Под защитой камня

Глава 17

Кто-то настойчиво стучал по стене рядом с входным занавесом. Джондалар проснулся, но продолжал лежать под меховой полстью, удивляясь, почему никто не отвечает на стук. Наконец он осознал, что в доме, видимо, нет никого, кроме него. Вставая и натягивая на себя какую-то одежду, он крикнул:

– Сейчас выйду. – Около входа он увидел Джоконола, резчика, который состоял в учениках при Зеландони, и удивился, потому что этот юноша редко заходил к кому-то без своей наставницы. – Проходи, – пригласил он.

– Зеландони Девятой Пещеры говорит, что настало время, – важно сообщил Джоконол.

Джондалар нахмурился. Ему не понравилось такое сообщение. Конечно, он лишь догадывался, о чем идет речь, но этого было достаточно, чтобы испортить настроение. Он уже отдал свой долг общению с другим миром. И ему определенно не хотелось вновь иметь с ним дело.

– А Зеландони не сказала, какое настало время? – уныло спросил Джондалар.

Джоконол усмехнулся, видя внезапное беспокойство, охватившее этого высокого мужчину.

– Она сказала, что ты поймешь.

– Да, боюсь, что я действительно понял, – сказал Джондалар, смиряясь с неизбежностью. – Ты можешь подождать немного, пока я что-нибудь перекушу, Джоконол?

– Зеландони обычно говорит, что лучше этого не делать.

– Думаю, ты прав, – сказал Джондалар. – Но я все-таки выпил бы чаю, чтобы освежить рот. А то я еще толком не проснулся.

– Наверное, Зеландони уже приготовили чай для тебя, – заметил Джоконол.

– Держу пари, что приготовили, но у них свои вкусы, а я люблю пить по утрам мятный настой.

– Настои Зеландони обычно пахнут мятой.

– Пахнут, пахнут, только она не является основной составляющей их чайного сбора.

Джоконол молча улыбнулся.

– Ладно уж, – криво усмехнувшись, сказал Джондалар. – Я сейчас подойду. Надеюсь, никто не будет возражать, если я сначала справлю нужду.

– Разумеется, не нужно сдерживать естественные надобности, – сказал юный ученик. – Но не забудь запастись теплой одеждой.

Вернувшись, Джондалар приятно удивился, увидев, что рядом с Джоконолом его поджидает Эйла, завязывающая на талии рукава теплой куртки. Вероятно, и ей Джоконол велел захватить что-то теплое. Ему вдруг подумалось, что прошлой ночью он впервые спал без Эйлы, с тех пор как во время Путешествия попал в плен к Шарамунаи, и это еще больше расстроило его.

– Привет, женщина, – прошептал он ей на ухо, когда приветливо потерся с ней щеками и приобнял ее. – Где ты была сегодня утром?

– Ходила выливать ночную посудину, – сказала Эйла. – Вернувшись, я увидела Джоконола, и он сказал, что Зеландони хочет нас видеть, поэтому я пошла к Фоларе, чтобы попросить ее присмотреть за Волком. Она сказала, что соберет детей, и они поиграют с ним. А до этого я еще успела проверить лошадей. Где-то неподалеку ржали другие лошади. По-моему, нам стоит построить для наших какой-нибудь загон.

– Может, и стоит, – сказал Джондалар. – Особенно к тому времени, когда для Уинни наступит пора Радости. Очень не хочется, чтобы какой-нибудь табун увел ее от нас, ведь тогда и Удалец может последовать за ней.

– Сначала у нее еще родится очередной жеребенок, – сказала Эйла.

Заинтригованный слухами об этих лошадях, Джоконол прислушивался к их разговору. Очевидно, они многое узнали, общаясь с этими животными. Эйла и Джондалар вышли из пещеры вместе с Джоконолом. Когда они вышли на открытую террасу, Джондалар заметил, что солнце стоит совсем высоко.

– Я и не знал, что уже так поздно, – удивился он. – Странно, почему никто не разбудил меня пораньше?

– Зеландони предложила дать тебе хорошенько выспаться, ведь сегодня ты, возможно, будешь бодрствовать до глубокой ночи, – объяснил Джоконол.

Джондалар с силой втянул носом воздух и, недовольно покачивая головой, выдохнул его ртом.

– А кстати, далеко ли мы направляемся? – спросил он, идя рядом с учеником в сторону водопада.

– К Родниковой Скале, – ответил Джоконол.

Глаза Джондалара удивленно расширились. Родниковая Скала – скальный массив с двумя пещерами и прилегающим к ним уступом – не являлась жилищем племени Зеландонии; предназначение этих пещер было гораздо более важным. Они считались самыми священными местами во всем зеландонском крае. Постоянно там никто не жил, а если кто и мог бы назвать их домом, так только жрецы, служители Великой Матери, поскольку Она благословила и освятила это место.

– Мне нужно выпить воды, – выразительно сказал Джондалар, когда они подошли к мосту, перекинутому через водопад с чистой родниковой водой. Он не собирался объяснять Джоконолу, почему у него вдруг пересохло в горле, хватит и того, что он позволил этому посланцу отговорить его от вкусного мятного чая.

На берегу рядом с мостом был вбит в землю деревянный кол. К нему была привязана туго сплетенная из расщепленных листьев рогоза питьевая чашка; раньше ее не привязывали, но она часто пропадала. Эту чашку время от Времени заменяли на новую по мере износа, но насколько Джондалар мог помнить, здесь всегда имелся сосуд для питья. Люди давно подметили, что вид свежей поблескивающей воды неизменно пробуждает жажду, и хотя можно было, конечно, наклониться и выпить воды, зачерпнув ее руками, но из чашки все-таки пить удобнее.

Утолив жажду, они продолжили путь по хорошо утоптанной тропе. Переправились через Реку, около Скал Двуречья свернули в долину Луговой реки, перешли через вторую реку и пошли дальше по прибрежной тропе. Обитатели ближайших Пещер приветливо махали проходящим мимо путникам, но не пытались задержать их. Все служители Матери, включая их учеников, нередко посещали Родниковую Скалу, и люди отлично понимали, куда ведет эту парочку ученик Зеландони.

Они даже догадывались о предстоящем им ритуале. В этом тесно взаимосвязанном сообществе быстро распространился слух о том, что они привезли с собой нечто такое, что может помочь найти Зеландони блуждающий дух Тонолана, погибшего брата Джондалара. И каждый понимал, как важно помочь проводить недавно освободившийся елан к надлежащему месту в мире Духов, однако большинство людей не испытывали желания соприкасаться с потусторонним миром до того, как Мать призовет их. Страшновато было думать о том, что кто-то должен помочь елану Шевонара, который лишь недавно покинул его тело и, вероятно, находился еще где-то поблизости, но никто даже помыслить не мог о том, что придется искать дух давно умершего в далеких краях соплеменника.

Не многие предпочли бы поменяться местами с Эйлой и Джондаларом, за исключением наиболее сведущих служителей. Большинство людей с радостью предоставляли Верховной жрице общение с миром Духов. Но ей нужна была помощь в данном случае; только эти вернувшиеся путешественники знали, где умер брата Джондалара. Верховная жрица понимала, что им предстоит тяжелое испытание, хотя с интересом ждала его, раздумывая, смогут ли они отыскать странствующий дух Тонолана.

Джоконол вел Эйлу и Джондалара дальше вверх по течению, туда, где с левой стороны маячили внушительные очертания скального массива. Он выглядел почти сплошным монолитом, но при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что за этим первым массивом скрывается целый ряд отрогов, уходящих в разные стороны от места слияния Луговой реки и Родникового ручья. Стены этих скал вздымались над речной долиной, выпукло закругляясь и постепенно сходясь к вершине, а потом вдруг резко расходились, словно поля лихо заломленной шапки.

Приглядевшись к очертаниям этой могучей скалы, можно было при наличии небольшого воображения разглядеть в ее расщелинах и скругленных формах человеческую голову с густой шевелюрой, под которой угадывались высокий лоб, уплощенный нос и два очень близко посаженных глаза, загадочно поглядывающие на каменистый склон с редкими кустиками. Сведущие наблюдатели воспринимали этот едва уловимый человеческий образ, как сокровенное лицо Матери, один из немногих священных ликов, открытых Ею для обозрения, но даже он был хорошо замаскирован. Никому не дано было взглянуть прямо на лицо Матери, даже на его подобие, – Ее лик обладал несказанным могуществом.

Одним боком эти скалы спускались в узкую долину с ручьем, впадавшим в Луговую реку. Этот ручей брал начало из родника, бурно бьющего над образованным им водоемом в этой лесистой лощине. Обычно его называли Материнским родником, а бегущий от него маленький приток – Родниковым ручьем, но у служителей имелись для этих мест и другие, впрочем, известные всем, названия. Родник и водоем назывались Животворными Материнскими Водами, а ручей – Живой Водой. Считалось, что эти воды обладают огромной целительной силой и в особенности помогают женщинам зачать, если их верно использовать.

За главным отрогом начиналась тропинка, быстро взбиравшаяся вверх по склону к скалистому выступу с небольшим навесом, который скрывал входы двух пещер, расположенных вблизи вершины. Многочисленные трещины и впадины в этом краю известняковых скал иногда называли пещерами, представляя при этом некое убежище в скале, по некоторые пещеры еще называли гротами или впадинами. А особо длинные и глубокие пещеры иногда называли бездонными лабиринтами или вертепами. Левая пещера углублялась в скалу не более чем на двадцать футов, и она время от времени служила кровом, в основном для служителей. В общем, она была известна как Родниковая впадина, но некоторые называли ее также Ложбиной Дони.

Правая пещера, уходившая в толщу скального массива на четыре сотни футов, начиналась с узкого главного коридора с боковыми помещениями, нишами, углублениями и ответвлявшимися от него галереями. И это место, считалось настолько священным, что его известное лишь посвященным название обычно даже не произносилось вслух. Эту всем известную пещеру так свято почитали, что не было необходимости провозглашать ее святость и могущество в земном мире. В любом случае посвященные служители даже старались умалчивать о ее важном значении, не желая принижать его обыденными словами. Именно поэтому люди предпочитали называть это место просто Родниковой Скалой, и поэтому эта пещера называлась Бесконечным Лабиринтом Родниковой Скалы или иногда Вертепом Дони.

В краю Зеландонии имелись и другие священные места. Многим пещерам присваивали определенный статус святости, и некоторые земли вокруг них также считались благословенными, но лабиринт Родниковой Скалы была самым почитаемым. Джондалар знал пару мест, сравнимых по значению с Родниковой Скалой, но не более того. Поднимаясь вслед за Джоконолом по скалистой тропе, Джондалар испытывал смешанное чувство волнения и страха, а при входе на террасу к ним добавилась еще и дрожь жуткого предчувствия. Ему очень не хотелось идти сюда, но при всех его опасениях он размышлял, сможет ли Зеландони найти освободившийся дух его брата и какие ощущения предстоит испытать ему в этом ритуале.

На верхней террасе перед пещерами их встретили еще два ученика очага Зеландони, мужчина и женщина. Они поджидали их у входа в правую глубокую пещеру. Остановившись, Эйла бросила взгляд на окрестности. С этого высокого скального уступа открывался вид на лощину Родникового ручья и частично на Луговую реку с ее долиной. Эта панорама выглядела впечатляюще, но почему-то, когда они вошли в пещеру, сужающийся темный коридор показался еще более ошеломляющим.

Особенно волнующим оказывалось вступление в эту пещеру именно днем, когда вдруг дневной свет мгновенно исчезал в темном узком коридоре и человек, только что видевший светлые, отражающие солнечный свет скалы, попадал в тревожную мрачную неизвестность. Этот переход был за пределами физического или внешнего восприятия. И тот, кто понимал и признавал исходное священное могущество этой пещеры, считал вход в нее не только метаморфозой состояния – от обыденного покоя к благоговейному страху, к предчувствию опасности, но также и неким переходом в неизведанный богатый и чудотворный мир.

Снаружи видны были всего лишь несколько футов входного отверстия, но когда глаза попривыкли к тусклому освещению, проступили очертания скалистых стен узкого коридора, уводящего в темные глубины. На выступах сводчатых стен небольшого входного зала стояло несколько каменных светильников, но горел только один. Чуть ниже в природных скальных углублениях стояли факелы. Джоконол и второй ученик взяли горящий светильник и, воспламенив над ним сухую лучину, разожгли с ее помощью концы скрученных из лишайника фитилей, спускавшихся в углубление с растопленным жиром с того края светильника, что находился напротив ручки. Женщина зажгла факел и поманила их за собой.

– Идите осторожнее, – сказала она, опустив факел пониже, чтобы показать неровности пола и влажно поблескивающую глинистую почву, заполнявшую промежутки между выступающими камнями. – Тут можно поскользнуться.

Поначалу тусклые лучи проникавшего снаружи света еще помогали им нащупывать путь по неровному полу. Но уже через сотню футов в кромешной темноте остались лишь маленькие огоньки светильников да язычок факела. Случайная струя воздуха, просвистевшая между подвешенными к потолку сталактитами, слегка притушила мерцающие огоньки светильников, вызвав холодящее чувство страха. Все понимали, что если светильники вдруг погаснут, то они окажутся в кромешной тьме, несравнимой даже с самой темной ночью. Только с помощью рук и ног, ощупывающих влажные камни, можно было найти путь, который скорее заведет их в какой-то тупик, чем укажет выход из пещеры.

За огоньками светильников справа чернел темный провал, скрывая влажные стены; возможно, там находилась очередная ниша или галерея. Навалившаяся со всех сторон чернота казалась почти удушающе густой. Лишь легкий ток воздуха свидетельствовал о том, что этот коридор соединялся с внешним миром. Эйле захотелось взять Джондалара за руку.

По мере продвижения к светильникам учеников добавились новые источники света. Каменные чаши с горящими фитилями располагались через определенные промежутки по краям коридора, и их точечные огоньки казались пронзительно яркими в этом пещерном мраке. Однако порой они угрожающе потрескивали и шипели, словно собирались погаснуть. Нужно либо добавить в них жира, либо вставить новые фитили, подумала Эйла, надеясь, что кто-то вскоре позаботится об этом.

Но вид этого слабо освещенного коридора вызвал у Эйлы жуткое ощущение, что она уже бывала здесь раньше, и необъяснимый страх перед будущим посещением. Ей не хотелось идти за указывающей путь женщиной. В общем-то она не боялась пещер, но здесь ощущалось нечто такое, от чего ей хотелось развернуться и убежать или хоть дотронуться до Джондалара для обретения некоей уверенности. Потом ей вспомнился темный коридор другой пещеры, по которой она прошла, следуя за огоньками светильников и факелов, и внезапно осознала, что наблюдает за Кребом и другими Мог-урами. Поежившись от этих воспоминаний, Эйла вдруг поняла, что замерзла.

– Может, остановимся, и вы наденете теплую одежду, – оборачиваясь, сказала идущая впереди ученица, осветив факелом Эйлу и Джондалара. – В глубине пещеры можно изрядно замерзнуть, особенно в теплый сезон. Зимой, когда снаружи снег и лед, воздух здесь кажется сравнительно теплым. В глубоких пещерах круглый год одинаково холодно.

Остановившись, Эйла натянула куртку с длинными рукавами, и это обычное действие успокоило ее. Конечно, ей очень хотелось развернуться и выбежать из пещеры, но когда ученица вновь повела их вперед, Эйла сделала глубокий вдох и последовала за ней.

Длинный пещерный коридор был очень узким, и в нем становилось все холоднее, однако после очередных пятидесяти футов каменистая галерея стала еще уже. Воздух стал более влажным, на стенах поблескивали капли воды, а свисающие с потолка сталактитовые сосульки нацелили острия на сталагмитовые столбики, выросшие на каменистом дне. Когда примерно две сотни футов темного, сырого и холодного коридора остались позади, пол его начал повышаться, он не закрыл проход, но идти по нему стало труднее. Именно здесь опять возникло искушение повернуть назад, и многие обычно проявляли на этом подъеме малодушие, решив, что уже и так достаточно натерпелись. Для того чтобы следовать дальше, нужна была твердая решимость и воля.

Подняв факел, ученица первой забралась по каменному склону к узкому отверстию. Эйла смотрела, как колеблются отблески пламени, затем глубоко вздохнула и, взобравшись по этому крутому подъему, встала рядом с факельщицей. Потом она протиснулась вслед за ней в узкий лаз, переползла через какие-то камни и вылезла из следующего отверстия, за которым начинался спуск в глубину этого каменного мира.

Если раньше почти подсознательно ощущался ток воздуха, то теперь была заметна разве что его нехватка. После этого узкого лаза движение воздуха уже совершенно не ощущалось. Первым свидетельством того, что здесь ступала нога человека, стали три красных пятна, намалеванные на левой стене. Вскоре Эйла заметила еще какой-то рисунок в неровном свете факела, который несла идущая впереди женщина. Она едва могла поверить своим глазам, и ей захотелось попросить ученицу остановиться, чтобы рассмотреть стену в лучшем свете. Она подождала идущего за ней высокого мужчину.

– Джондалар, – тихо сказала она, – мне показалось, что я видела мамонта на стене!

– Да, и он там не один, – сказал Джондалар. – Я думаю, Зеландони сочла необходимым провести обряд поиска как можно скорее, иначе тебе показали бы эту пещеру с должной торжественностью. Многих из нас приводили сюда в детстве. Не совсем маленькими, а когда мы способны были уже что-то понимать. Когда впервые попадаешь в это место, то оно пугает тебя, но одновременно потрясает до глубины души. Даже сознавая, что всего лишь участвуешь в ритуале, человек все равно испытывает огромное потрясение.

– Зачем мы идем сюда, Джондалар? – спросила она. – О каком обряде ты говорил?

Обнаружив, что спутники отстали, проводница вернулась за ними.

– Разве вам еще не сказали? – спросила она.

– Джоконол просто сказал, что Зеландони хочет видеть Джондалара и меня, – сказала Эйла.

– Я не совсем уверен, – сказал Джондалар, – но, по-моему, мы пришли сюда, чтобы помочь Зеландони найти дух Тонолана, если он заблудился в ином мире. Ведь только мы видели то место, где он умер, а благодаря тому камешку, что ты посоветовала мне захватить с собой – кстати, Зеландони сказала, что это была отличная мысль, – она надеется, что обряд поиска пройдет успешно, – сказал Джондалар.

– А что это за пещера? – спросила Эйла.

– Ее называют по-разному, – сказала проводница. Джоконол и второй ученик догнали их. – Большинство называют ее Лабиринтом Родниковой Скалы, или, реже, Вертепом Дони. Жрецам известно и другое священное название, как и большинству людей, хотя его редко упоминают. Эту пещеру называют «Вход в Чрево Матери». Есть еще несколько подобных особо почитаемых пещер.

– Всем известно, конечно, что вход одновременно подразумевает выход, – добавил Джоконол. – Это означает, что вход в чрево является также родовым путем.

– То есть мы идем по одному из родовых путей Великой Земной Матери, – уточнил молодой ученик.

– Помните, как Зеландони пела на похоронах Шевонара… «Чрево Матери породило детей целый сонм», должно быть, именно о таком месте говорилось в той песне, – сказала Эйла.

– Она понимает, – сказала проводница, кивнув другим ученикам. – Как ты хорошо знаешь Песню Матери, – добавила она, обращаясь к Эйле.

– Она впервые услышала ее во время последних похорон, – с улыбкой заметил Джондалар.

– Это не совсем так, Джондалар, – возразила Эйла. – Разве ты не помнишь? У Лосадунаи есть подобная баллада, только они не поют ее. Лосадуни рассказал мне ее на их языке, и я постаралась запомнить. Ваша песня немного отличается, но, в сущности, говорит о том же.

– Может, Лосадуни просто не умеет петь, как Зеландони, – предположил Джондалар.

– У нас тоже не все умеют петь ее, – сказал Джоконол. – Многие просто рассказывают. Я, к примеру, не пою, и ты поняла бы почему, если бы услышала мое пение.

– В некоторых Пещерах ее поют на другой мотив, и слова также могут немного отличаться, – сказал молодой ученик. – Было бы интересно услышать когда-нибудь вариант Лосадунаи, особенно если бы ты, Эйла, смогла перевести его для меня.

– С удовольствием. Их язык очень похож на язык Зеландонии. Ты, возможно, сможешь понять эту балладу даже без перевода, – сказала Эйла.

По какой-то причине все трое прислужников вдруг заметили ее необычное произношение. Старшая проводница привыкла считать, что племя и язык Зеландонии являются совершенно особенными; что именно Зеландонии являются Людьми, Человеческими Детьми Земли. Трудно было осознать, что люди, живущие далеко на востоке за горным ледником, говорят почти так же, как Зеландонии. Чтобы прийти к такому выводу, эта иноземная женщина должна была слышать много языков, на которых говорят племена, живущие еще дальше, и которые сильно отличаются от языка Зеландонии.

Ученики вдруг поняли, какой удивительной была жизнь этой иноземки и как много знает она о других племенах. Джондалар также многое узнал за время своего Путешествия. Прошло всего несколько дней после его возвращения, а он уже успел удивить всех многими вещами. Возможно, именно за новыми знаниями и отправляются люди в Путешествия.

Рассказы о Путешествиях очень популярны. Почти все молодые люди обсуждают возможности большого Путешествия, но лишь немногие осмеливаются отправиться в путь, и уж совсем единицы уходят так далеко, что даже не возвращаются домой. Но Джондалар отсутствовал пять лет. Он побывал в очень дальних краях, пережил много приключений, но самое важное, он вернулся назад, чтобы передать своим родным приобретенные им полезные знания. У него также появились новые представления, способные изменить привычную жизнь, а такие изменения далеко не всегда желательны.

– Я не уверена, следует ли мне показывать тебе настенные изображения, мимо которых мы проходим. Ведь тебе еще предстоит особый ритуал знакомства с этой пещерой, но ты все равно увидишь хотя бы часть их, поэтому давай уж я посвечу тебе, чтобы ты смогла получше разглядеть рисунки, – сказала проводница.

– Да, я с удовольствием взглянула бы на них, – сказала Эйла.

Проводница подняла факел и осветила стену. Первым бросился в глаза очень красиво изображенный мамонт. За массивной выпуклой головой возвышался горб, а круто понижающаяся спина делала его силуэт легкоузнаваемым. Очертания спины являлись отличительной чертой этих огромных шерстистых животных, даже более явной, чем их изогнутые бивни или длинный хобот. Контур был очерчен красной краской, а рыжевато-коричневые и черные оттенки выявляли отдельные анатомические признаки. Его морда была направлена к выходу, и рисунок казался настолько реальным, что Эйла вдруг подумала: этот мамонт может сейчас выйти из пещеры.

Поразившись живости изображения, Эйла рискнула приблизиться к самой стене. Здесь явно поработал очень искусный мастер. Каким-то кремневым резцом на известняковой стене прорезали точный и четкий контур животного, обведя его черной линией. Поверхность стены вокруг этого резного мамонта была подчищена до светло-бурого природного цвета. Благодаря этому на первый план выдвигались как контурное изображение и внутренняя раскраска, так и рельефное исполнение всей фигуры.

Но особенно замечательной была именно художественная раскраска. Благодаря наблюдательности и мастерству первых живописцев, решившихся воспроизвести изображение живого зверя на плоской поверхности, их преемники постигли в этой пещере новые знания о перспективе. Они научились показывать рельефность фигур с помощью оттенков цвета, и хотя не все художники были одинаково искусными, большинство из них обязательно пользовались цветовыми оттенками для передачи ощущения живой полноты.

Эйла прошла мимо этого мамонта, и у нее возникло жутковатое чувство, что он также проходит мимо нее. Не удержавшись, она протянула руку и, коснувшись изображенного на стене животного, закрыла глаза. Слегка влажная и, как обычно, шероховатая скальная порода холодила руку, но, открыв глаза, Эйла заметила, как ловко использован рельеф стены для создания этого невероятно реалистичного произведения. Скругленные выпуклости скальной породы образовывали живот, а твердый, приросший к стене сталактит походил на заднюю ногу, и это сходство подчеркивалось дополнительной обводкой. Благодаря колеблющимся на стене маленьким световым отблескам возникало обманчивое ощущение того, что изображенное на стене животное дышит и движется.

Когда-то на Сходбище Клана Эйле пришлось сделать особый пастой, который Иза научила ее готовить для Мог-уров. Мог-ур велел ей спрятаться в тенистой нише, сказал, когда именно ей нужно выйти оттуда, чтобы возникло ощущение магического появления. Магия сама по себе была удивительна, но существовали еще и способы усиления воздействия магических ритуалов.

Коснувшись настенного изображения, она испытала странное, необъяснимое волнение. Подобные ощущения она порой испытывала с тех самых пор, как нечаянно проглотила остаток напитка мог-уров и последовала за ними в ритуальную пещеру. С тех самых пор она порой видела странные тревожные сны, и иногда даже во время бодрствования у нее возникали загадочные смутные видения.

Встряхнув головой, она попыталась привести чувства в порядок и увидела, что остальные наблюдают за ней. Робко улыбнувшись, она быстро отдернула руку от каменной стены, испугавшись, что сделала что-то недозволенное, взглянула на женщину с факелом. Ученица молча повела их дальше по коридору.

Они проходили друг за другом по коридору, и слабо мерцающие огоньки пристенных светильников подсвечивали внушающие благоговейный страх фрагменты изображений. В воздухе витало трепетное ожидание. Эйла была уверена, что они дойдут до самых дальних пределов этой пещеры, и порадовалась присутствию других людей; они уж точно не дадут ей заблудиться. Она задрожала от внезапного приступа страха, вообразив, что могло бы случиться, окажись она одна в пещере. Молодая женщина постаралась успокоиться, но не легко было унять дрожь в темноте холодного подземелья.

Им встретились изображения еще нескольких мамонтов и двух небольших темных лошадей. Эйла остановилась, чтобы повнимательнее рассмотреть их. И вновь четкая и точная резьба подчеркивалась оттеночной черной линией, создавая прекрасные образы лошадей на известняке. Внутри эти лошади были закрашены черной краской, но благодаря умело подобранным оттенкам они производили на редкость живое впечатление, как и остальные настенные изображения.

Тут Эйла заметила, что правая стена коридора также не лишена украшений: часть изображенных там животных, казалось, направлялась в глубь пещеры, а часть двигалась им навстречу. Преобладали мамонты; похоже, здесь изобразили целое мамонтовое стадо. С помощью счетных слов Эйла насчитала по меньшей мере десяток на двух сторонах коридора, но, возможно, их было больше. Мимоходом посматривая на выхватываемые светом рисунки, она вдруг потрясенно остановилась около участка левой стены с удивительной картиной, изображавшей двух приветствующих друг друга северных оленей.

Первый олень, самец, смотрел в глубину пещеры. Черный контур точно повторял очертания этого животного, включая его массивные рога, хотя они скорее угадывались в дугообразной начальной форме, не перегруженной прорисовкой всех отростков. Опустив морду, он нежно лизал языком голову оленихи. В отличие от большинства оленьих видов самка северного оленя также имела небольшие рога, что нашло свое отражение в этой картине. Раскрашенная красной краской олениха стояла пригнув колени, принимая ласки своего друга.

Исходящее от этой картины искреннее и нежное чувство любви заставило Эйлу подумать о ее отношениях с Джондаларом. Ей не приходило в голову, что животные тоже могут любить, но похоже, что могут. Она была тронута едва не до слез. Спутники не стали торопить ее. Они понимали ее состояние; их также тронула эта любовная сцена.

Джондалар с неменьшим удивлением разглядывал нарисованных оленей.

– Это что-то новое, – сказал он. – Мне помнится, что здесь были мамонты.

– Верно. Если ты присмотришься к оленихе, то еще сможешь заметить под ее изображением остатки мамонта, – пояснил шедший сзади молодой мужчина.

– Это работа Джоконола, – сказала проводница.

Эйла и Джондалар с возросшим уважением посмотрели на художника.

– Теперь я понял, почему ты стал учеником Зеландони, – сказал Джондалар. – У тебя исключительный дар.

Джоконол кивнул, принимая замечание Джондалара.

– Каждый из нас чем-то одарен. Мне говорили, Что ты исключительно одаренный каменщик. Я надеюсь, что смогу увидеть твои изделия. По правде говоря, мне нужен один инструмент, и я все пытаюсь найти того, кто сделал бы его для меня, но мне, видимо, не удается толком объяснить мастерам, что именно мне нужно. Я надеялся, что Даланар придет на Летний Сход и сможет помочь мне.

– Да, он собирался прийти, но если хочешь, я с удовольствием попытаюсь осуществить твою задумку, – предложил Джондалар. – Мне нравятся сложные задачи.

– Давай мы обсудим все завтра, – загорелся Джоконол.

– Можно я задам тебе один вопрос, Джоконол? – спросила Эйла.

– Конечно.

– Почему ты нарисовал этих оленей поверх мамонтов?

– Этот участок стены привлек мое внимание, – сказал Джоконол. – И именно там мне захотелось изобразить оленей. Они словно уже были на этой стене, но не Могли сами проявиться.

– У этих стен есть свои особенности. Они необъяснимы, – сказала ученица. – Когда Верховная жрица поет или играет флейта, то эти стены оживают. Они звучат, отражая звуки. Иногда они даже просят о чем-то.

– Неужели эти стены сами попросили кого-то нарисовать на них эти картины? – спросила Эйла, махнув рукой в сторону пройденных рисунков.

– Именно по этой причине эта пещера считается особенно священной. Большинство ее стен говорят с тобой, если ты умеешь слушать; они указывают путь тому, кто его ищет, – объяснила ученица Зеландони.

– Никто раньше не давал мне таких пояснений. Настолько четких и определенных. Почему ты рассказала нам об этом сейчас? – поинтересовался Джондалар.

– Потому что вам нужно было это услышать и, возможно, осознать, если вы хотите помочь Верховной жрице найти елан твоего брата, Джондалар, – пояснила женщина и добавила: – Жрецы пытались попять, что побудило Джоконола нарисовать здесь эту картину. У меня, кажется, возникла одна мысль. – Загадочно улыбнувшись Джондалару и Эйле, женщина развернулась, собираясь углубиться в недра пещеры.

– О, подожди немного, – попросила Эйла, дотрагиваясь до руки проводницы, чтобы удержать ее. – Я не знаю, как зовут тебя, можно мне узнать твое имя?

– Это не важно, – сказала она. – Когда я стану Зеландони, мне все равно придется отказаться от него. Я Первая Ученица Зеландони Второй Пещеры.

– Тогда, наверное, я могу называть тебя Ученицей Второй, – сказала Эйла.

– Да, можешь, хотя у Зеландони Второй Пещеры несколько учеников. Двух других сейчас нет здесь. Они заранее отправились к месту Летнего Схода.

– Тогда, возможно, Первая Прислужница Второй?

– Если тебе удобно, я буду отзываться на это имя.

– А как мне называть тебя? – спросила Эйла молодого человека, который шел последним.

– Я стал учеником недавно, в конце прошлого Летнего Схода, и, как Джоконол, я пока чаще всего пользуюсь своим личным именем. Может, нам стоит как следует познакомиться. – Он протянул ей руки. – Я Миколан из Четырнадцатой Пещеры Зеландонии, Второй Ученик Зеландони Четырнадцатой Пещеры. И я рад познакомиться с тобой, – сказал он.

Эйла обменялась с ним рукопожатием.

– Приветствую тебя, Миколан из Четырнадцатой Пещеры Зеландонии. Я Эйла из Мамутои, член Львиного стойбища, дочь очага Мамонта, избранная Духом Пещерного Льва, охраняемая Пещерным Медведем, подруга лошадей Уинни и Удальца и Волка-охотника.

– Мне кажется, я слышала, что некоторые восточные племена говорят, что их жрецы возглавляют очаг Мамонта, – неуверенно сказала ученица.

– Ты права, – сказал Джондалар. – Это племя Мамутои. Мы с Эйлой прожили у них около года. Но меня удивило, что кто-то здесь вообще слышал о них. Они живут очень далеко.

Она взглянула на Эйлу.

– Раз ты дочь очага Мамонта, то многое становится понятным. Ты Зеландони?

– Нет, я не Зеландони, – возразила Эйла. – Мамут принял меня в очаг Мамонта. У меня нет призвания к служению Матери, но он начал учить меня некоторым священным понятиям, до того как мы с Джондаларом покинули их племя.

Женщина усмехнулась.

– Никто не стал бы принимать тебя, если бы у тебя не было призвания. Я уверена, ты еще будешь призвана.

– Не уверена, что мне этого хочется, – сказала Эйла.

– Так бывает, – согласилась Первая Прислужница Второй и, развернувшись, повела их дальше в глубины Родниковой Скалы.

Впереди замаячил какой-то свет, и по мере приближения он стал почти ослепительным. После полнейшей темноты коридора, освещаемой лишь редкими огоньками светильников, нужно было время, чтобы привыкнуть к такому едва ли не ослепляющему сиянию. Коридор расширился, и Эйла увидела нескольких человек, ожидающих их в просторном зале. Похоже, людей здесь было довольно много, и, приглядевшись к присутствующим, она поняла, что здесь собрались только служители и их ученики, не считая, конечно, Джондалара и ее самой.

Могучая Зеландони Девятой Пещеры восседала на высокой, сделанной специально для нее скамейке. Она встала и улыбнулась.

– Мы ждали вас, – сказала Верховная жрица. Она сдержанно обняла их, и Эйла вдруг поняла, что такое церемонное приветствие скрывает от окружающих истинную близость отношений.

Один из жрецов кивнул Эйле. И она кивнула в ответ этому низкорослому и хрупкому мужчине, в котором узнала Одиннадцатого Зеландони, удивившего ее крепким рукопожатием и самоуверенностью. Пожилой мужчина улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой, узнав Третьего Зеландони, который очень много помогал ей, когда она старалась облегчить боль Шевонару. С большинством остальных людей она встречалась лишь во время ритуального знакомства.

Небольшой костер горел на специально принесенных сюда каменных плитах, – после окончания обряда их вынесут из пещеры. Частично заполненный бурдюк стоял на земле рядом с большим кухонным сосудом с горячей водой. Одна девушка с помощью изогнутых деревянных щипцов выловила из воды пару кухонных камней и добавила новых – из костра. Раскаленные камни с шипением погрузились в воду. И когда девушка подняла глаза, Эйла узнала Меджеру и улыбнулась ей.

Затем Верховная жрица высыпала содержимое мешочка в кипящую воду. Это не простой настой, она готовит более крепкий отвар, подумала Эйла. Вероятно, для заварки используются корни или кора каких-то растений. После добавления очередных раскаленных камней от поднявшегося пара по залу распространился резкий запах. К сильному мятному аромату примешивались менее приятные запахи более или менее знакомых растений. Видимо, мяту добавили, чтобы скрыть какой-то не слишком приятный вкус.

Пара служителей расстелила тяжелое кожаное покрывало на влажном каменном полу перед скамьей Верховной Зеландони.

– Эйла, Джондалар, проходите сюда и устраивайтесь поудобнее, – предложила Зеландони, показывая на покрывало. – Я приготовила для вас ритуальный напиток. – Ученица, присматривающая за дымящимся зельем, принесла заготовленные четыре чашки. – Оно еще не совсем готово, но вы можете пока просто отдохнуть и успокоиться.

– Эйле очень понравились настенные изображения, – сказал Джоконол. – Может быть, она захочет осмотреть и другие галереи. Возможно, их осмотр принесет ей больше успокоения, раз напиток пока не готов.

– Да, я с удовольствием посмотрела бы еще что-нибудь, – быстро подхватила Эйла. Она вдруг разволновалась, осознав, что ей предстоит выпить какой-то неизвестный отвар, предназначенный для общения с другим миром. Ее последний опыт с подобными напитками был не слишком приятным.

Зеландони посмотрела на нее пристальным взглядом. Она достаточно хорошо знала Джоконола и поняла, что он не сделал бы такого предложения без особой причины. Должно быть, он заметил напряженность в поведении этой молодой женщины и ее очевидное волнение.

– Разумеется, Джоконол. Не покажешь ли ты ей эти живописные галереи? – поддержала его Верховная.

– Мне хотелось бы пойти с ними, – вставил Джондалар. Ему тоже было как-то не по себе. – И возможно, нам стоит захватить с собой факел.

– Да, конечно, – сказала Первая Ученица Второй, взяв потушенный факел. – Только мне нужно опять зажечь его.

– В этом зале также есть несколько прекрасных изображений, но мне не хочется сейчас беспокоить жрецов, – сказал Джоконол. – Лучше я покажу вам кое-что интересное в других галереях.

Проведя их дальше по основному коридору, он свернул в правое ответвление. На левой стене этой галереи вырисовывалась очередная картина с оленями и лошадьми.

– Эти животные тоже твоя работа? – спросила Эйла.

– Нет, это работа моей наставницы. Она была Второй Зеландони до сестры Кимерана. Она обладала исключительным художественным даром, – сказал Джоконол.

– Да, у нее точная рука, но, по-моему, ученик превзошел учительницу, – заметил Джондалар.

– Ну, это, конечно, ценное качество, но не главное для Зеландони. Главное – это сопереживание. Вы же понимаете, что точность и красота не главные значения этих изображений, – добавила Первая Ученица Второй.

– Безусловно, – с усмешкой сказал Джондалар, – но мне лично больше нравится просто смотреть на них. Надо признать, меня не слишком привлекают эти… ритуальные значения. Хотя я думаю, что они довольно интересны, но, в общем-то, с удовольствием предоставлю такие переживания служителям Великой Матери.

Джоконол ухмыльнулся, услышав его признание.

– Ты не одинок в своих чувствах, Джондалар. Большинство людей предпочитают покрепче держаться за этот мир. Пойдемте, я покажу вам кое-что еще, прежде чем мы перейдем к более серьезным занятиям.

Склонный к художественному восприятию мира ученик подвел их к очередному участку правой стены галереи, необычно выделявшемуся множеством сталактитов и сталагмитов. Над нижними известковыми наслоениями были нарисованы две лошади, а благодаря фактуре сталагмитовых образований создавалось впечатление, что они покрыты длинной и густой зимней шерстью. Последняя лошадь застыла в очень игривой позе.

– Они смотрятся как живые, – восхищенно сказала Эйла. Она знала, что лошади порой затевают подобные игры.

– Когда мальчикам впервые показывают эту сцену, они обычно говорят, что последний жеребец «разыгрался от Радости», – сказал Джондалар.

– Да, таково одно из толкований, – заметила ученица. – Жеребец хочет забраться на впереди стоящую кобылу, но я полагаю, что все не так однозначно.

– Их тоже рисовала твоя наставница, Джоконол? – спросила Эйла.

– Нет. Неизвестно, кто их сделал, – сказал Джоконол. – Никто не знает. Они появились здесь очень давно, как и мамонты. Говорят, что их нарисовали наши предки, прародители.

– Я хочу кое-что показать тебе, Эйла, – сказала женщина.

– Неужели ты собираешься показать ей вульву? – с оттенком удивления спросил Джоконол. – Ее обычно не показывают во время первого посещения.

– Я знаю, но думаю, что в данном случае мы можем сделать исключение, – сказала вторая ученица и, подняв светильник, прошла дальше по галерее. Остановившись, она опустила факел, осветив очень необычный скальный выступ стены, возвышающийся над полом.

Сначала Эйла заметила красноватый цвет охры, но только потом, присмотревшись повнимательнее, она поняла, что именно это ей напоминает, и то, возможно, лишь потому, что уже не раз принимала роды у женщин. Мужчины, вероятно, усмотрели сходство быстрее женщин. Случайно – или по сверхъестественному замыслу – это скальное образование было создано самой природой в виде точной копии женских половых органов. Сходными были общие очертания, складки и даже ложбинка, напоминающая вход во влагалище. Добавился лишь красный цвет, он подчеркивал сходство, облегчая восприятие.

– Это же женщина! – изумленно воскликнула Эйла. – Здесь все в точности, как у женщины! Мне не приходилось видеть ничего подобного!

– Теперь ты понимаешь, почему эта пещера так почитается? Сама Мать создала ее для нас. Здесь становится очевидным, что мы находимся у Входа в Материнское Чрево, – пояснила будущая служительница Великой Земной Матери.

– Ты видел это раньше, Джондалар? – спросила Эйла.

– Однажды видел. Зеландони показывала мне, – сказал он. – Это потрясающе. Одно дело, когда художник, подобно Джоконолу, разглядывая стены пещеры, обнаруживает скрытые в них фигуры и помогает им проявиться на поверхности для всеобщего обозрения. Но это создано самой природой. Цветовые дополнения лишь помогают чуть легче заметить сходство.

– Есть еще одно место, которое я хочу показать вам, – сказал Джоконол.

Они вернулись по пройденному пути, миновали зал, где сидели жрецы, и свернули направо, обратно в основной коридор. Слева, в его тупиковом конце, находилась ротонда с оригинальным рельефом стен. На первый взгляд выемки на них были незаметны, наоборот, они напоминали объемно выпуклые изображения мамонтов. Лишь взглянув еще разок и потрогав стены, Эйла убедилась, что на самом деле поверхность этих сводчатых стен является вогнутой, а не выпуклой.

– Удивительно! – сказала Эйла. – Я подумала, что эти мамонты нарисованы на выпуклой поверхности, а на самом деле она вогнутая!

– Они ведь сделаны недавно, правда? Я не помню, чтобы видел их прежде, – заметил Джондалар. – Это твоя работа, Джоконол?

– Нет, но я уверен, что вы познакомитесь с нарисовавшей их женщиной, – ответил художник.

– Все признают ее дарование, – сказала ученица. – Как и дарование Джоконола. Мы очень рады, что наши два художника так талантливы.

– А немного дальше еще несколько небольших изображений, – сказал Джоконол, глядя на Эйлу, – шерстистого носорога, пещерного льва и лошади, вырезанной в камне, но туда ведет очень узкий проход, по нему трудно пробраться. А в конце есть еще разные знаковые линии.

– Наверное, нас уже ждут. По-моему, нам пора возвращаться, – сказала ученица.

На выходе из этого похожего на мамонтовую ротонду помещения внимание Эйлы вдруг привлекла ниша на правой стороне основного коридора. Ее охватило смутное беспокойство. Прежде она уже испытывала такое состояние. Впервые это случилось, когда она делала для мог-уров напиток из особых корней. Иза сказала, что нельзя понапрасну растрачивать их магическую силу, и поэтому ей не разрешили заранее попробовать приготовить этот напиток.

В ту памятную ночь особого торжественного ритуала, старательно разжевав магические корни до состояния кашицы, она продолжила приготовление зелья, чувствуя, как постепенно затуманивается ее сознание. Заметив, что в древнем сосуде осталось немного ритуального снадобья, она допила его, чтобы зря не пропадало. Настоявшееся зелье очень сильно подействовало на нее. В полубредовом состоянии она направилась на свет костров в извилистые глубины пещеры и, обнаружив там Креба и других мог-уров, уже не смогла повернуть обратно.

После той ночи Креб изменился, и в ней также произошли какие-то необратимые перемены. Именно с тех пор ее начали посещать загадочные сновидения, а порой даже во время бодрствования она вдруг впадала в странное состояние, в котором оказывалась в каких-то незнакомых местах, где видела странные вещи и даже предупреждения о грозящей опасности. Они стали более четкими и частыми во время их Путешествия.

И сейчас, пристально глядя на стенную нишу, она внезапно почувствовала, будто видит сквозь эту каменную твердь или видит, что происходит внутри камня. Для нее исчезли все отблески света, освещавшие сводчатую стену, а сама скальная порода стала вдруг мягкой и совершенно черной. И Эйла оказалась внутри страшного непроницаемого пространства, не имевшего входа или выхода. Ослабевшая и опустошенная, она в ужасе брела в этом густом мраке. Потом вдруг появился Волк. Он бежал по лугу, спешил ей навстречу, он стремился найти ее.

– Эйла! Эйла! С тобой все в порядке? – сказал Джондалар.