Под волнами Иссык-Куля

СТРАНИЦЫ ЛЕТОПИСИ

Странно действует на человека лунный свет, отраженный и усиленный зеркалом водной поверхности. Свет этот постепенно и вкрадчиво сковывает тело, боишься двигаться, чтобы не производить шума и ничем не нарушать холодного великолепия лунного безмолвия. Рокот мотора не в счет; к нему быстро привыкаешь и не замечаешь его. Видишь и словно осязаешь только эту воду и этот прозрачный свет. Лунные лучи пронизывают озеро, кажется, до самых таинственных глубин. Может быть, на том самом месте, над которым мы сейчас проплываем, находится разгадка Иссык-Куля. Мысли настойчиво проникают в глубь давно минувших веков…

Задолго до появления тюркских племен в Средней Азии, а значит и в Иссык-Кульской котловине, в первом тысячелетии до н. э. создаются племенные союзы саков. О них упоминают древние китайские летописи и иранские клинописи. «В сакском племенном союзе господствовали патриархальные отношения, но большим почетом пользовалась и женщина. Высокое положение женщины в сакском племенном союзе свидетельствует о том, что пережитки матриархата были достаточно сильны ещё в это время. Древние авторы указывают, что. в битве саков с мидянами участвовала царица Зарина, женщина воинственная, которая не раз была ранена в бою. Другая женщина, Спаретра, жена одного из сакских вождей — Аморга, взятого в плен персами, возглавляла многочисленное войско, где воинами были женщины, и освободила мужа из персидского плена»[1].

Саки были кочевым воинственным и сильным народом. Их храбрость высоко ценилась царями Персии. Еще Геродот указывал, что «из варваров храбростью отличались пехота персов и конница саков». «Стремительность передвижения, неустрашимость в бою послужили причиной того, что ахеменидские цари стремились привлечь их в ряды своих войск. Еще в VI в. до н. э. саки успешно отразили походы персидских царей, в частности Дария I. Известно, что саки участвовали затем на стороне персов в греко-персидских войнах V века — во время знаменитого Марафонского сражения в 490 году до н. э. и в битве при Фермопилах в 480 году до н. э.

Сакские племена оказались силой, которую не удалось сломить самому Александру Македонскому. Завоевав владения древней Персии, проникнув в Индию и покорив оседлые народы Средней Азии, Александр Македонский вышел к берегам реки Сыр-Дарьи, видимо, в районе Ходжента (Ленинабада), где основал город Александрию Крайнюю в 329 году до н. э. Но его попытки покорить саков не увенчались успехом. Всего 80 стадий (около 15 км) на восток от Сыр-Дарьи прошел великий полководец и вынужден был повернуть обратно. Он не только не причинил вреда сакам, но и сам с трудом сохранил свою армию в боеспособном состоянии»[2].

Сила саков заключалась не только в том, что они были искусными, отлично вооруженными воинами, но и в большой их сплоченности. Однако к III веку до н. э. в обществе саков постепенно возникает материальное неравенство между отдельными семьями. Богатая родовая аристократия захватила власть и политические права в свои руки. Племя разделилось на власть имущих и бесправных, недовольных: сплоченность саков оказалась подорванной.

В конце III века до н. э. сак И уже не могли противостою ять другому высокоорганизованному кочевому племени гуннов, и их племенной союз распался под ударами центральноазиатских кочевников. Некоторые племена, входившие в союз саков, образовали новый племенной союз.

Преемниками саков на Тянь-Шане явились усуни.

Невесело было во дворце китайского императора. Многочисленные придворные перешептывались между собой, сокрушенно качали головами и разводили руками. И сам Сын Неба, император Гянь Юань, сидел на троне с омраченным челом. Императору донесли, что юэчжийский владетель, теснимый гуннами, ушел со своим народом на запад, но и там не спасся от преследователей. Гуннский военачальник Лаошань убил юэчжийца во время сражения, а из его черепа сделал сосуд для питья.

Гянь Юань печалился, конечно, не об участи юэчжийского владетеля. Озабочен он был все усиливающимся влиянием гуннов у северных пределов своей страны. Они закрывали доступ Китаю в богатые среднеазиатские страны через Тянь-Шань, а именно здесь проходили древние торговые пути, по которым стекались в Небесную Империю несметные азиатские богатства. Гуннов необходимо было обуздать. Но как это сделать? Вступить в единоборство с гуннами казалось рискованным: это был могучий противник, которому в последнее время сопутствовала военная удача. Гуннов можно разбить лишь совместными усилиями с надежным союзником., И тогда Гянь Юань решил направить в страну Юэчжи (Бактрию[3]) посольство, восстановить дипломатические отношения с ней и заключить союз для совместной борьбы против гуннов. Однако посольство должно было неминуемо проходить по гуннским землям, а для этого следовало подыскать смелого и сметливого человека, способного провести незаметно посольский караван. И такой человек отыскался. Он сам вызвался принять на себя сложную дипломатическую миссию. Это был Чжан Цянь[4] — начальник привратного караула.

Около 136 года до н. э. отряд более чем в сто человек, возглавляемый Чжан Цянем и его помощником Танъи-фу, вышел за пределы отечества и вступил на вражескую землю. Но вскоре гунны захватили посольство в плен. Начало дипломатической карьеры Чжан Цяня оказалось удивительно неудачным.

Гуннский владетель, носивший титул шаньюй, велел привести к себе пленных и спросил: «Юэчжи от нас на север. По какому же праву китайский император отправляет туда посольство? Если бы я захотел отправить посланника в Южный Китай, то согласился бы китайский император с моим желанием?»

Чжан Цянь ничего не мог ответить. Но, видимо, он чем-то понравился шаньюю, так как шаньюй не только не подверг его казни или наказанию, а, наоборот, дал полную свободу в пределах своих владений, сохранил за ним бунчук посланника и женил на гуннке, от которой у Чжан Цяня родился сын. Возможно, шаньюй уже тогда сумел разгадать недюжинные способности будущего знаменитого дипломата и браком хотел удержать его при себе. Чжан Цянь пробыл у гуннов десять лет и все же бежал из плена со своими спутниками.

Беглецы пробирались несколько десятков дней на запад по пустынным местам, спасаясь от преследования, на каждом шагу встречая трудности, испытывая голод и жажду. Только благодаря большой физической силе Чжан Цяня, его выносливости и непреклонной воле и великому искусству Танъи-фу без промаха стрелять из лука по дичи путешественники не погибли голодной смертью. Они добрались до страны Давани (Ферганы), а затем посетили Кангюй (Хорезм), Юэчжи (Бактрию) и наконец Дахя (Южный Таджикистан). Здесь Чжан Цянь пробыл более года и после этого отправился на родину. Однако он опять был задержан гуннами. И снова гуннский шаньюй помиловал его. Вторичное пленение продолжалось лишь год. За это время умер шаньюй, в орде началась междоусобица, и гуннским вождям было не до китайского посла. Воспользовавшись благоприятной обстановкой, Чжан Цянь вторично бежал от гуннов со своей женой и испытанным товарищем Танъи-фу и на этот раз возвратился в Китай.

Чжан Цянь застал на китайском престоле уже другого императора — Юань Шо, от которого он и Танъи-фу получили в награду знатные чины. Так закончилась первая дипломатическая миссия Чжан Цяня, продолжавшаяся тринадцать лет.

После возвращения на родину Чжан Цянь составил отчет о своем путешествии, в котором достаточно точно описал страны, посещенные им. В этом отчете впервые в письменной истории встречается название страны Усунь и краткое сообщение о ней.

«В пребывание мое у хуннов, слышал я, что усуньский владетель титулуется Гуньмо», — писал Чжан Цянь и дальше излагал полулегендарную историю усуньского вождя. Отец Гуньмо имел небольшое владение у западных границ гуннов, но был убит гуннами во время сражения, а самого Гуньмо, только что родившегося, оставили в поле. Птицы склевывали насекомых с его тела, волчица приходила кормить младенца своим молоком. Гуннский шаньюй, узнав об этом, счел Гуньмо духом, взял его к себе, воспитал, а когда мальчик подрос, его сделали предводителем гуннского войска. Гуньмо несколько раз отличился в походах, и шаньюй возвратил ему владения отца, поручив охранять западную границу. Гуньмо энергично принялся укреплять свое владение. Возглавляя несколько десятков тысяч опытных в сражениях воинов, он подчинил себе окрестные небольшие города. После смерти шаньюя Гуньмо, пользуясь распрями в орде гуннов, отделился от них со своим народом и отказался от вассальной зависимости. Гунны предприняли против усуней поход, но не добились успеха и после этого окончательно убедились, что «Гуньмо — дух». Некоторое влияние на Гуньмо гунны сохранили, но фактически усуни были уже самостоятельными. «И если в настоящее время, — заключил свой доклад Чжан Цянь, — мы богатыми подарками склоним Гуньмо переселиться на восток и вступить в брачное родство с домом Хань, то этим самым отсечем правую руку гуннов. [Другими словами: лишим их надежной охраны на западной границе]. Когда же присоединим к себе Усунь, то в состоянии будем склонить в наше подданство Дахя и другие владения на западе».

Чжан Цянь не случайно ратовал за союз с усунями. Это был могучий союзник. В то время Усунь насчитывала 120 000 кибиток, или 630 000 человек. Усунь могла выставить 188 800 вооруженных воинов. Усуни занимали обширную территорию, земли их были ровными травянистыми, климат, по китайским понятиям, считался дождливым и холодным. Горные местности изобиловали хвойными лесами — тянь-шаньской елью. Вот что говорит об усунях китайская летопись: «Усуньцы не занимаются ни земледелием, ни садоводством, а со скотом перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде. В обыкновениях сходствуют с хуннами. В их владениях много лошадей и богатые содержат их от 4000 до 5000 голов…

Усунь считается одним из сильнейших владений. Прежде он был под зависимостью хуннов: впоследствии, усилившись, подчинил себе многие другие владения и отказался от поездки в орду хуннов»[5].

Расчет Чжан Цяня, как показали дальнейшие события, оказался верен. Китайский император одобрил предложение своего прозорливого дипломата, дал ему триста ратников с двумя лошадьми на каждого, тысячу голов быков и баранов и снабдил его большим- количеством разных дорогих подарков. Кроме того, Чжан Цяню подчинялось множество помощников, они должны были отправиться посланниками в разные владения.

В 119 году до н. э. Чжан Цянь прибыл в столицу Усуни Чи-гучен — город Красной Долины, расположенный на южном берегу Жехай — Теплого моря. Так в древности называли китайцы озеро Иссык-Куль.

Гуньмо принял посланца великой империи очень гордо. Он не отдал ответный поклон доверенному Сына Неба. Однако Чжан Цянь не растерялся и решил сыграть на жадности усуньского правителя. Он заявил Гуньмо: «Сын Неба прислал дары. Если ты, государь, не сделаешь поклонения, то возврати дары». При виде богатых даров жадность Гуньмо разгорелась. Он встал на ноги и поклонился перед дарами. Собственно этот поклон и положил начало зависимости усу ней от Китая, в которой они пребывали на протяжении всей своей последующей истории. Дипломатические переговоры в дальнейшем шли по установленному этикету. Чжан Цянь приступил к изложению основного предложения. «Если, государь, — сказал он, — согласишься переселиться на восток, то дом Хань пошлет тебе царевну в супруги». Гуньмо, однако, не мог дать ему сразу положительный ответ. Владение его было в это время поделено на три части: одна часть принадлежала ему, вторая его сыну, а третья внуку. Формально Гуньмо сохранял за собой верховную власть, но фактически он уже не мог полновластно действовать при дипломатических переговорах. Кроме того, усуньские старейшины, долго находившиеся в зависимости от гуннов, побаивались их. Какова сила гуннов, они знали хорошо, какова же сила Китайской империи, им было неизвестно.

Пока Гуньмо со старейшинами. решал этот вопрос, Чжан Цянь направил подчиненных ему посланников в окрестные владения.

Между тем Гуньмо удалось склонить своих старейшин к дипломатическим переговорам с Китаем, и Чжан Цянь двинулся в обратный путь. JEro сопровождало усуньское посольство с несколькими десятками отличных усуньских скакунов, назначенных в дар китайскому императору. Гуньмо поручил своим послам присмотреться повнимательнее ко всему, что они увидят в Китае, чтобы оценить силу этой страны.

Блеск и пышность китайского двора поразили неискушенных усуньских посланников. Вернувшись в Чи-гучен, который был лишь ставкой кочевников, они рассказали Гуньмо о своих впечатлениях, после чего он серьезно стал склоняться к предложению Сына Неба.

Тем временем возвратились в Китай подчиненные Чжан Цяню посланники. Они привезли ответные посольства из многих владений, и таким образом, Китай открыл сообщение с государствами, лежащими от него на северо-запад. Выгодная торговля с Китаем проходила теперь мимо страны усу ней. И тогда Гуньмо сам попросил руки китайской царевны, прислав китайскому двору сговорные дары — тысячу лошадей.

В 107 году до н. э. китайский император отправил дочь князя Гян-Ду-ван — Си Гюнь в качестве царевны и супруги Гуньмо. Си Гюнь чувствовала себя в новом положении, по-видимому, неплохо. На берегу Же-хай китайские зодчие выстроили ей дворец, в котором она раз в три месяца устраивала пышный прием своему престарелому супругу и при этом щедро одаривала Гуньмо и его приближенных китайскими вещами. Столь редкие свидания с мужем дают основание предполагать, что брак был формальным и носил чисто дипломатический характер. Гуньмо был в весьма преклонном возрасте и не знал китайского языка. Детей от Си Гюнь у него не было. В конце концов он женил на ней своего внука.

Брак Си Гюнь с Гуньмо заложил прочную основу союза между Китаем и Усунью в их совместной борьбе против гуннов. В последующие годы выдача китайских царевен за усуньских вождей сделалась традицией. Чжан Цянь с успехом выполнил возложенную на него дипломатическую миссию. Но для нас ценно то, что по запискам и отчетам Чжан Цяня историки впервые узнали о существовании племени усуней, населявших территорию современной Киргизии и имевших главную ставку на берегу озера Иссык-Куль. И само название Же-хай впервые встречается именно у Чжан Цяня. Благодаря ему мы имеем сведения и о дальнейшей судьбе усуней; упоминания о них сохранились в китайских летописях — ведь начиная с 107 года до н. э. Китай был неразрывно связан с усунями общими военно-политическими интересами. Сами китайские историки высоко оценили роль усуней во внешнеполитическом положении своего государства. Совместно с усунями Китай в I веке до н. э. после нескольких кровопролитных сражений добился решающего разгрома гуннов. В результате этого разгрома орда гуннов раскололась на две части. Одна из них ушла в Китай и потеряла самостоятельность, вторая двинулась на запад, положив начало «великому переселению народов».

Ослабление гуннов привело к значительному усилению усуньской орды. Но это не входило в интересы китайского двора, а потому в дальнейшем китайский двор последовательно предпринимал ряд тайных дипломатических мероприятий, направленных на ослабление усуней. При этом он не гнушался никакими методами. С помощью китайских царевен — жен усуньских вождей — организовывались всевозможные заговоры, сеялись распри между усуньскими старейшинами.

В I веке н. э. влияние усуней значительно ослабело. Они представляли в то время уже не единый племенной союз, а лишь группы разрозненных племен, фактически подчинявшихся китайским наместникам. В дальнейшем, под натиском пришлых племен (жужан) усуни вынуждены были оставить часть своих земель. Некоторые племена усуней ушли в Луковые горы (Памир), где о них в последний раз упоминают китайские путешественники в 439 году. Но основное ядро усуньского племенного союза продолжало обитать в Иссык-Кульской котловине. Правитель усуней находился в г. Чи-гу.

К VII веку н. э. усуни постепенно отюречились, то есть освоили древне-тюркский язык и некоторые элементы культуры тюрков. Об этом свидетельствует китайский историк Ян Ши-гу, который говорит: «Усуньцы обликом весьма отличны от других иностранцев Западного края. Ныне тюрки с голубыми глазами и рыжими бородами… суть потомки их». Имя же усунь сохранилось в имени казахского рода — уйшун.

Так заканчиваются первые страницы древнейшей письменной истории Иссык-Куля. При ознакомлении с ней невольно возникает множество вопросов: каковы были обычаи усуней, их быт, ремесла, социальные отношения? Как жили усуни, сыгравшие столь заметную роль в истории среднеазиатских народов II–I веков до н. э.?

В VI столетии в Средней Азии сложилось могущественное тюркское государство. Оно пользовалось известностью не только в Азии, но и за ее пределами. Византийский император Юстиниан II в 562 году направляет своего посла Земарха в стойбище тюркского кагана Дизабула Истеми, кочевавшего в Эк-Таге (Алтай). Земарх описал внутренность кибитки кагана, а также прием, при котором его заставили пройти через огонь под неистовую музыку и вопли шаманов. Но он ничего не сказал о местностях, в которых побывал. Земарх упоминает лишь о том, что по берегу Иссык-Куля в VI веке проходил большой торговый путь из Китая в Туркестан.

В VII веке на Иссык-Куле побывал знаменитый средневековый китайский ученый Сюань Цзан. Это был широко образованный для своего времени человек, неутомимый путешественник, географ, историк и философ. Двадцати шести лет от роду он приобрел в Китае славу непревзойденного буддийского проповедника. Но суетная слава не удовлетворяла его. И Сюань Цзан решает во что бы то ни стало посетить родину буддизма — Индию, с целью «отыскать высокий закон и извлечь оттуда счастье для людей».

Однако китайский император не дал своего согласия на подобное путешествие. Это значило, что Сюань Цзану нечего рассчитывать на денежную помощь со стороны Сына Неба. Тогда Сюань Цзан в 629 году отправился в город Ланчжоу, выступил там с несколькими философскими лекциями, заработал небольшую сумму денег и пустился в дальний путь. С огромными трудностями и лишениями он перешел через пустыню Хами (И-ву), откуда проник в Турфан (Гао-чан). Там он был принят с большими почестями местным владетелем, почитателем знаменитого философа, и прожил у него несколько месяцев. Затем он направился через Каршар и Куча, повернул на северо-запад в горы Тянь-Шаня и, пройдя главный хребет, достиг Иссык-Куля: «Сделав около 400 ли (200 км) поперек гор, я прибыл к озеру, называемому Та-Чин-чжи (Большое прозрачное озеро). Некоторые авторы называют его Же-хай».

Сюань Цзан прошел по южному берегу Иссык-Куля и по реке Чу. Побывал он и в Карабулаке (Суяб) — столице тюрков. Тюркский каган оказал ученому мужу всевозможные почести и в честь его задал пир.

Погостив несколько дней у тюркского кагана, Сюань Цзан пробрался горами в Фергану, оттуда в Самарканд, из которого через Балх и Афганистан проник в Индию, где прожил пятнадцать лет.

Вернувшись на родину, Сюань Цзан оставил записки, содержащие богатый материал о нравах, быте, религии и хозяйстве посещенных им стран. В этих записках даны географические описания различных местностей. Вот, например, описание озера Иссык-Куль:

«Озеро имеет около 1000 ли [500 км] в окружности; оно растянуто от востока на запад, а сужено от юга к северу; со всех сторон оно окружено горами, и множество рек впадает в него. Цвет воды его черно-зеленый, а вкус горько-соленый; воды его вздымаются в виде огромных валов. Драконы и рыбы живут в нем, и от времени до времени выплывают необыкновенные чудовища. Поэтому путешественники, проезжающие здесь, молятся о благополучном окончании путешествия. Хотя населения в озере много, никто не осмеливается его ловить».

Если отбросить фантастических драконов и чудовищ, вполне простительных богатому воображению раннесредневекового философа, и преувеличение в отношении солености иссык-кульской воды, из сведений Сюань Цзана можно почерпнуть немало ценного.

Во-первых, в VII веке берега Иссык-Куля не были безлюдными. Во-вторых, и это очень важно знать, размеры озера составляли около пятисот километров в окружности, то есть были такими же, как и в настоящее время.

Еще одно весьма важное сведение сообщают нам китайские летописи: в VII–VIII веках на южном берегу озера находилось несколько городов или крупных ставок кочевников, начинавших приобретать городской облик и имевших уже определенные названия. Это Дун, Шэ-чжи, Хо-ле и Фи-ло-цзян-цзюнь.

Из мусульманских писателей об озере Иссык-Куль под его нынешним названием впервые упоминает неизвестный персидский географ X века.

Мусульманский историк XI века Гардизи в сочинении «Украшение известий» сообщает: «Оно простирается на 7 дней пути; в это озеро, Иссык-Куль, впадает до 70 речек; вода в нем соленая».

Здесь не совсем ясно, что подразумевал Гардизи под выражением: «оно простирается на 7 дней пути»? За семь дней караван не мог обойти озеро окружностью почти в пятьсот километров. Очевидно, имелась в- виду дорога вдоль одной из сторон озера, по которой двигались караваны, или его длина с востока на запад.

Далее Гардизи говорит, что берега озера в это время были довольно густо заселены народностью джикилей:

«Что касается дороги в Барсхан, то она из Невикета ведет в Кумберкет, через страну джикилей; оттуда в Джиль. Джиль — гора; слово Джиль в переводе значит тесный. Оттуда 12 фарсахов [72 км] до Яра; Яр — селение, выставляющее 3000 воинов; здесь находятся шатры джикильского тексина; между этими пунктами нет никаких населенных мест. По левую сторону от дороги находится озеро, которое называется Иссык-Куль. Оттуда 5 фарсахов до Тона; от Тона до Барсхана — 3 дня пути; по дороге встречаются только шатры джикилей. Барсхан-ский дихкан носит титул манак. Барсхан выставляет 6000 вооруженных. Все окрестности Иссык-Куля заняты джикилями».

Постараемся приблизить сообщение Гардизи к современным понятиям. Под названием Джиль следует понимать Боамское ущелье. От него до селения Яр было свыше 70 километров, значит, оно находилось на юго-западном берегу озера, в местности, где был какой-то обрыв, так как слово «яр» буквально значит обрыв. Яр, по-видимому, был столицей джикилей — в нем находилась ставка джикильского тексина, или тегина, — верховного правителя.

Далее владения джикилей шли вдоль южного берега Иссык-Куля. В долине реки Тон находилось селение того же названия. По некоторым источникам, с ним соседствовало селение Тальхиза.

Оба они располагались на границе между владениями джикилей и карлуков.

Область Верхнего Барсхана шла по юго-восточному берегу озера и огибала восточный до Тюпского залива. Дело в том, что под словом «барсхан» следует понимать не только один город. Оно, очевидно, обозначало и название столицы области и название области в целом. Так, по свидетельству географа X века Кудамы, в Барсхан входило четыре больших и пять малых городов. В одном из них находился военный гарнизон. Барсхан был центром торговых связей между восточным и западным Туркестаном. Караваны из Суяба в Барсхан проходили в пятнадцать дней, почта в три дня. Барсхан несомненно существовал еще в XII и XIII веках, так как мусульманский историк того же времени Якут пишет о четырех больших и четырех малых городах на берегу Иссык-Куля. Очевидно, он имел в виду область Барсхана. Название Барсхан — тюркское. Судя по нему, можно предполагать, что область эта когда-то находилась под властью какого-то тюркского кагана Барса — имя, часто встречающееся в тюркских текстах. Следы названия Барсхан сохранились в современных названиях речки и горного прохода Барскаун.

Наконец на северном побережье озера находился еще один город — Сикуль. Это был богатый торговый пункт. Город Сикуль, вероятно, тождествен с упоминаемым впоследствии городом Иссык-Куль. Дело в том, что в начале XIV века, спасаясь от религиозных преследований, на озеро Иссык-Куль бежали армянские монахи — несторианские христиане. Они построили на северном берегу монастырь, в котором якобы хранились мощи апостола и евангелиста Матвея. Озеро, город Иссык-Куль и христианский монастырь впервые изображены уже на европейской карте, составленной и изданной в Испании в 1375 году.

Эта карта ныне хранится в Венеции.

В последней четверти XIV века берега озера Иссык-Куль не раз были свидетелями походов Тимур-ленга — Тамерлана европейских летописей. В первый раз Тимур прошел здесь в 1375 году, а затем в 1383 году и 1390 году. Любопытно, что город Иссык-Куль несколько раз упоминается в истории походов Тимура, но без указания местоположения.

Сохранилось интересное предание об одном из походов Тимура, которое объясняет происхождение географического названия горного прохода Санташ. Здесь, на перевале, до сих пор высится холм из камней. Когда Тимур вел свои войска из Самарканда в Илийскую долину, он, дойдя до перевала, велел каждому воину бросить по камню в груду. На обратном пути Тимур велел оставшимся воинам взять по одному камню и унести с собой в Самарканд. Прошел последний воин, но внушительная груда камней еще осталась. Так наглядно было установлено, сколько погибло воинов; в то же время погибшие сами сложили себе памятник. Санташ в переводе значит: «Считанный камень».

С монголами связано и одно из названий Иссык-Куля — Тимур-ту-Нор, что значит содержащее железо. Дело в том, что на берегах Иссык-Куля нередко встречались насыпи магнитно-железного песка. Слой этих насыпей иногда доходил до метра толщиной. Монголы, испытывавшие нужду в железе, обратили на него особое внимание.

О временах Тимура и его деятельности, связанной с Иссык-Кулем, сохранилось еще одно письменное свидетельство, которое помогло установить назначение одной из построек, остатки которой обнаружили на дне Иссык-Куля подводные археологи.

Принадлежит оно Ахмед ибн Мохаммеду, или Ибн Арабшаху (1389–1450). Вся жизнь этого человека была цепью странствий. Он был родом из Дамаска. Отвезенный в неволю в Самарканд Тимуром, Ибн Арабшах изучил турецкий и персидский языки и мусульманское богословие. Путешествия заводили его в Монголию, Астрахань, Крым, Адрианополь. Ибн Арабшах занимался переводами, составил сборник притчей, написанный рифмованной прозой, но прославило его сочинение о Тимур-ленге. В этом сочинении мы и находим сведения о том, что, очевидно, в самые первые годы XV века (Тимур окончательно завоевал Иссык-Кульскую котловину в 1399 году) на озере Иссык-Куль существовал значительный остров, а на нем «Малое жилище», куда Тимур отправлял захваченных в походах пленников. Туда же он ссылал своих провинившихся приближенных. Есть версия, что сам Тимур иногда находил себе на острове тихое убежище, отдыхая от постоянных войн.

Историк Мухаммед Хайдер Дуглат (1499 или 1500–1551), узбек по происхождению, был отпрыском богатого аристократического рода. Предки его прославились войнами с Тимуром. Хайдер стяжал репутацию умного государственного советника и храброго полководца. В зрелом возрасте он во главе войск хана Гумаюна овладел Кашмиром и пребывал там в роли почти независимого правителя. К своим владениям он присоединил и Тибет.

Мухаммед Хайдер, по-видимому, был личностью очень богато и разносторонне одаренной. Так, знаменитый Бабур, его двоюродный брат, дает ему следующую характеристику: «Он отлично пишет, рисует и превосходно выделывает стрелы, острия на них, и кольца, которые служат при натягивании лука; вообще он на всякую вещь ловок. Пишет стихи; мне он раз прислал письмо сочиненное очень недурно».

Восточный историк Мухаммед Аазам так отзывается о Хайдере: «Этот мирза Хайдер… знал глубоко все науки, как светские, так и богословские, отлично сочинял стихи и писал превосходно. Его труд — «Тарихи-Рашиди», есть книга, заслуживающая совершенного доверия». Именно это сочинение, представляющее подробное изложение событий, которые случились во времена Хайдера или свидетелем которых был он сам, и прославило его. Среднеазиатские писатели в историко-географических сочинениях часто ссылаются на этот труд.

В нем мы находим подробное описание Иссык-Куля: «Другое интересное место в Мугулистане — Иссык-Куль, в который течет приблизительно такое же количество воды, как в Кукча-денгиз [Балхаш]. Оно простирается на 20 дней пути [Хайдер, очевидно, говорит здесь об окружности озера] и не имеет истока. Оно окружено горами. Вся вода, текущая в Иссык-Куль, пресна и приятна на вкус, но как только она входит в озеро, она становится такой горькой и соленой, что ею нельзя пользоваться даже для умывания; если она попадет в глаза или полость рта, она вызывает серьезное воспаление; на вкус она также неприятна. [Тут Хайдер либо сильно преувеличил соленость иссык-кульской воды, так же, как и его предшественник Сюань Цзан, либо во времена Сюань Цзана и Хайдера концентрация солей в озере была значительно выше современной, что, впрочем, сомнительно]. Оно замечательно чисто и прозрачно, так что если налить этой воды в китайскую чашку, то на дне не останется никакого осадка. Вода ручьев вокруг озера превосходна. Множество ароматичных трав, цветов и плодовых деревьев; в окрестных горах и долинах много антилоп и птиц. Не много местностей в Мугулистане отличаются таким приятным климатом»[6].

Таким образом, во времена Мухаммеда Хайдера Иссык-Кульская котловина была цветущим краем. Это подтверждается еще одним старинным киргизским названием озера — Джит-Куль, что значит душистое озеро. Мухаммед Хайдер упоминает о посадках плодовых деревьев, это свидетельствует об оседлом образе жизни некоторых обитателей Прииссыккулья.

Наконец в «Тарихи-Рашиди» мы находим свидетельство о том, что в XV веке на Иссык-кульском острове эмиром Хакк-берДы-Бекичеком была построена крепость в месте Койсу. Остров с крепостью, несомненно, существовал в XV и, вероятно, в XVI веках, так как Мухаммед Хайдер, дающий подробное описание Иссык-Куля, ничего не говорит о его исчезновении.

Русские впервые проникли на Иссык-Куль в первой четверти XVIII века. В 1721 году Петр I послал в Джунгарию капитана Ивана Уньковского с поручением привести калмыцкого владетеля Цэван-Рибтана в русское подданство. Уньковский побывал на восточном берегу озера и сообщил лишь, что там кочуют буруты (киргизы). В 1722–1723 году Уньковский сделал первое русское картографическое изображение Иссык-Куля в виде неправильного четырёхугольника между 42°30′ и 43°30′ северной широты. Карта составлена, очевидно, путем опроса местных жителей, никаких следов острова посреди озера на карте нет. Скорее всего, в это время острова уже не существовало, так как если бы он еще был, местные кочевники не преминули бы сообщить о такой достопримечательности.

В первой же четверти XVIII века в одном из столкновений, происшедших между джунгарами и русской экспедицией Бухгольца на Иртыше, джунгары захватили в плен конвой русского каравана. Среди других пленников был шведский сержант Иоганн Густав Ренат, попавший к русским при Полтавской битве и сосланный на житье в Сибирь. Ренат пробыл в Джунгарии 17 лет (с 1716 по 1733 год), научил джунгар плавить железные руды, делать пушки и ядра и даже завел типографию с подвижным шрифтом. Джунгары отпустили его из плена с большими почестями и щедро наградили.

Ренат, умерший в Швеции в чине поручика, не оставил никаких описаний своих путешествий, он лишь опубликовал в 1738 году любопытную карту на шведском языке. Судя по этой карте, Ренат объездил весь Заилийский Алатау, Иссык-Кульскую котловину и был в Тянь-Шане. Река Или и озеро Иссык-Куль изображены на этой карте особенно четко. На ней также подробно обозначены ставки кочевников. На Иссык-Куле они располагались по берегам Тюпа, на южном побережье, у западной оконечности озера и на северном берегу между речками Койсу и Аксу.

Конечно, если бы Ренат оставил описания своих путешествий, они вместе с подробной картой представляли бы ценнейший документ — одно из немногочисленных свидетельств европейцев о странах Средней Азии и, в частности, об Иссык-Куле. Впрочем, вскоре был найден монгольский подлинник карты, скопированной Ренатом. Несмотря на отсутствие градусной сетки, подлинник носит европейский характер. Таким образом, Ренат вывез уже существовавшую карту Джунгарии, перевел на шведский язык и выдал за свою. Очевидно, Ренат, находясь в плену у джунгар, не предпринимал никаких путешествий и просидел все 17 лет на одном месте.

На монгольской карте озеро Иссык-Куль по форме намечено приблизительно верно, но размеры его сильно уменьшены.

В 1755 году по поручению китайского императора Цянь Луна иезуитские миссионеры Феликс Ароха, Эспин и Холлерштейн производили астрономические наблюдения в западном Китае. Между прочим, они достаточно точно-определили астрономический пункт при впадении реки Конур-улен в Иссык-Куль под 42°17′ и 96'22°.

В 1814 году из Семиреченска в Кашгарию вдоль берега Иссык-Куля, мимо тех мест, где теперь находится Пржевальск и памятник знаменитому русскому путешественнику, прошел караван переводчика Бубеннова и сотника Старкова с командой казаков. Это были первые из русских людей, перевалившие снежные вершины Тянь-Шаня в самых высоких их перевалах восточнее Иссык-Куля. Но, к сожалению, о самом озере они не оставили никаких свидетельств.

В 1847 году топограф Нафантьев составил расспросную карту Иссык-Куля и путей от него в Кашгарию. В России карта Иссык-Куля была издана затем И. И. Захаровым в 1858 году, но точностью она не отличалась.

Начало научному исследованию озера — его географии, геологии и истории, животного и растительного мира положил выдающийся русский географ и путешественник П. П. Семенов-Тян-Шанский, который побывал здесь в 1856–1857 годах. Прочная основа для картографии озера была положена капитаном генерального штаба А. Ф. Голубевым, производившим в 1859 г. в Иссык-Кульской котловине астрономические съемки.

В 1869–1870 годах на его берегах побывал известный русский художник В. В. Верещагин. Здесь он написал шесть небольших этюдов, замечательно точно воспроизводящих своеобразную природу Прииссыккулья; особенно удался ему неповторимый бирюзовый цвет озерной воды. Этюды эти сохранились и в настоящее время экспонируются в Государственной Третьяковской галерее.

В 1888 году на берегу Иссык-Куля умер великий русский путешественник Н. М. Пржевальский. Здесь, в горах Тянь-Шаня, на пороге пятого путешествия в Тибет, перестало биться сердце первооткрывателя нехоженых областей…

«Осман» подходил к берегу почти в полной темноте. Луна зашла совсем, небо покрыли тучи, в редких разрывах которых едва мерцал десяток звезд. Такими же редкими и тусклыми показались мне наши современные знания о сотнях поколений людей, живших на Иссык-Куле или прошедших по его берегам.

Чтобы эти тучи рассеялись и небо засияло яркими и частыми звездами точных исторических сведений, на помощь истории должна прийти археология…