Под защитой камня

Глава 32

Подойдя к группе новоявленных семейных пар, Эйла и Джондалар увидели, что Левела и Жондекам в знак приветствия протянули им навстречу связанные руки.

– Эйла, я правильно поняла, что Мать уже одарила тебя новой жизнью? – с ходу спросила Левела.

Эйла кивнула, она так разволновалась, что пока не могла говорить.

– О дорогая! Это же чудесно! Почему ты не сказала мне раньше? А Джондалар знал? Какие вы счастливчики! – говорила она, не давая Эйле времени ответить и порываясь обнять ее. Объятия получилось довольно неуклюжим, она просто забыла, что связана с Жондекамом. Вся компания рассмеялась, и Левела приобняла Эйлу за плечи свободной рукой. – И какой у тебя красивый наряд, Эйла. Никогда не видела ничего подобного. Местами на нем нашито так много янтаря и костяных бусин, что кажется, будто он сделан из них. А золотистый оттенок кожи отлично сочетается с отделкой. И мне очень понравилось, что у туники откидывается верхняя часть, ты очень хорошо в нем смотришься, тем более в преддверии материнства. Хотя такая туника, наверное, довольно весомая. Откуда она у тебя? – выплеснув поток эмоций, спросила Левела. Ее бурное оживление вызвало у Эйлы улыбку.

– Да, она тяжелая, но я привыкла. Я привезла ее издалека. Этот наряд приготовила для меня Неззи, думая, что я стану женой одного мужчины из племени Мамутои, и объяснила, как следует носить его. Она была женой вождя Львиного стойбища. Когда я решила уйти от них, она подарила ее мне и сказала, чтобы я надела ее на Брачный ритуал с Джондаларом. Он ей нравился, он всем нравился. Им хотелось, чтобы он остался жить с ними, стал Мамутои, но он сказал, что должен идти домой. И мне кажется, я поняла причины его стремления сюда, – сказала Эйла. Вокруг них образовался небольшой кружок слушателей. Каждому из них не терпелось узнать, что эта чужеземка расскажет о своем богатом наряде, и передать все друзьям и знакомым.

– Джондалар также замечательно смотрится, – сказала Левела. – Твой наряд выглядит потрясающе из-за множества богатых украшений. А туника Джондалара сделана совершенно в ином стиле, потрясает уже один ее цвет и качество выделки кожи.

– Точно, – вставил слово Жондекам. – Все мы понадевали наши лучшие одежды, – он показал на свой наряд, – которые, разумеется, всячески украшены, и хотя твой наряд просто невероятно богат, Эйла, но когда появился Джондалар, все просто ахнули. Его белоснежная туника просто необычайно изысканна и отлично смотрится на нем. Я знаю, что в итоге произойдет. Всем женщинам захочется сделать что-то похожее на твою тунику, Эйла, а всем мужчинам приодеться так же элегантно, как Джондалар. А тебе кто подарил этот наряд, Джондалар?

– Эйла, – сказал Джондалар.

– Эйла?! Неужели ты сама сделала ее? – удивленно спросила Левела.

– Одна женщина Мамутои научила меня выделывать белую кожу, – сказала Эйла. Все обернулись, услышав, что к ритуалу приступила следующая Зеландони.

– Тише, уже начинают, – сказала Левела.

После того как они затихли и начался ритуал для следующей пары, Эйла задумалась о том, зачем во время Брачного ритуала их запястья связали таким прочным узлом, что его трудно будет развязать. Неудавшаяся порывистая попытка Левелы обнять ее подсказала Эйле, что такая связка вынуждает связанных подумать друг о друге, прежде чем безрассудно бросаться куда-то. Не плохой первый урок в науке совместной жизни.

– Скорей бы уж все закончилось, – прошептал один из молодоженов. – Я уже умираю от голода. Из-за сегодняшнего постного дня у меня во время ритуала так и урчало в животе, наверное, всем было слышно.

Эйла даже обрадовалась очередному долгому ритуальному перечислению поименований и связей, ей хотелось о многом подумать, не делясь ни с кем собственными мыслями. Теперь у нее есть семья. Джондалар стал ее мужем. Может быть, теперь у нее наконец появится ощущение, что она действительно стала Эйлой из Девятой Пещеры Зеландонии, хотя ее порадовало, что связи с племенем Мамутои остались в ее ритуальном имени. Она ведь не стала каким-то другим человеком только потому, что решила жить в Девятой Пещере. Просто к ее имени добавились новые имена и связи. Она не потеряла даже тотем Клана.

Ее мысли перенеслись в далекое детство, когда она жила в Клане. У них не было обычая связывать узлом руки новой семейной пары, в этом просто не было нужды. С девичества женщины Клана привыкали постоянно осознавать желания мужчин Клана, особенно своих мужей. Хорошо воспитанная женщина Клана должна была предугадывать все потребности, нужды и желания своего мужа, ведь мужчину Клана с детства приучали к тому, что он не должен задумываться об этом или по крайней мере показывать, что он осознает свои чувства, собственные потребности, неудобства или боль. Он никогда не просил о помощи, она должна была сама понять, когда ему нужно помочь.

Вот Бруд постоянно просил ее о чем-то, хотя ему вовсе не требовалась помощь. Он придумывал для нее всякие дела, просто для того, чтобы заставить ее подчиняться, – принести воды, поправить завязки на обуви. Он заявлял, что она еще девочка и ее надо воспитывать, но его не волновало ее воспитание, не имело значения даже то, что она старалась угодить ему. Он хотел показать свою власть над ней, потому что она сопротивлялась ему, а неизменно послушные женщины Клана не должны были своевольничать. Из-за нее он испытал унижение как мужчина и ненавидел ее за это, или, возможно, на каком-то интуитивном уровне он догадался, что она принадлежит к другому виду людей. Она с трудом прошла это испытание, но усвоила урок именно благодаря Бруду с его постоянными придирками, теперь ее терпение поможет их семейной жизни с Джондаларом. Она постоянно думала о нем, и ей вдруг пришло в голову, что она начинает беспокоиться, если не знает, где он находится. Так же она относилась и к своим животным.

И тут совсем неожиданно к ней подбежал Волк, словно ее мысли побудили его появиться. Ее правая рука была связана с левой рукой Джондалара, поэтому Эйла присела и обняла Волка свободной левой рукой.

Подняв глаза на Джондалара, она сказала:

– Я беспокоилась, не зная, где его носит, но он, похоже, вполне доволен жизнью.

– Может, у него есть на то причины, – с усмешкой заметил Джондалар.

– Когда Вэбхья нашел подружку, то ушел от меня. Потом он однажды вернулся и погостил у меня немного, но все-таки нашел новую жизнь среди себе подобных. Как ты думаешь, если Волк найдет подружку, то он уйдет с ней?

– Вот уж не знаю. Ты как-то говорила, что он считает людей своей стаей, но если он решит образовать семью, то ему придется жить с волчицей, – сказал он.

– Мне хочется, чтобы он был счастлив, но я буду очень сильно тосковать по нему, если он не вернется, – поднимаясь, сказала Эйла. Большинство стоявших вокруг людей удивленно смотрели, как она обнимается с Волком, особенно те, кто пока мало знал ее. Она велела ему оставаться рядом с ней.

– Надо же, какой крупный волк, – удивилась одна из женщин, слегка отступая назад.

– Да уж, очень крупный, – поддержала ее Левела, – но все, кто знаком с ним, говорят, что он никогда не угрожает людям.

В этот момент блохи начали досаждать Волку. Он сел, извернулся и начал энергично почесываться. Женщина робко хихикнула.

– Да, уж это точно никому не покажется угрожающим, – сказала она.

– Разве что букашкам, которые досаждают ему, – добавила Левела.

Внезапно он замер, поднял голову, словно услышал или почуял что-то, потом встал и посмотрел на Эйлу.

– Иди, Волк. – Эйла сделала отпускающий жест. – Если хочешь уйти, ты свободен.

Он убежал, петляя между людьми, часть из которых испуганно вздрагивала, мельком заметив его пробегающую серую тень.

Следующий ритуал проводился не для двух, а для трех человек. Один мужчина соединялся с двумя сестрами-двойняшками. Им не хотелось расставаться, и такой тройственный союз считался вполне обычным для близнецов или просто для родных сестер, предпочитающих стать женами одного мужа, хотя молодому мужчине, возможно, было нелегко обеспечивать двух женщин и их детей. Мужчина, решившийся на тройной союз, как правило, бывал постарше, с уже устоявшимся положением и высоким статусом. При всем при том оставалась возможность когда-нибудь принять в семью второго мужчину, хотя заранее об этом никто не думал.

Когда дело дошло до последней пары, люди уже приустали от нескончаемых повторении и не очень внимательно слушали, особенно если ритуал проводился для незнакомых им людей, но эта последняя пара вновь оживила интерес зрителей. Когда вперед вышли Джоплая и Экозар, по рядам зрителей пронеслись удивленные вздохи и приглушенный гул голосов. Оба они были не похожи на людей племени Зеландонии, и хотя все знали, что они, в сущности, принадлежат к племени Ланзадонии, их вид все-таки вызвал потрясение у некоторых зрителей.

Они могли оценить почти неземную, трудно поддающуюся описанию красоту высокой, стройной и диковинно привлекательной черноволосой женщины. Но стоявший перед ней мужчина воспринимался совершенно иначе. Рядом с ней он смотрелся малорослым, а его резкие чужеродные черты большинство людей считали уродливыми. Массивные надбровные дуги подчеркивались густыми кустистыми бровями, нависающими над темными, глубоко посаженными глазами. Его нос также притягивал взгляд, отчасти потому, что походил на орлиный клюв, правда, он был не очень узким, но таким чудовищно большим, что резко выделялся на его довольно длинном и широком, вытянутом вперед лице. Однако все дело было в какой-то общей несоразмерности. Как большинство мужчин, он отпускал на зиму бороду, чтобы не мерзло лицо, а летом сбривал ее. Он недавно побрился, что сразу подчеркнуло его тяжелую нижнюю челюсть, но у него практически не было подбородка, так же как у людей Клана. Вернее, был небольшой, скошенный назад подбородок, но из-за его внушительного носа он казался почти незаметным.

Лицом Экозар походил на мужчин Клана, за исключением верхней части головы. У него не было того характерного скошенного назад и уплощенного лба; его нельзя было назвать плоскоголовым. Над бровями Экозара поднимался высокий и округлый лоб, как у любого человека из племени Зеландонии. К тому же люди Клана были довольно низкорослыми, а у него был средний рост нормального мужчины, хотя довольно коренастого и крепкого с выпуклой, типичной для Клана, грудной клеткой. И так же как у плоскоголовых, его кривоватые ноги были несоразмерно коротки по отношению к телу, но сильны и мускулисты так же, как и его руки. Он, безусловно, был очень сильным мужчиной.

В общем, не возникало сомнений в том, что он был человеком смешанных духов, каким-то выродком, в котором дух человека смешался с духом плоскоголового. И среди Зеландонии нашлись люди, считающие, что ему не следует разрешать сочетаться браком со стоящей рядом с ним женщиной. Не важно, что она тоже не похожа на них самих, все равно очевидно, что она принадлежит к человеческому племени, а не к стае плоскоголовых животных. Нужно бы как-то отговорить их от такого соединения, не давать одобрения или постараться помешать их бракосочетанию.

Поскольку в племени Ланзадонии пока не было своего жреца, вперед вновь выступила Верховная жрица. Помимо своего верховного положения, она являлась еще и Зеландони Девятой Пещеры, в которой когда-то жил Даланар. У него до сих пор сохранились с этой Пещерой самые тесные родственные связи, а Джоплая была дочерью его очага.

Подходя к своему месту, Верховная мысленно усмехнулась, подумав, что Экозар выглядит очень сильным и мало кто из мужчин Зеландонии осмелился бы вызвать его на состязание. Поскольку они были последней парой, жрица уже думала о предстоящих состязаниях борцов. И подумала также, что после их ритуала, наверное, будет уместно объявить о том, что Первая Ученица Второй Пещеры, призванная к очагу Зеландони, закончила обучение и, пройдя ритуальные испытания, заслужила звание Зеландони. Она решила перейти в Пещеру Даланара и стать Верховной Ланзадони, чтобы служить Великой Земной Матери. Что ж, это вполне подходящее и достойное место для начинающей служительницы Матери.

Жрица окинула взглядом собравшихся родственников. Даланар так и лучился гордостью. Просто удивительно, как Джондалар похож на него, хотя Верховная видела мелкие различия, вероятно, потому, что когда-то была очень близка с этим юношей. Джондалар, по-прежнему связанный с Эйлой, отделился от группы молодоженов и подошел к семейному кругу. Ведь Джоплая приходилась ему сводной сестрой. Рядом с Даланаром стояла Джерика, мать Джоплаи, а за ней стоял Хочаман, мужчина очага Джерики. Он тяжело опирался на юношу, которого Верховная видела впервые. Она предполагала, что он также изначально принадлежал какой-то дальней Пещере Зеландонии или, возможно, происходил из более далекого племени, возможно, Лосадунаи, но его одежда и украшения свидетельствовали о его родстве с Ланзадонии.

Джерика была похожа чертами лица на одряхлевшего и морщинистого Хочамана, отличавшегося удивительно маленьким ростом; он так ослабел к старости, что едва стоял на ногах, а ходить уже и вовсе не мог. Даланар и Экозар притащили его на Летний Сход на своих спинах. Он рассказывал, что износил свои ноги в Путешествиях, и действительно никто еще не ходил так далеко. Он прошел всю землю, от Безбрежных Вод на востоке до Великого Океана на западе, и прожил в странствиях большую часть своей жизни. Накопив изрядное количество интересных историй, он прослыл также хорошим рассказчиком и, вероятно, присоединится к сказителям после окончания ритуала, когда начнутся праздничные развлечения, игры и состязания. А молодоженам придется воздержаться от участия в этом общем веселье; каждая новоявленная семья сразу отправится в уединение двухнедельного испытательного срока. Жрецы обдуманно ввели такое испытание. Если молодые легкомысленно относятся к своему союзу и не смогут отказаться от нескольких игр и забавных историй, то сразу выяснится, что им вообще не следовало разрешать сочетаться браком.

Хористы продолжали выпевать мелодическую фугу, хотя состав исполнителей уже изрядно изменился, с тех пор как Верховная начала ритуальное пение.

– Все Пещеры Зеландонии, – голос жрицы был по-прежнему звучным. – Вы призваны стать свидетелями союза этой женщины и этого мужчины. Дони, Великая Земная Мать, Созидательница Начал, Праматерь Сущего, породила Бали, лучезарного небесного сына, который изливает на нас дневной свет и тепло, и по Воле Праматери Ее спутник и друг, Луми, одаривает нас ночным светом. И, отдавая дань великого уважения Великой Матери, мы освящаем союзы Ее детей.

– Двое стоящих здесь порадовали Великую Мать, решив соединить свои жизни. – В ровный и тихий гул голосов начали вклиниваться громкие замечания. Этот ритуал проходил немного быстрее предыдущих, у жениха и невесты не было многочисленных связей и поименований. У Экозара вообще почти никого не было. Его представили как Экозара из Первой Пещеры Ланзадонии, сына Женщины, одаренной Дони, усыновленного Даланаром и Джерикой из Первой Пещеры Ланзадонии. У Джоплаи родственников было побольше, особенно со стороны Даланара и Зеландонии. Среди них упомянули и Джондалара с Эйлой. А с материнской стороны были только имена матери Джерики, Анлаи, ушедшей в мир Духов, и мужчины ее очага, Хочамана.

– Я, Даланар, вождь Первой Пещеры Ланзадонии, выступаю защитником этой семьи, и я рад, что Джоплая и Экозар решили продолжать жить в нашей Первой Пещере Ланзадонии, – сказал вождь в заключение, – и я приветствую молодоженов. – Потом он повернулся лицом к людям, собравшимся за ним обитателям Пещеры Ланзадонии, которые пришли на Летний Сход, чтобы помочь утвердить этот брак.

– Мы, члены Первой Пещеры Ланзадонии, рады принять эту семью, – хором сказали они.

Затем Верховная жрица служителей Великой Матери развела в стороны руки, словно раскрывая объятия всем Зеландонии и словно приобщая их к этому бракосочетанию.

– Все Пещеры Зеландонии и Ланзадонии, – сказала она, – Джоплая и Экозар выбрали друг друга. Их союз одобрен и признан Первой Пещерой Ланзадонии. Каково будет ваше слово, одобряете ли вы их союз?

Раздался довольно ощутимый одобрительный гул, прорезавшийся, однако, отдельными отрицательными возгласами.

Не ожидавшая такой реакции Зеландони на мгновение растерялась. Ей еще не приходилось проводить Брачный ритуал, который не был бы поддержан всеми людьми. Если бывали какие-то возражения, то их обычно оговаривали заранее. Сегодня она впервые услышала отрицательные отклики. Даланар и Джерика озадаченно нахмурились, а многие Ланзадонии удивленно оглядывались на зрителей. Большинство выглядели встревожено, а часть даже рассердились. Верховная решила сделать вид, что не слышала возражений, и продолжила ритуал.

– Дони, Великая Земная Мать, одобряет этот союз Ее детей. Она радуется образованию новой семьи. Она уже одарила Джоплаю зарождением новой жизни, – сказала она, сделав знак им протянуть к ней руки. После минутного замешательства Джоплая и Экозар взялись за руки и протянули их Верховной Зеландони. Она обвила ремешком их соединенные руки и завязала брачный узел. – Узел завязан. Вы соединились в одну семью. Пусть Дони всегда будет милостива к вам. – Они повернулись к людям, и Зеландони объявила: – Отныне Экозар и Джоплая стали молодоженами из Первой Пещеры Ланзадонии.

– Нет! – выкрикнул вдруг кто-то в толпе зрителей. – Им нельзя быть вместе. Это ужасная ошибка. Он выродок.

Некоторым был знаком этот голос. Он принадлежал Брукевалу! Верховная вновь попыталась оставить без внимания его частное мнение, но он неожиданно получил поддержку.

– Он прав. Им нельзя жить вместе. Он наполовину животное! – заявила Марона.

«Я еще могу понять Брукевала, – подумала Зеландони Девятой Пещеры, – но Мароне-то какое дело? Она просто затевает скандал. Неужели она хочет отомстить Джондалару и Эйле, унизив его сводную сестру?»

Потом к ним присоединился и третий голос, со стороны склона, где сидела Пятая Пещера.

– Они верно говорят. Зеландонии не должны одобрять этот брак, – крикнул еще один затаивший обиду мужчина, которого отказались принять в очаг Зеландони. Противников, похоже, в основном объединяло желание просто устроить скандал.

Еще несколько человек высказали подобное мнение, включая Ларамара. Жрица также узнала его голос. «Почему он поднимает шум? – прикинула она. – У некоторых противников есть серьезные основания, но ему-то вообще на все наплевать».

– Может быть, тебе следует отложить утверждение этого союза, Зеландони, – предложила Денанна, вождь объединенных владений Двадцать Девятой Пещеры.

«Я должна немедленно прекратить все это», – подумала Верховная.

– Почему ты решила предложить мне это, Денанна? Эти молодые люди сделали свой выбор, и их племя одобрило их союз. Я не понимаю ваших возражений.

– Но ты же спросила одобрения и у нас, а не только у членов их племени, – возразила Денанна.

– И большинство Зеландонии высказали одобрение. Я знаю лично всех тех, кто выступил против этого союза. – Она взглянула на толпу, сидевшую на склонах холма, и хотя она мало что могла увидеть в темноте, у возражавших появилось отчетливое ощущение, что смотрит она прямо на них. – У большинства из них есть на то свои причины, которые абсолютно не связаны с этим союзом.

Лишь у пары человек могут быть бескорыстные и особые отношения по данному вопросу. И я не понимаю, почему из-за них нам следует приостановить ритуал, обидеть Ланзадонии и поставить все наше племя в затруднительное положение. Джоплая и Экозар соединены по всем правилам Брачного ритуала. Когда они пройдут испытательный срок, то их союз будет утвержден. И не будем больше говорить об этом. Пора начинать торжественный обход и переходить к трапезе.

Она сделала знак своим подчиненным, которые уже построили новобрачных и повели их вокруг костра с заметно ослабевшим пламенем. Они медленно сделали пять полных кругов, а потом направились к поляне, где все уже было готово к началу праздничной трапезы и всеобщего веселья, но радостное ощущение от Брачного ритуала было испорчено.

Заранее выбранные группы людей начали отрезать куски от объемистых задних частей бычьих туш, которые сегодня целый день жарились над углями. Другие, более жесткие части были зарыты вместе с корнеплодами в земляные печи, выложенные раскаленными камнями. Похлебку сдобрили цветами красоднева, а также бутонами и мелкими свежими корешками других растений, земляными орехами, зеленью, головками папоротника и лука, и приправили смесью пряностей под названием «зеленая похлебка». Это была традиционная летняя трапеза Первого Брачного ритуала. К этой похлебке подавались плоские жесткие лепешки, испеченные из муки, приготовленной по особому рецепту: расплющенные корни красоднева и рогоза смешивали с зернами овса и темными плодами амаранта, эту смесь подрумянивали на раскаленных камнях и растирали до получения однородной порошкообразной массы.

Эйла узнала маленькие округлые красные ягоды, покрытые крошечными семечками, что росли на низеньких кустиках; она очень обрадовалась, увидев полные чаши свежей земляники. Из собранных раньше ягод приготовили фруктовое пюре, в которое добавили также и другие плоды и толстые красноватые стебли одного растения, как обычно, предварительно удалив с них большие листья. Эти кислые стебли приятно дополняли вкус ягод и плодов, но листья могли вызвать недомогание. В числе других закусок стояли блюда со стеблями кипрея, приправленного солью, доставленной с берегов Великого Океана, а вокруг стояли водонепроницаемые плетеные сосуды, полные сброженной березовицы Ларамара.

Праздник шел своим чередом, и употребление сброженных напитков помогло снять возникшее в конце ритуала напряжение. Джондалар сердечно поблагодарил Даланара за то, что он пришел в такую даль, чтобы присутствовать на его бракосочетании.

– Я мог бы прийти только ради тебя, но мы пришли также и из-за Джоплаи и Экозара. Мне жаль, что их соединение вызвало отрицательную реакцию. Боюсь, как бы это не испортило жизнь нашим молодоженам, – сказал Даланар.

– Всегда есть недоброжелатели, пытающиеся испортить людям жизнь, но больше нам не придется приводить наших женихов и невест на Летние Сходы Зеландонии. Теперь у нас будет наша собственная Ланзадони, – заметила Джерика.

– Да, это замечательно, но я надеюсь, вы все-таки иногда будете навещать нас, – сказал Джондалар. – И кто же она?

– Ланзадони. Ты же понимаешь, – сказал Даланар и усмехнулся. – Они отрекаются от своих личных имен и принимают имя племени, которому будут служить, но я заметил, что жрецы порой называют друг друга просто счетными словами, а они более значимы, чем имена. Она была Первой Ученицей Зеландони Второй Пещеры. Теперь ее называют Ланзадони Первой Пещеры Ланзадонии.

– Я знаю ее, – сказала Эйла. – Она освещала нам путь в глубинах Родниковой Скалы, когда мы пошли туда, чтобы помочь Зеландони найти дух твоего брата. Ты помнишь, Джондалар?

– Конечно, помню. По-моему, она будет хорошей Ланзадони. Мне говорили, что она преданная служительница Великой Матери и, кроме того, хорошая целительница, – заметил Джондалар.

На протяжении праздничного вечера все новоявленные пары говорили последние слова, которые хотели бы сказать друзьям и родственникам перед началом их четырнадцатидневного испытания. Порой оно выглядело довольно странно, человек мог попрощаться, но никуда не уходить, запрещено было лишь общение. По прошествии испытательного периода на стоянках каждой Пещеры также будут устроены праздничные торжества. Тогда родственники и друзья вручат молодым подарки в честь начала новой, совместной, жизни. До окончания испытательного периода браки еще не считаются утвержденными, поскольку в течение этого времени пары могут при желании разойтись. Новобрачные обычно рано уходили с праздника, который продолжался до глубокой ночи, а самые стойкие веселились почти до рассвета.

Уход Эйлы и Джондалара сопровождался редкими грубыми замечаниями и более частыми добродушными шуточками нескольких зубоскалов, в основном юношей, напившихся березовицы Ларамара. Но многие из них знали Джондалара только понаслышке. Они выросли, пока он был в Путешествии. Над новобрачными обычно подшучивает молодежь, а большинство его друзей уже вышли из этого возраста. Все они уже стали семейными людьми и растили детей в своих очагах.

Джондалар взял одни из факелов, стоявших на ритуальной площадке, чтобы освещать путь и разжечь костер, когда они доберутся до места их ночного отдыха. Они поднялись по склону вдоль ручья и задержались у родника, чтобы напиться. Эйла не знала, куда они направляются, но вскоре увидела палатку, похожую на ту, которой они пользовались во время Путешествия, и с легкой грустью осознала, что они вернулись к оседлой жизни. Она радовалась, что закончилось их долгое Путешествие, но чувствовала, что никогда не забудет его. Услышав приветливое ржание, она улыбнулась Джондалару.

– Ты привел лошадей! – радостно воскликнула она.

– Я подумал, что нам захочется покататься на них завтра утром, – сказал он, поднимая факел, чтобы она смогла увидеть животных.

В очаге уже лежала куча хвороста для костра, он поднес к ней факел, зажег огонь и пошел вместе с Эйлой обменяться приветствиями с кобылой и жеребцом. Обычно они вместе ухаживали за ними, у каждого были свои дела. Но сейчас их действия ограничивались связанными руками, и они старались приспособиться друг к другу.

– Слушай, может, снимем этот ремешок, – предложил Джондалар. – Довольно интересно, конечно, было походить связанными, но сейчас я с радостью освободился бы от него.

– Но ведь такая связь напомнила нам, что надо считаться с интересами друг друга, – сказала она.

– Мне вовсе не нужно напоминать о том, чтобы я внимательно относился к тебе, особенно сегодня ночью, – сказал Джондалар.

Эйла залезла под знакомый палаточный свод, отведя руку назад, чтобы Джондалару было удобнее пробраться за ней. Он разжег от факела каменный светильник и подбросил его в костер, уже весело потрескивающий в очажном круге около палатки. Оглянувшись, он увидел, что Эйла сидит на спальных мехах, расстеленных на кожаном тюфяке, который он сам старательно набил высушенной травой. Он постоял немного, глядя на женщину, только что ставшую его женой.

Ее тень плясала на палаточных стенах, и волосы подсвечивались отблесками неяркого пламени. Золотистая туника не скрывала красоты ее полных, упругих грудей, между которыми посверкивала янтарная подвеска изящного ожерелья. Но чего-то не хватало…

– Где твой амулет? – спросил он, подсаживаясь к ней.

– Я сняла его, – сказала она. – Мне хотелось надеть тунику, подаренную Неззи, и ожерелье твоей матери, а амулет не смотрелся вместе с ними. Мартона дала мне маленькую чашу, сделанную из сыромятной кожи, и я положила в нее мой амулет. В общем, все в порядке. Она захватила ее домой. Она предложила, чтобы мы принесли завтра к ней наши праздничные наряды, а не пачкали их без толку. Ей хочется показать мою тунику знакомым. И я сказала, что ничего не имею против, вероятно, Неззи обрадовалась бы, что ее наряд так заинтересовал твоих близких. И тогда я вновь надену амулет. Я не расставалась с ним с тех пор, как меня приняли в Клан, и как-то странно ощущаю себя без него.

– Но ведь ты уже не принадлежишь Клану, – заметил Джондалар.

– Я понимаю, что уже никогда не вернусь туда. Меня прокляли смертным проклятием, но частица Клана навсегда останется во мне, и я никогда не забуду их, – сказала она. – Иза сделала мне первый амулетный мешочек и попросила меня выбрать кусочек красной охры, чтобы положить внутрь… как бы мне хотелось, чтобы она сейчас оказалась здесь. Она была бы так счастлива за меня. В амулетном мешочке хранятся очень важные лично для меня вещи. Их посылал мне мой тотем, Дух Пещерного Льва, который всегда защищает меня. Если я потеряю амулет, то могу умереть, – с полнейшей уверенностью сказала она.

Джондалар понял, насколько важен для нее этот амулет и как много значил для нее их Брачный ритуал, если она решилась снять его, хотя ему не понравилась ее убежденность в том, что она может умереть, если потеряет его.

– Может, это лишь их суеверие? Суеверие Клана?

– Не больше, чем твой еландон, Джондалар. Мартона поняла это. Этот амулет содержит мой дух, и так мой тотем сможет найти меня. Львиное стойбище удочерило меня, но жизнь, прожитая в Клане, осталась со мной. Именно поэтому Мамут добавил мой тотем к моему ритуальному имени. И став членом Девятой Пещеры Зеландонии, я все равно осталась Эйлой из племени Мамутои. Просто мое имя стало длиннее, – сказала она и улыбнулась. – Эйла из Девятой Пещеры Зеландонии, бывшая Эйлой из Львиного стойбища Мамутои… дочь очага Мамонта, избранная Духом Пещерного Льва, охраняемая Пещерным Медведем, подруга лошадей и Волка… ставшая женой Джондалара из Девятой Пещеры Зеландонии. Если мое имя станет еще длиннее, то, возможно, я уже не сумею запомнить его.

– Главное, не забывай о том, что ты жена Джондалара из Девятой Пещеры Зеландонии, – сказал он и, устроившись поудобнее, начал нежно ласкать ее сосок, наблюдая, как он съеживается и твердеет от его прикосновений. Она почувствовала трепетное удовольствие.

– Давай снимем этот ремешок, – предложил Джондалар. – Он мешает мне.

Эйла склонилась над их запястьями и попыталась развязать узлы, но в ее распоряжении была только левая рука, а она была правшой, и ей никак не удавалось справиться с этим делом одной рукой, причем менее ловкой.

– Видимо, тебе придется помочь мне, Джондалар, – сказала она. – Мне как-то не удается справиться с узлами одной левой. Может, проще разрезать ремешок?

– Даже не упоминай об этом! – воскликнул Джондалар. – Я ни за что не соглашусь разрезать его. Я хочу быть связанным с тобой всю оставшуюся жизнь.

– Я уже связана, и так будет всегда, с ремешком или без него, – сказала Эйла, – но ты прав. По-моему, это своеобразное испытание. Надо повнимательнее присмотреться, как они завязаны. – Изучив способ вязания узлов, она сказала: – Слушай, если ты подержишь вот здесь, я смогу потянуть вот тут, и тогда, мне кажется, у нас все получится. Я знаю такие узлы.

Он сделал, как она сказала, и вскоре ей удалось развязать узлы.

– Как ты догадалась, что они развяжутся? Мне кое-что известно о способах вязания узлов, но этот был непростым, – сказал Джондалар.

– Ты видел содержимое моей медицинской сумки, – сказала она. Он кивнул. – Все ее свертки перевязаны веревками с узелками. Тип узелка и их количество подсказывают мне, что находится в пакете. Порой эти свертки нужно быстро развязать. Нельзя долго копаться с узлами, когда кому-то срочно требуется моя помощь. Я разбираюсь в узлах, Иза меня научила еще в детстве.

– Что ж, я могу только порадоваться, – сказал он, поднимая длинный тонкий ремешок. – Нужно положить его в сумку, чтоб не потерялся. По возвращении нам придется показать, что он не разрезан, и в обмен на него нам дадут традиционные ожерелья Зеландонии. – Скрутив и убрав ремешок, он всецело переключил свое внимание на молодую жену. – Вот так я люблю целовать тебя, – сказал он, прижимая ее к себе обеими руками.

– Мне тоже так нравится, – заметила она.

Он припал долгим поцелуем к ее губам. Положив Эйлу на спальные меха, он принялся нежно ласкать ее соски, вызвав у нее мгновенный чувственный отклик. Он продолжал посасывать один сосок, щекоча пальцами другой, усиливая остроту и глубину ее возбуждения.

Слегка оттолкнув его, Эйла начала стаскивать с него белую тунику.

– Джондалар, а что ты будешь делать, когда появится малыш? Они же будут полны молока.

– Я обещаю не красть слишком много, но уж поверь мне, обязательно попробую его, – усмехаясь, сказал он, снимая тунику через голову. – Ты ведь уже кормила ребенка и, наверное, испытывала такие же ощущения, когда малыш сосал твою грудь.

Она немного подумала.

– Не совсем, – решила она. – После первых нескольких дней действительно начинаешь испытывать приятные ощущения. Он сосет очень сильно, пока не привыкнет, так что поначалу соски даже болят. Но кормление ребенка никогда не вызывало у меня такого внутреннего жара, который я испытываю, когда ты посасываешь соски. Порой стоит тебе просто коснуться их, и меня всю охватывает острое желание. С малышом такого не бывало никогда.

– А меня порой охватывает острое желание, когда я просто смотрю на тебя, – сказал он. Он снял с нее широкий пояс и, распахнув тунику, погладил слегка округлившийся живот и внутренние стороны бедер. Ему нравилось прикасаться к ее телу. Он помог ей избавиться от распахнутого наряда. Развязав ремешки на талии, она сняла остальную одежду и помогла ему справиться с плотными обувными завязками.

– Я так обрадовалась, Джондалар, увидев, что ты нарядился в тунику, которую я сделала для тебя, – сказала Эйла.

Он взял белую тунику и, вывернув наизнанку, аккуратно сложил ее, потом начал стягивать узкие штаны. Эйла сняла ожерелье из янтарей и ракушек и вынула подвески из ушей – они еще немного болели после проколов – и сложила украшения в свою сумку. Ей не хотелось потерять их. Обернувшись, она увидела, что палатка явно низковата для Джондалара и он стоит согнувшись на одной ноге, пытаясь стащить с себя штаны, а его мужское копье уже наполнилось животворными соками. Не удержавшись, Эйла взяла его в руку, и Джондалар потерял равновесие. Он упал на лежанку, и оба они рассмеялись.

– Как же, ты думаешь, я смогу снять штаны, если ты будешь так нетерпелива? – сказал он, освобождая вторую ногу и отбрасывая штаны в сторону. Он вытянулся рядом с ней на лежанке. – Когда ты успела сделать эту тунику? – спросил он, поворачиваясь на бок и опираясь на локоть, чтобы лучше видеть ее. Из-за расширенных зрачков его яркие синие глаза казались почти черными и лишь едва синели в свете единственного светильника, согревая Эйлу взглядом, исполненным любви и желания.

– Когда мы жили на Львиной стоянке, – ответила она.

– Но ты же согласилась той зимой стать невестой Ранека. Почему же ты делала тунику для меня?

– Не знаю, – сказала она. – Наверное, у меня еще оставалась надежда. А еще у меня возникла одна идея. Я вспомнила, как ты говорил, что хотел уловить мой дух, вырезая ту фигурку в моей долине, и я надеялась, что смогу поймать твой дух, сделав что-то для тебя. Помнишь, когда все говорили о черных и белых животных, ты сказал, что испытываешь к белым особые чувства. Поэтому, когда Крози согласилась научить меня делать белую кожу, я решила сделать что-нибудь для тебя. Выделывая ее, я постоянно думала о тебе. Мне кажется, я была счастлива тогда, делая тунику. Я даже воображала, как ты наденешь ее на Брачный ритуал. Благодаря ей я поддерживала в себе надежду. Именно поэтому я и берегла ее во время Путешествия.

Его глаза подозрительно заблестели от влаги.

– К сожалению, она почти ничем не украшена. Мне никогда не удавалось хорошо нашивать бусы и прочие украшения. Я несколько раз пыталась освоить это искусство, но вечно что-то отвлекало меня. Тогда я украсила ее горностаевыми хвостиками. Хотелось бы, конечно, раздобыть их побольше, но в ту зиму мне больше не попадались эти зверьки. Может быть, будущей зимой удастся выследить еще нескольких горностаев, – сказала она.

– Все и так прекрасно, Эйла. Ее белый цвет сам по себе является достаточным украшением. Все решили, что ты специально оставила ее неокрашенной, в общем, этот наряд всем очень понравился. Мартона сказала мне, что ей понравилось то, что ты не побоялась оставить такую кажущуюся простоту, она отлично подчеркивает превосходную выделку и окраску. По-моему, скоро многие приоденутся в подобные белые туники, – заметил он.

– Когда Мартона сказала, что мне запрещено видеться и говорить с тобой до самого ритуала, я готова была нарушить обычаи Зеландонии, лишь бы передать ее тебе. Но Мартона согласилась сама передать тебе сверток, хотя, по-моему, считала, что даже ее участие в таком деле не вполне правомочно. И все же мне пришлось помучиться, ведь я не знала, понравится ли тебе наряд и поймешь ли ты, почему мне так хотелось, чтобы ты надел его.

– Как я мог быть таким глупым слепцом в ту зиму? Я так сильно любил тебя. И ужасно скучал и терзался, когда ты уходила в очаг Ранека. Я не спал по ночам, слышал каждый звук. Вот почему я, не сдержавшись, овладел тобой тогда в степи, когда мы обучали Удальца. Я чувствовал каждое движение твоего тела, когда мы вдвоем скакали на Уинни. Простишь ли ты меня за ту необузданную страсть?

– Я все время пыталась поговорить с тобой, но ты не хотел слушать меня. Ты не принуждал меня, Джондалар. Как ты думаешь, почему я так быстро откликнулась? Как ты мог подумать, что мне было неприятно. Это был самый счастливый день в ту зиму. Я с наслаждением вспоминала о нем потом. Закрывая глаза, я постоянно чувствовала твое присутствие и хотела вновь соединиться с тобой, но ты не приходил ко мне.

Вдруг, словно изголодавшись, он вновь начал целовать ее. Он почувствовал, что не в силах больше ждать. Склонившись над Эйлой, он раздвинул ее ноги и погрузил свое мужское копье в ее теплый и влажный источник. Она была готова принять его. Застонав от предвкушения, она ощутила его полноту в своих собственных изголодавшихся глубинах. Ритм его движений увеличился, и она изогнулась к нему навстречу, стремясь усилить желанное давление. Да, их желания полностью совпадали. Она была более чем готова. И он тоже. Джондалар, почувствовал, что уже готов взорваться от полноты чувств, и тогда, уже ничего не осознавая, они оба достигли предельного чувственного напряжения, и вдруг огромная волна великолепной Радости захлестнула их обоих. После нескольких заключительных толчков он в изнеможении опустился, накрыв ее своим жарким телом.

– Я люблю тебя, Эйла. И не представляю, что бы я делал, если бы потерял тебя. Я всегда буду любить тебя, только тебя, – крепко обнимая ее, со сдержанной страстностью произнес Джондалар.

– О Джондалар, я тоже люблю тебя. И всегда любила. – В уголках ее глаз заблестели слезы, частично от полноты ее любви к нему, частично от чувственного напряжения, так стремительно взлетевшего к своему пику и завершившегося таким чудесным облегчением.

Они лежали тихо, едва озаряемые мерцающим огоньком фитиля светильника, потом он оторвался от нее, медленно извлек свое обессилевшее копье и лег на бок рядом с ней. Он вновь положил руку на ее живот.

– Я подумал, что, возможно, уже тяжеловат для тебя. Не знаю, полезно ли тебе сейчас, чтобы я давил на тебя всем моим весом.

– Пока мне еще не тяжело, – сказала она. – А когда малыш вырастет побольше, мы придумаем, как можно будет легче делить Дары Радости.

– А ты правда можешь чувствовать внутреннее движение новой жизни?

– Пока нет, но уже скоро почувствую. И ты тоже сможешь почувствовать это. Для этого тебе просто достаточно будет вот так же положить руку на мой живот.

– Мне кажется, я рад, что ты уже родила одного ребенка. Теперь ты знаешь, что тебя ждет.

– В этот раз у меня другие ощущения. Вынашивая Дарка, я все время очень плохо чувствовала себя.

– А как ты чувствуешь себя сейчас? – с явной озабоченностью спросил он.

– Замечательно. Даже в начале меня лишь немного подташнивало по утрам, но сейчас уже все прошло.

Они долго лежали в приятном молчании. Джондалар подумал, что она, возможно, уже уснула. В нем вновь начало просыпаться желание, хотя на сей раз чувственный голод был уже не столь сильным, и если она спит…

– Хотела бы я знать, как он там живет? – вдруг сказала она. – Мой сын.

– Ты тоскуешь по нему?

– Иногда так сильно, что не знаю, как и вытерпеть. На собрании жрецов Зеландони пела Песню Матери. Мне нравится эта легенда. Всякий раз, когда я слышу ее, мне хочется плакать в том месте, где говорится о том, что Великая Мать утратила возможность жить рядом с сыном, как они расстались навеки. Мне кажется, я понимаю, что Она чувствовала. Даже если я никогда не увижу его больше, я просто хочу знать, как ему живется, все ли у него хорошо. Как относятся к нему члены Клана и Бруд, – сказала Эйла и вновь умолкла.

Ее слова заставили Джондалара задуматься.

– В той песне говорится, что Великая Мать претерпела все муки, рожая дитя. Это очень больно?

– У меня были трудные роды. Я не люблю вспоминать об этом. Но, как сказано в Песне Матери, он оправдал Ее страдания.

– А тебе страшно, Эйла? Ты боишься новых родов? – спросил он.

– Немного. Но в этот раз я так хорошо себя чувствую, что, возможно, и роды также будут менее мучительными.

– Я не представляю, как женщины выдерживают их.

– Мы рожаем, потому что это достойно того, Джондалар. Я так ждала появления Дарка, а потом мне сказали, что он родился уродцем и его нельзя оставлять в живых. – Она заплакала. Джондалар обнял ее. – Это было ужасно. Я просто не могла сделать этого. В нашем племени мать по крайней мере имеет право выбора. Никто не станет вынуждать меня.

Где-то далеко завыли волки, и в ответ им раздался гораздо более близкий и знакомый волчий вой. Волк нашел их, но в палатку не заходил.

– Неужели он тоже покинет меня? – с грустью сказала она. Она зарылась головой в его плечо.

Нежно обнимая Эйлу, он пытался хоть как-то утешить ее. Джондалар задумался о том, какие трудности приходится испытывать избранницам Дони. Дар новой жизни, конечно, велик, но все-таки… Он попытался представить, как новая жизнь начинает расти в нем, но это было выше его понимания. Мужчины не рожают детей. Зачем же тогда Великая Мать вообще создала мужчин? Если бы не было мужчин, женщины могли бы сами о себе позаботиться. Они не всегда беременны одновременно. Одни ходили бы на охоту, другие – помогали беременным или кормящим матерям. Женщины обычно помогают друг другу во время родов. Они могли бы, вероятно, обойтись и без охотничьих вылазок. В любом случае женщине с маленьким ребенком легче собирать плоды земли.

Его и раньше интересовал этот вопрос, и он подумал, задаются ли другие мужчины такими же вопросами. Если даже задаются, то предпочитают не говорить об этом. Дони, наверное, имела какие-то причины, чтобы разделить людей на мужчин и женщин. Все Ее действия обычно кажутся вполне разумными. В земном мире все очень правильно устроено. Каждый день встает солнце, луна постоянно проходит свои фазы, и сезоны четко следуют друг за другом каждый год.

Права ли Эйла? Неужели действительно мужчина необходим для зарождения новой жизни? Может, именно поэтому созданы мужчины и женщины? Погруженный в свои мысли, Джондалар продолжал обнимать любимую женщину. Ему хотелось найти причину, оправдывающую его существование, серьезную причину. Ему недостаточно было просто наслаждаться Дарами Радости и обеспечивать помощь и поддержку. Он хотел, чтобы его жизнь была необходима, чтобы его мужской пол был необходим. Очень хотелось верить, что без мужчины невозможно зарождение новой жизни, что без мужчины не может быть детей, что без него Дети Земли не смогли бы продолжить свой род.

Он так увлекся размышлениями, что не заметил, когда Эйла перестала всхлипывать. Он взглянул на нее и улыбнулся. Она уже уснула и дышала тихо и спокойно. Это был трудный и долгий день, она встала самая первая. Осторожно вытащив из-под нее свою руку, Джондалар помахал ею, чтобы восстановить циркуляцию крови, и широко зевнул. Он и сам устал. Приподнявшись, он потушил скрученный из мха фитиль масляного светильника и на ощупь забрался обратно под меховое покрывало, под бочок к спящей жене.

Утром, открыв глаза, Джондалар не сразу понял, где он находится. Он уже привык спать в лагерном шатре; в походной палатке было гораздо теснее. Хотя и к ней он успел привыкнуть. Целый год они спали вдвоем в этой палатке во время Путешествия. И вдруг он вспомнил. Вчера вечером они стали мужем и женой. Он протянул руку на ее половину лежанки, но место уже опустело. Потом до него донесся запах от кухонного очага. Сев, он машинально потянулся за своей чашкой и удивился, обнаружив, что она уже полна горячего мятного напитка. Он сделал глоток. Чай немного остыл, как раз как он любил, и кроме того, рядом с чашкой лежала свежеочищенная зубная веточка грушанки. Она опять позаботилась о нем, догадавшись, что именно ему захочется сделать утром, и все заготовила. Как же ей это удается?

Он сделал еще глоток чая, потом откинул меховое покрывало и встал. Эйла была возле лошадей, там же крутился Волк. Сполоснув рот, Джондалар пожевал кончик палочки и почистил зубы и, опять сполоснув рот, допил остатки чая. Он потянулся за одеждой, но потом, решив, что вокруг все равно никого нет, вышел из палатки обнаженным. Она улыбнулась ему и мельком глянула на его мужской орган. Он уже вполне взбодрился и начал расти. Ее улыбка превратилась в озорную усмешку. И он также усмехнулся ей в ответ.

– Какой прекрасный денек, – сказал он, приближаясь к ней с гордо поднятым мужским копьем.

– Я подумала, что нам неплохо было бы поплавать сегодня утром, – сказала она, глядя, как он приближается. – Ведь отсюда можно быстро дойти до пруда, что питает ручей нашего лагеря.

– И когда же ты хочешь туда отправиться? – спросил он. – Я слышу какой-то чудесный аромат от очага.

Она взглянула на него с лукавой улыбкой.

– Можем отправиться прямо сейчас, я сниму с огня наш будущий завтрак, – заметила она.

– Тогда делай как говоришь, жена, – сказал он, обнимая и целуя её. – Я только накину что-нибудь, и мы съездим туда на лошадях. – Потом он улыбнулся. – Так мы еще больше сократим путь.

Эйла захватила свою сумку, но они поехали без попон. Почти мгновенно лошади доставили их на берег родникового пруда, а сами отправились пастись на лужок. Расстелив на земле большое кожаное полотнище, они, смеясь, побежали в воду. Волк прибежал с ними, но, увидев, что они плещутся в воде, отправился по своим делам.

– Отличная водичка, очень хорошо освежает, – сказала Эйла, нырнув под воду и вновь появляясь на поверхности.

Джондалар тоже нырнул. Они переплыли пруд и вернулись обратно. На выходе из воды он подошел к Эйле.

– Значит, ты уже освежилась, – сказал он. – Тогда, наверное, стоит попробовать твоей утренней свежести. – Подхватив Эйлу на руки, он вынес ее на берег и положил на кожаное покрывало. – Вчера был очень трудный день, зато сегодня у нас масса свободного времени, – заявил он, глядя на нее своими удивительными синими глазами. Склонившись, он начал целовать ее, медленно и нежно прижимаясь к ней всем телом и чувствуя ее холодную от воды кожу и внутренний жар ее тела. Слегка поиграв губами с мочкой ее уха, он прошелся языком по шее и спустился к ее соскам. Вот что он хотел вкусить, и ей тоже этого хотелось.

Всячески теребя один сосок в пальцах, он посасывал и покусывал другой, уже чувствуя, что почти готов войти в нее. Под его ласковыми и дразнящими прикосновениями затрепетало все ее тело, и у нее тоже пробудилось стремление разделить с ним Дар Радости. Он погладил ее округлившийся живот, ему нравилась такая новая полнота, показывающая, что внутри растет ребенок, затем спустился пониже к ее пушистому холмику.

Эйла прогнулась ему навстречу, и он нащупал ее маленький бугорок. Острое чувственное биение нарастало в ней. Приподнявшись, он устроился между ее бедер. Раскрыв ее розовые складочки, он недолго смотрел на них, а потом закрыл глаза и попробовал найти ее вкус. Он обожал эту женщину, ему нравился вкус ее женских соков. Это была его Эйла.

Ей уже пришлось сдерживать свои желания, позволяя ему заниматься глубинными исследованиями, щекотать и поигрывать с ее бугорком, посасывая и возбуждая его. Наконец она застонала, чувствуя приближение кульминации, к которой Джондалар искусно подготовил ее. Его ласки стали более страстными, она вновь прогнулась, и издаваемые ею стоны обрели страстную частоту и интенсивность.

Его мужские соки тоже уже переполняли его, и он мечтал погрузиться скорее в ее глубины, но ему нужно было почувствовать, что и она полностью готова принять его. Ее возбуждение все усиливалось, и вот внезапно ее окатила волна высшей Радости, сломавшей все преграды. И тогда она тоже захотела, чтобы он вошел в нее.

Приподнявшись, Эйла направила его мужское копье в нужное русло и ждала первого уверенного толчка. Он входил в нее постепенно, приподнимаясь и вновь погружаясь все глубже и глубже. Она раскрыла ему свои объятия, и он нырнул в самую глубину. Они отлично подходили друг другу. Именно такую женщину ему было нужно. Она вмещала его всего, ему не приходилось беспокоиться о размерах своего копья. Его движения участились, как и ее прерывистое дыхание, усиливая их взаимное чувственное нетерпение.

И вот пульсация достигла своего пика, и он освободился от животворных соков. Они одновременно достигли кульминации Дара Радости. Его движения замедлились, и вскоре он замер, удовлетворенно накрыв ее своим телом. Ей не хотелось разъединяться с ним; нравилось ощущать на себе его спокойную тяжесть. Это продлевало ее наслаждение Дарами Радости и давало сладостное успокоение.

Они вновь искупались, но на сей раз, выйдя на берег, Эйла достала из сумки мягкие замшевые полотенца. Они свистнули лошадей и поскакали обратно к их уединенному лагерю. Волк крутился около их палатки, рыча на что-то, и лошади, похоже, встревожились.

– Там кто-то побывал, – сказала Эйла. – Волка что-то обеспокоило, и лошади тоже занервничали. Может, нас навестили волки, которых мы слышали ночью?

– Кто знает? Но в любом случае я хотел тебе предложить снять палатку и отправиться в какой-нибудь долгий поход, а к вечеру мы подыщем новое место для стоянки, – сказал он. – Только сначала, разумеется, позавтракаем.

– Отличная идея, – сказала Эйла. – Мы сможем заехать в наш лагерь, оставить брачные наряды и, захватив остальные походные принадлежности, отправиться на прогулку. Если захотим вернуться, то можно будет поставить нашу палатку прямо около пруда. Вряд ли кто-то ходит туда. И давай возьмем с нами Волка. Возможно, какая-то стая подумала, что он претендует на их территорию, а волки обычно защищают ее от чужаков.