Отец Иосиф Адашинский знал, что перед ним сидит эмиссар главного руководства ОУН, однако это мало беспокоило его. Точнее, отец Иосиф немного обманывал сам себя, какой-то червячок тревоги всё же лежал под сердцем, но, в конце концов, что такое теперь главное руководство? Сидят где-то себе в Мюнхене и думают, что здесь все будут танцевать под их дудку.
Да чёрта с два! Он не настолько глуп, чтобы добровольно подставлять свою голову под удар, она ему дороже всех идей ОУН и её главаря Степана Бандеры. И пусть этот эмиссар болтает, что хочет, он, отец Иосиф, будет осторожен, как олень, а холоден и мудр, как змей.
– Да, да... – сказал он и неопределённо покачал головой. – Может, уважаемый пан хочет кофе?
Эмиссар главного руководства как раз начал рассказ о новых указаниях шефа ОУН – реплика отца Иосифа прозвучала несколько нетактично, сбила его с мысли, как-то приземлила и вернула к суровой действительности. Он пристально посмотрел на отца Иосифа – не издевается ли тот, но его преосвященство смотрел на него доброжелательно, словно именно от того, хочет ли его гость кофе или не хочет, зависело практическое воплощение идей, выдвинутых эмиссаром главного руководства.
– Его преосвященство имеет настоящий кофе? – улыбнулся он недоверчиво. – Даже у нас там он стоит баснословные деньги. Неужели большевики так щедры и продают его вам?
Отец Иосиф подумал, что этот зарубежный гость многого не знает и ему придётся здесь несладко. Хлопнул в ладоши, призывая домработницу, и мягко приказал:
– Пожалуйста, кофе нам, Фрося, и пирожных.
Эмиссар главного провода завистливо посмотрел на Фросю и невольно выпятил грудь: симпатичный чертёнок, этот чёртов поп умеет устраиваться. Пошевелился в кресле и закинул ногу на ногу. Но, увидев пятна на брюках, спрятал ноги. Привык носить красивые костюмы, сшитые у модных портных, а здесь пришлось маскироваться под бедного деревенщину, который носит одежду до тех пор, пока она не станет просвечивать, и даже тогда ещё долго думает, стоит ли покупать новую.
Эта роль была не по вкусу эмиссару главного провода. Жил в достатке, даже в роскоши: отец имел магазин в Коломые, дал сыну университетское образование, и тот оправдал его надежды. Редактировал одну из националистических газет, за что и был прислан самим Степаном Бандерой. А теперь – грязные, испачканные штаны...
Эмиссару главного провода было уже за сорок, но он хорошо сохранился. Имел торс спортсмена и подчёркивал это, туго затягиваясь ремнём, от чего его развитая грудь выпячивалась вперёд ещё больше, а плечи как будто расширялись. Даже совсем голый череп не огорчал его, от этого ещё больше увеличивался и так высокий лоб и выразительнее становились косматые брови над пронзительными глазами. Всё это должно было свидетельствовать о строгости натуры Юлиана Михайловича Штеха, его волевом характере, совершенно лишённом излишней сентиментальности. Кому она сейчас нужна – в то время, когда они ведут такую жестокую борьбу с большевиками?
Юлиан Михайлович знал, что эта борьба давно уже проиграна, с тех пор, как захромала гитлеровская лошадь, но теперь, когда американцы поссорились с союзниками, снова появились какие-то шансы, иначе он ни при каких обстоятельствах не согласился бы, рискуя жизнью, переходить границу, чтобы разворошить это гнилое болото во Львове.
Служанка принесла кофе. Юлиану Михайловичу захотелось сразу выпить, чтобы даже немного обжечь губы, но он сдержался и медленно поболтал ложечкой, размешивая сахар. Один комочек на две трети чашечки, чтобы кофе был слегка сладковатым, чтобы только приглушить его горечь, – тогда можно пить маленькими глотками, чувствуя, как постепенно исчезает усталость и кровь быстрее пульсирует.
Наконец отпил и косо посмотрел на отца Иосифа.
Этот поп не очень нравился Штеху. Бледное, вытянутое нервное лицо, тонкий нос с чувственными ноздрями, узкие губы и живые глаза. Такие нравятся женщинам, а это, по глубокому убеждению Юлиана Михайловича, было несправедливо, потому что женщина во всём должна подчиняться мужчине, а как она будет подчиняться такому вот?
Юлиан Михайлович потёр тыльной стороной ладони подбородок с ямочкой (о, эта ямочка: она так портила мужественное и волевое лицо эмиссара главного руководства, как-то смягчая его грубые черты), нахмурил косматые брови и сказал категорически:
– Главное руководство рассчитывает на вас, святой отец, потому что наша борьба священна, и церковь во всём должна способствовать ей.
Его преосвященство лёгким движением остановил Юлиана Михайловича.
– Мы делаем общее дело, и главные деятели ОУН не могут обижаться на церковь, – ответил не менее твёрдо. – Впрочем, следует учесть новые условия и некоторую, я хочу подчеркнуть это, перегруппировку сил.
– Которая всё время меняется в пользу большевиков?
Уголки губ у отца Иосифа опустились. Ответил с горечью:
– К сожалению. Но святая церковь никогда не примирится с этим. – Сплёл тонкие пальцы на груди, сжал крепко, аж побелели. Кто-кто, а он знал о связях церкви с оуновцами. Кто может подсчитать, сколько лидеров организации происходят из семей священников, где их воспитывали в духе любви и уважения к князю церкви митрополиту Андрею Шептицкому? Сам Мельник, который взял бразды правления после убийства Коновальца и возглавлял ОУН до сорокового года, когда Бандера со своими соратниками раскололи организацию, – многолетний управляющий имениями митрополита. Не говоря уже о нынешнем шефе ОУН Степане Бандере – он сын священника-униата в селе Угринов близ Калуша. Член ПУНУ Барановский – сын священника из прикарпатского села Дорогова. Личный знакомый и друг отца Иосифа капеллан легиона «Нахтигаль» член главного руководства ОУН Иван Гриньох – бывший приходской священник из Галича. А такая решительная и в то же время милая женщина Гнатковская, жена самого шефа СБ Николая Лебедя, функционерка главного руководства ОУН, – кто она? Дочь священника из Косова. А заместитель Бандеры Ленкавский? Родился в семье станиславовского греко-католического настоятеля. И всё же, подумал отец Иосиф, осторожность и ещё раз осторожность!
Отец Иосиф подсунул Штеху коробку сигаретами, зажёг сам. Спросил:
– Надеюсь, пан прибыл во Львов не ради спасительных разговоров со мной?
– Конечно. Счастлив, что его преосвященство понимает это! – иронично улыбнулся тот.
– Тогда слушаю.
Штех допил кофе.
– Может, пан желает ещё чашечку? – потянулся к кофейнику отец Иосиф, однако Штех остановил его решительным движением руки.
– Во-первых, – начал он, – его преосвященство, наверное, догадывается, что я прибыл сюда инкогнито? Только один пан знает меня, для всех остальных я Николай Дейчаковский, работник Коломыйского райпотребсоюза. Здесь в командировке, служебные дела, разные заготовки, понятно?
– Пан мог бы и не предупреждать меня.
– Должен, потому что здесь лишний раз не повредит. Далее. Мы с вами будем встречаться только в крайних случаях, когда возникнет необходимость выполнить какое-то задание.
Отец Иосиф побледнел, но сказал твёрдо:
– Извините, но вынужден сразу поставить точки над «і». Никаких ваших заданий выполнять не буду.
– Вы с ума сошли? – В тоне Штеха чувствовалась откровенная угроза, однако это не испугало отца Иосифа.
Заметил тёрпко:
– Не будем выяснять, кто из нас сумасшедший. Пан погостил у нас, и адью, – махнул рукой, – в Мюнхен. А мне жить здесь, и иметь дело с энкаведистами не желаю.
– Пан, вы чего-то испугались?
– Да, – подтвердил отец Иосиф, – можете считать, что испугался.
– А главное руководство надеялось, что святой отец возглавит движение наших верных сторонников.
– Нет. Передайте руководителям, что состояние здоровья не позволяет мне...
Штех покраснел от гнева.
– Болото! – воскликнул он. – Мы знали, что здесь вонючее болото, но чтобы такое!.. Забыть лучшие идеалы!
– Лучшие идеалы не забыты, – возразил отец Иосиф. – Вы не понимаете одного: эти идеалы можно распространять по-разному, и слово Божье здесь неоценимо. Потихоньку и вовремя сказанное, оно действует лучше, чем десяток убитых коммунистических элементов.
– Начхать! – вырвалось у Штеха. – Нам нужны действия, святой отец. Ваши слова, к тому же сказанные шёпотом, никто за границей не услышит. А мы должны доказать американцам, что здесь, на территории Украины, наша организация ещё влиятельна, что с нами нужно считаться, прошу вас!
Отец Иосиф пожал плечами.
– Если пан нуждается в совете, пожалуйста. Или, может, главари руководства хотят дать мне в руки бомбу?
Но Штех уже овладел собой.
– Налейте ещё кофе, – попросил он.
– Пан желает пирожное?
– Нет, пан не любит сладкое, – не без иронии отрезал Штех. – Пан любит горькое, в прямом и переносном смысле. Итак, его преосвященство, насколько я понял, отказывается активно сотрудничать с нами?
– Надеюсь, пан уже успел изучить некоторые советские газеты? – уклонился от прямого ответа отец Иосиф. – В сёлах создаются колхозы, во Львове большевики, прошу вас, строят заводы, скоро здесь от рабочих прохода не будет, а рабочий – это наша смерть.
– Вы правы, – согласился Штех, – но пан не учитывает зарубежную ситуацию. Самая могущественная страна мира сейчас – Соединённые Штаты, и мы должны доказать американцам, что Украина не хочет идти с большевиками. Нужны систематические акции, чтобы создать за рубежом общественное мнение. Нужно дать повод, за который могли бы ухватиться наши сторонники в правительстве Трумэна. Тогда американцы будут разговаривать с советскими совсем по-другому.
Отец Иосиф подумал, что советские власти плевали на все ультиматумы, вместе взятые. Они разгромили гитлеровскую Германию, на которую так надеялись оуновцы, теперь залечивают военные раны, и кто-кто, а его преосвященство знает, как быстро и успешно это делается. Впрочем, возражать Штеху он не стал. Промолчал, и тот продолжал:
– Мелкие акции, которые осуществляют наши боевики, выходя из лесных схронов, уже не производят впечатления. Необходимо прибегнуть к более весомым, я бы сказал, громким операциям, которые имели бы широкую огласку. Короче говоря, святой Отец, нужно составить список самых известных деятелей, которые активно работают на Советы, и уничтожить их.
– Легко сказать! – обескровленные узкие губы отца Иосифа скривились то ли в улыбке, то ли в гримасе. – Где найти исполнителей? Наши явки разгромлены, лучшие люди давно арестованы, остались единицы, на которых можем положиться.
– Однако должны быть недовольные. Следует устанавливать новые связи.
– Может, пан считает, что в госбезопасности сидят сложа руки?
– Строгая конспирация. Один держит связь только с ещё одним – и всё.
– Трудно, ох, трудно!
– Хватит, святой отец, вилять хвостом. У службы безопасности руки длинные, и если попадёте на крючок к пану Лебедю…
В глазах отца Иосифа замигали злые огоньки.
– Если уважаемый пан прибыл сюда, чтобы запугивать, он может сразу возвращаться обратно в Мюнхен. Никто не пойдёт за ним.
– Но я нуждаюсь в исполнителях, людях надёжных и фанатиках. Вы должны знать свою паству…
– Хорошо, – перебил его отец Иосиф, – я назову вам двоих. И всё.
– Только двоих? – разочарованно сказал Штех. – Я рассчитывал на большее.
– Я знаю ещё кое-кого, но пан, насколько я понял, нуждается в абсолютно надёжных людях. Без предрассудков и с твёрдой рукой…
– Кажется, вы убедили меня, святой отец. Давайте ваших двоих.
– Один – племянник куренного Коршуна. Знали такого?
– Слышал. Коршун погиб где-то на Волыни.
– Племяннику удалось спастись. Сейчас работает на новом большом заводе.
– Что вы! – обрадовался Штех. – Замечательно! Должен ликвидировать директора или главного инженера.
Отец Иосиф утвердительно наклонил голову. Да, большевистских руководителей следует уничтожать.
– Ну а кто второй? – ожидающе наклонился к его преосвященству Штех.
– Бывший сотник УПА Ярослав Доберчак. Устроился на железной дороге. Товароведом базы.
– Подходит. – Штех закурил и жадно затянулся. – Поначалу достаточно. Как с ними связаться?
– Племянника Коршуна послезавтра ждите в соборе святого Юра. Правый притвор, в четыре часа дня. Он сам подойдёт к вам. Спросит, не имеет ли честь видеть пана Габьяка? Запомнили, Габьяка? А вы скажете: не Габьяк, а Коструб. Это и будет паролем.