Поцелуй кобры. По следу Кроноса

Глава десятая Научный комплекс

Утро в серых стенах бункера определялось по наручным часам, у кого они имелись в наличии, поэтому, подъём солнца над горизонтом имел для обитателей бывшей водонапорной станции, чисто гипотетический характер. Светило ещё только-только поднималось из-за камыша, а телега, гружёная рыбными продуктами, уже начала свой путь в Научный комплекс, подталкиваемая гурьбой сталкеров. Поклажа, переложенная свежей крапивой, сверкала зубами, блестела глазами и сияла плавниками, привлекая к себе повышенное внимание ворон и прочих охотников на дармовщинку. Вороны понимали, что даже всей стаей им не унести «Морского чёрта», не говоря уже про «Речного монстра». И отклюнуть, что-нибудь, в наглую — не получится. Оставалось только кружить над рыбным кортежем, что они и делали, бестолково каркая на все лады. Бурлаки морщились от шума, поднятого ранним утром, но отогнать выстрелом плутовок не хотелось — пороха жалко. Крон нащупал в кармане обглоданный кусок колбасы, оставшийся с вечера и швырнул его попрошайкам. Среди пернатых назревал межведомственный конфликт, переходящий местами в потасовки, а в целом — перерастающий в побоище. Сталкеры поднатужились и прибавили хода, увозя телегу подальше от наглого агрессора. Дорога, как раз, пошла в гору и потребовалось немало усилий, чтобы не потерять скорость. В конце пути на некоторых было жалко смотреть, но, как известно — дорогу осилит идущий и товарищи, наконец-то, стояли перед воротами научного учреждения. На каждой, из створок, красовалось по большой красной звезде, что указывало на то, что НИИ разместилось на территории бывшей армейской базы или, некогда, непосредственно курировалось военным ведомством. Железо ворот всё было в мелких вмятинах, как-будто его расстреливали из пистолета, неспособного пробить толщину листового покрытия. Крон ковырнул вмятину и посмотрел на отлупившуюся краску, о чём-то задумался. Впереди был Научный центр, способный пролить свет на множество загадок, или наоборот — добавить их…

Остановившись, товарищи ожидали того, что Копчёный с размаху врежет по калитке ногой, сопроводив пинок нецензурным выражением, но он вежливо нажал кнопку звонка. На том конце переговорного устройства послышался треск и скрипучий голос динамика спросил:

— Кто там?

— Сто грамм! — ответил Копчёный, нервно поглядывая на телегу, в предвкушении дивидендов.

— А, это Вы, товарищ Копчёный! — раздалось с другого конца провода, что повергло всю компанию в неудержимый смех. — Проходите. Что привезли на этот раз?

— Икру и рыбу, но есть ещё экземпляр «Речного монстра».

На том конце связи поперхнулись, явно не ожидая сегодня заполучить такой ценный сюрприз, а Комбат сказал просто:

— Что с него взять, а — товарищ Сутулый? Учёный…

Сутулый только отмахнулся и упёрся в оглоблю, готовясь тянуть телегу в медленно открывающиеся ворота.

У дверей холодильника их встречали двое: профессор Сидор Вячеславович Бережливый и биолог Прунёв Алексей Григорьевич. Последний, даже толком не представившись, запрыгнул в повозку, чуть ли не обнимая «Речного монстра», имитируя любовь до гроба.

— Ещё немного, и он завещает себя похоронить, вместе с ним, — беззлобно сказал Крон, обращаясь к Комбату.

Дед ничего не сказал, радуясь тому, что бурлацкие работы, наконец-то, закончились. Его мысленно поддержал Доцент, да и остальные участники эпопеи, были солидарны с Дедом, облегчённо вздохнув. Работники института, на продолжительное время оказались занятыми и Копчёный со-товарищи, сами взялись провести экскурсию по Научному комплексу. Он же центр, так как других, в радиусе нескольких сотен километров — не наблюдалось.

Войдя в центральные двери учреждения, сталкеры оказались в длинном коридоре. Невзирая на серые стены, он казался светлым и достаточно чистым, несмотря на отсутствие пожилой уборщицы, которые неизменно украшают собой подобные заведения. Осмотр решили начать с подвального помещения и спустившись на цокольный этаж, посетители столкнулись с первой дверью, на которой красовалась табличка: «Лаборатория клонирования». Все переглянулись, но экскурсовода это нисколько не смутило. Он решительно рванул ручку двери на себя и взору сталкеров предстал вместительный кольцевой аквариум, в котором плавали живые экземпляры Озера, которые удалось поймать без помощи взрывчатых веществ. Оказалось, что здесь биолог проводит эксперименты по выведению представителей ихтиофауны из икры и, кстати, со слов Короеда, у него это получается не лучше, чем у Налима в бункере. Товарищи, как зачарованные смотрели на то, как неторопливо шествуют в толще воды «Морские черти», клацая зубами и светясь внутри стеклянного бассейна, как новогодние ёлки. Все движения глубоководных рыб были неторопливы, как-будто на них продолжал давить многокилометровый столб воды. Те глубины, на которых они обитали в живой природе, находятся под чудовищным давлением и никакие частицы света не проникают в это царство тьмы. Подобные обстоятельства накладывают определённый отпечаток на характер поведения, остающийся на всю последующую жизнь, при любых созданных искусственных условиях. «Черти» светились, сталкеры дивились, а Копчёный скучал. Сутулый с Кащеем, спинным мозгом почувствовали родственную душу и не сговариваясь, объединились во временной анклав, держа банку на троих. После произнесения тоста: «За успех нашего безнадёжного дела!» — родник иссяк. Копчёный дал команду Штуцеру, чтобы тот прекращал демонстрацию, переходя ко второму акту, под названием: «Лаборатория трансформации». Оказалось, что им двигали мотивы, отнюдь не временного характера. То есть, времени было — прорва. За дверями данной лаборатории гнали дистиллят и самогон, полностью оправдывая её название. Дистиллированная вода шла на заливку в аккумуляторов и на опыты, а горилка употреблялась строго по назначению, лишь иногда выделяемая для консервации биологических образцов. Занимался этим лаборант — Голицын Николай Петрович. Спиртное постоянно поступало в продажу, а также использовалось в качестве жидкой валюты, на которую можно обменять всё — от носков до танка. Эта коммерческая деятельность не являлась блажью учёных, а лишь способствовала поправке пошатнувшегося бюджета научного учреждения. Теперь НИИ крепко стоял на ногах, в отличии от сталкеров, которых мотало из стороны в сторону, при малейшем дуновении ветерка. Кого-то должно мотать: или — или… В итоге, пошатнулись старатели, не отличающиеся стойкостью, за редким исключением. Как известно — исключения только подтверждают правило. Но, как сказал коллега Копчёного, пожелавший остаться неизвестным: «Вам бы здесь побывать!» Того, кого угораздило, с его же слов — стоило пожалеть…

Товарищи переглянулись и бросились проверять свои запасы. Полупустые фляги объединили, а освободившуюся тару залили научным первачом. Дегустацию устроили прямо в зале, вовлекая в процесс и работника учреждения. «Чтобы, в последствии, сговорчивей был», — подмигнул Крон Комбату, хоть несговорчивостью, Голицын, изначально — не отличался. Время в лаборатории трансформировалось в неопределённое понятие, промелькнувшее час за пять, вместе с обедом, и к «Музею зоны отчуждения», сталкеры подошли уже, в весьма приподнятом настроении. Хранителем экспозиции являлся Василий Иванович Хвощёв, которого коллеги звали Чапаем. Он, по совместительству, выполнял роль завхоза и охранника всех экспонатов, которые изучали учёные. Современные сейфы находились в его заведовании и какая, из работ, являлась совмещением, запутался даже глава учреждения. Василий Иванович встретил гостей в дверях, с интересом наблюдая свежие лица, не успевшие прокоптиться дымом костров. В отличие от завсегдатаев зоны, пришельцы имели рафинированный вид и опрятность одеяния. Сколько Копчёный не пользовался услугами сауны, имеющейся на территории НИИ — ему ничего не помогало. Хвощёву иногда казалось, что выходил он, из бани, ещё чернее, чем заходил. «Ну, а что! — думал Чапай. — Вот камешек сухой — невзрачный, а намочи его в воде — совсем другое дело. Проступают мельчайшие узоры: до контакта, с водной средой — невидимые.»

Его философские измышления прервал бодрый голос Крона:

— Здорово, отец!

— Здравы будьте, бояре! — ответил служивый, поняв, что они к нему.

— Вот наш хранитель! — представил его Копчёный. — Василий Иванович. Понятно, что Хвощёв, а не Чапаев, но мы ему делаем снисхождение.

Для начала, сталкеры решили ознакомиться с экспозицией самоделок зоны отчуждения. Этот отдел не являлся превалирующим звеном в исследованиях учёных мужей, и Чапай занимался им исключительно на добровольной основе. Это было его хобби, на что он и намекнул гостям. Те не замедлили откликнуться, делясь с хранителем собственными увлечениями и экскурсия весело потянулась в сторону стеллажей.

— От большинства музейных экспонатов, сделанных руками сталкеров, остались только фотографии моделей, да видеозаписи испытаний, поведал Василий Иванович, включая видеопроигрыватель. — Вот диск с одной из них: ребята, на аэродроме, разжились твердотопливными ускорителями для самолёта «Руслан», кажется, и один приделали к велосипеду. Естественно — изолентой. Издалека плохо виден цвет диэлектрика, но не трудно догадаться — какой.

На экране замелькали нечёткие картинки любительского видео, переведённые в цифровой формат, вероятно, уже в более позднее время. Оцифровкой изображения заниматься было некому, поэтому оставалось довольствоваться тем, что есть. Горный велосипед горделиво занял место на стартовой позиции, а наездник приветливо махал рукой в объектив видеокамеры. Наблюдатели расположились по бокам, с нетерпением ожидая начала шоу и громкими криками подбадривая спортсмена. Старт! Резина на колёсах велосипеда, от молниеносного ускорения, вспыхнула, как факел. Тормоза сгорели без их применения, сплавившись с ободом колеса в бесформенную массу. Свистящий болид скрылся за сосновым бором, оставив за собой яркий, незабываемый след: как визуально, так и в памяти.

— Не было крика, не было стона — только ботинки торчат из бетона! — прокомментировал увиденное Доцент.

Бармалей поёжился, как от ночной прохлады и сказал:

— Во дают!

Просмотрев ещё с десяток нелепых изобретений, похожих на дурацкие выходки, сталкеры два раза успели подкрепиться, пока очередь дошла до самоделок, способных летать.

— Планер, — озвучил видеосюжет Чапай. — Самое доступное средство, для изготовления в условиях зоны, но, так как профессиональных дельтапланеристов, среди местной шпаны нет, то и результаты бывали — самые плачевные. На экране замелькали кадры прошлых лет, на которых сталкеры демонстрировали свои таланты в области самолётостроения. Дельтовидное крыло планера с переменной геометрией, оказалось сильно недоработанным и складывалось в воздухе, как зонтик. Все падающие с высоты сталкеры мужеского пола кричали одно и тоже, при этом упоминая чью-то мать, но никак не свою, а вот одна сталкерша выразилась неопределённо, прокричав: «Мамочка!»

Остальные самоделки оказались не такими интересными. Видимо, пыл конструкторов поугас, в следствии ряда серьёзных неудач и гости перешли к следующему стенду, на котором демонстрировались действующие модели аномалий.

— Аномалия Мираж, — продолжал экскурсию Василий Иванович. — Действует на зрительные нервы, как и обычный мираж. Здания: то пропадают, то появляются снова — не угадаешь момент. Вместо винного магазина, может появиться вытрезвитель, или отделение милиции, а вместо прачечной — министерство культуры. Утверждают, что эта аномалия особенно неусидчивая — меняет местоположение так часто, что в глазах рябит и наличие подробных карт, теряет всякий смысл. Рождает артефакт «Призрак», который не лучше своего прародителя: то появится, то исчезнет, то опять появится. Самое худшее, в его качествах, собственно — сами качества: сегодня положительные, завтра отрицательные, а послезавтра, вообще нет никаких свойств, как будто это кусок бесформенного стекла.

Блестящий кусок стекла, с неровными гранями, прилагался к экспозиции. Сама аномалия демонстрировалась, как ряд чередующихся картинок. Крон с Комбатом переглянулись, а Дед, поглядев на стену, усмехнулся, разглядывая голову монстра, и сказал, указывая на него:

— Во, какое чучело! Отличная голова на стене!

— Да нет, — возразил Доцент. — Это генератор поддержки прохождения сквозь стены — медным тазом накрылся.

— Теперь ты украшение стены — твои щупальца, как воблу к пиву подают, — пропел Бармалей пару строк из забытой песни.

— Чего у него морда, какая-то свёрнутая, будто запечённая! — вторил ему Бульдозер. — Больной, что ли, был?

— Сталкеры, когда выпивают, его щупальцами занюхивают, ну и соответственно, выдыхают на него пары, — пояснил Чапай, и где правда, а где вымысел — оставил догадываться гостям.

Рядом с чучелом висел старый знакомый. Даже в вяленом виде, глаза «Морского чёрта» искрились злобой, а острые зубы торчали в пасти, как огромные иглы. Весь зубочелюстной аппарат напомнил Крону челюсть кошачьей акулы, но только в более крупном виде. После импровизированных поминок, сталкеров понесло дальше, по выставочным залам, а комментарии экскурсовода стали носить более вольный перевод, нежели регламентировалось протоколом. В запланированном рассказе, всё чаще присутствовала отсебятина, навеянная личным мнением и собственным отношением к зоне отчуждения.

Подойдя к полке, сталкеры притихли, разглядывая необычные, даже для этих мест, экспонаты. За стеклом стояли два черепа несуразной асимметрии. При маленькой лицевой части, но огромных глазных отверстиях; при отсутствии носовых и слуховых, черепная коробка имела внушительные размеры — около полуметра в диаметре. И это в то время, как всё остальное умещалось в среднестатистическом кулаке. Маленькие острые зубы в три ряда, на каждой челюсти, свидетельствовали о хищнических наклонностях умерщвлённых владельцев.

— Что-то мне черепа, по описанию, напоминают зелёных человечков, которых рисуют уфологи, — удивлённо высказался Бульдозер.

— Пить надо меньше и не будут черти мерещиться, — посоветовал ему Пифагор, вплотную наклонив лицо к стеклянной витрине.

— Стекло не разбей! — огрызнулся товарищ, замахиваясь для удара по шее.

Если бы это не было шуткой, то хана бы пришла стеклу и трём черепам. Почтальон, с удивлением смотря на местное чудо, спросил хранителя:

— Василий Иванович, а это откуда?

— Сняли с трупа, какого — то охотника. Трофеи висели у него на поясе. Ну, как варвары делали — в знак своих побед. Кое-кто утверждает, что это был знаменитый «Чёрный охотник», но многие сомневаются, в этом.

— Где он только этих бесов нашёл? — подивился Дед.

— Ищущий, да обрящет, а им нечего свой нос совать туда, куда Тобик агрегат не суёт! — весело прочитал нотацию Крон.

Сутулый с Кащеем стояли поражённые увиденным, ни слова не говоря. Всё-таки, Кащей нашёл пару слов, для поддержания разговора и, обращаясь к товарищу, спросил:

— Чего они здесь делали?

— Интересно же! — неуверенно ответил Сутулый. — Аномальные образования…

— Аномальные образования у нас, теперь в самих людях, — сплюнул Комбат. — Жуткая смесь…

— Хватит философствовать! — прервал болтунов Дед. — Домой приедем, я таких же манекенов отолью, из пластмассы.

Все грустно поглядели на него, понимая, что домой они попадут не скоро, а Крон процитировал строки неизвестного поэта:

— Пусть приснится дом родной, тополь с пышною листвой…

— Да-да! — подтвердил Доцент. — Слышали… Тополь заменяется любым женским именем…

— Хватит! — оборвал его Комбат. — Здесь об этом ни слова. Пароль — «Морковка».

— Ну, а что? — по своему прокомментировал экспонаты Чапай. — Слава о нас распространилась далеко за пределами колючей проволоки. Приезжали степняки и привезли с собой целый мешок ушей. Сушёных! Сусликов… Какой-то шутник, из тамошних, сказал им, что уши, у нас, пользуются большой популярностью. Про доставленные копыта диких ослов я и не упоминаю…

— Открывайте контору «Рога и копыта»! — давясь от смеха, посоветовал Почтальон.

— Ага! — подхватил Пифагор. — За весь сезон один мешок несортовых ушей.

— Да у нас и так, институт, почти ничем не отличается от описанной конторы в знаменитом романе, — усмехнувшись, пожаловался Василий Иванович. — Иногда принесут и не такое!

— А где они теперь, степняки, то бишь? — спросил Бульдозер.

— Из ушей компот варят, чтобы в условиях зоны с голода не сдохнуть! — засмеявшись, ответил хранитель. — Подкармливаем, как можем, но пристроить к роли добытчиков, никак не получается — они по-русски — ни бельмеса, не говоря уже про другие языки. Среди носителей русского они жили, но не усвоили, так что тогда говорить о других языках, про которую они слыхом не слыхивали и видом — не видывали. Лингвисты вольных степей… И домой не знаем, как отправить, в связи с языковым барьером. На пальцах, тоже ни хрена не понимают…

— На задание отправьте степняков, в аномалию «Крематорий»! — посоветовал Дед.

— Проще сказать — в печку их! — согласился Чапай. — Жалко наивных.

— Да здесь им, наверное, хорошо! — воскликнул Доцент. — И, скорее всего, ушей сушёных жалко — не пропадать же добру.

На пригорке, дети безбрежных степей варили суп и вялили какую-то дрянь, потому что вонь стояла нестерпимая, проникающая, даже через закрытые окна. Они опасливо поглядывали в сторону дверей НИИ, в которых исчезла целая толпа охотников. Столько мужиков сразу, с такими суровыми лицами, сын степей ещё не видел и высказал свои сомнения сыну:

— Ты хотел сюда мамку позвать, чтобы побольше ушей привезти?

Оставив в покое степняков и предоставив им трапезничать по своему усмотрению, Чапай продолжил экскурсию по залам музея. Следующая экспозиция включала в себя ряд моделей аномалий и все несколько оживились, устав от бесцельного блуждания. От обсуждения кулинарных пристрастий малого народа бывшего пространства СССР — просто тошнило. Чапай подвёл сталкеров к стеллажу и сказал:

— Аномалия «Космос».

Во включенной модели всё сверкало и блистало, меняясь на сплошную черноту, испещрённую мелкими белыми точками. Псевдозвёзды мерцали, как на настоящем ночном небе. Всё это великолепие, время от времени, прорезали одинокие метеоры, оставляя за собой длинный светящийся след.

— А сколько до аномалии в парсеках будет? — спросил Доцент, не веря в принципиальную возможность возникновения такого чуда на грешной матушке Земле.

— Ну, наверное, десять в минус четырнадцать метров, если не ошибаюсь, — нахмурив лоб, ответил Василий Иванович. — Уверяю вас — она отсюда недалеко, по сравнению с космическими масштабами.

Рядом, на полке, стоял бесформенный кусок камня.

— Артефакт «Взрыв сверхновой», — пояснил экскурсовод, указывая на него рукой. — Опасное образование, порождаемое аномалией «Космос». Если всё-же удастся, каким-то образом, взять его в руки и отнести к головастикам, то учёные сами вас пристрелят, ещё на подступах к научному центру.

Он, при этом, кивнул в сторону предполагаемого местонахождения профессора.

— Почему? — растерялся Крон, уже свыкшийся с мыслью, что стены научного учреждения, как чёрная дыра, поглощают всё, кроме ушей тушканчиков и ослиных копыт.

— Потому что он взрывается, со страшной силой, при подходе к нему, ближе десяти метров, делая окружающий ландшафт неприглядно-унылым: вывернутая земля, поваленные и обугленные деревья — катаклизм, короче. Жертвы будут — обязательно!

Сталкеры призадумались, мотая информацию на ус и дивясь тому, какие неведомые силы порождает энергия зоны. Сколько водородных бомб, по эквиваленту, скрыто от глаз наблюдателей. Только малую часть удаётся подвергнуть анализу, а уж говорить про то, чтобы приручить потенциальный источник энергии — об этом не может быть и речи. Чапаю, иногда, самому казалось, что зона живёт собственной жизнью и во всём, здесь чувствуется разумное поведение неведомой субстанции.

На следующей полке лежал многолопастной винт. Именно таким было первое впечатление сталкеров, увидевшим его. Чапай деловито подошёл к стеллажу и указывая на модель, пояснил:

— Артефакт «Галактика». Ещё одно порождение «Космоса». Удивительно напоминает спиральную галактику. Отлично подходит, как вентилятор, или винт у моторной лодки. Бензина не надо, так как вращается он постоянно. Вечный двигатель, так отвергаемый французской Академией Наук. Приехали бы сюда, да посмотрели, но с конца восемнадцатого века, они перестали принимать заявки, на подобные изобретения. Одна только проблема — остановка вращения, когда это необходимо: вентилятор не выключишь, а лодку — не затормозишь. Или простудишься, или на катере влетишь, куда-нибудь… А вы знаете, как один сталкер, «Галактику» добывал? Его чуть в Турцию не унесло!

— Чего их всех в бывшую Османскую империю тянет? — подивился Бармалей. — Жвачка, с безработицей, теперь и здесь есть.

Присутствующие улыбнулись, а экскурсовод продолжил, тыча пальцем в аккуратный прозрачный шар, напоминающий хрустальный, на котором гадают аферисты из сферы паранормальных услуг:

— «Планета». Ещё одно порождение этой аномалии. Имеет форму шара, как и любая планета и такую же магнитную карту. Расцветки может иметь разные. Какие-либо вредные или полезные свойства, учёные пока не обнаружили. Как говорят — будем искать…

— А это что за ящик? — спросил Бульдозер, пнув ногой металлический куб, лежащий на полу.

Куб сильно смахивал на сейф небольших размеров, на что Чапай ответил несколько раздражённо, словно отмахнулся от собственного имущества:

— А! Контейнер из свинцовых пластин, для транспортировки радиоактивных артефактов. Вручную носить немыслимо — транспорт нужен.

— Это не контейнер, а термос, какой-то! — воскликнул Сутулый, открыв дверцу, которая, чуть не отдавила ему палец и откручивая винтовую пробку. — Тяжеленная, какая! Зачем между стенками пустое пространство?

— Туда тяжёлая вода наливается, для пущей безопасности, — пояснил Василий Иванович. — Она тормозит нейтроны.

— Зачем тогда нужны, такие образования, если они фонят, сильнее самой АЭС? — не поняв, спросил Кащей, присоединяясь к товарищу, в осмотре тары рядового сталкера.

— Учёные, здесь, с ними эксперименты ставят, — пояснил Чапай. — Наука, с большой буквы.

— Но это же опасно! — усомнился Почтальон в подвижничестве отдельных индивидов и способности их на самопожертвование, ради такой лажи, по его мнению.

— А — ничего! Во-первых, не все арты радиоактивны, а во-вторых, чем им ещё заниматься? У них личная жизнь давно на полшестого смотрит — старички. Пусть послужат науке.

— Надо вертолёт ремонтировать, — со вздохом сказал Пифагор, понимая, что с такой поклажей, ему ни за что не справиться.

— Можно подумать, кто-то из нас, умеет это делать! — осадил мечтателей Крон. — Я уже не говорю про то, чтобы пилотировать аппарат. Проще подводную лодку на ноги поставить.

— На что? — переспросил Дед, явно пытаясь приколоться.

— На киль, и будет плавать, — ответил визави, и в голосе прозвучали такие металлические нотки, что ни у кого не возникло сомнений в том, что это так. — Будет! И в степях сможет передвигаться — степняки подтолкнут… Не всё же время им уши жевать…

— Плавает только дерьмо в проруби, — напомнил Комбат. — Корабли — ходят…

— Без разницы…

Сутулый с Кащеем задержались около очередной сушёной морды, украсившей стену и последний, задумчиво поведал другу свои сомнения:

— Слушай, Стул! Или мне показалось, или пора в отпуск, но меня не отпускает ощущение, будто Чапай на нас, как-то загадочно посматривал. Лично мне показалось, что ему, для полной экспозиции, не хватает только чучела сталкера.

Сутулый ничего не ответил, а тяжело вздохнул и посмотрел на костлявого усталым взглядом, мысленно провожая товарища в неоплачиваемый отпуск.

Судя по раздающемуся с улицы шуму, там происходили неординарные события, и сталкеры, возглавляемые Чапаем, поспешили на свежий воздух. Шумел не камыш, а профессор, который чуть не упал в обморок от увиденной картины. На приём пришли три сталкера, принеся с собой найденный артефакт. В каких забытых уголках родной галактики они побирались, осталось с ними, но вид у старателей вызывал сочувствие и отторжение — одновременно. Грязные, в чёрной саже, как из преисподней, несмотря на то, что Копчёный назвал их новичками и, судя по всему, это был первый трофей, найденный дураками. Не дожидаясь, пока они дойдут до Научного центра, артефакт был поделен, между участниками, по-братски — на равные части. Когда «разобранный конструктор» предъявили профессору, разум учёного помутился:

— Лучше бы вы мой огурец так расчленили! Вы даже не представляете себе, что сейчас потеряла наука!

— Да клали мы на твою науку! — отмахнулся самый чумазый старатель. — Дэньга давай!

Подошедший доцент Черкасов быстро оценил ситуацию и спросил:

— Чем пилили?

— Ножовкой, по-металлу, — ответил второй участник дележа.

— Ножовку я себе покупаю! — быстро среагировал доцент. — Есть у меня одна идейка…

После применения суперклея, арт профессора походил на квантовый генератор: то он вырабатывает свои свойства, то не вырабатывает. Как правило, радиоактивные качества он проявит в тот момент, когда под рукой водки не будет или, цистамин, куда-то запропастится. Между швов гуляли электрические разряды, приятным голубым свечением успокаивая нервы, подточенные непутёвыми сталкерами.

Между тем незаметно опустился вечер и получив свою долю честно заработанных денег, товарищи озаботились ночлегом.

— Вы у завхоза гамаки приобретите, — предложил им Копчёный, намекая на того же Чапая. — Вещь удобная, в условиях зоны.

Осадив кандейку Василия Ивановича, в которой он хранил различное барахло, каждый обзавёлся наматрасником, из которых получаются отличные гамаки, применяемые ещё в парусном флоте.

— Растянул между деревьев, или столбов, — вторил Копчёному Штуцер, уже успевший потратить некоторую долю заработка в лаборатории трансформации.

— Места занимает мало, вес лёгкий, несмотря на плотный «тик» и на холодной земле мёрзнуть не надо, — добавил Короед, побывавший там-же, в следствие чего, приобретя повышенное красноречие.

На ужин собрались в красном уголке актового зала. Кордебалет на сцене не намечался, так что, небольшого жизненного пространства, вполне должно было хватить, чтобы скоротать вечер, поэтому расположились на задних рядах. Из лаборатории трансформации доставили подогрев и всё было готово к празднику. Не хватало только сигнала. Или команды. Сталкеры молча уставились на Крона, а он ненароком спросил присутствующих:

— А вы не боитесь? В этих стенах я не уверен в нашей безопасности.

— Ну, вот — настроение испортил! — проворчал Комбат. — Без тебя тошно, а ты ещё подливаешь масла в огонь.

— Сейчас — потушим, — спокойно сказал Дед и вечеринка началась.

Утро в псевдокитайской деревне началось с оглашения «ЧП», произошедшего минувшей ночью. Оказалось, что пока сталкеры спали, растянув гамаки между колоннами фойе, в кулуарах учёной братии происходили неординарные события, нисходящие к дешёвым альковным историям. В круговорот событий было вовлечено почти всё руководство НИИ, вместе с ведущими специалистами, разве что — кроме биолога. Как сказал Чапай: «У него своя любовная история с «Речным монстром», попахивающая некрофилией». Оказывается, напрасно профессор полагался на моральные устои коллектива, да на старческое безразличие. Он не рассчитал силу зова, способную: созидать, сокрушать, поднимать, выращивать крылья и заниматься различными глупостями. Этой ночью, в мозгах коллег бродил прокисший компот. Ударяя газами по глазным нервам, он заставлял людей в белых халатах видеть всё в ином свете. В душах бурлил винегрет страстей и пробуждение обещало быть тяжёлым.

Утром, в лаборатории профессора обнаружили сейф, распиленный, как сливочное масло горячим ножом. Так же выяснилось, что пропал и доцент Черкасов, вместе с имуществом, хранящемся в несгораемом шкафу.

— Исчезли артефакты: «Глаз», от того знаменитого паука, «Галактика» и «Планета», — жалобно стонал профессор Бережливый.

Парапсихолог Эрнест Эммануилович Гаст, с помощью музейного экспоната, пытался восстановить хронологию событий, возложив на него руки, но чуть не получил по-шеям.

— Тут дело рук человеческих! — твёрдо заявил ему Бережливый, злобно оглядывая помещение.

— А вдруг получится, Сидор Вячеславович? — не отступал чародей, от псевдонауки.

— Я до сих пор удивляюсь, как у тебя получилось попасть сюда! — намекнул ему профессор. — Конкурса нет, распределения тоже. Как тебя угораздило вызваться ехать в такую дыру?

— А! — вяло выдохнул Гаст. — Позвал запах печатного станка.

— Какого? — растерянно спросил лаборант Голицын, усиленно вспоминая, про наличие в центре, мало-мальски похожего на станки, оборудования.

— Денежного, Николай Петрович — денежного!

Лаборант пожал плечами и только вздохнул:

— Я, кроме разговоров про деньги, в этих стенах не слышу никаких стенаний о нуждах науки. Берите пример с биолога — он до сих пор лобызается с «Речным монстром».

Врач Вахтанг Гогишвили, которого все звали Гогия, ничего не сказал, а молча ходил по кабинету, беспрестанно причитая:

— Вах-вах-вах!

Пока шли разборки ночных полётов, сталкеры слонялись без дела, не зная, чем бы ещё снабдить нужды экспедиции. Всё, что было необходимо, они уже приобрели и теперь оставалось направиться дальше — в сторону свалки радиоактивной техники. По словам знатоков, не такая уж она и активная, тем более, что большинство экземпляров, в своё время, подверглось дезактивации. Этим занималась специальная команда, по заданию правительства, что успокаивало нервы и экономило лекарства. Причём разных категорий. Панацея, в виде поллитры, ценилась корифеями зоны выше, чем заштатный калий йод или цистамин, хоть польза от неё была весьма сомнительна.

Выяснив, что пропало из сейфа, Крон собрал экстренное заседание, на котором выразил беспокойство по поводу пропажи:

— Плохо дело — барышни опережают нас постоянно. Всегда на шаг впереди! Не нравится мне это. Ой не нравится!

— Нам-то что? — удивился Почтальон. — Ну, спёрли они в НИИ артефакты, вместе с местным доцентом. Может быть им понравилось: и то, и другое.

— Ничего ты не понимаешь! — возразил самопровозглашённый председатель собрания. — В том-то и дело, что они собирают недостающие звенья в цепи прибора, для того, чтобы модернизировать телепорт. Усовершенствованный «Пузырь» будет иметь неограниченный радиус действия с перемещением в любую точку пространства, но, правда, устойчив он будет, только в течении суток. Также, для нас положительным моментом является то, что энергозатраты не позволяют ставить более одного портала в сутки, а точка сопряжения имеет большой радиус. Но — приятного мало.

— Это значит, что вместо кабинета, можно угодит в запертый сортир, — уточнил Пифагор, — а потом ждать ещё целые сутки, чтобы повторить попытку?

— Примерно так, — засмеялся Крон, вспомнив давнюю историю. — Был в нашем коллективе один джентльмен — самодеятельный художник и до того робкий, что слова не вытянешь. Кстати, уже покойный. Он и помирал-то, вероятно, молча. Разговор он начинал с раскачки, словно раскручивающийся маховик: со скрипом, с раскрытым ртом, из которого никак не могут вырваться любые слова, а не то что — подходящие. В результате, с губ слетало — что попало. В невнятном бормотании ничего нельзя было разобрать и общались с ним, исключительно по наитию. В тот день, пошли мужики в кафе на заправку. Дело шло к закрытию заведения, а ему как раз приспичило по малой нужде. В том кафе, на туалете висел амбарный замок, чтобы посторонние не шастали, а ключи держала уборщица, выдавая их только посетителям. Все берут замок с собой внутрь кабинки, а он повесил его на дверную ручку и скрылся в недрах туалета. Проходившая мимо уборщица обратила внимание на упущение и со словами: «Непорядок!» — заперла его, как непослушное дитя в чулане. Он даже возразить не посмел, беззвучно открывая и закрывая рот в полной темноте, так как свет выключался, тоже, снаружи. Так и просидел до утра. Как я упомянул, разговорчивостью он не отличался, поэтому отряд из нескольких человек и не заметил пропажи бойца.

Собрание плавно перетекало в ленч. Вероятно, сработало кодовое слово «кафе», заложенное в подсознании и вывернутое наружу неосторожным председателем, но после того, как второй завтрак начал трансформироваться в обед, Крон решительно пресёк продолжение банкета:

— Нам ещё до свалки топать, неизвестно сколько, а вы тут растележились, как у себя дома!

— Ну а что — лаборатория работает, — радостно поведал известную истину Кащей.

— В карманах шуршит, — добавил Сутулый.

— Вы что — остаться здесь хотите? — удивился Дед. — Смотрите: чужая страна — чуждые нравы…

Ближе к полудню нашёлся доцент Черкасов. Весь оборванный, растрёпанный, он объявился на проходной, в одном носке и заявил, что его похитили две сумасбродные девицы. Хромая на босу ногу, пострадавший направился в кабинет профессора, по ходу следования неумело матерясь.

— Мне не твою поруганную честь жалко, — вздохнул светило науки. — Это ты себе можешь в достоинства записать, раз на твою прыщавую физиономию позарились. Меня огорчает пропажа артефактов. Ножовка — ножовка! Они ей, что ли, сейф разделали?

— Не знаю — не видел, — мрачно ответил доцент. — Может — автогеном.

— Ну, чего ты такой мрачный, — спросил Черкасова лаборант Голицын, набивая трубку табаком, — ещё чего стряслось, что ли?

— Они — смеялись на до мной. Сказали, что прыщи, уместнее смотрелись бы, совсем в другом месте.

— Не били, хоть? — заботливо спросил профессор.

— Нет, — тихо ответил доцент и густо покраснел.

— Они сейф рашпилем пилили, — задыхаясь от смеха, выдавил Чапай.

— А он то откуда взялся? — не понял Бережливый тонкого юмора, положенного на плоские обстоятельства, — Мне Петрович жаловался на его отсутствие и на то, что заявку на инструмент никак удовлетворить не могут.

— Он при доценте…

Весть о том, что Черкасов нашёлся, быстро облетела все помещения Научного центра. Сталкеры повскакали с мест, желая воочию убедиться в этом, но ещё больше, хотели посмотреть на последствия аномального контакта. Неплохо бы услышать и душещипательную историю, про возвращение из плена амазонок.

Сгрудившись в коридоре НИИ, толпа старателей искала глазами виновника торжества, а Комбат спросил, пробегавшего мимо, Чапая:

— Где доцент?

— На операции.

— Он что, ещё и в хирургии силён? — удивился Крон.

— Да нет! — поморщился Василий Иванович, смахивая пот со лба. — Ему делают.

— На чём? — спросили уже все и, чуть ли, не хором.

— Из заднего места извлекают пластмассу, — пояснил Чапай.

— Не может быть! — изумился Крон. — Пластиковая пуля… Неужели выстрел из пушки Гаусса? Почему насквозь не прошла?

— Да какая там пуля?! — перебил его завхоз, ещё больше нахмурившись. — Из филейной части извлекают фрагмент от женской туфли — полиуретановую набойку. Отвалилась от шпильки, вероятно, в тот момент, когда с ним прощались…

— Сапожники! — изумился Дед. — Не могут каблук, по-нормальному, отремонтировать…

— Я вот чего боюсь! — наклонился к толпе Василий Иванович, готовый поведать ведомственный секрет. — Как бы наш врач Гогия, ему харакири не сделал! Вахтанг так и сказал, когда Черкасов испарился вместе с дамами: «Где мой кинжал?» И коротко добавил: «Зарэжу!»

— Да? — поперхнулся от смеха Почтальон. — А я, о другом подумал!

Повальный смех положил всех на пол, как африканская зараза, в самый пик эпидемии.

— К тому-же, есть подозрения, что диплом он, просто-напросто, купил, — сквозь смех процедил Чапай.

— На чём основаны подобные опасения — на непрофессионализме? — спросил его Пифагор, не переставая ржать, как лошадь и представляя себе научного работника, в недвусмысленной позе.

— На отсутствии фотографии, — отсмеявшись, выдохнул фразу завхоз, чем окончательно сбил всех с толку.

— Да, но её и не должно быть! — растерянно возразил Бармалей и переглянулся с Бульдозером, который, только равнодушно пожал плечами, давая понять, что ему до фонаря такие тонкости.

— В том-то и дело, что не должно быть, но судя по отметинам на внутренней стороне документа — фото была! — заявил Чапай.

— А он, по прямой специальности — не гинеколог, случайно? — осторожно задал вопрос Доцент. — А то, прецеденты — были…

— Прецеденты, прецеденты! — сплюнув, высказался Василий Иванович. — Он терапевт, если верить диплому. Ходят слухи, среди низового аппарата, что он сюда сбежал, спасаясь от правосудия, которое грозило упечь его за решётку.

— За подделку документов? — догадался Бульдозер.

— Именно…

— А что это за низовой аппарат? — не понял Крон.

— Ну, кочегары там, плотники, которые остались, — пояснил Чапай.

— Что, — удивился Дед, — есть и такие?

— А куда без них? Хоть на временной основе, но подрабатывает кто-нибудь. Даже сталкеры подряжаются иногда, когда в этом есть жёсткая необходимость. Учёные — что? Молоток в руке правильно держать не может, а по гвоздю не попадёт никогда! По пальцу — завсегда пожалуйста!

Чапай побежал дальше, в сторону лаборатории трансформации. Вероятно, в операционной возникла необходимость в анестезии и дезинфекции. Сталкеры остались стоять растерянные, не зная, что делать дальше: то ли валить отсюда, то ли дождаться окончания операции. Крон был в раздумье, насчёт целесообразности ожидания окончания процедуры: сможет ли Черкасов поведать им что-нибудь полезное, особенно после хирургического вмешательства или нет?

— Теперь далеко не убегут, на сломанной обуви! — потирая руки, злорадно произнёс Почтальон.

— Наоборот! — возразил Пифагор товарищу. — Без каблуков — то — проще по прериям носиться.

— Чего спорите?! — хмурясь, перебил их Дед. — Всего одна набойка отвалилась. Наверняка, они теперь чёрного сапожника ищут. И нам, тогда, нужно его найти.

— Нам-то он зачем? — не понял Бармалей. — А бабы: сто пудов — уже испарились!

Дед вздохнул и на выдохе — ответил, показывая рукой на строения Научного комплекса:

— Раз тут никто не может вразумительно описать внешность дамочек, сапожника надо найти, хотя бы для того, чтобы ихние приметы узнать. Кто-нибудь, из вас, помнит как они выглядят.

— Чего их узнавать? — ответил Доцент, с отрешённым видом обречённого. — Две великовозрастные девицы — этим всё сказано!

— Ну, тогда, может быть дополнительные сведения, которые мы упустили, — не сдавался Дед. — Я уверен, что нам интересно будет услышать о них подробнее.

От Научного комплекса до свалки было недалеко и товарищи решили не терять времени даром, чтобы не ассимилироваться с аборигенами зоны отчуждения, влившись в их ряды и став такими-же. Сталкер сталкеру — рознь! В этом был твёрдо убеждён Крон, это неоспоримо культивировали товарищи по партии, кроме двоих.

— Эх, здесь бы жить, мотаясь между аномалиями и лабораторией трансформации, — грустно вздохнул Сутулый, а Кащей, только мотнул головой, будучи всегда солидарен со своим другом, особенно, в таком непростом деле.

Появился Чапай и с ходу заявил:

— Наш парень, кажется — влюбился и пребывает в состоянии прострации. То ли анестезия так подействовала, то ли постоперационный синдром начался, то ли всё вместе — наложилось одно на другое, но Черкасов находится в неадеквате.

— Интересно — какие афрозодиаки они применяют? — задумался Доцент и вслух высказывая свои недоумения.

— Может быть — «шпанскую мушку»? — предположил Бульдозер.

— Старо и слабо, судя по показаниям очевидцев, — со знанием дела опроверг его версию Почтальон. — Здесь попахивает более сильными компонентами. Судя по всему — они спешат. Но, вот куда и зачем?

— Опаздывают, может быть, во временной континуум? — неожиданно, для себя, заявил Крон, но эта догадка, даже в самых смелых фантазиях не могла пролить свет на происходящие события.

— Чего гадать? — остановил Комбат, его размышления вслух. — Пошли далее… Я устал от бесполезного трёпа.

На прощание, Василий Иванович поделился со сталкерами своими соображениями:

— Дорога на «Свалку народного хозяйства» прямая. По пути, слева от вас, встретится «Смеющийся лес», как его называют старожилы — туда ходить не советую.

— Почему? — машинально спросил Пифагор, последнее время всё подвергая сомнению.

— Потому что, даже ветераны туда нос не суют! — несколько раздражённо ответил Василий Иванович. — Там аномалия на аномалии, а кое-кто, из сведущих, утверждает, что лес и есть, собственно говоря — большая аномалия. В нём имеется область «Колыбель», или, как её классифицировал один мой коллега — подотдел аномалии. Так сказать — зона повышенной активности, среди, довольно таки, пассивном окружении пространства.

— Почему такое название? — спросил Доцент.

— Не перебивай! — твёрдо отмёл Чапай вмешательство в рассказ любопытного разума. — Когда в неё попали трое сталкеров, то один кричал: «Мама!» Второй заплакал, а третий описался. Тем не менее, после выхода из образования, они нашли кусок детского мыла, на что недвусмысленно намекала надпись, начертанная на нём и долго гадали — что это? Артефакт или кто-то простирывал бельё, после встречи с неизвестностью; да так спешил, что и про мыло забыл?

— А в чём, собственно, заключается действие аномалии? — не понял Бармалей, состроив задумчиво-загадочную физиономию.

— Она покачивает сталкера над макушками деревьев и поёт задушевную материнскую песню, — пояснил завхоз. — Или вот, другой случай: пошёл, как-то, один сталкер за грибами и набрёл на поляну подосиновиков. Он обрадовался и присел, тут-же — отметить. Потом грибник утверждал, что это были вовсе не грибы, а красноголовые дятлы, которые сидели по уши во мху и смотрели на него, оттуда, честными глазами.

— Откуда у дятлов уши? — недоверчиво спросил Кащей, услышав знакомое слово «Отметить», после которого нестерпимо захотелось последовать примеру грибника.

— У наших — есть, — кивнул головой Чапай, не оставляя место сомнениям, в душах несмышлёнышей.

— Может быть — бутафорские? — осторожно предположил Сутулый.

— Ну, тогда и дятлы — вундеркинды! — смеясь, ответил за завхоза Комбат.

На дальнем конце периметра серого бетонного забора росли небольшие заросли кустов, которые никому не мешали, и поэтому, до них, никому не было дела. Поросль грозила перерасти в подобие джунглей, но завхоз был только рад этому обстоятельству. Чем меньше неприкрытых подходов имеет база учёных — тем лучше. Противотанковые ежи, в уме Чапая, считались неуместными: потенциальный противник передвигается на своих двоих и, лишь изредка — на четвереньках. Медведи относились ко второй категории, но их в этих местах — не было, уже со времён Великой французской революции. Так-же, периметр забора украшали репьи и чертополох, которые косить рука не поднималась, в связи с тем, что просто — в лом! Идиллия полной заброшенности радовало сердца сталкеров, оставляя завхоза индифферентным к красотам техногенного хаоса и не способного оценить, по достоинству, заброшенность обширной территории. Если его интересовали сувениры, то охотников, за ними, влекло полное отсутствие двуногих на территории поиска, а также следов их творческой деятельности. Если они имелись, то для полной гармонии с окружающей действительностью, должны выглядеть развалинами.

Неожиданно, куст репейника вздрогнул и побежал, виляя хвостом.

— Что за…? — опешил Комбат, указывая рукой в сторону ожившей поросли.

Чапай посмотрел в указанном направлении и с досадой пояснил:

— Репьи в зоне мутировали и не собираются отцепляться от разносчиков семян. Так и прорастают, прямо на собаках и прочей живности. Придется проводить профилактику, а то они тут расплодятся. Мне такие соседи — ни к чему.

Сутулый ощупал себя, с ног до головы, как делают тогда, когда ищут вшей. В данном случае, он мануально сканировал поверхность тела, ища репьи или их остатки. В тайне души он надеялся не найти: ни того, ни другого. Сталкеры бочком и осторожно, почти по стенке научного учреждения направились в сторону ворот, чтобы побыстрее покинуть базу. Не хватало ещё подцепить, какую-нибудь заразу…