Поцелуй со вкусом мечты

Глава третья

К тому времени, как обвалянные в муке цыплята брызгали жиром на чугунной сковородке, Саммер почувствовала, что она снова владеет ситуацией. Конечно, ее новый работник произвел на нее впечатление. Ничего зазорного в этом нет, успокаивала она себя, смывая под краном с руки вязкую яичную массу. Она всего лишь человек, а Чейз Магуайр чрезвычайно сексуальный мужчина.

Довольная тем, что она спокойно и рассудительно признала этот факт, Саммер похлопала рукой по полотенцу, висящему рядом с раковиной, и направилась к задней двери.

Но, выйдя на крыльцо, опять нахмурилась. Ей не понравилась мысль, что в следующую пару месяцев Рики наверняка будет вертеться вокруг Чейза Магуайра. Этот человек может заронить в Рики интерес к родео.

Она повернулась к конюшне, и низ ее рубашки забился на ветру. Ей вдруг припомнилось, как Чейз Магуайр смотрел на ее грудь. Открыто. С явным удовольствием.

Завтра надо как-то изловчиться и надеть лифчик.

Лошадей в загоне не оказалось, а все стойла на этой стороне конюшни были закрыты.

Дойдя до двери, Саммер остановилась. Где же Чейз и Рики? Увидев открытое стойло Танцовщицы, а перед ним и лежащую Келпи, молодая женщина направилась туда.

— Значит, вы в тот раз впервые выпали из седла, да? — услышала она возбужденный голос сына.

— Конечно. И все из-за дурацкого хвастовства. Вот почему ковбоев считают сильными и молчаливыми. Открывая рот, мы в большинстве случаев навлекаем на себя неприятности. Не удержишься, похвастаешься — и обязательно попадешь впросак.

Рики захихикал.

— И что, вы тоже попадали впросак?

— Случалось.

Саммер остановилась перед стойлом. Увидев хозяйку, собака встала и завиляла хвостом. Танцовщица, спокойная старая кобыла, которую Саммер использовала для начинающих наездников, что-то лениво жевала в углу. На другой стороне стойла Чейз резко и ритмично двигал рашпилем взад-вперед по щербатой доске стойла, а ее сын во все глаза смотрел на него.

Чейз поднял взгляд и улыбнулся, отчего на его щеке появилась ямочка. Эта улыбка так же шла к его лицу, как потрепанные джинсы к бедрам.

— Мама, мама, а мы уже всех лошадей в конюшню загнали! — вмешался Рики.

Мы?

— Понятно, — ответила она. — Только учти, Рики, ты не должен повсюду ходить за мистером Магуайром и докучать ему всякими глупыми вопросами!

— Я ему не мешал, — с негодованием возразил Рики. — Правда, Чейз?

— Нисколько. — Чейз в последний раз провел рашпилем по дереву, а затем погладил доску пальцем. — Ваш сын помог загнать лошадей в конюшню, а затем показал мне, где лежат инструменты.

Саммер смущенно переступила с ноги на ногу. Этот человек нашел работу, которую надо было сделать, хотя его об этом никто не просил. Он терпелив и доброжелателен с Рики, а ей, наверное, хотелось бы, чтобы он был с ним холоден и груб. Она с трудом удержалась от того, чтобы не схватить сына, увести его домой и приказать держаться подальше от Чейза Магуайра!

— На ужин у нас сегодня жареные цыплята!

От этого известия Рики повеселел и посмотрел на Чейза.

— Если вы не хотите пропустить маминых жареных цыплят, мойтесь поскорее!

С этими словами он степенно удалился, а Келпи, тявкая, побежала за ним.

— Простите, если я отвлек вашего сына от более важных занятий! Мне он понравился, — сказал он и медленно подошел к ней. — Смышленый мальчик, помог мне найти все инструменты. Он сказал, что они принадлежали еще его деду.

Чейз подошел еще ближе, и Саммер почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Лучше, если он не будет знать, как на нее действует! — подумала она и повернулась, чтобы выйти из конюшни.

— Отец оставил мне эти инструменты вместе с конюшней, — сказала молодая женщина, стараясь говорить быстро, чтобы отвлечься от охвативших ее чувств. — И слава Богу, потому что конюшня пришла в запустение, когда... он заболел, — добавила она, не желая, чтобы Чейз подумал, будто Сэм Эриксон так небрежно относился к своей собственности. — В тот последний год он не мог много работать.

Саммер плотно сжала губы, и в ее глазах читались боль и упрек. Когда ее отец умирал, одинокий и слишком гордый, чтобы рассказать ей о своей болезни, она каталась за своим муженьком-ковбоем по всем родео!

— Простите, я должна вернуться на кухню и перевернуть цыплят. Выключите свет, когда...

— Саммер!

Она не удивилась, когда его рука оказалась на ее плече. Может быть, женское чутье подсказало ей, что сейчас он до нее дотронется. Может быть.

Чейз мягко повернул ее лицом к себе.

— Не убегайте! Я ничего не сделаю против вашей воли!

О Господи! Именно этого она и боялась больше всего!

Саммер чувствовала его пальцы, грубые, в мозолях и теплые, на своей шее, там, где ее пульс бился как у зайчихи, убегающей от охотника. Он все это понимает, черт его побери, и его улыбающиеся глаза говорят о том, что он все понимает!

— Вы же босс, в конце концов! Все будет так, как вы хотите. Правильно?

Ей очень хотелось верить его словам, мол, стоит ей только что-либо захотеть — и ее желания сразу же сбудутся!

Нет! Нет, она знала, к чему это приведет! Сделав над собой усилие, она отодвинулась от него.

— Начинается дождь, — с деланным безразличием произнесла она, повернулась и ушла.

Она чувствовала, что он смотрит ей вслед, знала, что он внимательно разглядывает, как движутся при ходьбе ее бедра, но отчаянно старалась не думать об этом.

Чейз лежал на узкой постели в небольшой комнатке возле вольера, смотрел на лунные блики на потолке и с удовольствием вдыхал свежий после дождя и напоенный ароматом земли воздух.

Временное жилище Чейза было именно таким, как он и ожидал. Цементный пол, потрепанный коврик возле постели. Рама единственного окна окрашена той же самой голубой краской, что и комод, а стенной шкаф изготовлен явно не слишком умелым мастером.

Еще вчера Чейза вряд ли обрадовала бы перспектива ужинать на кухне с вдовой и ее сыном. Однако сегодня он почувствовал себя в этой компании расслабленным и довольным, а такое с ним случалось нечасто. Может быть, он так думал именно сейчас, когда смотрел на лунные тени, а не тогда, когда сидел в уютном помещении и уплетал за обе щеки жареного цыпленка, а за окном бушевали ветер и дождь? Трудно сказать.

Чейз снова пошевелился в темноте. Его кожа была горячей от той же самой лихорадки, от которой болело в паху. Он сдернул с себя покрывало. Его обнаженное тело обдал прохладный ночной воздух.

Пожелав Саммер и ее сыну спокойной ночи, он оставил их в большом уютном доме и ушел к себе. На улице еще дул ветер и хлестал дождь. Он дошел до темного вольера и своей комнатки, расположенной рядом с ним, и в течение двадцати минут с помощью карманного ножа отколупывал краску, склеившую окно. Он бы не заснул, если бы не смог открыть его.

Он думал о хорошенькой, словно освещенной солнцем женщине, находящейся в соседнем доме. Женщине с полной грудью, узкими бедрами и недовольно надутыми губами, которая изо всех сил старалась держаться чопорно и пристойно.

Пусть Саммер изо всех сил старается скрыть свои чувства и желания, думал Чейз, улыбаясь в потолок. Она хотела его! Он заставит ее забыть о своем недотепе-муже, который обещал любить ее вечно, а сам покидал дом снова и снова ради родео и толпы, собиравшейся поглазеть на ковбоев.

Чейз понимал, что когда Саммер смотрит на него, то думает о своем блудном муже, и внешность тут ни при чем. Джимми был смуглым и худым, как хлыст, с правильными, даже красивыми чертами лица. А его, Чейза, женщины любили вовсе не за внешность. Он не Джимми Каллауэй. И не станет лгать ей, не будет нарушать обещания, потому что не будет их давать! В один прекрасный день он ее покинет.

— Но на быках вы не ездили? — снова спросил Рики.

Разочарование мальчика было столь же заметно, как и веснушки на его носу и щеках.

Первый день работы Чейза был в самом разгаре. Они с Рики стояли у раковины в задней части вольера. Мальчик присоединился к Чейзу сразу же, как возвратился из школы, но сейчас Чейз явно не вызывал у него вчерашнего восторга.

Прежде всего потому, что Рики не считал мытье собачьих мисок занятием для настоящего мужчины. Затем Чейз признался, что получил все свои травмы от езды без седла, а вовсе не от езды на быке. Болельщики же всегда считают именно наездников на быках супергероями и чуть ли не сверхсуществами, несмотря на то, что многие участники родео относятся к ним как к не совсем психически здоровым людям.

Отец Рики был как раз наездником на быках. Чейз решил, что мальчик имеет право быть посвященным в секреты профессии отца, но лишь отчасти, так как некоторые аспекты их работы, так же как и отдельные факты биографии Джимми Каллауэя, были не слишком привлекательны.

— Когда я только делал первые шаги в родео, то пытался залезть на быков, — начал он. — Я был молод и недостаточно умен. Однажды мне даже достался Бодасиус, — сказал он, говоря об огромном быке, известном тем, что ни один ковбой не сумел совладать с ним и продержаться до контрольного сигнала.

— Правда? — Мальчик, по-видимому вспомнив о том, что сам же предложил помочь, схватил одну из мисок, дважды протер ее полотенцем, почти таким же мокрым, как и сама миска, и положил на место. — А вам удалось?

— Нет. — Чейз широко улыбнулся. — Он сбросил меня сразу же. Я сломал пару ребер и не смог дальше участвовать в родео. В тот раз я не оправдал мой вступительный взнос. И это, — сказал он, прополоскав и положив в груду последнюю миску, — одна из причин, по которой я оставил езду на быках. Ты когда-нибудь слышал о Джиме Шоулдерзе?

Чейзу нужно было сменить ботинки на резиновой подошве, которые он носил в вольере, на свои обычные ковбойские сапоги, и он повел мальчика к себе комнату.

— Джим Шоулдерз, — продолжал он рассказ, достав из ящика пару чистых носков, — установил рекорд заработков от езды на быках, который двадцать лет никто не мог побить. Хочешь знать, как, по его мнению, нужно ездить на быке? — спросил он, садясь на постель.

— Конечно, хочу!

С тех пор как здесь поселился Чейз, мальчик впервые вошел в эту комнату. Он обвел ее взглядом, с искренним любопытством рассматривая его скромное имущество.

— Он говорил, что фокус заключается в том, чтобы покрепче обхватить ногами бока и в течение восьми секунд делать страшное лицо!

Рики засмеялся. Это уже кое-что, размышлял Чейз, немало польщенный смехом ребенка. Он подумал о своей племяннице и улыбнулся.

— Я хорошо научился делать страшное лицо, так как добрый Господь немало мне помог, и отчасти научился обхватывать ногами бока быка. Но на этих проклятых восьми секундах я попался!

Рики улыбнулся ему в ответ и остановился у окна. День выдался солнечный и такой теплый для января, что Чейз даже не подумал надеть куртку. Свет пробивался сквозь окно, и его стеклянная радуга бросала на цементный пол свое мерцающее отражение.

Рики, присев на корточки, с любопытством рассматривал диковинный сувенир.

— Мама говорит, что ездить на быках глупо, — с серьезным видом заявил он. — Она говорит, что если взрослый человек садится на разъяренного быка весом в тонну, то у него не больше ума, чем у быка. Но, по-моему, она не любит родео из-за моего папы! Он умер, вы это знаете?

— Да?

Не зная, как продолжить разговор, Чейз продолжал натягивать сапоги.

— Да. Я тогда был маленьким, так что ничего не помню. — Он отошел от окна и остановился перед небольшим комодом, с которого осыпалась синяя краска. — Э, да это же от Федерации?

Рики взял с комода большую позолоченную пряжку от ремня.

— Да.

Рики внимательно рассматривал пряжку.

— Мама сначала очень любила родео, но потом дедушка умер, папа умер, и она разлюбила это занятие. — Он осторожно положил пряжку на место. — А почему вы больше не участвуете в родео?

Чейз натянул второй сапог.

— Ничто не длится вечно!

Рики показал на фотографию в рамке на комоде. На ней темноволосый человек широко улыбался четырехлетней девочке в кружевном платье.

— Кто это?

— Мой брат Майк со своей маленькой дочкой. Ее зовут Дженнифер.

— А что это у нее на ногах?

— Подпорки. Они помогали ей ходить.

Чейз остановился и, потопав ногами, окончательно влез в сапоги, думая о той, юной, Саммер, которая «любила родео».

— Зачем?

— Когда Дженнифер родилась, некоторые ее кости занимали неправильное положение.

— И эти подпорки вправили ей кости?

Из дверей раздался раздраженный голос:

— Ричард Сэмюэл Каллауэй! Я же тебе говорила, что неприлично проявлять такое любопытство...

Чейз повернулся. В дверях стояла смущенная Саммер с большим черным телефоном в руке. Сегодня она завязала волосы сзади, во всяком случае, попыталась это сделать. Половина их свободно падала на плечи. На ней были старые, протершиеся на коленях джинсы. Ее застегнутая на все пуговицы рубашка была намного темнее, чем вчерашняя, и, к сожалению, совсем не облегала тело. Однако он не сомневался, что она опять не надела лифчика.

Как грубо с его стороны получать удовольствие от ее беспомощности! Он широко улыбнулся.

— Кроме того, ты сегодня не застелил постель.

Он тяжело, притворно вздохнул и заверил Чейза, что присоединится к нему в конюшне, как только застелет эту дурацкую постель.

— Мне очень жаль, что он вам постоянно надоедает, — сказала Саммер, затем рассеянно подняла руку, намереваясь заткнуть за ухо волосы, забыв, что держит телефон. — Боюсь, мне придется связать его, чтобы он вам не мешал.

— Не стоит, — улыбнулся Чейз. — С Риком интересно поговорить!

Он улыбнулся, заметив ее осторожный, тревожный взгляд.

— Если вы ждете звонка, вероятно, лучше воткнуть эту штуку в сеть!

Она, похоже, поразилась, словно забыв о телефоне, который держала в руках.

— Да я... нет, я просто подумала... это для вас!

Она протянула ему телефон. Он сделал шаг вперед, чтобы взять его, и остановился достаточно близко, чтобы почувствовать исходящий от нее запах.

— Дело в том, что у меня обычно с собой мобильный, — объяснила она. — Здесь где-то есть гнездо, в которое вы могли бы его воткнуть. Так что, если захотите, можете позвонить куда угодно.

— Спасибо, — тихо произнес он.

Он спрашивал себя, понимает ли она, что телефон всего лишь предлог. Телефон она могла бы вручить ему за ужином. Ей не пришлось бы приходить к нему сейчас.

— Я не буду делать никаких междугородных звонков.

— Меня это не волнует. — Ее взгляд на мгновение оторвался от него, перейдя к фотографии на комоде. — Но если вы захотите позвонить вашему брату или кому-нибудь другому, я оплачу!

Значит, она и это слышала?

— Я уже написал Майку. И передал письмо сегодня почтальону.

— Что ж, хорошо. — Она нервно облизала языком губы. — Я также хотела сказать, что, если понадобится, вы можете иногда пользоваться пикапом. У меня есть еще одна машина, так что вы не оставите меня без транспорта. Я знаю, как тяжело... — она запнулась, когда он немного приблизился, — как тяжело сидеть на одном месте без транспорта.

Он ее смущал, не так ли? Чейз улыбнулся.

— Это с вашей стороны очень любезно. — (Что за запах исходил от нее?) — Как ваше плечо?

— Да... неплохо. Вероятно, сегодня я уже смогу давать уроки.

— Нет, с уроками лучше подождать до следующей недели! — (Ее запах навевал на него мысли о жарких днях, голубом небе и взбитых сливках.) — С ключицей еще будут проблемы, но плечо должно зажить.

Он поднял руку и осторожно заткнул выбившиеся пряди волос ей за ухо. Его большой палец прошел по ее щеке, потом ниже, к тому месту на шее, где бился пульс.

Он почувствовал, что ее сердце забилось чаще. Он провел кончиком пальца по пряди, которую только что заправил.

— Я дал Майку номер вашего телефона на тот случай, если ему понадобится со мной связаться. Надеюсь, вы не возражаете?

— Нет, конечно, нет.

— Вы очень добры к вашему наемному работнику... мэм. — Он взял прядь ее волос и поднес к своему лицу.

— Что вы...

— Клубника! — сказал он, вдыхая и потирая между пальцами ее мягкие шелковистые волосы. — Ваши волосы пахнут клубникой!

— Это... мой шампунь!

Она нахмурилась, но не сдвинулась с места. Когда он, поддразнивая ее, взял прядку и погладил ее по щеке, она застыла, едва дыша. Даже когда он очень легко провел чуть шершавыми пальцами по коже, которую не закрывала ее голубая рубашка, она и тогда не шевельнулась.

Она хотела его прикосновений! О, он знал, что она хочет, чувствовал это так же сильно, как собственный пульс в кончиках своих пальцев и все усиливающуюся боль в паху. Интересно, спрашивал он себя, когда ее целовали последний раз?

Он протянул руку к верхней пуговке ее рубашки... И тут зазвонил телефон.

Оба подскочили. Чейз, не веря своим глазам, изумленно смотрел на черный телефон, все еще не воткнутый в розетку. Саммер засмеялась. Это был пусть неуверенный, но смех.

— Вот этот, — сказала она и, просунув руку за перевязь, вынула мобильный телефон.

Когда она здоровалась со звонившим, ее голос звучал почти нормально. Он с первых слов понял, что это кто-то, кого она хорошо знала, наверное сосед, и не особенно доброжелательный, судя по тому, как она извинялась за то, что Рики зашел на его территорию.

Саммер быстро взглянула на него и направилась к дому. По выражению ее лица он понял, что она снова владеет собой. По ее мечтательному взгляду он сразу понял: она думает о том, что могло бы произойти, если бы телефон не зазвонил. Он улыбнулся, несмотря на то, что его тело требовало последовать за ней, удержать ее, прижать к себе — сделать хоть что-нибудь!

Придется потерпеть. Чейз не привык соблазнять женщин. Соблазн подразумевал борьбу, а Чейз никогда не тратил время на строптивых женщин.

Уговоры — другое дело. Женщины, как бы расположены они ни были, любят, когда их уговаривают, и Чейзу всегда нравилось позволять им делать то, что они хотят.

Но Саммер не похожа на других знакомых ему женщин, как бы она ни изголодалась по мужскому прикосновению. Чейз это быстро понял. Придется приручать ее так же осторожно, как он приручал двухлетнюю кобылку, которую надо было сначала убедить принять седло, и лишь потом приучить и к своему собственному весу. Как ни странно, но, несмотря на дискомфорт, который испытывало его тело, и виноватое молчание своей совести, он не возражал подождать, потрудиться, чтобы завоевать ее.