Почетная гвардия

Глава одиннадцатая ДОЖДЕВЫЕ ЛЕСА

Ночное небо в ста пятидесяти километрах от них было освещено не только звездами. Вспышки, внезапные залпы, плевки света сопровождались далекими раскатами грома.

Так как длилось все это уже больше часа, все согласились, что гремит отнюдь не гроза.

— Полномасштабные действия, — пробормотал Корбек.

— Фес, это точно сражение, — поддержал Брагг.

Они стояли в темноте на берегу священной реки, вокруг летали насекомые, Грир и Даур трудились над двигателем.

— Что бы я только ни отдал… — начал Дерин и затем замолчал.

— Знаю, что ты имеешь в виду, сынок, — промолвил Корбек.

— Бхавнагер, — вставил Майло, присоединяясь к ним с инфопланшетом в руках.

— Что?

— Бхавнагер. Фермерский городок у подножья холмов. — Майло показал Корбеку точку на карте. — Это должна была быть наша вторая ночная остановка, — пояснил он. — Там находятся топливные склады.

Особенно яростная вспышка подсветила ночные облака.

— Фес! — вырвалось у Брагга.

— Плохие вести для какого-нибудь бедняги, — сказал Дерин.

— Давайте надеяться, что этот бедняга не с нашей стороны, — сказал Корбек.

Дорден спустился к реке и остановился на берегу, бесцельно кидая камешки в чернильно-черную воду.

Кто-то подошел к нему сзади в темноте. Это была эшоли, Саниан.

— Вы не воин, я знаю, — сказала она.

— Что?

— Я работала с леди Курт. И видела вас. Вы врач.

— Да, это я, девочка, — улыбнулся Дорден.

— Вы старый.

— О, спасибо, что напомнила! — произнес док с сарказмом.

— Нет, вы не поняли! На Хагии это причина для уважения.

— Правда?

— Да. Возраст подразумевает мудрость. Если вы не тратили жизнь понапрасну, то накопили знание.

— Я уверен, что не прожигал жизнь, Саниан.

— Не могу сказать того же про себя.

Док внимательно посмотрел на девушку. Она была тенью, силуэтом, уставившимся на реку.

— Что?

— Что я такое? Ученица? Студентка? Всю жизнь я изучаю книги и евангелия… и теперь мой мир погибает в войне. Святая не защищает нас. Я вижу таких людей, как Корбек, Даур и даже таких молодых, как Брин. Они порой ругают себя за то, что все, в чем они понимают — это искусство войны. Война — вот что имеет значение. Здесь. Сейчас, на Хагии. И больше нет ничего.

— Есть другие ценности в жизни, кроме…

— Нет, доктор. Империум велик, его чудеса бесчисленны, но что остается, кроме войны? Его люди? Его знания? Культура? Язык? Ничего. Война охватывает все. Всегда есть только война.

Дорден вздохнул. Она была права. В некоторой степени.

— Война нашла Бхавнагер, — отметила девушка, мельком взглянув на вспышки, подсвечивавшие далекие облака.

— Ты знаешь это место?

— Я родилась там и выросла. Ушла оттуда, чтобы стать эшоли и найти свой путь. А теперь, даже если мне откроется мой жизненный путь и я его пройду, возвращаться мне будет некуда… И я никогда не постигну его. Война вечна. Только человеческая жизнь конечна.

— По воксу ничего, — сообщил Вамберфельд.

Корбек кивнул.

— Ты испробовал все каналы?

— Да, сэр. Все глухо. Не знаю, что случилось. То ли мы вовсе не в зоне, то ли вокс-передатчик «Химеры» — это груда металлолома.

— Этого мы никогда не узнаем, — сказала Дерин.

Вамберфельд сел на пень у края дороги. В воздухе пахло дождем, и на западе уже скапливались тяжелые облака. Ветер трепал волосы, на дорогу падали первые капли.

Под поднятым капотом «Химеры» Даур и Грир трудились над двигателями. Вамберфельд слышал, как Корбек разговаривал с Майло всего в паре шагов от него. Наверно, самой простой вещью на свете будет просто встать, привлечь внимание полковника и поговорить с ним как мужчина с мужчиной.

Самая простая вещь…

Но он не мог этого сделать.

Даже сейчас он чувствовал, как в душу заползает страх, проникает через поры, течет в венах, извиваясь, крадется в мозг. Его начало потряхивать.

Это было так нечестно. На Вергхасте в громадном улье он наслаждался спокойной жизнью, работая клерком в коммерческой гильдии, сверяя счета и выписывая долговые векселя. В этом он был хорош. Он вел достойную жизнь в маленьком квартале на Нижнем Хребте 231 и ждал обещанного повышения. Он был так влюблен в свою невесту, прелестную швею. А потом война все это забрала. Его работу, его маленький дом, одним снарядом. И его невесту…

Он не знал, как она погибла. Никогда не мог найти в себе силы, чтобы выяснить, что же случилось с его милой маленькой швеей.

И все это было просто ужасно. Дни и ночи он проживал в страхе, прячась в руинах, бегая и выживая. Но он прошел через все это и не потерял рассудок.

Именно поэтому Вамберфельд решил, что достаточно силен, чтобы повернуться спиной к прошлому и присоединиться к Имперской Гвардии, когда Акт Утешения сделал это возможным. Тогда это казалось правильным решением.

Но за время службы он познал новые грани страха. Обновил впечатления. Страх оставить Вергхаст и никогда не вернуться. Страх путешествия по варпу на вонючем, переполненном транспортном судне. Страх не выдержать во время первой кошмарной, выматывающей недели подготовки.

А настоящий ужас, неожиданный и негаданный, пришел позднее. В первый раз он защелкал, зашевелился в его голове во время массовой высадки на Хагию. Вамберфельд тогда отогнал это чувство. Сказал себе, что на Вергхасте уже прошел через настоящий ад. А это просто разновидность преисподней.

Затем ужас пришел вновь во время первой фазы атаки на Доктринополь. В настоящем бою, впервые, настоящим солдатом. Люди рядом с ним умирали или, что казалось Вамберфельду еще ужаснее, теряли конечности и страшно калечились. Те первые дни оставили дрожь в его душе. С тех пор кошмар не покидал его. Он просто копил силы.

Вамберфельд решил, что ему нужно убивать. Убивать, как солдату, чтобы изгнать этот ужас. Такой шанс, наконец, представился, когда они с Гаунтом пробивались в Университет через площадь Абсолютного Спокойствия. Быть крещенным войной, искупаться в крови. Он очень хотел, жаждал этого. Хотел схватки, хотел отдохнуть от демона ужаса, который постоянно маячил за спиной.

Но все стало только хуже.

Из той битвы он вышел трясущимся, как идиот, не в силах сосредоточиться, разговаривать. Он превратился в покорного раба того демона.

Это было чертовски нечестно.

Брагг и Дерин нашли его в госпитале и уговорили отправиться с ними в эту миссию. Едва ли он мог им отказать… Он был здоров физически, и значит, был полезен. Никто, похоже, не замечал масляного, чернильного кошмара, гнездившегося в его душе. Брагг и Дерин сказали, что у Корбека есть важное дело и что все будет в порядке. Вамберфельду нравился полковник. Все казалось правильным. Полковник говорил о священной миссии и видениях. Это тоже было хорошо. Вамберфельду было легко влиться во все это. Легко стряхнуть нервозность и притвориться, что святая говорила и с ним тоже и направила его на этот путь.

Все это было притворством. Он просто произносил то, что они хотели услышать. Единственный, кто действительно говорил с ним по душам, был ухмылявшийся демон.

Слова того водителя, Грира, встревожили Вамберфельда. Разговор о золоте, о том, что капитан Даур тоже в курсе. Вамберфельд задумывался, уж не разыгрывают ли его. Теперь же он практически уверился, что все они были проклятыми дезертирами, нарушившими приказы не во имя какого-то святого идеала, а ради наживы. И потому он чувствовал себя дураком, играя роль паломника.

Руки дрожали. Он засунул их в карманы, надеясь, что никто не заметит. Все тело содрогалось, весь разум. Ужас окутывал его. Он проклинал демона, втянувшего его в эту затею вместе с дезертирами и ворами. Проклинал за то, что дрожит. За то, что вообще оказался здесь.

Он хотел встать и рассказать Корбеку о своем ужасе, но не мог решиться.

А даже если бы и смог? Он знал, что они, скорее всего, рассмеялись бы ему в лицо, а потом пристрелили в кустах.

— Выпьешь?

— Что? — вздрогнул Вамберфельд.

— Выпить хочешь? — спросил Брагг, протягивая ему открытую фляжку крепкой сакры.

— Нет.

— А выглядишь так, словно стоило бы, Вамбс, — добродушно промолвил Брагг.

— Нет.

— Как хочешь, — ответил здоровяк, сделав глоток и причмокнув губами.

Вамберфельд понял вдруг, что идет сильный дождь, бьет по лицу и плечам.

— Тебе стоит зайти в укрытие, — сказал Брагг, оглядывая товарища. — Льет как из ведра.

— Да, сейчас. Через минуту. Я в порядке.

— Хорошо, — промолвил здоровяк, уходя.

Теплые струи дождя текли по шее, по запястьям. Вамберфельд поднял лицо к небу, мечтая, чтобы дождевой поток смыл ужас с его души.

— Что-то не так с парнем из улья, шеф, — сказал Брагг Корбеку, передавая ему фляжку.

Полковник сделал большой глоток обжигающей жидкости и запил им еще одну горстку обезболивающих. Он знал, что пьет их слишком много. Но боль была такой сильной… Это было ему нужно. Корбек проследил за жестом Брагга и сквозь дождь посмотрел через дорогу, на промокшую фигуру, сидевшую к ним спиной.

— Я знаю, Брагг, — сказал он. — Сделай одолжение, присмотри за ним, ради меня, хорошо?

— Как… как много? — прошептал Грир, затягивая гайку поршня.

— Как много чего? — отозвался Даур. Он уже насквозь промок.

— Не заставляй меня говорить этого, вергхастец… Золота!

— Ах, этого. Говори тише. Мы же не хотим, чтобы все услышали.

— Но его много, правда? Ты обещал много.

— Ты даже представить себе не можешь сколько.

Грир улыбнулся и стер воду с лица рукавом, оставляя на коже масляные разводы.

— Ты ведь не говорил остальным, да?

— Гм… Только пару слов, чтобы заинтересовать.

— Ты собираешься их прирезать, когда придет время?

— Ну, я обдумываю такой вариант.

— Можешь положиться на меня, вергхастец. Время близится… Если, конечно, я могу на тебя положиться.

— О да. Конечно. Но дождись моего сигнала, прежде чем что-то предпринимать.

— Заметано.

— Грир, ты ведь дождешься моего сигнала?

Водитель усмехнулся.

— Разумеется, кэп. Это твое представление. Ты и командуешь.

— Помедленнее, крошка, помедленнее! — улыбнулся Корбек, скрываясь от дождя под открытым люком Химеры. Ее жесты были для него слишком быстрыми, как обычно, впрочем.

Святая действительно призвала тебя? — спросила Несса, на это раз жестикулируя медленнее.

— Фес, я не знаю! Что-то… — Корбек все еще не мог до конца освоить жестовые коды, которые использовали вергхастцы, хотя и очень старался. Он знал, что его неуклюжие жесты передавали только лишь самое простое изложение слов.

Капитан Даур говорит, что слышит ее, — показала девушка экспрессивно. — Говорит, что вы с доктором тоже ее слышите.

— Может быть, Несса.

Мы ошибаемся?

— Прости, что? Мы ошибаемся?

Да, — она смотрела прямо на Корбека, по лицу бежала вода, глаза сияли.

— Ошибаемся в чем?

В том, что мы здесь. В том, что мы делаем.

— Нет, не ошибаемся. По крайней мере, верь в это.

Теперь дрожала только рука. Левая. Силой воли Вамберфельд собрал весь свой ужас и направил его в одну точку. Теперь он опять мог дышать. Мог контролировать кошмар.

Дальше по дороге, сквозь сильный дождь он увидел что-то в темноте. Он знал, что может дотянуться до оружия или закричать, но не смел, чтобы дрожь вновь не охватила его.

На мгновение прояснилось и стало видно, как два шелона, маленьких, ростом всего по колено человеку, плелись по грязной дороге в их сторону.

А следом показалась девочка лет двенадцати или тринадцати, одетая в грязную крестьянскую одежду, с посохом.

Она отогнала шелонов прежде, чем животные подошли слишком близко к припаркованной имперской машине. Просто пятно в дождливой ночи. Крестьянка, идущая со стадом, пыталась не встретиться с солдатами, ехавшими через ее пастбища.

Вамберфельд с симпатией посмотрел на нее. Девочка встретилась с ним взглядом.

Такая юная. Заляпанная грязью. Ее взгляд был пронзительным и…

Внезапно пробудилась «Химера», ожили и закашляли двигатели. Выхлопные газы тянулись сквозь струи дождя густым потоком пара. Зажглись основные фары и прожекторы.

— Все на борт! На борт! — прокричал Корбек, созывая всех к отремонтированной машине.

Вамберфельд вдруг словно пробудился и обнаружил, что лежит на дороге в грязи. Должно быть, упал. Слабый и дрожащий, он поднялся, схватил винтовку и побежал к ярко освещенному транспорту.

По дороге он бросил последний взгляд на темные деревья. Девочка с шелонами исчезла. Но демон все еще был здесь.

Засунув трясущуюся руку в карман, Вамберфельд забрался в «Химеру».

Рассвет пришел в Бхавнагер с шелестом дождя, остужающего дымящееся поле боя.

Проснувшись, словно от толчка, в своей палатке, Гаунт вскочил и не сразу вспомнил, что бой уже окончен. Он сел обратно на желто-коричневое сиденье походного раскладного стула и вздохнул. Полупустая бутылка амасека стояла неподалеку, на столике для карт. Он потянулся было к ней, но затем передумал.

За пологом палатки слышалось рычание танков, которыми занимались техножрецы, шум заливаемого топлива, свист подъемников при перезарядке «Химер», стоны раненых в походном госпитале Курт. Вокс-офицер Белтайн с любопытством сунул голову в палатку.

— Пять сотен, сэр, — доложил он.

Гаунт растерянно кивнул. Он встал, стянул заляпанную кровью, сажей и маслом одежду. Подтяжки штанов свободно висели, болтаясь на бедрах. Комиссар-полковник ополоснул лицо пригоршней воды из кувшина, надел рубашку посвежее и натянул подтяжки на плечи. Затем накинул черную форменную куртку с рядами золотых пуговиц и галунами.

Бхавнагер. Какая победа. Какие потери…

Его все еще потряхивало от адреналина и предельной усталости. Он спал около трех часов, да и то урывками. Дурные сны, странные образы сплетались с воспоминаниями о пережитом.

Гаунт видел самого себя на узкой полоске льда, нависшей высоко над миром, на звенящем ветру, а с обеих сторон бушевали стены яростного огня.

Потом появился сержант Баффелс, живой и невредимый. Он потянулся, чтобы схватить Гаунта за руку, и вытащил на твердую землю.

— Баффелс… — выдавил комиссар-полковник, лишь сейчас осознав, что продрог до костей.

Баффелс улыбнулся и растаял в воздухе, произнеся лишь одну фразу.

Мученик Саббат.

Гаунт схватил бутылку, плеснул добрую порцию в грязный стакан и осушил его одним глотком.

— Теперь мне являются призраки Призраков, — пробормотал он.

Подчиняясь инструкциям Колеа, почетная гвардия похоронила своих погибших — почти двести человек — в общей могиле рядом с храмом Бхавнагера. «Трояны» могли бы выкопать яму, но пардусские «Завоеватели» «Древний Стронций», «Бей отступающих», «P48J» и «Сердце разрушения» почтили павших тем, что сделали это своими клинками, хотя их экипажи умирали от усталости. Аятани Цвейл провел службу по погибшим. Призраки вбили небольшие кресты, вырезанные из дерева гилум, в свежевскопанную землю, по одному на каждого уснувшего там, под слоем почвы.

Начался новый день, теплый, влажный и омытый дождем. Гаунт знал: чтобы восстановиться после таких тяжелых боев, как в Бхавнагере, понадобится не одна неделя. А у него нет и нескольких дней. В девять утра он построил почетную гвардию, чтобы приказать ей собраться за час, и отправил разведотряд в дождевые леса за городом. Несмотря на усталость, его люди казались, в общем и целом, достаточно бодрыми и оптимистично настроенными. Твердая победа, причем против такого врага, сделала свое дело, несмотря на потери. Пардусцы радовались меньше, чем Призраки: они, кажется, больше оплакивали свои обожаемые машины, чем их экипажи.

Гаунт пересек городскую площадь и остановился у маленькой лесопилки, где рядовые Кокер, Вэд и Гаронд охраняли офицера-инфарди, взятого в плен прошлой ночью отрядом Бонина. Других живых противников не осталось. Гаунт подозревал, что враг забрал раненых с собой или прикончил на месте.

Злобная, покрытая татуировками тварь была посажена на цепь в дальней части помещения.

— Сказал что-нибудь?

— Нет, сэр, — ответил Вэд.

Роун и Фейгор уже попытались поговорить с пленником прошлой ночью, сразу после битвы, но тот молчал.

— Подготовь его к путешествию. Возьмем с собой.

Гаунт направился к топливным складам. Майор Клеопас, капитан Уолл и лейтенант Поук стояли на закопченной площадке, пока «Трояны» буксировали «Барабанную дробь» и «Прекрасную Клару». Гаунта заверили, что обе машины можно будет отремонтировать. «Барабанная дробь», повредившая гусеницы и потерявшая команду, теперь управлялась капитаном Хенкотом, который ехал на башне раненной машины. Обездвиженные в самом начале битвы, оба танка продолжали вести огонь и уничтожили немало врагов.

Если не считать на удивление небольшого отверстия в обшивке башни, «Клара» казалась неповрежденной. Но из всего экипажа выжил только водитель. Техножрецы и саперы обезвредили неразорвавшийся вражеский снаряд, послуживший причиной гибели Ле-Тау и его команды. Как только его извлекли из цистерны, а сам танк осмотрели на предмет ущерба, «Клару» отбуксировали в Бхавнагер на ремонт. Новая ее команда была собрана из выживших членов экипажей погибших танков.

Гаунт подошел к танковому офицеру, наблюдавшему за ремонтом, и поблагодарил пардусского командира за его вклад в победу. Клеопас казался уставшим и бледным, но с благодарностью пожал руку комиссара-полковника.

— Бой, достойный изучения в Танковой академии на Пардусе, — сказал Гаунт. — Не сомневаюсь в этом.

— У меня есть… один вопрос, комиссар-полковник, — сказал Клеопас.

— Слушаю вас, сэр, — промолвил Гаунт.

— Вы и я… всех нас уверили, что инфарди вытеснены из городов, что численность их минимальна. Противник, с которым мы столкнулись здесь, в Бхавнагере, показал, что их не только много, но они так же хорошо организованы и неплохо снабжаются. От разгромленной, отступившей армии врага обычно ждешь несколько иного.

— Полностью согласен.

— Проклятье, Гаунт, мы двигались к этой цели, ожидая серьезного сопротивления, но не масштабных сражений всеми имеющимися силами и средствами. Мои машины столкнулись с невиданными прежде трудностями. Не поймите меня неправильно, этот бой был славным, и я живу, чтобы служить… Император защищает.

— Император защищает, — эхом откликнулись Гаунт, Уолл и Поук.

— То, с чем мы столкнулись, не соответствует той информации, которой нас снабдили. Вы можете, наконец… Как-то прокомментировать все это?

Гаунт с полминуты задумчиво разглядывал носки собственных сапог.

— При Слайдо, как раз перед началом Крестового похода, мы вели зимнее наступление на Кхулен. Я тогда служил с гирканцами. Они храбрые воины. Враг в огромном количестве окопался в трех главных городах. Наступил снежный сезон, и было адски холодно. Предприятие заняло два месяца, но мы победили. Слайдо велел нам быть начеку, и никто из командиров не знал почему. Конечно, военмейстер был хитрой старой совой и повидал достаточно за свою долгую службу, чтобы обзавестись чутьем. Оно не подвело его и в тот раз. В течение месяца трижды многочисленные вражеские силы атаковали наши позиции. Трижды они собирались в изначальном количестве. Они сдались, ведь так? Покинули города и отступили прежде, чем мы успели обрушиться на них всей мощью. Перегруппировались и вернулись по-прежнему сильными.

— И что случилось? — спросил заинтригованный Поук.

— Случился Слайдо, лейтенант, — улыбнулся Гаунт, и все рассмеялись. — Мы взяли Кхулен. Операция по освобождению обернулась полноценной войной, которая длилась полгода. Мы сокрушили врагов. А теперь смотрите: через год с начала этого похода — освобождение Ашека-два. Чудовищные вражеские силы в ульях и торговых городах архипелага. Три месяца жестоких сражений, и мы захватили этот мир. Но имперские тактики предупреждали, что местные лавовые холмы способны стать прекрасной естественной защитой, где враг сможет перегруппироваться. Мы ожидали контрудара, но его не последовало. И в конце концов разведка выяснила, что враг никогда и не отступал. Они сражались в ульях до последнего воина, так что мы уничтожили всех еще в первой фазе войны. Они даже не подумали использовать ландшафт, который так им благоволил.

— Я начинаю чувствовать себя салагой на уроке по тактике, — улыбнулся Уолл.

— Прошу прощения, — сказал Гаунт. — Я просто привел пример.

— Пример того, что любой враг, извращенный Хаосом, непредсказуем? — предположил Клеопас.

— Да, во-первых.

— И враг этот настолько непредсказуем, что с чистой совестью можно перевешать всех имперских тактиков? — ухмыльнулся Уолл.

— В точку, Уолл, и это во-вторых.

— И здесь происходит то же самое? — спросил Клеопас.

Гаунт кивнул.

— Все вы знаете, что мне не за что любить Льюго. По личным причинам, в том числе.

— Не оправдывайте его, — встрял Клеопас. — Он просто выскочка без опыта.

— Что ж, это ты сказал, не я, — ухмыльнулся Гаунт. — Дело в том… несмотря на все провалы лорда-генерала, орды Хаоса всегда непредсказуемы и нелогичны. Их бессмысленно пытаться перехитрить. Такая попытка была бы безумием. Можно только быть готовыми ко всему. Приведенные мной примеры как раз это и должны были проиллюстрировать. Если я потерпел поражение в Доктринополе, то лишь потому, что не предусмотрел все вероятности.

— Я был там с вами, Гаунт. Вы получили приказы, которые не позволили вам прибегнуть к собственному опыту.

— Очень любезно с вашей стороны, спасибо. Вот почему у меня ощущение, что здесь мы имеем дело с неоправданными ожиданиями штаба. Льюго полагает, что враг будет вести себя в точности, как имперская армия. Льюго думает, что инфарди будут удерживать города, пока не проиграют. Это не так. Он считает, что только разрозненные и малочисленные остатки вражеских сил сбегут после битвы. И опять все не так. Я считаю, что фанатики сдали города, когда поняли, что не смогут их удержать, и намеренно увели силы в отдаленные земли. Отсюда и такая численность их в Бхавнагере.

— Будь проклят этот Льюго, — сказал Уолл.

— Льюго просто стоит прислушиваться к своим офицерам, только и всего, — отозвался Гаунт. — Именно это сделало Слайдо великим, это прославило Солона. Способность слушать. Боюсь, что в руководстве нынешнего похода этим умением немногие могут похвастаться, даже Макарот.

Пардусские офицеры неловко поерзали.

— Господа, я больше не буду богохульствовать, — промолвил Гаунт, чем вновь вызвал улыбки. — Мой совет прост. Быть готовыми. Ничему не удивляться. Извечный Враг никогда не был логичным и просчитываемым противником, но и у него обычно есть план действий. Мы не можем его просчитать заранее, но хорошо почувствуем, когда он начнет воплощаться.

Роун, Колеа, Варл, Харк и доктор Курт шли по площадке из рокрита, чтобы присоединиться к собравшимся, и импровизированное совещание продолжилось уже без шуток. Курт вручила комиссару-полковнику список. Двести двадцать четыре раненых бойца, из которых семьдесят три пострадали очень серьезно. Ана прямо заявила Гаунту, что хоть они и могут вести всех раненых с собой, по меньшей мере восемнадцать человек не переживут и дня похода. Девять не выдержат транспортировки.

— Каковы ваши рекомендации, док?

— Очевидные, сэр. Никто из них не должен ехать.

Роун с сухим смешком покачал головой.

— А что нам делать? Оставить их здесь?

Колеа предложил оставить опорный пункт в Бхавнагере, где раненые могли бы поправляться в полевом госпитале. Эта база была бы уязвима для вылазок инфарди, но давала единственную надежду раненым выжить. И кроме того, почетной гвардии еще понадобятся топливные ресурсы Бхавнагера на обратном пути.

Гаунт оценил достоинства этого плана. Он мог отрядить в Бхавнагере сотню Призраков и несколько единиц техники для охраны топлива и раненых, а сам продолжил бы пробиваться в Священные Холмы. Курт настояла на том, чтобы ухаживать за ранеными, и комиссар-полковник сдался, выбрав Леспа главным медиком основной миссии. Капитан Уолл вызвался командовать танками, оставшимися в Бхавнагере. Гаунт с Клеопасом решили выделить для этого задания «Смертоносного шутника», «Ксенобоя» и относительно боеспособных «Прекрасную Клару» и «Барабанную дробь». Гаунт выбрал Колеа для командования, а его замом поставил сержанта Варла.

Колеа покорно принял назначение и отправился собирать взводы под свое командование. Варл куда больше противился такому выбору и после окончания совещания отвел Гаунта в сторону и умолял взять его с собой в эту последнюю миссию.

— Это не последняя моя миссия, сержант, — сказал комиссар-полковник.

— Но сэр…

— Ты когда-нибудь нарушал приказ, Варл?

— Нет, сэр.

— Не делай этого и сейчас. Это важно. Я верю тебе. Сделай это для меня.

— Да, сэр.

— Для Танит, ведь я знаю, что ты помнишь ее, Варл.

— Да, сэр.

— Для Танит.

Затем Гаунт собрал главные силы и ушел в дождевые леса, оставив в пыли за спиной равнины и Бхавнагер.

Раненые и здоровые Призраки и пардусцы наблюдали, как конвой исчезает под пологом леса. Варл еще долго стоял после того, как в лесу скрылась последняя машина, и продвижение гвардии выдавали лишь облачка дыма, поднимавшиеся над кронами.

— Сержант.

Варл вынырнул из задумчивости. Расположившись на ступеньках сильно поврежденной городской ратуши, Колеа с Уоллом собрали командиров отрядов и танков.

— Если решишь присоединиться к нам, — улыбнулся Колеа, — давай подумаем, как нам лучше защитить это место.

От Бхавнагера широкая дорога, направляясь на север, пять или шесть километров резко поднималась в гору. Гаунт заметил, что по обеим ее сторонам местность стала уже не такой открытой. Ирригационные системы и возделанные поля исчезли, по пути встретились лишь несколько лугов и выгонов. Здесь пышно цвели деревья. Больше всего было цикасов и более крупных разновидностей акаста, опутанных торфяным мхом или нитями темного эпифита, который местные называли «жреческой бородой». Цветы мерцали в густых зарослях, и некоторые из них были очень крупными.

Воздух стал гораздо более влажным. А лес по обеим сторонам дороги — гуще и выше. За несколько прошедших с момента отъезда часов солнечный свет стал лишь просачиваться в виде пятен и тонких лучиков сквозь густые кроны на конвой.

Через три часа дорога выровнялась и теперь представляла собой не грязь и пыль, а сырой песок. Воздух нагрелся и стал неподвижным, одежда пропитывалась влагой и прилипала к телу. А затем внезапно, без всякого предупреждения хлынул сильный, теплый дождь, отвесными потоками молотя по земле так, что видимость упала до пары метров. Пришлось включить прожекторы. Затем, так же внезапно, ливень прекратился, словно никогда и не шел. Зато немедленно поднялся туман. В душном воздухе послышались раскаты грома.

После полудня конвой остановился, гвардейцы распределили пайки и сменили водителей. Дождевые леса у дороги были таинственным царством зеленых теней. Все окутывал и пропитывал сладковатый, терпкий запах растений. Между тенями кипела лесная жизнь: летали громогласные жуки с крыльями яркими, словно рубины, ручейками ползли клещи, пауки и невероятно крупные брюхоногие моллюски, оставлявшие на коре деревьев блестящие следы. Много здесь было и птиц: не вилоклювов, а мелких, ярко окрашенных птах, мелькавших в воздухе. Они были достаточно маленькими, чтобы их можно было уместить в кулаке, оставив на свободе лишь тонкий, загнутый вниз клюв длиной почти в тридцать сантиметров.

Стоя у своей «Саламандры», Гаунт пил воду, жевал паек и рассматривал ящериц с восьмью лапами, золотых, словно купола храма в Бхавнагере, поблескивавших в густой траве. Вой, крики и свист других животных, не видимых с дороги, время от времени эхом отражались от деревьев.

— Меня удивило, что ты оставил Колеа в городе, — Харк встал рядом с Гаунтом.

Он уже снял тяжелую куртку и плащ и остался в рубашке с короткими рукавами и отделанном серебряной тесьмой жилете, и теперь вытирал капли влаги со лба белым платком.

Гаунт не слышал, как он подошел, и уже стал привыкать к тому, что разговор с Харком начинался вот так, с середины, без каких-либо вступлений или приветствий.

— Отчего же, комиссар?

— Он один из лучших офицеров полка. Невероятно верный и исполнительный.

— Я знаю, — Гаунт отпил воды. — Кто лучше него справится с самостоятельной миссией?

— А я бы оставил его под рукой. И предпочел поручить задание Роуну.

— Правда?

— Он достаточно хороший солдат, но сражается, опираясь на голову, а не на сердце. И здесь присутствует еще один фактор: у вас с ним есть некоторые разногласия.

— Мы с майором Роуном понимаем друг друга. Он, как и многие другие Призраки, винит меня в гибели их мира. Думаю, было даже время, когда Роун не отказался бы прикончить меня, чтобы отомстить за Танит. Но он вырос и поднялся по служебной лестнице. Теперь, я уверен, он понял, что мы с ним просто разные, и смирился с этим.

— Я ознакомился с его досье и последние несколько дней присматривался к нему. Он циник, причем недовольный. Не думаю, что ваши с ним разногласия в прошлом. И его клинок до сих пор жаждет вонзиться тебе в спину. Это время однажды придет. Просто он очень хорошо умеет ждать.

— Слайдо частенько повторял мне: «Держи друзей близко…»

— «…а врагов еще ближе». Я знаком с этой цитатой, Гаунт. Но иногда она не срабатывает.

Прозвучал приказ конвою выдвигаться.

— Почему вы не едете поближе ко мне? — спросил Гаунт Харка, надеясь, что ирония его замечания не останется незамеченной.

В сорока минутах к северу от главного конвоя разведотряд замедлил ход и теперь осторожно и неспешно крался. Роун решил присоединиться к отряду Маккола. Поэтому теперь отряд состоял из двух скаутских «Саламандр», зенитной «Гидры», «Разрушителя» по имени «Серый мститель» и «Покорителя», прозванного «Молитесь своим богам».

Дорога становилась все уже, кроны деревьев смыкались над ней, и ветви обметали броню машин.

Маккол постоянно сверялся с картой, не желая сбиться с курса.

— Не было других троп или дорог, — промолвил Роун.

— Знаю, и координаты локатора верны. Просто не ожидал, что дорога так быстро сузится. Меня не покидает чувство, что мы пропустили главный путь и теперь идем по тропке для выгона скота.

Им обоим пришлось пригнуться, когда низко растущая ветка хлестнула пышной листвой по обшивке командного отсека.

— Похоже, все растет тут очень быстро, — отметил Роун. — Знаешь ведь, какой бывает эта тропическая флора. Все могло вымахать с прошлого месяца, когда шли дожди.

Маккол с борта «Саламандры» оглядел дорогу. Дождевые леса пышным ковром покрыли предгорья, и это означало, что дорога шла под небольшим уклоном. Центр ее был разъеден канавкой, по которой бежала вода. И это довольно сильное течение несло грязь, камни и обломки растений. «Саламандры» проходили здесь спокойно, как и «Гидры». А вот два больших танка время от времени скользили по жиже. Хуже того, дорога стала разбиваться все сильнее из-за их тяжести. Маккол мрачно подумал о весе машин главного конвоя, особенно о грузовиках с гвардейцами, больше пятидесяти тонн каждый, у которых не было мощи и проходимости гусеничного транспорта.

Сверкающие жуки сновали в воздухе между командиром скаутов и майором. Роун поглядывал на ауспик. Они оба знали, что после боя в лесах к северу скрылось достаточно инфарди, но пока не было и следа людей и транспорта. Каким-то образом им удалось исчезнуть.

Впереди раздался крик, и отряд остановился. Оставив скаутов и технику ждать наготове, Роун и Маккол отправились вперед пешком. Медленно ехавшая впереди «Саламандра» обнаружила, что дорогу перегородило упавшее дерево. Эта масса трухлявой древесины весила много тонн.

— Можем мы его протаранить? — спросил Роун у водителя.

— С таким уклоном дороги? Не хватит мощности, — ответил тот. — Понадобятся цепи, чтобы оттащить его в сторону.

— А не можем мы его порубить или взорвать? — спросил рядовой Каобер.

Маккол подошел к поднявшимся в воздух корням рухнувшего дерева, полным черной жирной почвы и червей. На некоторых корнях виднелись подтеки красной сухой окиси. Он принюхался.

— Может, мы можем привести «Покорителя» и разрезать ствол бульдозерным клинком, — говорил в это время Бростин.

— Ложись! Ложись! — закричал Маккол.

Едва он успел предупредить, как из подлеска вокруг открыли лазерный огонь. Пули отскакивали от корпусов машин или разрывали нависшую листву. Водитель «Саламандры» получил пулю в шею и с криком свалился в командный отсек.

Маккол нырнул в укрытие за цикас рядом с Роуном.

— Как ты узнал? — спросил майор.

— Увидел следы фуцелина на корнях дерева. Они использовали его, чтобы свалить дерево и заблокировать дорогу.

— Фес, теперь мы отличные мишени… — выругался Роун.

Призраки отстреливались в ответ, но не видели цели. Даже Лилло, оказавшийся в команде передовой «Саламандры» и располагающий ауспиком, не мог найти противника. Ауспик не выдавал ничего, одну лишь горячую, густую массу листвы.

— Пушки! — приказал Роун по воксу.

Спаренные и размещенные на лафете дула машин ожили и разорвали полог листвы дождем огня. Через мгновение «Гидра» сержанта Хоркана заглушила их всех своей стрельбой. Четыре длинноствольных автопушки водили вокруг противовоздушными дулами и плевались одновременными потоками осветительных снарядов в лес на высоте человеческой головы. Они крошили деревья, сокрушали кустарник, перемалывали и измельчали листву. Едкий туман от превращенных в пар растений и капли сока наполнили воздух и землю, вызвав у людей кашель и рвоту.

Через тридцать секунд «Гидра» перестала стрелять. Кроме шороха расстрелянной листвы, грохота падавших деревьев и стрекота перезаряжавшегося автомата не было слышно ни звука. Этот монстр был сконструирован для того, чтобы с дальнего расстояния сбивать воздушные суда. На таком же близком отрезке, да еще и против мягкой зелени он проделал просеку площадью в пятьдесят на тридцать метров. Немногочисленные обрубленные стволы возвышались среди моря искромсанной зелени.

Маккол и Каобер двинулись вперед, чтобы проверить местность. Среди зеленого моря разрушения валялись изувеченные останки двух инфарди.

И ни намека на дальнейшую атаку.

Всего лишь небольшая засада; лишь тактика промедления и задержек.

— Закрепите цепи вокруг того дерева! — велел Роун. — Если проклятые инфарди будут обрушивать по дереву на каждый километр дороги, на проход через дождевые леса уйдут недели.

Около ста двадцати километров южнее от дождевых лесов одинокая «Химера» с кашлем пробиралась по пыльному шоссе через пустую, покинутую деревеньку под названием Мукрет. Со времени утренней остановки на ее корпусе появилось название «Подраненная тележка», намалеванное оранжевым антикоррозийным лаком торопливой, нетвердой рукой.

День становился все жарче, и Грир постоянно посматривал на температурные датчики. Старая, задыхающаяся турбина машины дергалась и регулярно разогревалась до красноты, и дважды им уже приходилось останавливаться, чтобы заменить кипящую воду в системе охлаждения и налить холодной из реки, наносив ее кружками. Сейчас у них уже не осталось охлаждающих смесей, и жидкость в системах была разбавленной настолько, что вполне уже можно было ехать на одной лишь речной воде.

Грир остановил машину на обочине под тенью ряда деревьев, прежде чем приборы показали точку невозврата.

— Остановка пятнадцать минут, — крикнул он в грузовой отсек. В любом случае ему требовалось размять ноги, и, может, хватит времени, чтобы преподать Дауру еще пару уроков управления машиной. Возможность менять водителей означала, что машина могла бы идти дольше без остановок.

Команда Корбека высадилась на солнечный свет и сухой воздух и забралась в укрытие под деревьями. Вентиляторы и охлаждающие системы в «Химере» не работали, так что путешествие напоминало сидение в печке.

Корбек, Даур и Мило сверились с картой.

— Нам нужно добраться до пересечения с Нусерой до темноты. Это было бы хорошо. Если они уже в дождевых лесах, значит, гвардии придется идти медленнее, так что мы, возможно, начнем их нагонять, — сказал Корбек. Он отвернулся в сторону, открыл фляжку с водой и запил пару пилюлей.

— Меня беспокоит дальний берег реки, — сказал Даур. — Похоже, там сосредоточена масса инфарди. Возможно, станет жарковато раньше, чем доберемся до перекрестка.

— Понял, — отозвался Корбек. — А что это у нас здесь?

Майло присмотрелся. Полковник показывал на сеть слабых линий, тянувшихся вдоль реки на север, когда та разветвлялась у Нусеры. Линии эти устремлялись в Священные Холмы, не совсем точно повторяя очертания ложа священной реки.

— Не знаю. Тут написано, что они называются «соока». Я спрошу у Саниан.

Неподалеку, на берегу реки, Вамберфельд стоял на мелководье и кидал камни по воде между зарослями тростника. Легкий ветерок играл пушистыми зарослями на дальнем берегу, бело-серыми на фоне лазурно-голубого неба.

Он метнул камень, и тот четыре раза подпрыгнул над водой. Концентрируясь на простых движениях, парень надеялся контролировать и дрожь в руке. Вода у ног была приятно прохладной.

Он кинул еще один камешек. Прежде чем тот прыгнул в пятый раз, камень покрупнее просвистел над головой Вамберфельда и с громким всплеском упал в воду. Парень огляделся по сторонам.

На берегу стоял и добродушно улыбался ему Брагг.

— Никогда не получалось.

— Вижу, — ответил Вамберфельд.

Брагг с воодушевлением зашел в воду, неловко балансируя на скользких камнях на дне.

— Может, ты сможешь меня научить?

Вамберфельд задумался на мгновение. Вытащил пару плоских камней из карманов штанов и один вручил здоровенному танитцу.

— Держи его вот так.

— Так? — Брагг мясистыми пальцами сжал камень.

— Нет, вот как. Плоской стороной к воде. А теперь запястье вот так. Заставь его крутиться, когда кидаешь. Вот так.

Три плеска по воде. Плюх-плюх-плюх.

— Здорово, — сказал Брагг и попытался кинуть. Камень ударился об воду и тут же утонул.

Вамберфельд вытащил еще два.

— Брагг, попробуй еще раз, — сказал он и, когда здоровяк рассмеялся, понял, что непроизвольно удачно пошутил.

Вамберфельд кинул еще несколько камней, и постепенно у Брагга тоже стало получаться. Один бросок, пока Вамберфельд делал четыре или пять. Внезапно вергхастец с радостью понял, что впервые за долгое время расслабился. Просто будучи здесь, в тишине и покое, на солнышке, уча приятного человека делать что-то бессмысленное, вроде кидания камешков в воду. Все это напомнило ему детство, каникулы на реке Хасс с братьями. На мгновение даже пропала дрожь в руке. Все внимание Брагга было сосредоточено на руках и движениях товарища.

Боковым зрением Вамберфельд увидел, как ветер шевелил белый тростник на дальнем берегу. Вот только никакого ветра не было.

Он не хотел туда смотреть.

— Сжимай чуть сильней, вот так.

— Думаю, я начинаю схватывать. Фес меня раздери! Два скачка!

— У тебя получается. Попробуй еще разок.

Не смотри. Не смотри, и тогда там ничего не будет. Не смотри. Не смотри. Не смотри.

— Да! Три! Ха!

Не замечай зеленые тени в зарослях. Игнорируй их, и тогда их там не будет. И счастливые мгновения не закончатся. И ужас не вернется. Игнорируй их. Не смотри.

— Отличный бросок! Уже пять! А ты сможешь сделать шесть?

Не смотри. Не говори ничего. Игнорируй желание закричать. Ты знаешь, оно просто хочет, чтобы ты опять затрясся. Брагг не замечает. Никто не должен знать. Это уйдет. Уйдет, потому что ничего и нет.

— Попробуй еще разок, Брагг.

— Конечно. Эй, Вамбс… Почему у тебя рука дрожит?

— Что?

Она не дрожит, не смотри.

— Парень, у тебя, правда, рука начала дрожать. Ты в порядке? Выглядишь приболевшим. Вамбс?

— Ничего. Она не дрожит. Нет. Попробуй еще раз. Попробуй еще раз.

— Вамбс?

Нет. Нет. Нет, нет, нет, нет.

Неожиданно справа от них громко рявкнула лазвинтовка, и эхо от выстрела прокатилось над широкой рекой. Брагг резко обернулся и увидел скорчившуюся на берегу Нессу, пристроившую меж корней лонглаз. Она выстрелила снова.

— Что за фес? — заорал Брагг. Его вокс вдруг ожил.

— Кто стреляет? Кто стреляет?

Брагг посмотрел по сторонам и увидел зеленые тени в тростнике на противоположном берегу, а затем беззвучные вспышки света. Внезапно в воду вокруг них врезались лаз-снаряды, словно хорошо брошенные камешки.

— Фес! — вновь заорал он.

Несса выстрелила в третий, а затем и в четвертый раз. Появился Дерин, скатился вниз по берегу и устроился чуть выше, сжимая в руке лазган.

— Инфарди! Инфарди на том берегу! — кричал он по связи.

Лазерный огонь жалил и вспенивал воду на мелководье.

Брагг повернулся к Вамберфельду и, к своему ужасу, увидел, что тот оцепенел, закатил глаза, дрожа всем телом. Кровь и пена капали с подбородка: бедняга прокусил собственный язык.

— Вамбс! Ах, фес!

Брагг схватил бьющегося в конвульсиях Вамберфельда и закинул на плечо. Рана протестующее взорвалась болью, но он не обратил на нее внимания, начав пробираться к берегу. Дерин стрелял без передышки, поддерживая Нессу. Вражеские выстрелы со странным хрустом пронзали стволы и ветви старых деревьев над ними.

На краю над берегом появились Корбек, Даур и Майло с оружием. Балансируя и в итоге скатившись на заду по затененному берегу реки, Дорден плюхнулся в воду и потянулся к хромающему Браггу.

— Оставь его здесь! Брагг, оставь его тут! Он ранен?

— Не думаю, док!

Один лаз-выстрел попал Браггу в левую ягодицу, и он охнул от боли. Другой прошипел совсем близко от головы Дордена. Третий угодил в сумку доктора и разворотил ее.

Дорден с Браггом вытащили Вамберфельда на берег под прикрытие дороги. Пять Призраков за ними обеспечивали стабильный огонь по дальнему берегу. Мельком взглянув назад, Брагг увидел, по крайней мере, одну кучу зеленого шелка в воде.

Грир бежал от «Химеры», сжимая автопушку Брагга. За ним следовала явно испуганная Саниан.

— Проклятье, что происходит? — выпалил пардусец, с неподдельным ужасом глядя на странно дрожавшего Вамберфельда. У несчастного руки свело судорогой, так что пальцы больше напоминали когти. Мочевой пузырь опорожнился.

— Ах, фес, этот псих еще и обмочился, — ляпнул Грир.

— Фес тебя, заткнись и помоги мне! — рявкнул Дорден. — Держи ему голову! Грир, держи голову! Сейчас же! Смотри, чтобы он не долбанулся ею ни обо что!

Брагг вырвал у Грира автопушку и побежал обратно к берегу, снимая с предохранителя. Вражеский огонь все еще был сильным. Здоровяк насчитал десять или двенадцать стрелков. Приготовившись стрелять, он заметил, как еще один инфарди рухнул в реку, застреленный Нессой. Облачка пушистого белого фибра поднимались в воздух от зарослей там, где по ним попадали имперские выстрелы.

Брагг открыл огонь. Первый же залп поднял на реке фонтан брызг. Он прицелился получше и начал косить заросли тростника, обнаружив и прикончив еще три или четыре одетые в зеленое фигуры.

— Прекратить огонь! Прекратить огонь! — кричал Корбек.

Стрельба с противоположного берега уже стихла.

— Все в порядке?

В ответ послышался нестройный хор голосов.

— Обратно в транспорт, — велел Корбек. — Надо двигаться дальше.

Они продвинулись на запад от Мукрета на три километра и затем съехали с дороги, заведя «Химеру» в укрытие из рощи акастовых деревьев. Все тяжело дышали, лица были мокрыми от пота.

— Отличная стрельба, девочка, — сказал Корбек Нессе. Та с улыбкой кивнула.

— Брагг, ты их не видел?

— Я разговаривал с Вамбсом, шеф. Он стал вести себя странно, как мне показалось. А затем началась стрельба.

— Док?

Дорден обернулся на Вамберфельда, лежавшего на постели на полу грузового отсека.

— Он перестал дрожать. Скоро поправится.

— Что это было? Опять травма?

— Думаю, да. Экстремальная реакция психики. Этот бедняга очень болен, причем болен настолько, что нам даже тяжело представить.

— Да он просто псих, — вставил Грир.

Корбек всей своей внушительной массой повернулся к водителю.

— Еще одно слово в таком духе, и я тебе врежу. Он — один из нас. Ему нужна наша помощь. И мы ее окажем. И не причиним вреда, когда он придет в себя. И меньше всего ему нужно ощущение, что мы в чем-то настроены против него.

— Кольм, ты говоришь как истинный врач, — сказал Дорден.

— Правильно. Поддержка. Мы все можем это сделать? Грир? Отлично.

— Что теперь? — спросил Дорден.

— Едем до перекрестка. Проблема в том, что теперь они знают, что мы поблизости. Нужно соблюдать осторожность.

Путь до Нусеры занял остаток дня. Они ехали медленно и часто делали остановки. Майло не отрывался от старого вокс-передатчика, вылавливая звуки вражеских переговоров. Но в эфире слышался лишь белый шум. Он очень жалел, что у них не было ауспика.

Они остановились примерно в километре от перекрестка. Корбек, Майло и Несса двинулись вперед пешком, чтобы разведать местность. Саниан настояла, чтобы ее тоже взяли. Они пересекли несколько ирригационных полей, и пастбища сменились сорной травой, где лежали скелеты двух шелонов. Их большие панцири на солнце превращались в известь. Они прошли и лесную полосу, где на изукрашенных жердях были подняты в воздух ящики из изящно вырезанного дерева. Корбек видел много таких у Тембаронгской дороги.

— Что это такое? — спросил он у Саниан.

— Столбовые могилы, — ответила девушка. — Последние места отдыха паломников, которые умерли на благословенном пути. Они священны.

Четверка двигалась по прогалине, минуя тени безмолвных столбовых могил. Саниан каждой из них знаком выказывала уважение.

Корбек подумал о пилигримах, погибших в пути. Печально, но его самого можно было со всем основанием тоже назвать паломником.

Проходя через очередную лесную полосу, полковнику показалось, что он почувствовал запах реки. Но его нюх был притуплен слишком многими годами курения дешевых черут. Несса сразу определила, в чем дело:

Прометий, — жестами показала она.

Девушка была права. Воняло топливом. Еще пара сотен метров, и путники начали различать рев двигателей.

Они пересекли заросшую тропу, которая вливалась в дорогу с севера, а затем подползли через подлесок к перекрестку.

На дальнем берегу реки колонна выкрашенных в ярко-зеленый цвет танков и машин заезжала на Тембаронгскую дорогу с южных пашен. Корбек насчитал, по крайней мере, пятьдесят единиц техники, и это были лишь те, что оказались в зоне видимости. Пехота инфарди шаталась вокруг медленно двигавшейся процессии, и над ревом двигателей полковник слышал ритуальные песнопения и молитвы. Выпевался один и тот же куплет, без конца повторявший имя Патера Греха.

— Фесов Патер Грех, — пробормотал Кольм.

Майло с содроганием глядел на это зрелище. После Доктринополя, несмотря на катастрофу в Цитадели, инфарди должны были быть разбиты, разгромлены, должны были сбежать в холмы. А здесь оказалась целая проклятая армия, с какой-то целью двигавшаяся на север. А еще примерно столько же врагов силы Гаунта разгромили прошлой ночью в Бхавнагере.

Майло подумал, что инфарди и правда могли сдать города Хагии, чтобы перегруппироваться и дождаться подкрепления размером с целый флот. Идея была дикой, но походила на правду. Никто никогда не мог предсказать лишенную логики тактику Хаоса. Столкнувшись с имперскими освободительными силами, неужели они просто сдали крепости, оставили смертоносные ловушки, вроде Цитадели, и ушли в ожидании следующей фазы войны?

Фазе, в которой они знали, что точно победят.

— Там не пройти, — прошептал Корбек, поворачиваясь к соратникам. Он со вздохом опустил глаза, явно разбитый.

— Фес… Мы с таким же успехом можем просто сдаться.

— А что, если пойдем не по дороге, а на север вдоль реки? — спросил вдруг Майло.

— Парень, там нет дороги.

— Нет, нет, шеф, есть. Как же они ее называли… соока. Саниан, что это такое?

— Мы проходили одну из них совсем недавно. Это тропы пастухов, даже более древние, чем дороги паломников. Пути, по которым погонщики уводили шелонов на горные пастбища и каждый год спускали обратно на рынок.

— Значит, они ведут в Священные Холмы?

— Да. Но они очень древние. И не предназначены для техники.

— Это мы посмотрим, — сказал Корбек. Глаза его вновь горели. Он играючи ткнул Майло в плечо. — Отличную голову ты нам привел, Брин. Умную. Мы еще поборемся.

Вот так и получилось, что «Подраненная тележка» начала прокладывать себе путь по сооке той же ночью, как только стемнело. Дорога бежала на восток от священной реки. Тропа была по большей части очень узкой и глубокой, ведь ее тысячелетиями топтали сотни ног. «Химера» скользила и раскачивалась, яростно дребезжа. Время от времени команде приходилось вылезать и очищать дорогу от подлеска при свете прожекторов машины.

Они находились теперь более чем в ста пятидесяти километрах от почетной гвардии, двигаясь медленнее и постоянно удаляясь на север.

Вамберфельд спал, и снилась ему девочка-погонщица с шелоном и пронзительными глазами.