто…

Дискуссия продолжилась и в палате.

Александра: У меня куча подруг, которые бездетные. Ну, и они… В общем, обладают какими-то особыми качествами.

Таня: И какими же?

Александра: Они — не куры.

Милка: А ты, значит, кура?

Александра: А ты вообще заткнись.

Таня: Ты хочешь сказать, что женщины, у которых мужской ум, аналитический, четкий, — эти женщины не хотят иметь детей?

Александр: Ну, не то чтобы не хотят. Просто у них приоритеты по-другому расставлены. Сначала карьера, потом — семья. И они имеют на это право!

Таня: А если вдруг карьера затягивается? В какой момент пора оставлять карьеру и заниматься семьей?

Александра: Думаю, не раньше тридцати. До тридцати — карьера, карьера и еще раз карьера.

Таня: Но ты-то Ричарда раньше родила?

Александра: Дура потому что. По залету, по глупости. Знаешь, как потом тяжело было? Я же до этого нормально на ставке в газете работала. Свой стол, комп, телефоны, все дела. А потом попробуй совмести такую работу с домом. Это хорошо, что Сашка попался… Он у меня такой… ну, курица мужского рода…

Милка (снисходительно уточняя): Не петух.

Александра (саркастично): Он однозначно не петух! Он курица! Но мужская! Что не понятно?

Таня: Все понятно, продолжай.

Александра: И вот попался мне этот Сашка… А я только родила, язык набекрень, ношусь — то с малым в поликлинику, то его в коляску и в редакцию — то то, то это! А он с нами на одном этаже в своей этой «Доблести» сидел… Ну, начал он ко мне присматриваться. Говорит, вы такая смешная и сильная, я вам хочу помочь! А я ему — так посиди вечером с малым, пока я полосу сдам!

Таня: А он?

Александра: Посидел.

Таня: И что?

Александра: И ничего! Я на следующий день ему сказала к пяти приходить, он и пришел.

Милка: Охренеть можно. И ты ему ключи доверила?

Александра: Вот ты дура, Милка! Я ему и ребенка доверила! А что оставалось? Мы, современные женщины, всегда в зоне риска!

Милка: Ну, ты дерзкая баба…

Александра (с удовольствием): Ну, не такая я уж и дерзкая… Я, конечно, звонила каждые полчаса… Ну, а потом вижу — он нормально справляется… Короче, не заметили, как он ко мне переехал… Ну, и начали жить… Потом уже, когда залетели, расписались. Понимаете? Оно как-то само собой происходило. Мне вот так, чтобы совсем-совсем выбирать, на разрыв аорты, так не пришлось. Сашка мне, конечно, по дому нормально помогал… Правда, они же, гады, в упор грязи не видят. Он просто не врубается, что надо убрать. Я уже носом тычу — вот пыль! Он только тогда сотрет. Короче, приходилось контролировать, а это еще тяжелее. Но мы бы жили, и нормально, приспособились как-то. Я утром дома, он на работе, он вечером дома, я на работе… Но хочется же роста!

Милка: Чего хочется?

Александра: Я ему говорю: Саша, а давай-ка ты оставишь свою «Доблесть» и пойдешь куда-нибудь, где работы и денег побольше! Нормальному стрингеру можно нормальные деньги зарабатывать! У меня девчонки, вон, на русскую службу Евроньюса работают и еще в куче мест. Крутятся, конечно, как чокнутые. В мыле с утра и до ночи, сигарета в пасти, глаза в кучку, на пальцах уже мозоли от клавы. Но колбасят. Стараются — зато и деньги есть. Ну, я и Сашку своего на эту тропу пыталась вывести. А он, подлец, уперся — и ни в какую! Говорит, что в «Доблести» весь его смысл жизни. Дома смысл в нас, а за пределами дома — в «Доблести». И он как мужчина совершенно удовлетворен своим статусом и большего от жизни не хочет! Ну, не козел разве?

Таня: Нет. Он имеет право на свою карьеру.

Александра: А я? Я не имею? Может, я тоже хотела бы полдня спокойно сидеть где-нибудь в редакции гламурного журнала и готовить модные обзоры! Хорошо, не пригласили меня в такой журнал, а сама я не открою, не потяну пока… Но и просто денег хочется! А еще квартиру новую! И машину! И к морю ездить, понимаете? Где это все взять? Вот я и мотаюсь, как больная! Я, вон, с вами разговариваю, а мне уже новое задание выслали, буду на сносях писать рекламный разворот! Думаете, от хорошей жизни? Ни фига!

Таня: Погоди… Ну, это тебе надо? Или кому? Кому надо, тот и делает!

Александра: Это всем нам надо!

Таня: Ну, у него другие взгляды на семейное счастье.

Александра: Да у него отсутствуют взгляды!

Милка: Салка хочешь?

Александра (Тане): А что? У тебя нет амбиций? У тебя как-то иначе голова устроена? Тебе не нужна лучшая жизнь? Новая машина, новая квартира?

Таня: Да вот даже и не знаю, как тебе ответить… Новая не помешала бы, конечно… Но нам и в старой неплохо живется. Она у нас уютная, мы ее любим… И денег у нас не так уж и много… Я — научный работник ботаническою сада… Муж — мелкий предприниматель, фруктами-овощами торгует.

Александра: То есть все же торгует, да? Все же человек крутится, ищет выгоду…

Таня: Да не ищет он выгоды. Он вообще не знает, как это. Работящий, это да… Но считать он не умеет, доверчивый, попросят одолжить — даст сразу… Нет, у нас как-то вообще вопрос денег просто решается. Надо к ним относиться спокойно. Тогда будет ровно столько, сколько надо для жизни. Вот у нас ровно столько.

Александра: А море?

Таня: К морю ездили в прошлом году — в Крым к друзьям-ботаникам, у них там небольшое сосновое хозяйство на берегу моря, живем там очень скромно, но весело…

Александра: Хорошо, а амбиции? Твои личные амбиции? Вот ты сама, как Личность, как профессионал? Ты собой довольна?

Таня: Я оставила пока работу.

Милка: Ой, я тоже свою оставила! Так рада! Три года гуляем! Красота!

Таня: Нет, я свою очень любила. Я же ботаник, цветочница… Я, девочки, новый гибрид лаванды вывела! С желтыми цветками! Я до декрета с участка не уходила… Три сотки счастья… Я копалась там день и ночь… Мне самый глинистый участок отдали — не верили, что вообще что-то из этой идеи получится. Я руками каждый комочек прошла, у меня там такой слой листовой земли потом был! Перегной с песочком, удобрения… Я это все готовила, как ведьма настои, понимаете? Это была не работа, а праздник… А они же, лаванды, только узколистые у нас растут. У нас же холодно. Но мне из Прованса привезли пару таких нежных красавцев, ах… И я их выходила! У меня так цвело, все слетались посмотреть, что за чудо. И все хотела новый цвет получить. Раз удалось теплолюбивую приручить, значит, могу и следующий шаг сделать? Мне мои ребята в роддом позвонили, когда я Розку рожала. Сказали, что теперь я счастливая мама не только Розы, но и желтой лаванды…

Александра: И много платили?

Таня: Не очень. Зато удовольствия было много.

Александра: Значит, муж финансовую часть закрывал?

Таня: Когда закрывал… А когда и в долг жили… И сейчас такое бывает… Сейчас вот двоих сразу рожу… Думаю, расходов будет больше, чем прибыли… Ну, ничего, как-нибудь справимся.

Александра (саркастично): Жди…

Милка: А че с желтой-то?

Таня: Ничего. Я уволилась. Надо было Розу смотреть. Мамы-папы у нас далеко, няня — дорого. В общем, переквалифицировалась в домохозяйки. Сейчас на даче цветы выращиваю. Может, и там зацветет моя лаванда. А пока просто каждый выходной с Розой ездим в гости в ботанический сад… Щемит сердце, конечно, когда вижу свой участочек-то… Его другому научному отдали… Но похожу, подумаю и успокоюсь. Главные цветы у меня — вот.

И Таня погладила свое синее пузо.

Одно и то же у всех нас, людей. Быть постоянно на взводе, доказывать свою состоятельность. Себе доказывать, кому-то или всем — каждому сверху спускается задача. Только вот интересно, чти задачи произвольно падают? Или тот, кто ее выдает, знает, у кого какой предел, и именно ту порцию отсыпает, которая по зубам? Но зубы должны хрустеть… Почему-то всегда должно быть тяжело. Почему? Может, только по хрусту зубов и костей определяется, хорошо ли работает человек?

Милка: А я считаю, что баба не должна работать вообще!

Александра: Еще раз так скажешь, и даже не подходи? Просто бесит! Мы все рождены быть равными! И что? Почему вся история цивилизации — это целенаправленный женский геноцид? Что они только с нами не делают! В паранджи нас заворачивают! В образовании отказывают! В хорошем месте и зарплате, такой, как у мужика на том же месте, — тоже! Снисходительно посмеиваются, бьют, не дают ходить в коротких юбках — насилуют! Но и в длинных не очень жалуют — уходят к тем, кто в коротких!

Милка: Это точно! Я как только выйду в короткой юбке, так меня сразу сосед к стене жмет и…

Александра: Почему женщина не добилась в науке и искусстве столько же, сколько мужчина? В это они нас все время тычут, да? Почему нет женского Леонардо, Данте, Эйнштейна? Где великая историческая коллективная женщина? Так как же нам… ей было добиться, когда ее и близко не подпускали к этим наукам и к этому искусству? Если на ней хозяйство, дети, мужа обстирать-накормить-ублажить! А тогда, на минуточку, ни памперсов, ни стиральных машин, ни посудомоек, и детей по десять человек… Когда ей было успевать стихи сочинять, математику учить, картины писать? Ну, спасибо, хоть любовались ею, пока она стирала, посвящали ей сонеты… А многое ли изменилось? Ну, техники побольше стало, удобств, так ведь и скорости, и нагрузки увеличились! Пусть бы хоть один мужик попробовал, как она… как я! Одной рукой кашу варю, другой Ричу нос подтираю, третьей статью пишу! Ухо в телефоне, второе ухо «Новейшую историю» слушает, там же надо все прочесть и на вопросы ответить, а как я их задам ребенку, если сама не врублюсь? И так с утра и до ночи! С утра и до ночи! Я встаю в семь — и все! До конца дня на мне пять карьер! Мне надо ребенка досмотреть, жратву приготовить, все убрать-вымыть, текст написать и еще хоть как-то рожу кремом намазать и пару раз отжаться, чтобы не дай Бог из обоймы не выпасть! Я одна с утра и до ночи в этой каше варюсь, я схожу с ума в бегах между родительскими собраниями, магазинами и офисом! Я пишу материал, когда сижу в очереди в поликлинику, и пишу смс учителям, пока беру интервью у героя репортажа!

Таня: Так, может взять и остановиться? Выбрать только две карьеры какие-то?

Александра: Как? А кто за меня эту вечную пыль, эти вечные носки уберет? Вы же понимаете — это же пытка! Ну, вот если бы это было разово! Или хотя бы раз в неделю! Когда ты все убрал — и забыл! Но это же каждый день! Это пять раз в день надо проделать, перетереть, поднять, застелить, простирнуть, перемыть, поправить — и только для того, чтобы ОСТАВАЛОСЬ ПРОСТО ЧИСТО! Понимаете? Я, человек, Личность — я трачу бесценные часы своей жизни на то, чтобы поддерживать некий зыбкий ноль, нулевой уровень, какую-то норму, которая на хрен никем не ценится! Три часа в день я просто стою на месте! Для истории, для моего развития, для денег это тупое соблюдение «просто порядка» ничего не дает! Но выматывает на полную! Я ему вечером говорю: «Ты хоть понимаешь, сколько я для дома делаю?» А он: «А что ты делаешь? Как вчера было, так сегодня все и осталось!» Понимаете?

Таня: Не убирай.

Александра: Так он даже не почувствует! Ему же все равно, в чем жить! Если его не трогать, он за день зарастет кучей грязи и не заметит! И ему будет хорошо, спокойно, он только рад будет, что его носки и бумажечки лежат там, где он их бросил!

Таня: Саш, я понимаю, о чем ты. Мне тоже было некомфортно от того, что в доме грязно… Ну, я и сделала выбор. Я сейчас занимаюсь домом. Я стою у плиты каждый день, как и ты. Но… как тебе сказать… Я представляю, что это не пытка, а счастье… А это и есть счастье, понимаешь? Я этим улучшаю жизнь своим любимым людям. Да, они не ценят, не понимают. Но я как будто на шаг вперед знаю за них… Мне известно, как создать вокруг них защитный слой. Это как в теплице… И пусть они не осознают, как это важно, но я… Я осознаю! И я любуюсь этими цветами! Они нужны мне! И они — просто цветы, просто счастье и украшение моей жизни! Я сама с собой, если хочешь, играю в игру: «Я — ведьма».

Милка (с восторгом): А ты ведьма?

Таня: Ну, у меня сушатся пару пучков лаванды на черный день… Тут важно думать, что ты управляешь маленьким миром, что ты колдуешь, чудотворишь, знаешь маленькую тайну успеха большой семьи… Ты — «серый кардинал». Ну, хочешь — кукловод! Ты сверхчеловек! Ты столько успеваешь! А они и не должны благодарить тебя за то, что пол вымыт! Тебе же не оценка нужна? Тебе нужен комфорт! А что такое комфорт? Это когда всем хорошо и спокойно. И если ты в борьбе за комфорт всех поднимаешь на уши, кричишь, выматываешься, нервничаешь — то это точно не комфорт. Подумай о цели! Твои близкие должны быть счастливы! А ты — рада их счастью и тому, что пол такой чистый! Но, по сути, пол нужен только тебе. Вот и мой его сама.

Александра: Хорошо, ты выбрала! Ты ушла с любимой работы, пожертвовала карьерой… Но я хочу быть в процессе, на острие жизни! При этом я не «кукушка», я не бросаю ребенка и дом! Как быть? Я же просто загнусь!

Таня: Тогда просто не надо все успевать. Делай то, что можешь. Ну, и черт с ней, с посудой немытой. У вас же не один комплект? Вымоешь, когда закончится.

Милка: Я иногда просто влажной салфеткой протираю…

Распахнулась дверь, и вошла женщина с очень крашеными волосами. У нее был беременный живот и веселый леопардовый халат. И несколько увесистых пакетов.

— Здрасьте! — крикнула она и улыбнулась крепкими желтыми зубами. — Нина Буранова, прэдпрэниматель! Прошу любить и жаловать!

Нина Буранова расположилась на свободной койке, оставшейся от Кати и Полины, очень быстро и профессионально. Она сразу застелила какую-то свою накидочку на подушку, поставила на пол сразу две пары тапочек — выходные и каждодневные. Выходные были такие же, как мои китайские. Просто братики-близнецы.

Нина Буранова выгрузила на тумбочку бутылку с водой, контейнер с едой, свежие огурчики, стопочку каких-то газет и бумажек, калькулятор и три больших телефона.

— Ну, — сказала она после выгрузки, — давайте гаварыть?

И снова улыбнулась так беззаботно, радостно.

Милка немедленно воспылала любовью к Нине и увела ее в коридор. Они явно говорили о квартире, но мне не было страшно. Милка точно ничего не решает в этом почти метафизическом процессе. Пусть себе треплются.

Они вернулись довольно быстро. Милка была грустная, а Нина по-прежнему улыбалась. Движения ее были резкие, мужские, она вообще была совершенно не женщина какая-то, несмотря на леопардовую масть и отчаянный блонд.

— Ну, как поживаетя? — вежливо спросила она у Тани с капельницей. — Может, чего принести надо? Или огурчика свежего хочете?

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Таня. Но было видно, что ей приятна забота.

Нина кивнула, показала рукой — все нормально. Погладила капельницу. Потом обернулась к Александре.

— Ой, какой у вас ноутбук хороший. Семерка максимальная стоит? Или хоум эдишэн?

Александра онемела и какое — то время просто наблюдала, не вступая в разговор.

А Нина посмотрела на меня. Взвесила взглядом, улыбнулась:

— Очэнь вам чолка идет. Давно так себе хачу, но не знаю, как называется.

— Челка и называется, — сказала я.

Мне было очень приятно. Очень.

Около года назад

После новогоднего корпоратива и после того, как я призналась Дашке, что хочу ребенка от Ивана Ивановича, и Дашка принесла мне свои юбки, я еще и стричься пошла. Тело у меня было в порядке, я же занималась. Краситься меня Дашка научила. А вот причесочный момент отсутствовал начисто. Дашка сказала, что нужна стильная прическа. А что такое — стильная? Я вообще этого не понимала. Это модная? Или подходящая? Или еще какая-то?

Я просто пришла в ближайшую парикмахерскую и сказала:

— Сделайте мне максимально красиво.

А парикмахерша — такая пожилая, блеклая, в синем фартучке… На Дашку вообще не похожа.

Я подумала, что надо бежать скорее. Ну, какую стильную прическу мне сделает эта женщина, вся жизнь которой — это бытовые услуги населению по оказанию волосяной помощи?

Но она так глубоко и пристально смотрела в мое отражение.

А потом спросила:

— Вам для чего?

Вопрос поразил. Ну, чтобы было красиво, разве не достаточно?

— Чтобы понравиться мужчине.

— Тогда скажите, вы хотите оставить длину?

Ну, у меня были длинные волосы, да. Но мне было как-то все равно. Ну, длинные. Просто не стригла, вот и длинные. Я их скалывала ручкой. Или карандашом, или еще чем-то, что под руку попадалось. Мне было все равно. Если стильность — это короткие волосы, пусть будут короткие. Если стильность — это вообще без волос, то пусть их не будет вообще.

— Да мне все равно. Главное, чтобы стильно было.

— Ну, так я отойду на пару минут, ладно? А вы подумайте, вы хотите длину или стрижемся.

Я посмотрела в свое отражение, в это усталое лицо и в эти сумасшедшие глазки. Я только на секунду призадумалось, но так… серьезно призадумалась, пристально глядя себе в глаза… и вдруг поняла, что хочу длинные. Глупость, конечно. Вообще какая-то глупость незначительная — длинные, короткие. Но вот четко и ясно захотела…

Когда вернулась эта женщина — очень простая, с сигаретным амбре — я ей сказала:

— Длинные.

Она кивнула и уже только после этого начала что-то мыть, чесать, стричь… И просто организовала мне челку. До этого был такой монашеский пробор, а теперь вот игривая челка. И я, честно говоря, сама могла бы ее отстричь… Но нет. ТАК не смогли бы… Это была какая-то магия. И женщина даже как-то устала, хотя… Вот что она сделала? Ну, челку отстригла…

Но это было что-то из другой серии, не стрижечное…

Она как будто совершила ритуал.

Тридцать тяжких минут на челку.

И я стала какой- то фантастической, совсем другой. Я не могла насмотреться.

— Ну, это же волосы! — сказала парикмахерша, извлекая новую сигаретку. — В них сила.

— Ах вот в чем, оказывается? — посмеялась я, отсчитывая ей чаевые.

Но она не просто так все это сказала. В этом была фишка, был смысл. А на следующий день ко мне подошли все сотрудники и сказали, что я хорошо выгляжу. И спросили, а что случилось? А Иван Иванович задержал на мне свой божественный взгляд.

Но главное — я сама стала чувствовать себя увереннее и спокойнее. Произошел какой-то дополнительный впрыск топлива.

И на следующий день я пошла к ней. У меня не было цели смутить ее или дополнительно отблагодарить. Просто что-то надо было сказать этой женщине. Что-то хорошее. Вдруг она не знает?

Она курила у парикмахерской. Какая-то затертая плюшевая жилетка, какие-то молодые вульгарные девки-парикмахерши вокруг. И рядом стоял кто-то, кто протягивал ей пакетик и при этом уважительно кланялся. Взятку принес. Отблагодарил.

Пока я подошла, этот кто-то ушел, а дамы успели заглянуть в пакетик, и моя парикмахерша очень спокойно передала его кому-то из девиц.

Было крайне неловко говорить. Да и что говорить?

— Здравствуйте. Вы же меня вчера стригли? — я как будто шла мимо и ее увидела.

— Наверное, — пожала она плечами, но узнала. Точно узнала. Но молчала. Курила свою вонючку.

— Спасибо, всем очень понравились.

— Главное, чтобы вам нравилось.

И мне вдруг открылась ценность этих слов, и еще какая-то терпеливая покорная ее позиция в этой жизни. Позиция человека с невероятным профессиональным талантом.

— Пора вам уже в салон покруче переходить! — а что я еще могла сказать ей на бегу? Как еще могла отметить ее уникальность?

— Не. Мое место здесь, — она очень спокойно стряхнула пепел. Девки вокруг уважительно закивали. Они просто обожали ее.

И они остались сзади. А я пошла дальше. Но мне очень хотелось обернуться и увидеть еще раз ее спокойное и хорошее лицо.

Я тогда кое-что поняла о карьере.

Нина Буранова уже шинковала деревенскую колбасу. Таня и Александра уже ели по деревенскому огурчику, а Милка гордо сидела в стороне и не участвовала в процессе.

— Свои огурчики! Свои! Намоленные, выстраданные!

Александра попросила не говорить об огурчиках, что они намоленные, иначе ей неловко их кусать. Нина согласилась, но заметила, что это все же правда. Намоленные.

— Они ж мне как деточки…

ИСТОРИЯ НИНЫ

Нина была обычной деревенской девкой. Жила в Богом забытой деревне Конюшни. Росла себе, от работы не бегала, пыталась учиться чему-то, но не сильно. Ближайший техникум — километрах в пятидесяти, а дома Нину ждало хозяйство, и она одна у родителей, не на кого и понадеяться. В общем, нигде Нина не училась, а целыми днями работала дома на шести сотках, а потом еще бегала совхозных коров доить, совхозное поле полоть и так далее. Ну, надо ж было и деньги какие-то получать. Но это только на деликатесы — на апельсины, на колу. Ну, и на одежду, там.

Еще Нина сидела у дороги и продавала яблоки с огурцами. И вообще все, что в огороде выросло. Работа была интересная, запоминающаяся. Всякие люди останавливались — и красивые, и добрые, и не очень. Как-то остановился один, помял в руках огурчики и спросил, а кто еще в деревне такими торгует. Ну, Нина и сказала правду: никто. Пьют в деревне. А у них зато и тепличка нормальная, и настрой боевой, так что они могут, ежели что, еще огурчиков подсыпать. Этот кто-то подумал и заказал еще.

Ну, и поехало. Нина не сильно понимала в бухгалтерии и цифрах, но потом пришлось и это освоить. Поначалу они с мамкой и батей просто кинули себя на огурцы как на амбразуру. Все свое выбрали, у соседей на самогон выменяли, но обещанную норму сдали. А мужик сердобольный попался, что ли. Спросил — свинья есть? Заберу.

В общем, потом уже началась такая… лихопляска… Приезжал мужик этот, скупил все, новый заказ сделал. И самогон скупил весь… Самогон мамка Нины знатный делала. Всю зиму, считай, на самогоне и продержались. А на деньги вырученные весной поровняли сарай и пустили туда поросят.

Куры, гуси, утки… Нина старалась все успевать. Огурчиков новых — четыре теплицы. Помидоры, картошка. Странный мужик все брал. Деньги отдавал сразу. А один раз сказал, что денег нет, привезет позже — да увез целый багажник помидорок и яиц. Нина думала, что уже не увидит его никогда. Но ждала, надеялась. И он вернулся. Привез и деньги, и бутылку шампанскою. Посидели они с Ниной тогда, побалакали. И сказал он, что Нина — красивая баба. Нравится она ему. Но у него жена, и дети, и собачка в городе. И не оставит он их никогда. Но и Нину тоже не оставит. Будет ей работу давать. Тем более вон она какая баба оборотистая, толковая. Пашет не в себя да еще и улыбается.

А Нина и пахала. Подъем в пять — свинят, кур кормить, дрова, печка… Это так, разминка. Мужика-то в доме нет, а батька старый. Ну, летом-то печка не нужна, а вот зимой… Короче, и по хозяйству Нина, и в огороде Нина, и в магазин Нина… Уставала страшно. Просто с ног валилась. И в купленный за вырученные деньги телевизор уже и не смотрела. Засыпала в семь вечера.

А потом забеременела. Ну, от мужика.

Ни слез, ни уговоров. Понятно же — деловые отношения. Он тоже порядочный оказался. Не бросил Нину. Стал еще больше заказов делать.

Потом в районном роддоме Нина родила мальчонку. Мужик приехал, привез цветы и шампанское, денег привез в конвертике. Долго стоял под окном.

В конвертике еще было написано, что фамилию может дать любую, но отчество пусть его будет. И пусть назовет сына Горби. В честь Горбачева. А год тогда был 85-й. Самое время.

Так появился на свет Гор Романович Буранов.

Это хорошо, что Нине тогда 18 было. Сил полно. С ребенком ночь проходит, потом подъем — и на работу. Мужик-то ждет! Новой работы подвалил! И деньги хорошие!

И что удивительно… Нина меньше уставать стала! Вроде как ребенок плачет, спать не дает, кормить его надо, а сил вдруг больше стало. Нина очень этому удивилась, сказала мужику. Он еще больше работы дал ни радостях.

Скоро Нина расширила хозяйство. Пошла даже по соседям, чтоб нанять на работу. Согласились несколько мужиков — бабы их вытолкали из дома. Да только запили в первую же неделю. А новые теплицы уже стоят, и сарайчик новый на двадцать голов. Работай и работай, да некому! С мелкой работой — прополкой да кормежкой — Нина и сама справлялась. Но там, где потяжелее, где мужичья рука нужна, там уже никак. Батька старый, а в Нине самой весу — как в бидоне молока.

Тогда Нина в райцентр поехала и привезла оттуда парочку непьющих. Мужик помог с оформлением и бухгалтерией. Короче, началась работа.

Скоро дело на поток встало. Деревенский автобус даже расписание изменил, чтобы на полчаса раньше к Конюшням подъезжать.

Через три года в деревне разрослось настоящее барское хозяйство. Ряды теплиц и сараев, картофельная плантация. Нина и сама работала не останавливаясь, и еще и учет вела, и план составляла, и контролировала, и дите растила.

А потом маленький Горка тоже делом занялся. Кормил свинюшек, отчитывался редко приезжающему мужику об успехах сельского хозяйства.

Поставили новый дом. По-богатому — в два этажа. Бате и мамке на первом этаже организовали кинозал, чтобы смотрели свои советские комедии. Нина себе ванну привезла, добилась, чтобы из скважины в нее наливалось, хоть и холодная. И постель привезла царскую, с балдахином. Только нечасто там гости бывали, под балдахином этим.

Покрыли асфальтом всю улицу, провели водопровод, поставили фонари. Ой, зауважали Нину соседи.

Через пару лет полдеревни на Нину работало.

Маленький принц Горка рассекал на самом крутом детском автомобиле. Игрушек у него было — море. Нина души не чаяла в солнышке, и не потому даже, что сынок. Тут все понятно — все бабы детей любят. И не потому, что от мужчины уважаемого, недоступного — тут тоже все понятно. А еще и потому, что с появлением сынка она вдруг научилась следить за собой и порядком. Раньше как? Две ночи пашет — потом день спит, все теряет… В общем, никакого алгоритма. А малыш вдруг чудесным образом ее жизнь организовал. Просто вот будто включился тумблер какой. И Нина стала все успевать и высылаться.

Соседки завидущие ходили спросить, как это Нинке удается? И сама красапета, и вон, какое хозяйство развела? Водку приносили. Нина водку не пила, а на вопросы соседок отвечала уклончиво — судьба такая.

Но ей казалось, что дело в ребенке.

Поэтому когда забеременела второй раз, то только обрадовалась. Еще лучше хозяйство организуется!

Родила девочку.

Мужик снова стоял под окнами, прислал цветы, шампанское, конверт с деньгами и записку, чтоб фамилия любая, но отчество его. И чтобы назвали девочку Казимирой. В честь Казимиры Прунскене. 90-й на дворе…

И начался следующий этап. Малышка росла. Росло и хозяйство. Нина сдала на права и купила себе джип. Сильно не разбиралась, спросила — какой понадежнее, а то дороги еще пока не очень. Сошлись на Land Cruiser.

Возле дома Нины дежурили фуры. Пришлось соседний дом снять под водителей, чтобы было где отдохнуть мужикам. Кто-то пытался подбить клинья к хозяйке, но Нина себя блюла.

Но и баловала. И шубу себе купила, и золото в уши и на пальцы. Маленький Горка уже начал серьезно по хозяйству помогать. Свинюшек досматривал — будь здоров. Маленькая Казя проявляла интерес к клубнике. Нина задумалась и над этой веткой бизнеса.

А главное — все успевала!

Ну, уставала, да. Так надо поспать маленько. А потом встаешь — и снова в бой!

Поскольку никакого объяснения дикой Нининой трудоспособности и везучести у нее самой не было, она окончательно решила, что все дело в детях.

Поэтому когда почувствовала, что не справляется уже с новым валом работы, просто честно сказала мужику, что хочет нового ребенка. Мужик к этому времени обанкротился, жил скромно, но Нина его не забывала, поддерживала.

И вот они еще одного ребенка сделали.

В этот раз Нина решила рожать в столице. Уже немолодая, сорок пять лет. Договорилась, все дела. Теперь вот роскошно отдохнет — в таком роддоме красивом, знаменитом.

Скоро кого-то родит.

Кого — не знает. Специально врача просила не говорить. Вообще-то для хозяйства нужнее мальчик… А живот был как на девочку. Ну, чтобы не расстраиваться, решила не узнавать. Что будет, то будет.

Когда Нина закончила свой рассказ, все молчали.

Долго.

Александра первая нарушила тишину.

— Знаете, Нина, — сказала она, — я сначала хотела вам сказать, что вы такая же дура, как наша Милка…

— Это чего это я дура так часто? — немедленно вздыбилась Милка. Нина ее погладила по плечу — все хорошо.

— Но вы… Вы… могучая баба, Нина. Вот что я вам скажу. Именно так. Могучая. Было бы что выпить — выпила бы за вас…

— Ничего, девочки! — сказала Нина. — Вот разродитесь, приедете ко мне в деревню… Там мы такова самагону выпьем! Вы такова никада не пили! Чистый мед! А патом — в джакузи! У меня джакузи на пять персон!

Оказалось, что Нина до сих пор не придумала имя ребенку. Вряд ли мужик поучаствует в этот раз. За пятьдесят уже, неповоротливый, не поедет. Попросил перезвонить. Но, по традиции, Нине хотелось назвать ребенка по последней моде. И чтоб никто так своего не назвал.

И мы набросали:

АНИМЭ — от японск. «Мультик на скорую руку». Имя особенно подойдет девочкам с синими и зелеными волосами.

БАРБИ — от древненоворусского «Кукла». С девочками, у которых такое имя, в детстве очень любят играть другие девочки. А когда Барби вырастают, их всегда рады принять в игру взрослые состоятельные мужчины. Барби никогда не бывают одиноки. В крайнем случае, у них есть зеркальце, а значит — прекрасный, понимающий собеседник.

БЕРЕТТА — имя военно-армейского происхождения. Обозначает свободу и равенство. Девушку с таким именем охотно возьмут на работу в штаб округа. Хорошо сочетается с мужским именем Напол (см список мужских имен).

БИТА — имя американского происхождения. Обладательница такого имени всегда сможет аргументированно объяснить свою точку зрения. Особенно удачливы в жизни Биты с фамилией Бейсбольная.

БЛАНИК — имя для маленькой модницы. Дав это великолепное имя своей дочери, приготовьтесь к тому, что ее постоянно будут осматривать и щупать модницы взрослые. Они ведь так любят детей.

БЛОГОСФЕРА — девочки с таким именем будут любить писать, комментить, постить, скринить, спорить со всеми обо всем, кидаться ссылками, прятать под кат и мечтать о Топе.

ВЕВЭДА — аббревиатура от «Ведь Вы Этого Достойны!». Девочка с таким именем превратится в гордую, уверенную в себе женщину с завидными кончиками волос.

ВИАГРА — прекрасное интернациональное имя. Никто не сможет устоять перед женщиной с таким именем. Точнее, наоборот… Стоять будут все. Умело используя свое имя, женщина сможет проникнуть очень глубоко в душу.

ВОДКА — еще одно прекрасное интернациональное имя. Мужчины будут рады обществу такой женщины в любом объеме В ее присутствии они станут смелее и решительнее, но очень часто одной Водки им будет недостаточно.

ДЕВУШКА — от домостроевского: «девственница». Женщина с таким именем всегда сможет честно говорить «Я — Девушка». Все без исключения мужчины будут рады жениться на такой женщине.

КРЫША — от древненоворусского «защитница». Имя несет покой и уверенность в завтрашнем дне. Внимательно следите за тем, чтобы девочка с таким именем не уезжала далеко.

ЛАЗАНЬЯ — от углеводного «много еды». Маленькие и большие Лазаньи будут кстати на любом празднике. Одно их появление вызовет бурный восторг и желание узнать, чем же богат внутренний мир этих женщин.

МОДЕЛЬ — от гламурного «единственное нормальное состояние женщины». Дав это прекрасное имя своей девочке, вы сможете даже не учить ее разговаривать. В любом случае ее ждет удивительная судьба. Армани-габани и все такое.

ПАМЕЛА — от андерсеновского «Русалочка». Девочке с таким именем вряд ли светит стать профессором математики, но карьеру спасательницы она сделает наверняка. Талисман — купальник, цвет — красный.

ПЕПСИ — от сахаросодержащего «вкусный напиток, по легенде, растворяющий зубы». Девочка с таким именем может немножко шипеть, но с возрастом становится тише и спокойнее. Даже потеряв вкусовые качества, она сумеет пустить сильную пену и страшно обидеться, если вы назовете ее Кокой.

ПРИБЫЛЬ — женщина с таким именем будет принята на работу хотя бы в качестве стимулятора. К ней будет проявлять повышенное внимание налоговая инспекция. Для Прибыли всегда лучше быть чистой. На всякий случай.

РАКЕТКА — от космическо-теннисного «Racke(t)ka». Новая жизнь старого имени. Юные Ракетки имеют все шансы и после двадцати носить ультракороткие юбочки, бегать за мячиком и кричать, когда все напряженно молчат. Имя хорошо сочетается с именем Олигарх.

РЕАЛИТИ — красивое имя для романтической натуры, совсем не интересующейся деньгами и призами.

СПА — от физиопроцедурного «баня с понтами». Имя подходит всем, кому не подошли другие имена, но модным быть хочется.

ФАБРИКА — от шоубиз. «поток». Простое, красивое имя для скромной, обычной, неприметной девочки. Уникальность имени в том, что так можно называть всех детей в экономной семье, где не привыкли тратить деньги на книги, театр и диски с классической музыкой, — Фабрика 1, Фабрика 2, Фабрика 3 и так далее.

ФИОНА — имя для маленькой принцессы.

ФРИСКЕ — от блестящего «брюнетка». Имя дается в расчете на то, что пользоваться им будет интересно только ближайшие пять лет, а потом надо будет поменять на другое, свежемодное. Подходит для горячих личностей.

ЧИХУАХУА — от тусовочного «маленькая живая фигнюшка в бантиках, которую прикольно таскать с собой на тусы». Имя наделяет владелицу гордой статью, умением носить резиновые штанишки и прятаться в карман. Чем карман больше, тем лучше.

ЯСИЖЕ — аббревиатура от «Я Сильная Женщина!». Имя рекомендуется давать всем слабым женщинам.

АЙС — имя больше подходит для мальчиков с нордическим характером. Неплохо сочетается с женским именем Водка.

БИЛАН — священное имя. Дается только мальчикам, которые могут ходить босиком по льду, синхронно вращать глазами и коленями и слушаться рудковских девочек.

БОДИГАРД — от уитнихьюстоновского «Ай уилл олвейс лав ю». Имя дарит обладателю уважение и почет, но влечет за собой и риски. Не исключено, что от этого мальчика будут ждать защиты и смелости.

БРЕНД — от рекламного «круть!». Имя, которое говорит само за себя. Любая девушка и любой начальник обратят внимание, когда им скажут: «Знакомьтесь, это — Бренд». Уменьшительно-ласкательная форма этого имени — Бренди — тоже вызывает приятные ассоциации.

ВАЛЛИ — мультипликац. Имя подходит для мальчика, рожденного в сообществе Гринпис. Имя наделяет ребенка чудесным характером, добрым сердцем, любовью к киноклассике и чистоте. Правда, он все тянет в рот.

ДОЛЛАР — одно из самых удачных имен для мальчика в наше время.

ЕВРОНЬЮС — имя для энергичного мальчика, который сообщает родителям новости каждый час и каждые полчаса.

КРЕАТИВ — популярное имя для представителей творческой интеллигенции. Настоящее его значение никому не известно, но это не мешает называть так любого, кто умеет нарисовать, например, крестик.

КРЕДИТ — имя, за которым пойдут.

КУРШАВЕЛЬ — подарив ребенку такое имя, вы избавите его от необходимости в будущем долго объясняться с женщинами. Женщины с удовольствием проведут пару недель на (в, с) Куршавеле.

МАЙБАX — еще одно имя оберег. Неважно знаете ли вы, что такое Майбах. Поверьте, реакция людей на появление в их жизни Майбаха будет самой положительной.

НАЛ (НАЛИК) — от бухгалтерского «конверт». Красивое имя, обещающее сюрпризы.

НАПОЛ — аббревиатура от «Настоящий Полковник». Носители этого имени всегда будут производить впечатление более уверенных в себе людей, чем они есть но самом деле. Для достижения наилучшего эффекта им следует больше молчать и надувать щеки.

ОЛИГАРХ — скромное имя, обладающее необъяснимой притягательностью.

ПИТТ — от голливудского «секс-символ». Таким именем назовут своего сына любители блокбастеров и светской хроники. Имя Питт в высшей степени сексуально и привлекательно. Для усиления эффекта привлекательности можно добавить второе имя — Буль.

РОЛЛ — от японского «кухня-колонизатор». Такое симпатичное, безопасное имя можно дать маленькому шалуну-самураю. Не забудьте научиться пользоваться палочками, если хотите, чтобы ваш Ролл оставался под контролем.

СИСАДМИН — этих чудесных малышей всегда не хватает. Они немногословны, производят странное впечатление, обожают возиться с техникой, любят странную музыку. Тем не менее, будущее за ними.

СМАЙЛ — от сетевого «Приветик, как делишки». Доброе, красивое имя, от которого всем становится светлей — и SlonY и даже MalenkoyUlitke.

СПРОМЕК — аббревиатура от «Спроси Меня Как». Нельзя сказать, что носители этого имени очень счастливы. Но их жизнь полна приключений, общения с людьми, переездов, семинаров, тренингов, рекламных буклетов, установок и даже поощрительных грамот.

ТРАФИК — новое имя, быстро входящее в моду. Гарантирует интерес и даже иногда вожделение со стороны всех, кому трафика не хватает. Для Трафика лучше быть потолще.

ШЕФ — староноворусское «Начальник, Босс, Директор, Насяльника». Достойное имя для человека, который хочет в будущем иметь достойную визитку.

Ужасно смеялись, когда выдумывали. Нина тоже смеялась и записывала что-то в книжечку. В какой-то момент мне даже показалось, что она серьезно относится к этому всему.

— Все нормально? — спросила я.

А она посмотрела с удивлением. Просто в первый раз слышала такой вопрос.

Потом еще позвонила кому-то, отдавала какие-то распоряжения, потом гуляла по коридору, останавливаясь у каждой таблички. Читала, думала. Подошла к пишущей Анжелике Эмильевне, склонилась над ней, улыбнулась:

— Чего пишитя?

Потом посмотрела на часы, охнула, легла, укрылась и по-солдатски быстро уснула.

Мы поняли, что уважаем Нину. Свет выключили, разговаривали шепотом. Очень осторожно сходили на уколы и КТГ. Очень осторожно приволокли сумки, собранные родными.

Мамочка передала еще одни теплые штаны.

Друзья Тани передали четыре подушечки с лавандой и рисунок Розы.

Муж Александры — письмо от Ричарда и пачку фото Хайди Клум.

Они были и цветные, и черно-белые, и большие, и маленькие, и совсем крохотные.

Александра долго шепотом ругалась на мужа по телефону, объясняя, какой он мудак, ведь столько фотографий Хайди не надо вообще никому в этом мире.

Потом мы подумали и украсили этими фотографиям нашу елочку. Чтобы Хайди Клум благотворно влияла на нас в Новом году и в карьере, и во внешнем виде.

Потом Александра читала шепотом письмо Ричарда, подсвечивала себе телефоном: «Дорогая мама! Я тебя очень люблю! И очень жду, когда ты приедешь домой с сестричкой. Мы с папой готовим вам сюрприз. Папа знает, что я напишу тебе. Мы купили сестричке кровать в полосочку. Думаю, ей там будет интересно. Мне вот в ней понравилось. Еще меня очень беспокоит вопрос, что ты мне подаришь в связи с рождением сестрички. Твой Ричард».

Улыбались, по очереди рассматривали рисунок Розы. Там были худенькая женщина (Таня?), толстый лысый мужчина (папа?), красивая маленькая принцесса в короне и два толстеньких кособоких человечка с бантиками. И подпись: Маме от твоей Розы».

Какое счастье, Господи.

За окном долго бродил очень презентабельный мужчина, смотрел вверх, явно нетрезвый.

— Лола! Лолита! Какой? Какой тебе, а какой маме?

Он смеялся, прыгал, как не прыгают люди в галстуках, воздевал к небу руки, а в них светились экранами два телефона. Явно подарок красавице жене за малыша.

И мы смотрели на него, и вздыхали. и улыбались.

И это тоже счастье.

Танину капельницу сняли. Анжелика Эмильевна заменила ее КТГ. Аппарат приволокли к нам в палату, и маленькие сердечки двух Таниных козявок чавкали и чмокали в декабрьской темноте.

Мы засыпали под это чавканье, да на лавандовых подушечках, а в темноте светились экраны КТГ и Александриного бука. О, как это было красиво и значительно.

И это тоже-тоже было счастье-счастье.

И снились маленькие детские рты, как у птенцов. Жадные, голодные. И мои крылья во сне вдруг невероятно расправились именно потому, что были эти рты, которые требовали еды, ждали. Они не просто расправились, эти крылья. Они как будто именно для этого и выросли. И такая мощь, такая сила в организме даже во сне, такое чистое, восторженное желание кормить своего детеныша! Это был лучший стимул, лучшая перспектива. Мои крылья только наливались силой. Я все смогу!

— Женя! Женя!

— Иду, Таня, иду!

— Это не мне! Это Нине!

Я уже научилась быстро спросонья соображать на родильную тему. В декабрьской темноте — тревожный Танин силуэт. Но машет в сторону. Я обернулась.

Нина лежала на боку, очень напряженная, но все равно улыбалась.

— Девушка! — сказала она. — Изьвиняй, не помню, как тебя… У меня воды отошли и ребеночек совсем близко… Ты позови мне сестричку, а? А то рожу прямо тут…

Я очень быстро повернулась на бок, спустила ноги вниз и так далее. Нашарила только один тапок и только в нем одном побежала искать Анжелику Эмильевну.

Она спала в ординаторской, на столе стоял недорезанный тортик. Вскочила быстро, с полушепота, улыбнулась, застегнула пуговку.

Не сплю-не сплю! Какая палата? Полотенца нужны?