Поцелуй кобры. По следу Кроноса

Глава пятая Шорохи плавней

Тропы, на болоте, имелись в изобилии. На первый взгляд всё казалось заросшим сплошной стеной камыша, но внимательно приглядевшись, обнаруживаешь, что жизнь и здесь идёт полным ходом.

— Куда нам сейчас? — задал вопрос Комбат, разглядывая зелёное однообразие, готовившееся к осенним холодам.

— Судя по карте — через болото, к берегу реки, — ответил Крон, изучая картографический шедевр, сотворённый, чуть ли не от руки. — Булю лучше знать…

— А что я? — ответил Бульдозер. — Я здесь не рождался! И почти никогда не бывал. У меня сестра здесь живёт и отнюдь — не на болоте.

Почтальон остановился и понюхал воздух. Он покрутил головой, как ищейка и заявил:

— Дымом пахнет. Гарантию даю, что впереди, по тропе, точно — стоянка кочевников.

Пифагор попытался повторить трюк сыщиков по-своему, разглядывая следы у самой грязи. При этом, он так вытянул умное лицо, что кое-кому, тут же захотелось врезать по нему, по лицу. Причём — сапожищем. Пифагор быстро понял своё нелепое положение, а осознав, также быстро сказал:

— Следов много, причём непонятно — кому они принадлежат. На тропе сплошное месиво.

— Ну конечно — бронтозавры прошли! — проворчал Бармалей, пытаясь пнуть сыщика, нелепой позой перегородившего проход, отчего остальные, идущие следом, сгрудились у него за спиной и недовольно роптали.

Сетуя на сырость под ногами, они посоветовали Пифагору разогнуться и не выпендриваться, изображая из себя Шерлока Холмса, но того заклинило. Самостоятельно выпрямиться, под тяжеленным рюкзаком, сыщик уже не мог.

— Тьфу-ты! — выругался Крон. — Как рыцарь в доспехах. Если с коня упал, то самостоятельно уже не мог подняться на ноги. Тяжесть. А у нашего индивида, лишь бы не радикулит случился.

— Пристрелить придётся, — мрачно сказал Дед, вынося суровый вердикт.

— Ну, что ты, — зевая, не согласился Комбат. — Бродвею отдадим на попечение, а там он и паспорт новый получит, вместе с гражданством.

Пострадавшего детектива, кое-как поставили на ноги и продолжили путь, чавкая грязью. Зелёный камыш шуршал, напоминая шум дождя, а прошлогодние, высушенные солнцем стебли, хрустели, ломаясь под тяжеленными ботинками. Так и шли, шурша и хрустя, пока, внезапно, камыш не закончился. Взору открылось свободное пространство, с небольшими лужами, а посередине проплешины, лежал артефакт неизвестного происхождения, сияя огненно-рубиновым светом.

— Кто это так наделал, что и в воде не тухнет? — удивился Доцент.

— Интереснее другое — что он ел? — изумился Бульдозер красивому и феерическому сиянию.

— Сфагнум, вокруг него скукожился и повял, — задумчиво добавил Крон, вглядываясь в находку.

— Кто? — нахмурил брови Почтальон, с недоверием посматривая: то на Крона, то на артефакт.

— Да мох — болотный, — пояснил Крон. — Растение, ну…

— А-а-а! — протянул Почтальон, под усмешки Доцента, совместно с Пифагором.

Сутулый, с Кащеем, протёрли кулаками глаза. Они были твёрдо убеждены, что им это померещилось, но вмешиваться в разговор не стали. По ходу пьесы выяснилось, что это не мираж и не глюки, отдельно взятых сограждан. Бидононосцы успокоились, а остальные, кто как мог и чем мог, стали производить всевозможные замеры. Дозиметр молчал, впрочем, как и остальные приборы, в частности, улавливающие электромагнитные волны. Молчал и измеритель излучения низкочастотных звуков, не слышимых человеческим ухом. Сверхвысоких — подавно не было, иначе, на болоте давно бы лежали прожаренные сталкеры, в собственных мундирах… Ничего светящийся кусок не показывал, не реагируя, ни на какие уловки. Индикатор загазованности ядовитыми газами не паниковал…

— Что делать будем? — спросил Крон.

— Что-что? — удивился Дед постановке вопроса. — Берём, конечно.

Образование, на ощупь, имело обычную температуру окружающей среды и, если бы не странное свечение, которое исходило от артефакта, его можно было бы принять за обыкновенный камень. После обретения загадочного артефакта, вокруг группы часто были видны красные сполохи. Иногда зелёные, иногда синие — сильно напоминающие полярное сияние. Так и шли, мигая всеми цветами радуги, как скорая помощь. На это они обратили внимание, только в самом конце пути, когда вышли на стоянку сталкеров. На поляне весело горел костерок и сидели двое, по виду, ничем не отличающихся, от пришедшей компании. После короткого приветствия и краткого знакомства, выяснилось, что сталкеров звали: Вася Крап и Коля Дупель. Рядом валялся третий, Жора Покоцанный, но судя по внешнему виду, он страдал болотной лихорадкой, в самой тяжёлой стадии. Выяснение его судьбы оставили на потом, предпочтя немедленно приступить к идентификации находки, пока не случилось непоправимое. Достав из рюкзака красный камень, Крон показал его Василию, держа на вытянутой руке. В лице застыл немой вопрос, а вслух он спросил:

— Ты знаешь, что это?

— А-а-а, это артефакт «Полярное сияние», — равнодушно ответил Крап. — Кроме демаскировки, никаких других свойств не выявлено. Попробуйте продать учёным в центре, они и сувенирами, тоже занимаются, толкая их на Большую Землю. Арт встречается повсеместно, но редко, потому что на первых парах, сталкеры их насобирали и отдельные личности, получили по морде.

— За что? — удивился Комбат, искренне не просматривая связующего звена, между бесполезным камнем и мордобоем.

— За то, что когда одинокий путник возвращался на базу, его, по разноцветным всполохам из-за кустов, принимали за полицейских, приехавших на машинах с мигалками накрыть всю малину — скопом.

Все облегчённо вздохнули, окончательно убедившись в том, что ни жизни, ни их здоровью — ничего не угрожает.

— А Жора, чего валяется, да мычит, — спросил Сутулый, — с похмелья, что ли, мается?

— Да, что он там бормочет всё время, как в бреду: «Гидра, гидра?» — поддержал опрос Кащей.

— Он, как вернулся с болот, так и пребывает в таком состоянии — явно, не в себе! — несколько возбуждённо ответил Дупель. — Откуда у нас на болоте гидры? Ничего похожего, до сих пор, замечено не было.

— Эй! — толкнул Покоцанного Крап. — Очнись. Какие гидры? Ты что там, в плавнях, белены объелся? Да и на болоте она, вроде бы не растёт, белена-то…

Жорж приоткрыл веки и посмотрел мутным взглядом на окружающих. Его обступил собравшийся консилиум бездипломных специалистов от Бога и, пожевав пересохшими губами воздух, пострадавший простонал:

— Гидра…гидра…гидроксильная группа ОН жидкости, налитой в мою фляжку, была сильно связана с углеводородным радикалом Ц два АШ пять — пришлось разбавлять.

— Ну и что? — не понял Комбат.

— Воды с собой не было…

— Так ты что, прямо из болота воду зачерпнул? — догадался Дупель, широко раскрыв глаза и недоумевающе глядя на пострадавшего.

— Ну да, — тоскливо выдохнул Покоцанный. — Оттуда…

— Ну, ты даёшь! — изумился Вася, энергично почёсывая затылок.

— Да, теперь, вместо углеродного радикала, другой прибавился — свободный и радиоактивный, — обречённо констатировал факт Колян.

Лёжа на спине, Покоцанный сложил руки на груди, видимо, смирившись с погребением и, переворачивая голову, с боку на бок, тяжко вздыхал. Его костлявые руки почернели от загара и грязи, а вздохи походили на стоны безнадёжного…

— Ему надо свечку поставить, — со знанием дела, заявил Дед.

— Из цистеина или калий йода? — уточнил Доцент. — Так, эти противорадиационные препараты в таблетках выпускают, вроде бы!

— Парафиновую! — разозлился инициатор действа. — В руки. И подпалить. Чтобы всё было, как положено.

— А-а-а! — расцвёл Доцент. — Ну и шуточки у тебя, дедуля.

— Ни то, ни другое лекарственное средство, уже не поможет, — вмешался Крап, махнув рукой. — Поздно. Если у него иммунитет не выработан, в результате мутации. А судя по предыдущим приключениям — он есть.

— Мутация добьёт организм, рано или поздно, — проворчал себе под нос Пифагор, ища по карманам несуществующую аптечку и озадачившись идеей, добыть её, в самое ближайшее время.

Дупель поглядел на поверженного товарища и, по-своему, прокомментировал ситуацию:

— Даром, что — Покоцанный…

Все трое встреченных сталкера имели обычный вид, который определяется родом занятий и обстоятельствами, из которых, первое место занимает окружающая обстановка. Сажа и копоть надолго, если не навсегда, въелась в их лица, а волосы стояли дыбом, незнакомые с гребешком, поскольку давно не видели дома. Точнее, не были с ним знакомы. Та шевелюра, которая помнила расчёску — давно сострижена, ещё перед уходом. Шампуни, кремы и бритвенные станки остались в прошлом, всплывая в воспоминаниях, какой-то несуществующей роскошью, касающейся только слабого пола. Его они тоже — решительно не помнили.

Вася Крап носил длинный плащ, давно обмахрившийся снизу о всевозможные препятствия, которые поджидают на тропе сталкера. Капюшон плаща стоял колом и настолько пропитался испарениями болот, совместно с наносимой, время от времени, грязью, что уже не откидывался назад — никогда. Да и сам плащ, похоже, не снимался — по определению, обволакивая владельца окаменелой тканью. Ещё немного и минерализация доделает своё дело, оставив стоять посредине трясины памятник неизвестному сталкеру. Закопчённое лицо предполагало отнести его к негроидной расе, но пришедшие чувствовали в этом некий подвох и не спешили с выводами. Вася понял, чем заинтересовал гостей, и предугадывая нежелательные расспросы, сказал просто:

— Вы ещё Копчёного не видели…

Коля Дупель, с лицом просмолённого сфинкса, сидел напротив Крапа и был представлен новоявленным товарищам. Поэтому, все справедливо решили, что речь идёт о другом человеке, которого здесь нет: может и не было, а может быть, ушёл — на задание. Коля, в отличие от своего товарища, был одет в армейскую куртку, кстати, тоже с капюшоном, но такую же драную и грязную. Крон про себя подумал о том, что здесь какая-то нездоровая любовь возникла, к этой детали в одежде, защищающей от непогоды. «Династия капетингов пошла от короля, у которого любимым головным убором был капюшон — капетинг, с древнефранцузского, — усмехнулся он, опять же про себя. — Столько народа сразу, метивших в короли, я ещё не видел». Крон поймал себя ещё на одной мысли, давно всем надоевшей: «Опять Франция в законодатели моды прётся!»

Третий товарищ — Жора Покоцанный, контуженный болотами, лежал, как было сказано, рядом. На нём, в отличии от его друзей, была надета обыкновенная телогрейка и даже не из синтетики, а на проверенном временем, ватине. Время подтвердило, что в сезон дождей, это не очень удобно — не просушишь никогда и сгниёшь, вместе с фуфайкой. Жора пребывал в амбулатории, то есть — у костра, и поэтому, слабо интересовал товарищей состоянием своего здоровья. Что с ним здесь может случиться?! Длинный и покоцанный красный шарф Покоцанного стелился по земле, а рядом валялся его складной зонтик…

Вообще-то, зона накладывает свои отпечатки на характеры ассимилировавшихся в ней людей, давая, кому-что: кому твёрдость, а кого ломая — выживая со своей территории. Кто-то обнаруживает в себе исключительные способности, не проявлявшие себя в домашней обстановке, а кто-то понимает, или не понимает, насколько он слаб, туп и немощен. От этого непонимания, самого себя, новички проделывают немыслимые кульбиты, связанные со смертельным риском. Вот и сейчас, согретый снаружи и подогретый изнутри, Крап не мог, не вспомнить историю, повествующую, именно об этом — о безрассудстве.

«Нет-нет, да и появляются в зоне отчуждения новички, которым «трава не расти» — всё по барабану: накопленный опыт старых товарищей, неписанный закон, писанный, к сожалению, кровью — не признают пришлые авторитетов. Короче — сами себе указ и режиссёры. Вот и в тот раз нарисовался чудик, которого его товарищи звали Чоп. То, что морда глупая и самоуверенная, я говорить не хотел — и так ясно, но раз уж сказал, то сказал. Свои силы его группа не рассчитала: то ли сожрав запасы продуктов, раньше времени, надеясь на мифические военные склады, которые по слухам растащили не до конца, то ли мощи не хватило переть с собой полные рюкзаки… Короче! В итоге — наступил лёгкий голод. Предупреждая их намерения, новичков уведомили, какие огромные, на болотах, водятся экземпляры пернатых, но Чопа это не испугало. Он достал из рюкзака бумеранг, сделанный из материала детского конструктора, чем вызвал истерический смех старожилов зоны. Это его нисколько не смутило и, удаляясь к месту охоты, он снисходительно хмыкнул, состроив презрительную гримасу. Посоветовав готовить вертела и сковородки, Чоп высокомерно заявил:

— Вот так мы решаем продовольственную проблему!

С этими словами, новоявленный австралийский папуас скрылся в дальних камышах. Там он кудахтал, пищал, свистел; в общем — применял все звуковые приманки, которые посетили больную голову. Его усилия были вознаграждены: на призыв откликнулся представитель местной фауны, в виде гигантской утки. В то время, когда Чоп воодушевлённо, с надрывом, крякал в плавнях, камыши раздвинулись и в прогал заглянула огромная утиная голова. Клюв, соперничающий в размерах с ковшом экскаватора, столкнулся с носом зверобоя: тет а тет — в любовном поцелуе. «Гигантский утконос!» — промелькнуло в голове добытчика. Он судорожно сглотнул слюну и заверещал, непроизвольно подражая испуганной свинье. Пока утка соображала, относится ли семейство свинячьих к отряду окунеобразных, или нет, зверолов в страшном спринтерском рывке проложил новую тропу, в том месте, которое, по определению, считалось непролазным. В принципе.

Посрамленный, он пытался безрассудством восстановить потерянный авторитет, которого никогда не было. Слабоумие рождает, подчас, чудеса изобретательства, потому что руководствуется сиюминутными порывами и оставляет сомнения в стороне. Где он был и что делал — неизвестно, но вернулся Чоп с ружьём и собакой. Сидя в засаде, он дождался, таки, своего охотничьего счастья. В плавнях раздался шорох, перерастающий в оглушительный треск. Слепая легавая застыла, непонятно зачем подняв переднюю лапу и, через секунду, из зарослей гигантского тростника вылетел огромный селезень, размерами соперничавший с бульдозером. Дробь номер два, между ласт, заставила его замереть в полёте, и за те пару секунд, что утиный самец провёл в раздумье, охотнику спешно пришлось решать, что делать дальше и куда ретироваться. Собака сообразила быстрее, растворившись на болотах, без единого звука… Чоп растерялся, но нещадно фонящий радиацией БТР подвернулся, как нельзя, кстати. Маленькие рандионуклидики резво накапливались в организме, весело перекликаясь между собой. Они слеплялись: сначала в рентгенчики, рентгеники, рентгены — пока на территории зоны отчуждения не зажглась новая звезда. Невидимки слабо реагируют на лекарство, с удовольствием парятся в бане и, только лишь некоторые, напившись водки, покидают организм, в следствии полной невменяемости. Трудно удержать равновесие и остаться в клетке, когда еле стоишь на ногах, но основная масса крепко держится за руки, горланя непристойные песни, издали напоминающие исполнение «Интернационала» слаженным хором.

Селезень, с остервенением долбил люк, а охотник, с не меньшим усердием, долбил задвижку аварийного выхода, которая порядком заржавела. Желание покинуть БТР нарастало с каждой секундой и скрип стоял страшный. Монстр был так увлечён вскрытием, по его понятиям, консервной банки, что ничего не слышал вокруг, к счастью горе-стрелка. Селезень был уверен, что там, в глубинах железной коробки, забаррикадировалась бегающая сардина, которая, так аппетитно пахла… Изо рта Чопа, от интенсивной работы всеми конечностями, нещадно разило перегаром, распространяя запах на всю округу, а у псевдоутки добавилось уверенности, в правильности собственных выводов — сардина в винном соусе.

Легавая встретила на базе, радостно поскуливая и виляя хвостом, как пропеллером».

Сталкеры посмеялись и стали готовиться к ночлегу. То, что придётся коротать ночь на болоте, ни у кого уже не вызывало сомнений и о завтрашнем дне, предпочитали не думать, даже самые закоренелые пессимисты. Костёр лениво горел, переходя в стадию тления и отблески языков огня, окрашивали камыши в бледно-красный свет. Синие, зелёные и белые сполохи от рюкзака, поставленного, на всякий случай, подальше от места посиделок, добавляли свою лепту в феерию красок. Местность, от этого, принимала форму сказочного стойбища, соединившего вместе представителей разных континентов. На лицах новоприобретённых товарищей, артефакт играл зловещим синим светом, от чего возникало навязчивое желание допросить их, с пристрастием, на склонность к каннибализму.

— Как на северном полюсе, — прогнусавил, засыпая, Кащей.

— Лишь бы этот камень, не оказался портальными воротами — туда, — сквозь сон, добавил Сутулый.

Утро встретило проснувшихся сталкеров лёгким туманом, который так часто, присущ болотистой местности. Реанимировав костёр, Комбат, недовольно ворча, приготавливал завтрак, не зная, с чего начать: освобождать свой рюкзак от консервов — освободишься от тяжести, но рискуешь остаться, в последствии, без бобов. И без «Завтрака туриста» тоже, в следствии чего, от истощения, сам рискуешь стать этим завтраком. После тяжёлых раздумий он частично разгрузил рюкзак Пифагора, которого, намедни перегнуло.

— Сильно огонь не разводи, — предупредил его Сутулый, проходя мимо и направляясь к бидону.

— Почему, — спросил Комбат, не слишком вникая в суть проблемы, — чтобы дрова сэкономить?

— Чтобы водка в стаканах не испарялась! Ну, и в целях экономии топливных ресурсов — тоже.

Комбат недовольно махнул рукой, мысленно отгоняя скалозубов, а Сутулый, меся грязь под ногами, достиг хранилища самогона. Заглянув внутрь и осознав, насколько мало в нём осталось, его охватила такая тоска, что засунув в бидон голову, страдалец протяжно завыл. Троица сталкеров, любезно согласившихся предоставить ночлег, подпрыгнула на месте, дико озираясь по сторонам. Поняв в чём дело, Крап облегчённо вздохнул и сказал:

— Я уж думал — новый монстр объявился! Таких звуков, здесь ещё не слышали.

Сутулому сделали внушение и пообещав пополнить запасы, как только подвернётся удобный случай, приступили к завтраку. Кащей предположил, что его товарищ паров обнюхался, когда засунул голову в бидон и ему, можно не наливать. За это, он чуть не лишился собственной порции от того, на кого бочку катил. Путь предстоял длинный, если верить карте, но не слишком доверяя бумаге, Крон решил подстраховаться, сделав предварительный опрос сведущих людей:

— А как из болот попасть на другой берег?

— Можно вплавь, можете плот построить, шхуну, фрегат, а лучше всего, найти на берегу хижину, — пояснил возможные маршруты следования Покоцанный. — Спросите Харона и, за небольшую плату, он вас доставит, куда надо, а если вы ему ещё бутылку поставите, то он вас не только на тот берег перебросит, но и по обводному каналу, вокруг котлована бывшей АЭС на лодке прокатит.

— По-моему, Жоржу уже кто-то бутылку поставил, или он сам себе налил — своя рука владыка, — сделал Доцент, в общем-то, верное заключение, во всяком случае, недалёкое от истины.

Крон с Крапом о чём-то переговорили и была дана отмашка на сборы. Почтальон с Пифагором молча наблюдали за тем, как в путь собираются и новые знакомые. По всему было видно, что они намереваются идти с ними. Об этом незамедлительно донесли Бармалею, а тот не замедлил прояснить ситуацию, обращаясь к Крону:

— Они что — с нами?!

— Не просто с нами, а впереди нас! — ответил за Крона Дед. — Они не просто попутчики.

— Почему? — опешил Доцент, присоединяясь к сомнениям вшивой интеллигенции.

— А ты, как хотел — сзади, что ли?! — не выдержал Комбат. — Сзади?! Только впереди! Кто аномалии ногами сканировать будет? Не приведи Господь, ещё на минное поле напороться…

— Да — с, попутчики, — растерянно пробормотал Бульдозер, никак не ожидая путешествовать в малознакомой компании.

Сутулый с Кащеем ничего не сказали, как всегда, проявляя безразличие ко всему, что не касалось пополнения запасов.

Команда, в обновлённом составе, была готова выйти в путь. Крон всех заверил, что вместе они идут, только до деревни «Лохово», а название это сталкерское, характеризующее вновь прибывших в зону отчуждения. Команда несколько успокоилась и тронулась вглубь болот, обходя опасные места и нежелательных диких соседей, проявляющих любопытство, на всех уровнях бытия. Белёсый туман постепенно рассеялся, открыв доступ солнечным лучам, отчего идти стало веселее. Долго ли, коротко ли, но сталкеры, всё же добрались до реки, устав плутать чавкающими тропами плавней. Взору странников открылся безлюдный пляж, желтизной песка резавший глаза и неестественной синевы сонная река, неспешно несущая свои воды на юг. Она делилась водными запасами со всеми, встреченными по пути, населёнными пунктами, не вошедшими в зону отчуждения. На берегу стояла полузатонувшая пристань, одним краем лёжа на песке, а другим погрузившись в воду. Деревянные стенки пристани, некогда выкрашенные в весёленький зелёный цвет, порядком обветшали. Крыша проржавела, в некоторых местах, насквозь, покрывшись рыже-коричневым налётом, а колонны, имевшие когда-то опрятный вид — облупились. Белая краска слезала со столбов лохмотьями, обнажая первородную структуру дерева, почерневшую от времени. Стёкол в окнах не было. В тех помещениях, где ещё теплилась жизнь или бывал, по своим надобностям смотритель побережья, окна были заделаны старой полиэтиленовой плёнкой, приобретённой на самой ближайшей помойке.

— Вот и хижина Харона, — удовлетворённо сказал Крап. — Пришли.

— Ничего, себе — хижина! — удивлённо воскликнул Бармалей, ожидавший увидеть на прибрежном песке полуразвалившееся деревянное строение, окружённое сгнившим забором и редкой растительностью.

— Чего тут удивительного? — не понял Дупель. — Как корабль назовёшь, так он и поплывёт!

— Вот он и приплыл, — покачал головой Бульдозер, почёсывая выпяченное брюхо.

Харон наблюдал за прибывшей группой исподлобья, любуясь разноцветными сполохами над их головами. Прокрутив в уме возможные варианты обмена, он предложил Крону поменять артефакт на старенький, но боеспособный одноствольный дробовик, двенадцатого калибра. Небольшая кучка боеприпасов прилагается. Плюс бесплатная доставка на другой берег. Предложение, по мнению всех заинтересованных лиц, оказалось, как нельзя кстати. Полагаться, лишь на заточенные, с двух сторон, электроды — было крайне легкомысленно, как и на самостоятельно сколоченный плот.

— А тебе-то он зачем? — спросил паромщика Комбат.

— Мне артефакт нужен для рекламы, чтобы слепые сталкеры мимо не проскакивали, а пользовались услугами моей лодки, если, конечно, они не самоубийцы и не захотят вплавь форсировать реку. Последнее время, некоторые слишком торопятся, ночью проскакивая мимо моей хижины. Видимо, боятся опоздать, со сбором артов. Думают — там Клондайк! Эльдорадо! А там, уже давным-давно всё подмели, а то, что осталось, имеет агрессивные качества. Один умелец комбайн переделал, в соответствии с нуждами старкерологии — расплавился…

— Старкерология? — удивился Крон. — Это что-то новенькое.

— Наука такая, — пояснил Харон. — Изучает взаимодействие аномальных полей с проживающими в них индивидами, которые влияют на процессы, протекающие в зоне. Уже определено, что количество посетителей напрямую связано с агрессивностью полей. Ну, тут всё понятно: чем больше народа, тем меньший заряд, ниже пояса, достанется каждому. Одному достанется всё: и артефакт, и миллион энерговатт, а толпе…

— Получается — действует закон шапкозакидательства? — усмехнулся Комбат, вспоминая военное прошлое и высказывание своих коллег, насчёт отсутствия должного количества вооружения.

— Получается, — подтвердил Харон. — Он исходит из незыблемого закона сохранения энергии.

Сдав артефакт перевозчику, а на руки получив берданку, сталкеры решали, кому нести поклажу.

— Кто понесёт? — спросил Комбат. — Тоже, понимаешь, двояко, как с консервами.

Все молчали и предпочли метнуть жребий, по старому способу, чем добровольно напрашиваться в оруженосцы, что тоже чревато, определёнными обязанностями. Сутулого с Кащеем исключили, из списка голосования, по двум причинам: первая — моральная неустойчивость, а следствием является непредсказуемость. Вторая причина заключалась в бидоне, который необходимо транспортировать. Пифагора вычеркнули из бюллетеня, с подозрением на радикулит. В итоге, ружьё досталось Крону, смирившегося с добавочной нагрузкой. Он выдвигал самоотвод, мотивируя отказ тем, что никогда не был охотником и согласен временно побыть Чингачгуком, вооружённый одними электродами. Ему так же ответили отказом, не представляя себе и не желая задумываться над тем, что добровольно отвергли.

Перед выездом опять опустился густой туман. Лодка лениво скользила по водной глади, а уключины, громким противным скрипом, возвещали другой берег о прибытии новой партии старателей.

— Маслом бы надо, приспособления смазать, — посоветовал перевозчику Сутулый.

— Тебя на кухне смажут! — проскрипел Бульдозер.

— Угу — облепиховым, — злорадно согласился Харон, неторопливо гребя и, в его словах было столько зловещей иронии, что сведущим в медицине, стало не по себе.

— А машинное не подойдёт? — наивно спросил Кащей, уставившись на шумящую уключину.

Крон вздохнул и объяснил товарищу тонкость иронии:

— Для твоей лужёной глотки всё едино: что автол, что самогон, что молекулярная кислота, со следами алкалоидов. Жаль только, что: ни первое, ни второе, ни третье — не помогут, при радиационных ожогах.

Зловещая тень радиации невидимым призраком витала, в каждом углу зоны, подстерегая неосторожного сталкера. От этого хотелось спеть «Интернационал», а от исполнения легендарной песни «Из-за острова на стрежень», предложенной прогнусавить Покоцанным, благоразумно предпочли отказаться, мотивируя отказ отсутствием голоса. Жора попытался в режиме соло привести задуманный план к исполнению, но ему пригрозили грязным и вонючим кляпом, которым Харон затыкал канистру.

— Вот в Египте, до сих пор аборигены пользуются верёвочными уключинами, — со знанием дела, заявил Бармалей. — Так и не смогли металлическое приспособление изобрести. Приходится кататься рыбакам по Нилу, до сей поры, с помощью тряпок.

— Подсмотрели, хотя бы, у кого-нибудь, — добавил Почтальон. — Хотя — зачем. И так удобно. Действительно — уключины можно сделать из любых гнилых верёвок и даже, из вонючих носков.

— Зато не скрипят! — заступился за них Пифагор.

Вдалеке ухнул взрыв, протяжным гулом прокатившийся по реке и повторившись эхом в плавнях, оставшихся на том берегу. Ветер донёс свежесть поднятых брызг, а лёгкое колыхание радиально расходящихся волн, слегка покачало лодку с борта на борт. Донёсся шелест падающей воды, поднятой взрывом и всё стихло. Сквозь густой туман ничего не было видно и народ, не на шутку опасался, что следующий презент, предназначенный для представителей местной ихтиофауны, полетит в них.

— Что за ерунда?! — встревоженно вскрикнул Пифагор, с детства боящийся хлопушек.

— А-а-а, это местные дикие рыболовы — снасти забросили, — лениво посвятил Харон сталкеров, в суть происходящего. — Отчаянные парни. Есть рыбу из этих мест… Я бы не решился.

Лодка лениво ткнулась носом в берег и сталкеры высыпали из неё, несколько поспешно, несмотря на затёкшие ноги. «Как сардины из банки», — родилась в голове Комбата весёлая мысль, в свете последних событий. — «Сегодня не рыбный день — пропадать ни за грош…». На пригорке горделиво возвышался блокпост военных и зачем было выходить именно на него, сталкеры, из числа несведущих, так и не поняли. Харон поднял руку вверх, успокаивая встревоженное собрание и пояснил ситуацию:

— У меня тут родственник сегодня дежурит.

— Ну и что? — не понял Дед. — Всё — равно незачем было рисковать! Можно же было в другом месте обойти втихую заграждение.

— Да какое, на хрен, заграждение?! — взорвался перевозчик. — Шурин мой, Гришка, здесь и сегодня — служебную лямку тянет, а я обещал ему подогрев привезти.

— А-а-а! — прогнусавила толпа: то ли облегчённо, то ли понятливо.

Блокпост, по периметру, был окружён ржавой колючей проволокой — ровным квадратом, насколько это возможно, когда еле стоишь на ногах, от усталости. Колючка кончалась именно у пропускного пункта и охраняла, именно его покой. Дальше покосившегося сарая, её юрисдикция не распространялась: то ли незачем, то ли не на что, ибо финансирования не хватило, то ли сталкеры спёрли — на личные нужды… Способ изготовления материала заграждения указывал на заокеанский импорт.

Из будки поста вывалилась толпа военных, приветливо махая руками, в предвкушении доставленного угощения. Экипировка военных вносила некоторую неясность об их принадлежности, к какому-либо государству. Крон отчётливо помнил магазин, в родном городе, торгующий шмотками стран НАТО, и облачить в это обмундирование, можно было кого угодно. Хоть детсад «Солнышко». Белесые разводы на псевдозелёной форме напоминали лишаи, и Комбату, пришла в голову вторая мысль, за это утро: «Как заплесневелые огурцы из банки!» После её посещения, он понял: «Пора перекусить».

Помещение караулки блокпоста пропиталось всеми запахами сразу: солдатским потом, перегаром и табачным дымом. Обшарпанный стол повидал на своём веку столько, сколько не снилось винным полкам центрального магазина крупного города. Этим положением, естественно, начальство было постоянно неудовлетворенно, оставаясь в неведении, относительно того, что могут откаблучить подчинённые на подведомственной территории. На ней, в это время, варьете не гастролировало и на столах, вопреки расхожему мнению, велась неспешная беседа, а не отбивали дробь каблуки ветреных девиц. Но, кто-то донёс до слуха командования, что подобное намедни случилось, поэтому телефон звонил регулярно. На той стороне трубки, по голосу пытались определить, насколько, в данный момент, подразделение боеспособно и не слышно ли, посторонних звуков, всё тех же женских шпилек и бульканье разливаемой водки. Чтобы приехать с проверкой самим, об этом не могло быть и речи — аномалия, всё-таки, поэтому приходилось полагаться на честное слово… Стук кулаком в грудь был слышен всему штабу, даже на улице и настолько убедительно, что если бы начальник не знал подчинённых лично, то он пустил бы слезу от умиления…

Вот и сейчас, отрапортовав начальству о том, что всё благополучно и потирая ушибленную грудь, молодой лейтенант вернулся к столу, вспомнив давнюю историю о противостоянии:

— Служил у нас в части один прапорщик — Хрыщёв. От постоянных возлияний, у него начались проблемы со здоровьем и он решил действовать: записался на какие-то курсы, обзавёлся литературой и забил голову дурацкими установками. Хрыщ вырабатывал силу воли: поставил перед собой стакан горилки и началось противостояние — кто кого. Стакан, от напряжения возмущённых полей неизвестной природы, пошёл трещинами.

— И всё вылилось на стол! — догадался Кащей, обрадованно оповестив об этом окружающих.

— Как бы не так! — возразил лейтенант. — Самогона в нём уже не оказалось. Прапор сказал, что он испарился, под воздействием сверхвысоких энергий, но, судя по его довольной физиономии, жидкость переместилась в желудок старшины.

— А где он, кстати? — спросил лейтенанта капитан и, судя по всему, старший на ответственной вахте. — Что-то я давно его не видел.

— А ты что — не слышал, что ли? — ответил сослуживец. — Он перешёл в режим экономии.

— Экономии чего? — не понял товарищ.

— Кислорода, — пояснил лейтенант, опрокинув свой стакан за здоровье усопшего. — Да сгинул Хрыщ.

— Хоть бы весёленькое рассказал, что-нибудь — для разнообразия, а то вас как ни послушаешь, так ужасы сплошные: то один сгинул, то другой, — недовольно промычал Харон.

— Место такое, — пояснил шурин. — Ничего не поделаешь.

Синий дым сгущался, а мысли начинали путаться. Ещё немного и, философская концепция мирового устройства могла бы завладеть умами, повергнув собравшихся в неконтролируемую ипохондрию, но ей помешал Пифагор:

— И часто у вас переходят границу?

— Границу чего? — не понял лейтенант. — Есть граница дозволенного, есть государственная граница, а здесь, не пойми чего — государство в государстве…

— Некоторые не хотят никуда переходить, но обстоятельства вынуждают, — добавил капитан. — Есть в этих местах очень редкая аномалия «Паутина», которую я, лично, ни разу не встречал. Поговаривают, что она достигает десяти метров в диаметре и имеет очень прочные нити. К тому же — липкие. Про неё уже не скажешь, что сеть создана для ловли мух: с кабанами справляется, а уж про вашего брата сталкера и говорить — нечего. Особенно опасна паутина осенью, когда когда ветер гонит её, вместе с пауками на юг. Говорят, Хромого с Недоделанным в Турцию унесло…

— Эх, чужбина! — вздохнул Вася Крап, едва не пустив слезу. — Непонятная речь…

— Да что-ты! — перебил его Дупель. — Там сейчас все по — русски ботают и кажется, лучше тебя. Меня занимает другой вопрос — зачем туда ехать? Жвачка и безработица — здесь есть…

— А что ты упоминал про пауков — они тоже огромные? — спросил Крон капитана.

— Как ни странно — не очень, но — ядовиты, — продолжил военный. — Где-то полметра, без лап.

— Ничего себе — не очень! — возмутился Доцент, представив себе такую тушу у себя — на лабораторном столе.

— На самом деле, паук, не совсем животное, — внёс поправку лейтенант. — Это артефакт. Парадокс, но, фактически — он монстр, отсюда и парадоксальность ситуации. Учёные из института, дают хорошие деньги за нити: головастики изучают прочность материала и клей, выделяемый ими. Про то, чтобы притащить на дойку живой экземпляр, не может быть и речи: или монстр тебя поедает, или учёным достаётся бездыханный артефакт. Это тебе не шелковичный червь. Правда, ещё говорят, что учёные глазами паука интересуются, но подробностей я не знаю.

Из окна был виден сарай, покрашенный в нежно-розовый цвет, как мечты невесты. На двери висел амбарный замок, такой же большой, как ширина души сталкера.

— А там что такое? — спросил Почтальон, с подозрением разглядывая странное, по его мнению, строение.

— А-а-а, — лениво ответил капитан, посмотрев в сторону, указанную любопытным. — Это фильтратор — отстойник.

— Там что — содержат незаконно перемещённых лиц? — удивился Комбат.

— Да каких там лиц! — засмеялся лейтенант. — В сарае мы самогон фильтруем, прогоняя его через уголь, да отстаиваем, освобождая от механических осадков.

— Тьфу — ты! — в сердцах сплюнул Крон, в глубине души надеясь обнаружить в сарае беглянок.

— Уже предотвратили два подкопа, — добавил шурин Харона. — Думали псевдокрот, а оказалось, просто Кротов — Федька, из ближайшей деревни. В селении его «Зомби» величают. Как по нюху самогон находит: закопанный в земле, в запечатанной сургучом бутылке, подвешенный в ветвях пирамидального тополя — везде, короче. Найдёт, не сомневайтесь, а взгляд отсутствует… Пол бы в сарае бетоном залить, а где взять, бетон-то?

— Ему бы в сыскном отделе полиции служить, — усмехнувшись, сказал Бульдозер, довольно потирая набитое брюхо.

— К сожалению — узкая специализация, — возразил лейтенант.

Сизый дым окончательно сгустился, отделяя собеседников, друг от друга, плотной завесой. Разговор тонул в тишине ночи и слова становились вялыми и бессвязными, пока не перестали нарушать покой уснувших. Граница на замке, а танков тут не водится… Сквозь слипающиеся веки, Крон обратил внимание, что всё покрытие стола испещрено маленькими вмятинами, словно полумесяцами…

Забрезжили первые лучи солнца и пора было отправляться в путь. Распрощавшись с военными и Хароном, группа отправилась вглубь зоны, намереваясь затемно добраться до первой деревни, отмеченной на карте, как постоянная стоянка сталкеров.