Эйла проспала до позднего утра. Когда она приподнялась на лежанке и огляделась, Джондалара уже не было, и Волка тоже. В доме уже никого не было, но ей оставили полный сосуд воды и туго сплетенную, водонепроницаемую чашу для умывания. В резной деревянной чашке темнел какой-то напиток, по запаху похожий на мятный чай, остывший, но ей не хотелось пока пить.
Поднявшись с лежанки, она воспользовалась большим сосудом, что стоял около дверного проема, чтобы облегчиться, – последнее время она заметила, что стала чаще испытывать такую потребность. Потом, вдруг схватившись за амулет, она быстро сняла его и склонилась над умывальной чашей, но ей было не до умывания, поскольку тошнота уже подступила к горлу. Сегодня утром ее тошнило больше обычного. Наверное, виновата березовица Ларамара. Похмелье наложилось на ее утренние недомогания. «Я думаю, надо забыть про такие напитки с сегодняшнего дня. В любом случае во время беременности они вредны не только для меня, но и для ребенка».
Очистив желудок, Эйла прополоскала рот мятным настоем. Рядом с лежанкой кто-то положил стопку ее старой одежды, которую она сначала собиралась надеть вчера. Сейчас, начав одеваться, она вспомнила, что оставила ее прямо у входа. Эйла решила сохранить наряд, подаренный ей Мароной, не только потому, что из принципа намеревалась носить его, а и потому, что он действительно был удобным и она лично не видела в нем ничего плохого. Хотя сегодня не стоит облачаться в него.
Она хорошенько завязала на талии крепкий пояс, который носила во время странствий, прикрепила на привычное место ножны и, распределив другие подручные средства и мешочки, вернула на шею свой амулет. Взяв дурно пахнущую умывальную чашу, она вытащила ее из дома, но оставила у входа, не зная толком, куда лучше вылить ее содержимое, и решив выяснить у кого-нибудь этот вопрос. С ней поздоровалась подошедшая к дому Мартоны женщина с ребенком. Откуда-то из глубин памяти всплыло ее имя.
– Добрый день… Рамара. Это твой сын?
– Да. Робенан хочет поиграть с Джарадалом, и я ищу Пролеву. Ее нет у себя, и я подумала, не пошла ли она к вам.
– Нет, в этом доме никого нет. Когда я встала, уже все разошлись. Я не знаю, где они. Что-то я разленилась сегодня. Проспала все на свете.
– Как и большинство людей, – сказала Рамара. – Не многим удалось встать пораньше после вчерашнего праздника. Ларамар готовит крепкие напитки. Уж в этом-то он знает толк… жаль только, что во всем остальном от него мало толку.
Эйла отметила пренебрежительный оттенок в тоне женщины. В связи с чем вдруг усомнилась, стоит ли спрашивать ее о том, куда можно вылить бытовые отходы, но поблизости больше никого не было, а ей хотелось избавиться от них.
– Рамара… Не могла бы ты подсказать, куда вы обычно… куда можно вылить… ненужные отходы?
Женщина озадаченно взглянула на нее, потом заметила, куда нечаянно посмотрела Эйла, и улыбнулась.
– Наверное, тебе нужны туалетные траншеи. Смотри, вон там, в восточном конце террасы, есть одна тропинка, не впереди, где зажигают сигнальный костер, а ближе к своду пещеры.
– Да, я вижу ее, – сказала Эйла.
– Она поднимается вверх по склону, – продолжила Рамара. – Пройдя по ней немного, ты окажешься на развилке. Левая тропа более крутая. Она ведет на вершину нашей скалы. Но ты иди по правой тропе. Она вьется по склону, огибая скалу, и там ты увидишь внизу Лесную речку. А чуть дальше этого места находится ровная площадка с несколькими траншеями – еще на подходе ты могла бы почувствовать их запашок, – сказала Рамара. – Но можно сказать, что теперь они почти не портят нам воздух, поскольку мы начали присыпать их.
Эйла непонимающе покачала головой:
– Присыпать?
– Да, мы присыпаем отходы прокаленным толченым известняком. Теперь мы делаем так постоянно, но, наверное, не у всех так принято, – сказала Рамара, наклоняясь и поднимая на руки Робенана, который уже начал приплясывать от нетерпения.
– А как вы готовите толченый известняк? – спросила Эйла.
– Ну, для начала мы просто толчем мелкие камни в порошок, а потом прогреваем его на костре – для этого обычно используется сигнальный очаг, – а потом подсыпаем его в те траншеи. Благодаря этому мы избавляемся от дурного запаха и прикрываем всякую грязь. Потом, когда сверху вновь выливают какие-то отходы, нижний слой порошка вновь затвердевает, а когда эти траншеи заполняются мусором и затвердевшим порошком, мы выкапываем новые, это большое дело. Поэтому мы предпочитаем присыпать их не слишком часто. Но сейчас, наверное, уже пора. У нас большая Пещера, и этими канавами часто пользуются. В общем, иди по тропе. И ты легко отыщешь путь к ним.
– Я уверена, что смогу найти их. Спасибо, Рамара, – сказала Эйла вслед уходившей женщине.
Собираясь взять умывальную чашу, она вдруг подумала, что надо будет потом вымыть ее, и нырнула в дом за бурдючком с водой. Наконец, забрав дурно пахнущий сосуд, она направилась к тропе. «Очень трудно собрать и сохранить съестные припасы для такого большого сообщества людей, – думала она, следуя по тропе, – но ведь надо еще позаботиться, и об отхожем месте. В Клане просто выходили за пещеру, мужчины и женщины справляли нужду в разных местах, но их часто приходилось менять». Эйлу заинтересовал рассказ Рамары.
В процессе прогревания или прокаливания известнякового порошка получалась негашеная известь, которую использовали как присыпку для уменьшения запаха мусорных отходов, что являлось для Эйлы незнакомым обычаем, но для людей, живущих в известняковых скалах и постоянно пользующихся кострами, негашеная известь была естественным побочным продуктом. Очищая очаги от пепла, который обычно содержал примеси известняка, и, вываливая его на кучи других отходов, люди вскоре заметили, что известковый порошок уменьшает неприятные запахи.
Поскольку в этой пещере более или менее постоянно жило большое количество народа – за исключением летнего сезона, когда группы людей ненадолго отправлялись в походы, – то существовал целый ряд дел, требовавший усилий и сотрудничества целой Пещеры, как, например, совместное рытье туалетных траншей или, как она только что узнала, прокаливание известнякового порошка для получения негашеной извести.
Солнце уже приблизилось к зениту, когда Эйла вернулась с мусорной площадки. Чтобы высушить и проветрить плетеную чашу, она поставила ее на солнышко в конце тропы и решила навестить лошадей и заодно наполнить бурдюк водой. Когда она вышла на открытую террасу, ее приветствовали несколько человек, имена некоторых из них она помнила, но не всех. Она улыбнулась и кивнула в ответ, испытывая легкое смущение перед теми, кого не могла вспомнить. Сочтя это недостатком своей памяти, она исполнилась решимости как можно скорее выучить все имена.
Точно так же она чувствовала себя перед членами Клана Брана, которые считали ее глупой, потому что она не могла запомнить все с такой же быстротой, как их дети. В итоге, поскольку ей очень хотелось прижиться у людей, которые нашли и вырастили ее, она приучилась с одного раза запоминать то, чему ее учили. Сама того не сознавая, она так натренировала свой природный ум и память, что теперь своими запоминающими способностями намного превосходила людей ее вида.
Со временем она пришла к пониманию того, что память Клана устроена иначе, чем ее собственная. Хотя она полностью не осознавала, как это получалось, но поняла, что память людей Клана устроена как-то иначе. Им было присуще нечто вроде своеобразного инстинкта, который развивался в течение многих поколений несколько иным путем, и люди Клана рождались, уже обладая основной частью знаний, необходимых для выживания; эти знания постепенно усваивались на генетическом уровне многими поколениями их предков, подобным образом интуитивные знания приобретаются любым живым существом, включая человека.
Эйле постоянно приходилось что-то учить и запоминать, а детям Клана достаточно было лишь однажды «напомнить», чтобы они задействовали, наследственную родовую память. Люди Клана хранили огромные знания об их древнем мире, о традициях и обычаях, и, однажды усвоив что-то новое, они уже никогда этого не забывали; но в отличие от Эйлы и людей ее вида Клан очень трудно усваивал новые понятия. Однако Другие, завладев их землями, принесли с собой перемены.
Уинни и Удальца не оказалось на лошадином пастбище, где она вчера оставила их, но они ушли подальше от людей, выше по течению, в долину Лесной реки, к месту ее слияния с Рекой. Увидев Эйлу, кобыла мотнула головой, потом вскинула ее и описала круг. Изогнув шею и распустив хвост, она поскакала к женщине, выражая радость от встречи. Удалец легким галопом последовал за Уинни, гордо изогнув шею, подняв уши и хвост и высоко вскидывая ноги. Они приветливо заржали, и Эйла с улыбкой ответила им тем же.
– Чему это вы так радуетесь? – спросила она, используя жесты Клана и своеобразный язык, содержащий словечки, изобретенные ею для общения с животными в ее долине. Именно на этом языке она начала разговаривать с Уинни и сейчас так же продолжала общаться с лошадьми. Она сознавала, что им не все понятно в ее словах, но отдельные слова и знаки они понимали, так же как и тон ее голоса, сообщавший, как она рада видеть их. – Сегодня вы просто прекрасно выглядите. А известно ли вам, что наше Путешествие закончилось и не нужно больше никуда спешить? – продолжала она. – Как вам нравятся здешние луга? Я надеюсь, что нравятся.
Обходя лошадей, она почесала кобылу в ее любимых местах, потрепала и жеребца, потом ощупала бока и брюхо кобылы, пытаясь определить, зародился ли в ней новый жеребенок после свидания с этим самцом.
– Пока слишком рано делать определенные выводы, но мне кажется, что у тебя также скоро будет малыш, Уинни. Даже у меня пока ничего не заметно, хотя уже два раза у меня не было моих месячных дней. – Она изучила свое тело так же, как только что проверяла кобылу, думая: «Моя талия стала чуть толще, живот немного округлился, а груди стали более чувствительными и слегка пополнели». – И меня тошнит по утрам, – продолжила она на изобретенном ею когда-то словесно-знаковом языке. – Но уже немного, только когда встаю, а не так, как раньше, когда меня тошнило постоянно. Я думаю, что нет никаких сомнений в том, что я беременна, но теперь я чувствую себя довольно хорошо. Достаточно хорошо, чтобы прокатиться. Как ты относишься к маленькой прогулке, Уинни?
Лошадь вновь вскинула голову, словно выражая свое согласие.
«Интересно, где может быть Джондалар? По-моему, стоит разыскать его и узнать, не хочет ли он прокатиться, – сказала она про себя. – Тогда я принесу вам ездовые попоны, с ними удобнее, но пока проедемся просто так».
Привычным плавным движением она взялась за край короткой стоячей гривы и, взлетев на спину кобылы, направила ее в сторону поселения. Она управляла лошадью, слегка напрягая мышцы ног и даже не задумываясь о том, что именно делает, – после долгих лет практики эти движения стали привычными, – однако обычно не навязывала кобыле темп передвижения, позволяя ей самой выбрать скорость хода. По доносящемуся сзади топоту Эйла поняла, что Удалец, как обычно, следует за ними.
«Интересно, долго ли еще я смогу так легко вспрыгивать на ее спину? Когда я растолстею, мне придется залезать на Уинни с помощью какой-то подставки», – подумала Эйла и тут же почти с наслаждением поздравила саму себя с тем, что у нее наконец будет ребенок. Ее мысли блуждали по тропам памяти, вызывая из прошлого картины их великого Путешествия, которое они только что закончили, и впечатления вчерашнего дня. Она познакомилась с таким множеством новых людей, что еще даже не успела запомнить всех их по именам, но Джондалар оказался прав: большинство его соплеменников показались приятными людьми. «Я не позволю, чтобы мне испортила общее приятное впечатление пара малоприятных личностей – Марона и Брукевал, пышущий ненавистью, как Бруд. Интересно, почему легче запоминаются имена плохих людей? Может, потому, что их немного?»
Стоял теплый день; жаркое солнце успевало прогревать даже ровный ветер. Приблизившись к мелкому притоку, скорее напоминавшему быстрый и пенистый ручей, Эйла взглянула вверх по течению и увидела водопадик, спадающий со скалы. Она почувствовала жажду и, вспомнив, что хотела набрать воды, повернула к этой поблескивающей на солнце, омываемой речными струями скале.
Она слезла с лошади, и все они утолили жажду у водоема, образовавшегося под водопадом, Эйла напилась из сложенных вместе ладоней и наполнила бурдюк холодной свежей водой. Она посидела там немного, вдыхая влажный и бодрящий воздух, и лениво побродила по берегу, поднимая плоские голыши и бесцельно бросая их в ручей. Ее глаза пробегали по этой незнакомой местности, неосознанно отмечая детали. Подобрав очередной камешек, она повертела его в руке, глянула на него невидящим взором и отбросила в сторону.
Лишь немного погодя она осознала, каким необычным был этот камешек. Тогда она вновь поискала его и, найдя такой же, пригляделась к нему повнимательнее. Это был маленький серовато-желтый минерал с острыми краями и плоскими поверхностями, свойственными его кристаллической структуре. Внезапно она достала из подвешенных к поясу ножен кремневый ножичек и ударила найденным камнем по заднему тупому концу. Высекаются искры! Она ударила еще разок.
– Да это же огненный камень! – громко воскликнула она. Такие камни не попадались ей с тех пор, как она покинула свою долину. Она внимательно пригляделась к слою камешков и гальки на берегу этого ручья и нашла второй кусок железного колчедана, а потом и третий. С растущим волнением она обнаружила еще несколько огненных камней.
Эйла встала на колени и, присев на пятки, рассматривала кучку похожих друг на друга камешков. «Надо же, здесь есть огненные камни! Значит, нам не надо старательно беречь те, что мы принесли с собой, поскольку всегда можно будет пополнить запас». Она едва могла дождаться, когда увидит Джондалара.
Собрав найденные огненные камни, она подняла и те, что увидела напоследок, и свистнула Уинни, отошедшую к лужайке с сочной травой. Но, собираясь вскочить на спину кобылы, она увидела Джондалара, размашисто шагавшего в ее сторону вместе с Волком.
– Джондалар! – крикнула она, бросаясь ему навстречу. – Посмотри, что я нашла! – приближаясь к нему, сказала Эйла, показывая несколько кусков пирита. – Огненные камни! В ваших краях есть огненные камни. Прямо на берегу этого ручья!
Он поспешно подошел к ней, сияя улыбкой, вызванной как ее бурным восторгом, так и этой замечательной находкой.
– Вот уж не знал, что они есть так близко, хотя раньше я никогда не обращал на них особого внимания, поскольку меня интересовали только кремневые желваки. Покажи-ка, где ты нашла их.
Она привела его к водоему у подножия водопада и изучающе окинула взглядом камни в ручье и на берегу.
– Смотри! – торжествующе сказала она, показывая на прибрежный камешек. – Вон еще один.
Опустившись на колени, Джондалар поднял его.
– Вот здорово! Это же меняет дело, Эйла. Теперь мы сможем снабдить огненными камнями каждую семью. Раз они есть здесь, то могут быть и во всей округе. Никто пока еще не знает об этом, у меня не было возможности никому рассказать.
– Фолара знает и Зеландони, – сказала Эйла.
– Откуда?
– Помнишь, как Зеландони заваривала успокаивающий настой для Вилломара, когда ты рассказал ему о брате? Я слегка испугала Фолару, разжигая огонь с помощью огненного камня, поэтому обещала ей показать, как он действует. А она рассказала Зеландони, – пояснила Эйла.
– Значит, Зеландони знает. И как только ей вечно удается узнать обо всем в первую очередь?! – удивился Джондалар. – Знаешь, надо будет потом вернуться сюда и продолжить поиски. А сейчас там собрались люди, которые хотят поговорить с тобой.
– О Клане? – предположила она.
– Джохарран вызвал меня сегодня утром на собрание, хотя я еще толком не выспался, но я уговорил его дать тебе отоспаться. Я рассказал им о нашей встрече с Губаном и Йоргой. Они очень заинтересовались, но им трудно сразу поверить, что Клан – это племя людей, а не животных. Зеландони оживила в памяти некоторые из древних преданий – именно ей лучше всего известна история Зеландонии, – пытаясь отыскать в них хоть какие-то намеки на то, что плоскоголовые… люди Клана… жили в этих краях до прихода Зеландонии. Когда Рамара сказала, что ты уже встала, Джохарран послал меня за тобой, – сказал Джондалар. – У него, как и у остальных, есть еще много вопросов.
Джондалар захватил с собой недоуздок Удальца, но игривый молодой жеребец заартачился, желая еще немного порезвиться. Пришлось терпеливо почесать его любимые мечта и погладить его, чтобы он стал послушным. Мужчина вскочил на него, и они тронулись в обратный путь через редкую рощицу этой небольшой долины.
Поравнявшись с Эйлой, Джондалар после некоторых колебаний заметил:
– Рамара сказала, что из разговора с тобой сегодня утром ей показалось, что ты приболела, возможно, потому, что с непривычки выпила березовицы Ларамара. Как ты себя чувствуешь?
«Пожалуй, здесь будет трудно хранить секреты», – подумала Эйла и сказала:
– Отлично, Джондалар.
– Он делает крепкий напиток. Ты ведь вроде бы не особенно много выпила его вчера вечером.
– Вчера я просто очень устала, – сказала Эйла. – А сегодня утром меня слегка тошнило только потому, что я жду ребенка. – По выражению его лица она догадалась, что Джондалара беспокоит не только ее утреннее недомогание.
– Да, вчера был такой насыщенный день. Ты познакомилась с множеством людей.
– И большинство из них мне понравились, – сказала она, с усмешкой поглядывая на него. – Просто было непривычно видеть столько народа одновременно. Одна ваша Пещера сравнима с целым Сходбищем Клана. Я не смогла даже запомнить всех по именам.
– Ну это же просто первое знакомство. Никто и не ожидает, что ты всех запомнишь.
Они спешились на лошадином пастбище и оставили животных у тропы, ведущей на террасу. Взглянув наверх, Эйла заметила, как впечатляюще смотрится на фоне ясного неба Падающий Камень, и на мгновение ей показалось, что он испускает странное сияние; но когда она прищурилась, сияние исчезло. Наверное, это блестят солнечные лучи, подумала она. Должно быть, так получается, если смотреть на него, не затеняя глаз.
Волк выскочил из высокой травы; он редко следовал за ними по пятам и обычно носился по окрестностям, исследуя маленькие норки и что-то вынюхивая. Заметив, что Эйла, прищурившись, разглядывает что-то, он решил, что уже можно выказать должное уважение главному вождю его стаи. Здоровенный хищник застал ее врасплох, подпрыгнув и положив передние лапы ей на плечи. Она слегка пошатнулась, но устояла и, собравшись с силами, старательно удерживала его, пока он ласкался, облизывая ее щеки и слегка покусывая их.
– Доброе утро, Волк! – сказала она, обхватив руками его пушистый загривок. – По-моему, ты сегодня тоже вполне доволен жизнью. Так же как и лошади. – Опустившись на землю, Волк последовал за ней вверх по тропе, не обращая внимания на изумленные взгляды людей, никогда прежде не видевших такого необычного проявления привязанности, и довольные ухмылки уже видевших такое приветствие, которые теперь наслаждались изумлением соплеменников. Эйла велела Волку следовать за ней.
Ей хотелось зайти в дом Мартоны, чтобы оставить бурдюк с водой, но Джондалар повел ее мимо жилых построек к другому концу пещеры. Миновав мастерские, они направились к юго-западному краю навеса. Эйла увидела впереди небольшую группу людей, собравшихся около очага, где вчера ночью жгли костер.
– А вот и вы! – сказал Джохарран, поднимаясь с удобной известняковой плиты и проходя им навстречу.
Когда они приблизились, Эйла заметила костерок, разожженный с краю, внутри большого очажного круга. Рядом стояла глубокая корзина с каким-то травяным напитком, от которого поднимался пар. Наружная сторона корзины почернела от копоти, и Эйла почувствовала запах сосновой смолы, с ее помощью обычно улучшали водонепроницаемость сосудов для воды.
Зачерпнув черпаком горячего напитка, Пролева наполнила чашку.
– Выпей немного горячего чая, Эйла, – сказала она, протягивая ей чашку.
– Спасибо, – сказала Эйла, взяв чай. Она сделала глоток. Настой на травах был приятным с легким сосновым привкусом. Она попила еще и поняла, что предпочла бы подкрепиться чем-то более существенным. От этого напитка она вновь почувствовала легкую тошноту, и у нее заболела голова. Заметив свободный плоский камень, она присела на него, надеясь, что живот сейчас успокоится. Волк разлегся у ее ног. Она держала в руке недопитую чашку, жалея, что не может сейчас заварить немного особого «похмельного» настоя, который она придумала для Талута, вождя Львиного стойбища Мамутои.
Зеландони пристально взглянула на Эйлу, и ей показалось, что она поняла ее внутреннее состояние.
– Может быть, настало время немного передохнуть и подкрепиться. У нас осталось что-нибудь от вчерашней трапезы? – обратилась она к Пролеве.
– Хорошая мысль, – поддержала ее Мартона. – День уже в полном разгаре. Ты что-нибудь вообще ела с утра, Эйла?
– Нет, – сказала она, испытывая благодарность оттого, что ее спросили об этом. – Я очень поздно встала, потом сходила к траншеям и отправилась к Лесной речке проведать лошадей. Потом набрала воды в ручье. – Она коснулась бурдюка. – Там меня и нашел Джондалар.
– Хорошо. Если не возражаешь, мы воспользуемся ею, чтобы приготовить еще чая, а я попрошу, чтобы нам принесли еды, – сказала Пролева, быстрыми шагами направляясь в сторону жилищ.
Мельком оглядев собравшихся на эту небольшую встречу, Эйла перехватила взгляд Вилломара. Они обменялись улыбками. Он разговаривал с Мартоной, Зеландони и Джондаларом, которые сейчас стояли к ней спиной. Джохарран о чем-то беседовал со своими ближайшими друзьями и помощниками Солабаном и Рашемаром. Эйла вспомнила, что Рамара, встретившаяся ей утром женщина с малышом, была женой Солабана. А вчера она также разговаривала с женой Рашемара. Закрыв глаза, Эйла пыталась вспомнить ее имя. Ее звали Салова. Эйла спокойно сидела на камне, чувствуя, как отступает тошнота; вскоре ей совсем полегчало.
Приглядевшись к остальным собравшимся, она припомнила седовласого мужчину, вождя соседней Пещеры. Его звали Манвелар. Он беседовал с мужчиной, которого, как ей показалось, она еще не видела. Он то и дело тревожно поглядывал на Волка. Высокая, стройная женщина очень властного вида была вождем другой Пещеры, вспомнила Эйла, но не смогла вспомнить ее имя. Рядом с ней стоял мужчина с татуировкой, похожей на ту, что была у Зеландони, и Эйла предположила, что он также был жрецом.
Ей пришло в голову, что все собравшиеся здесь люди представляли мирских или духовных вождей племени. В Клане их называли людьми высшего статуса. А в племени Мамутои подобное собрание называлось Советом Сестер и Братьев. В племени Зеландонии было не принято двойное руководство, осуществляемое сестрой и братом, которые обычно являлись равноправными вождями любого стойбища Мамутои; вождями Зеландонии избирались либо мужчины, либо женщины.
Пролева вернулась тем же быстрым шагом. На ней, видимо, лежала обязанность обеспечить пищей это собрание – Эйла заметила, что именно к ней обращались, когда испытывали потребность подкрепиться, – однако, очевидно, она просто организовала подготовку еды. Она вернулась на эту встречу, должно быть, считая себя активной участницей. Наверное, жена вождя также считалась своего рода вождем.
В Клане на подобные встречи собирались только мужчины. Среди вождей не было ни одной женщины; женщины не имели личного правового статуса. За исключением знахарок, статус остальных женщин определялся положением их мужей. «Смогут ли прийти к согласию эти два вида людей, если когда-нибудь соберутся вместе?» – размышляла Эйла.
– Сейчас женщины под руководством Рамары и Саловы организуют для нас трапезу, – заявила Пролева, кивнув Солабану и Рашемару.
– Отлично, – сказал Джохарран, что, видимо, послужило сигналом того, что пока можно продолжить совещание. Все собравшиеся прекратили разговоры и взглянули на него. Он обернулся к Эйле: – Вчера вечером мы провели ритуал общего знакомства с Эйлой. Кто из вас еще не знаком с ней лично?
– Меня не было с вами вчера вечером, – сказал мужчина, беседовавший с седоволосым вождем.
– Тогда позволь мне представить тебя, – сказал Джохарран. Поскольку этот мужчина направился к ней, Эйла встала, но приказала Волку оставаться на месте. – Эйла, это Брамевал, вождь Долины Мелкоречья, Четырнадцатой Пещеры Зеландонии. Брамевал, познакомься с Эйлой из Львиного стойбища Мамутои… – Джохарран помедлил немного, пытаясь припомнить все ее малознакомые имена и связи. – Дочь очага Мамонта. – Этого достаточно, подумал он.
Протягивая руки, Брамевал повторил свое имя и положение.
– Именем Дони, я рад познакомиться с тобой, – сказал он. Эйла пожала его руки.
– Именем Мут, Великой Всеобщей Матери, также известной под именем Дони, я приветствую тебя, Брамевал, – улыбаясь, сказала она.
Он и раньше подметил се странное произношение, а сейчас оно еще больше удивило его, но он ответил на ее улыбку и ненадолго задержал ее руки в своих.
– Мелкоречье – лучшее место для рыбной ловли. Люди Четырнадцатой Пещеры известны как самые искусные рыболовы; у нас изготавливают отличные рыболовные ловушки. Мы с вами близкие соседи, и ты должна вскоре навестить нас.
– Спасибо, я с удовольствием навещу вас. Я люблю рыбу, и мне нравится рыбная ловля, но я не умею пользоваться ловушками. В юности я ловила рыбу руками. – Эйла подчеркнула свои слова, подняв руки, которые все еще удерживал Брамевал.
– Вот как, интересно было бы посмотреть, – отходя в сторону, сказал он.
Вперед выступила женщина, возглавляющая одну из Пещер.
– Я хотела бы представить нашего жреца, Зеландони Поречья, – сказала она. – Его также не было с нами вчера. – Мельком взглянув на Брамевала, она приподняла брови и добавила: – Наша Одиннадцатая Пещера славится искусными изготовителями плотов, на которых обычно путешествуют вверх и вниз по Реке. Гораздо легче перевозить тяжелые грузы на плотах, чем на спинах людей. Если ты заинтересуешься этим, то мы будем рады видеть тебя у нас в гостях.
– Мне очень хотелось бы узнать, как вы делаете плавучие речные плоты, – сказала Эйла, пытаясь вспомнить, знакомы ли они лично и как имя этой женщины. – Мамутои делают своеобразные плавающие корыта из толстых шкур, натянутых на деревянные каркасы, и используют их для перевозки людей и вещей через речные потоки. По пути сюда мы с Джондаларом однажды переправлялись через большую реку, но эта река была бурной, а маленькая округлая лодка оказалась плохо управляемой. Лучше стало, когда мы привязывали ее к волокуше, которую тащила Уинни.
– Я не знаю, что такое «уинни» и «волокуша». Что означают эти слова? – спросила вождь Одиннадцатой Пещеры.
– Уинни – это имя одной из прирученных лошадей, Смелая, – вставая и подключаясь к разговору, сказал Джондалар. – А волокушу изобрела Эйла. Она может рассказать вам, что это такое.
Эйла описала это приспособление и добавила:
– Уинни помогала мне перетаскивать в мою пещеру животных, которых я убивала на охоте. При случае вы увидите, как она это делает.
– Перебравшись на другой берег той бурной реки, – добавил Джондалар, – мы решили, что будем привязывать теперь к жердям вместо плетеной волокуши нашу округлую лодку и перевозить в ней дорожные вещи. С тех пор, когда мы переправлялись через реки, наши вещи оставались сухими, и с помощью жердей стало гораздо проще управлять лодкой.
– Плотами тоже не так уж просто управлять, – сказала Смелая. – По-моему, любой плавучий транспорт трудноуправляем.
– Бывают лодки очень послушные в управлении. Во время Путешествия я прожил какое-то время в племени Шарамудои. Они выдалбливают изящные лодки из толстых стволов деревьев. У этих лодок остроносые концы, а направляют их в нужную сторону с помощью весел. Это требует определенной сноровки, но Рамудои, Речные люди, входящие в племя Шарамудои, очень ловко управляются с лодками, – пояснил Джондалар.
– Что такое весла?
– Весла напоминают плоские ложки или лопатки, и с их помощью лодка продвигается вверх по течению. Я помогал строить одну из таких лодок и научился пользоваться веслами.
– Ты думаешь, они действуют лучше шестов, которыми мы пользуемся, продвигая плоты по рекам?
– Разговор о лодках может оказаться весьма интересным, Смелая, – встрял в диалог вышедший вперед мужчина: Он был пониже этой женщины и отличался хрупким телосложением. – Но меня пока не представили. Мне кажется, я лучше сделаю это сам.
Смелая слегка покраснела, но ничего не сказала. Услышав имя этой женщины, Эйла вспомнила, что уже знакомилась с ней.
– Я, Зеландони Одиннадцатой Пещеры Зеландонии, также известной под названием Поречье. Именем Дони, Великой Земной Матери, я приветствую тебя, Эйла из Мамутои, дочь очага Мамонта, – сказал он, протягивая руки.
– Я приветствую тебя, Зеландони из Одиннадцатой Пещеры, как жреца, служителя Великой Всеобщей Матери, – сказала Эйла, пожимая его руки ритуальным жестом. У него оказалось сильное пожатие, неожиданное для человека такого хрупкого телосложения, причем, помимо мускульной силы, в нем ощущались духовная мощь и уверенность в себе. Она также заметила, что определенными телодвижениями он напоминает ей некоторых мамутов, которых она встречала на Летнем Сходе Мамутои.
Старый Мамут, удочеривший ее, рассказывал о таких избранниках Матери, которые вмещают в себя как мужскую, так и женскую сущности. Считалось, что они обладают могуществом обоих полов, и их порой побаивались, но если они приобщались к очагу Служителей Матери, то обычно становились исключительно могущественными и пользовались особым уважением. В итоге многие мужчины, обнаружившие, что испытывают влечение к мужчинам, а не к женщинам, или женщины, испытывающие влечение к женщинам, а не к мужчинам, проявляли склонность к служению Великой Матери и приобщались к очагу Мамонта. Эйла подумала, что, возможно, такие люди есть и среди Зеландонии, и, глядя на стоящего перед ней мужчину, предположила, что он, вероятно, один из них.
Она также заметила татуировку над его правым виском. Как и у Зеландони, Верховной жрицы, она также состояла из квадратиков, частично просто очерченных, частично закрашенных, но у него их было меньше и некоторые отличались по цвету и заполнению, а также включали несколько добавочных изогнутых символов. И тогда Эйла вдруг заметила, что на лицах всех собравшихся, кроме нее и Джондалара, имеются различные татуировки. Татуировка Вилломара меньше всего бросалась в глаза, а самый затейливый рисунок украшал лицо Смелаи, вождя Одиннадцатой Пещеры.
– Поскольку Смелая уже похвасталась достижениями нашей Пещеры, – начал жрец, выказывая должное уважение мирскому вождю, – я могу лишь присоединиться к ее приглашению, но мне хотелось бы задать тебе один вопрос. Ты также служишь Великой Матери?
Эйла нахмурилась.
– Нет, – сказала она. – Почему ты так подумал?
– До меня дошли некоторые слухи, – с улыбкой продолжил он. – О том, как тебя слушаются животные, – сказал он, показывая на Волка, – поэтому многие подумали, что ты должна быть Служительницей. Я также слышал о людях, живущих далеко на востоке, которые охотятся на мамонтов. Говорят, что их служители едят только мясо мамонта и живут все в одном месте, возможно, у одного очага. Когда тебя представили как дочь очага Мамонта, я подумал, что, вероятно, эти слухи справедливы.
– Не совсем, – улыбаясь, сказала Эйла. – Правда то, что в племени Охотников на Мамонтов все служители Великой Матери принадлежат к очагу Мамонта, но это не означает, что все они живут вместе. Это лишь название, так же как «зеландони». В одном стойбище может быть много очагов – Львиный очаг, очаг Лисицы, Журавлиный очаг. По этим названиям определяют… родственные связи человека. Ребенок обычно рождается у какого-то очага, но его могут также усыновить или удочерить. В одном стойбище много разных очагов, и само оно называется по названию очага их основателя. Я жила в Львином стойбище, а Талут, его вождь, принадлежал Львиному очагу. Его сестра, Тули, наравне с ним руководила жизнью стойбища… у каждого стойбища Мамутои два вождя, сестра и брат.
Все внимательно слушали ее пояснения. Организация и устройство жизни других племен очень интересовали людей, знакомых пока в основном лишь с их собственным жизненным укладом.
– Слово «Мамутои» на их языке означает «охотники на мамонтов», или, точнее, «дети Матери, которые охотятся на мамонтов», ведь они тоже почитают Мут, Великую Земную Мать, – продолжила Эйла, пытаясь дать более понятные объяснения. – Они считают мамонта особым священным животным. Именно поэтому очаг Мамонта сохраняется для служителей. Люди обычно выбирают очаг Мамонта, если чувствуют себя избранными, но меня удочерил старый Мамут Львиного стойбища, поэтому я и стала дочерью очага Мамонта. Если бы я была одной из служительниц, то надо было бы сказать – «избранная очагом Мамонта» или «призванная к очагу Мамонта».
Оба Зеландони уже обдумывали следующие вопросы, но тут вмешался Джохарран. Хотя он тоже слушал с интересом, но в данное время его больше волновало племя, вырастившее Эйлу, а не удочерившее ее.
– Мне бы хотелось побольше узнать о Мамутои, – сказал он, – но Джондалар рассказывал нам некоторые интересные вещи о паре плоскоголовых, которую вы встретили по дороге сюда. Если все, что он говорил, правда, то нам нужно полностью пересмотреть наше отношение к плоскоголовым. Честно говоря, я боюсь, что они могут представлять собой гораздо большую угрозу, чем нам казалось.
– Почему угрозу? – спросила Эйла, мгновенно настораживаясь.
– Судя по рассказу Джондалара, они… разумные люди. Мы привыкли считать плоскоголовых животными, мало чем отличающимися от пещерных медведей, возможно, даже объединенными с ними родственными связями; мы полагали, что на вид они, конечно, поменьше и немного поумнее, но все же относили их к животным.
– Нам известно несколько окрестных гротов и пещер, где когда-то жили пещерные медведи, – вставила Мартона. – И Зеландони рассказывала нам, что в наших древних легендах и преданиях говорится, что бывали случаи, когда пещерных медведей убивали или выгоняли, чтобы Первые Люди Зеландонии могли обзавестись жилищами. Возможно, некоторые из этих пещерных медведей были плоскоголовыми… в общем… возможно ведь, что они были разумными людьми.
– Если они люди, а мы обращались с ними, как с животными, с враждебно настроенными животными… – Джохарран помедлил, – в общем, я хочу сказать, что окажись я на их месте, то, возможно, стал бы вынашивать планы отмщения. Я бы уже давно попытался отомстить нам. Мне кажется, что нам надо хорошенько обдумать такую возможность.
Эйла успокоилась. Джохарран четко определил свое отношение. Она поняла, почему он думает, что они могут представлять угрозу. Возможно, он даже прав.
– Интересно, не потому ли люди так упорно настаивали, что плоскоголовые – это животные, – сказал Вилломар. – Ведь одно дело убивать животных, если они необходимы для пропитания или обустройства жизни, но если они являются людьми, пусть даже странными на вид, то это уже совсем другая история. Вряд ли кому-то придет по душе мысль о том, что его предки убивали людей и занимали их дома, но если убедить себя в том, что выгоняли животных, то с этим можно смириться.
Эйлу поразила его проницательность, но Вилломар и прежде делал мудрые и разумные замечания. Она начала понимать, почему Джондалар всегда отзывался о нем с такой любовью и уважением. Он был исключительным человеком.
– Враждебные чувства, подобно дремлющим страстям, могут долго пребывать в пассивном состоянии, – сказала Мартона, – в течение многих поколений, но если они имеют свои легенды и предания, то когда-нибудь могут все вспомнить, и тогда может разгореться вражда. Ты ведь больше всех знаешь о них, Эйла, и было бы интересно прояснить у тебя некоторые вопросы.
Она задумалась, стоит ли ей объяснять им, что Клан знает все свои истории и предания и им нет нужды вспоминать или запоминать их. Ведь людям Клана свойственна родовая память.
– Возможно, будет разумно попытаться завязать с ними отношения иного рода, чем мы имели в прошлом, – продолжил Джохарран. – Может, мы устраним сложности до того, как они успеют назреть. Можно подумать о том, чтобы послать к ним наших представителей, скажем, для обсуждения торгового обмена.
– Что ты скажешь, Эйла? – спросил Вилломар. – Может их заинтересовать торговля с нами?
Эйла задумчиво нахмурилась.
– Не знаю. Насколько мне известно, в Клане считали нас людьми. Они называют нас Другими, но избегают общения. В общем-то, тот отдельный Клан, что вырастил меня, редко вспоминал о существовании Других. Они понимали, что я была Другой, не принадлежала к виду людей Клана, но тогда я была ребенком, к тому же девочкой. Бран и мужчины его Клана мало обращали на меня внимания, по крайней мере, в детстве, – сказала она. – Но Клан Брана жил далеко от Других. Мне кажется, что в этом смысле мне повезло. До того как они нашли меня, никто из них в жизни не видел ребенка Других; а некоторые и взрослых-то никогда не видели, даже издалека. Они согласились приютить и вырастить меня, но я не знаю, как бы они стали вести себя, если бы их выгоняли из их жилищ или преследовала банда негодяев.
– Но Джондалар говорил, что вам встретились члены Клана, у которых сложились торговые отношения с нашими племенами, – сказал Вилломар. – Если другие люди ведут с ними торговые дела, то почему бы нам не попробовать?
– Но все зависит от того, кто они на самом деле, люди или потомки пещерных медведей? – встрял Брамевал.
– Они люди, Брамевал, – сказал Джондалар, – Если ты хоть раз пообщаешься с ними, то сразу поймешь. Они разумные люди. Помимо той пары, которую встретили мы с Эйлой, я несколько раз за время моего Путешествия сталкивался с людьми Клана. Напомните мне потом, чтобы я рассказал вам о них.
– Ты говоришь, что они даже воспитали тебя, Эйла, – сказал Манвелар. – Расскажи нам немного о них. Какие у них порядки? – Этот седоволосый мужчина казался разумным, он не спешил делать скоропалительные выводы, а хотел получить как можно больше сведений.
Эйла кивнула, но задумалась ненадолго, прежде чем ответить.
– Интересно, что вы считаете их потомками пещерных медведей. В этом есть своеобразная доля правды; люди Клана тоже так считают. Время от времени они даже ловят и выращивают медведей.
Брамевал выразительно хмыкнул, словно хотел сказать: «Ну вот, что я вам говорил!»
Эйла взглянула на него, давая пояснения:
– Клан почитает Урсуса, Духа Пещерного Медведя, примерно так же, как Другие почитают Великую Земную Мать. Они называют себя Кланом Пещерного Медведя. Когда весь Клан собирается на большое Сходбище – нечто вроде Летнего Схода, правда, они собираются не каждый год, – то там проводится священный ритуал поклонения Духу Пещерного Медведя. Задолго до Кланового Сходбища принимающий Клан отлавливает детеныша медведя, который живет с ними в пещере. Они кормят его и воспитывают, как собственных детей, по крайней мере, пока он не вырастает слишком большим, потом они строят для него клетку, чтобы он не сбежал, но продолжают кормить и баловать его.
Во время Кланового Сходбища, – продолжила Эйла, – устраивается состязание, чтобы выяснить, кому выпадет честь послать Урсуса в мир Духов, чтобы он представлял там Клан и передавал их послания. Для этого выбирают трех мужчин, победивших в большинстве состязаний, – примерно столько человек нужно, чтобы одолеть взрослого пещерного медведя и послать его в следующий мир. Такая роль считается очень почетной, но и очень опасной. Зачастую пещерный медведь забирает одного или двух из этих избранников вместе с собой в мир Духов.
– Значит, они общаются с миром Духов, – сказал Одиннадцатый Зеландони.
– И они используют красную охру во время погребения умерших, – добавил Джондалар, зная, что его слова имеют важное значение для этого жреца.
– Да, понадобится много времени, чтобы осознать такие новости, – заметила вождь Одиннадцатой Пещеры, – и хорошенько все обдумать и обсудить. Возможно, нам нужно подготовиться к значительным переменам.
– Конечно, ты права, Смелая, – согласилась Верховная жрица.
– Но сейчас нам можно, не раздумывая долго, сделать перерыв, чтобы подкрепиться, – сказала Пролева, вновь посмотрев на восточный конец террасы. Все обернулись и посмотрели в том же направлении. К ним подходила группа людей с тарелками и корзинами с едой.
На время трапезы собравшиеся разделились на небольшие компании. Манвелар, взяв тарелку с едой, сел рядом с Эйлой, напротив Джондалара. Вчера вечером он позаботился о том, чтобы лично познакомиться с Эйлой, но ее постоянно окружала такая толпа, что ему не удалось толком поговорить с ней. Он руководил соседней Пещерой и знал, что ему еще представится такая возможность.
– Ты уже получила несколько приглашений в гости, но я позволю себе добавить еще одно, – сказал он. – Ты должна навестить Скалу Двуречья; Третья Пещера Зеландонии находится поблизости от вас.
– Я уже знаю, что Четырнадцатая Пещера славится лучшими рыболовами, Одиннадцатая – изготовителями плотов, а чем известна Третья Пещера? – спросила Эйла.
За него ответил Джондалар:
– Охотниками.
– Но разве не все Зеландонии промышляют охотой?
– Конечно, все, именно поэтому они и не хвастаются своими достижениями. Отдельные охотники из разных Пещер любят похваляться своим охотничьим мастерством, и, возможно, они правы, но в групповой охоте Третьей Пещере нет равных.
Манвелар улыбнулся.
– Конечно же, мы тоже гордимся этим, по-своему, но я думаю, что мы стали такими хорошими охотниками потому, что живем в очень подходящем месте. Наша стоянка находится на высоких террасах, у слияния двух рек, окруженных обширными лугами. Одна из них наша Главная Река, – сказал он, махнув рукой, в которой держал кусок мясной кости, в сторону Реки, – а другую называют Луговой рекой. Большинство животных, на которых мы охотимся, проходят по этим двум речным долинам, и из нашей пещеры лучше всего следить за ними в любое время года. Мы научились определять, в какое время, скорее всего, появятся те или иные животные, и обычно извещаем об их появлении другие Пещеры, но чаще всего нам первыми удается начать охоту.
– Может, ты и прав, Манвелар, но в вашей Третьей Пещере все охотники очень умелые, а не один или два. Они много тренируются, совершенствуя свое мастерство. Все без исключения, – заметил Джондалар. – Эйла разбирается в таком деле. Она любит охотиться и потрясающе владеет пращой, но вот подождите, мы вам еще покажем новое оружие, мы придумали копьеметалку. Ты не поверишь, но с ее помощью копье летит гораздо быстрее и дальше. У Эйлы более точная рука, а я могу бросить немного дальше, но с копьеметалкой любой может поразить зверя с расстояния в два или даже в три раз большего, чем обычным копьем.
– Интересно бы поглядеть! – сказал Манвелар. – Джохарран предлагает устроить в ближайшем будущем охотничью вылазку, чтобы запасти побольше мяса для Летнего Схода. Как раз подходящий случай для демонстрации этого нового оружия, Джондалар. – Он повернулся к Эйле и добавил: – Ведь вы оба будете участвовать в этой охоте?
– Да, мне бы хотелось. – Она помолчала немного, откусив кусок мяса, потом взглянула на своих соседей и сказала: – У меня есть один вопрос. Почему все ваши Пещеры имеют какие-то номера? Есть ли какой-то порядок или особое значение в таких числах?
– Старейшие Пещеры имеют самые маленькие номера, – сказал Джондалар. – Они образовались первыми. Третья Пещера образовалась раньше Девятой, а Девятая – раньше Одиннадцатой или Четырнадцатой. Хотя сейчас у нас уже нет Первой Пещеры. Старейшей стала Вторая Пещера Зеландонии, она находится не так уж далеко от нас. Следующая по старшинству – Пещера Манвелара. Так было установлено Первыми Зеландонии.
– Когда ты учил меня этим счетным словам, Джондалар, то всегда перечислял их в особом порядке, – сказала Эйла. – Значит, мы сейчас в Девятой Пещере, а Манвелар пришел из Третьей Пещеры. А где же люди из Пещер с промежуточными номерами?
Седой вождь улыбнулся. Эйла выбрала нужного человека, чтобы узнать побольше о Зеландонии. Манвелар был большим любителем истории и накопил очень много сведений от разных членов их общего племени, от странствующих сказителей и от людей, знавших истории, которые передавались из поколения в поколение. Многие Зеландонии, включая даже самих жрецов, порой задавали ему вопросы.
– Многое изменилось с тех пор, как Первые Зеландонии поселились в родовые Пещеры, – сказал Манвелар. – Люди странствовали или находили себе жен и мужей в других Пещерах. Одни Пещеры росли быстрее, другие – медленнее.
– Подобно Девятой Пещере, некоторые из них стали очень большими, – добавил Джондалар.
– Предания рассказывают о болезнях, которые порой уносили много жизней, или о трудных временах, когда люди вымирали от голода, – возобновил Манвелар свое повествование. – Если в некоторых Пещерах оставалось очень мало народа, то иногда две или три Пещеры объединялись. Такая объединенная Пещера обычно брала меньший номер, но так бывало не всегда. Если людям становится тесно в какой-то Пещере, то они могут подыскать новое место для жилья, как правило, поблизости, и основать там новую Пещеру. Не так уж давно группа людей из Второй Пещеры перешла на другую сторону их речной долины. Они основали там Седьмую Пещеру, поскольку в то время существовали только Третья, Четвертая, Пятая и Шестая Пещеры. Третья существует и по сей день, разумеется, есть и Пятая, дальше на север, но Четвертой и Шестой – уже нет.
Эйла очень обрадовалась возможности побольше узнать о Зеландонии и с благодарностью улыбнулась Манвелару за его объяснения. Их маленькая компания приятно сочетала беседу с дневной трапезой. Потом Эйла задала очередной вопрос:
– Неужели каждая Пещера славится чем-то особенным, как, например, рыболовством, охотой или постройкой плотов?
– Большинство из них, – сказал Джондалар.
– А чем знаменита Девятая Пещера?
– Своими художниками и искусными мастерами, – ответил за него Манвелар. – Во всех Пещерах есть опытные мастера, но лучшие живут в Девятой Пещере. Именно поэтому она такая большая. Не только потому, что здесь рождается много детей, а потому, что если человек хочет лучше всего научиться резьбе по кости или изготовлению кремневых орудий, то он переходит жить в Девятую Пещеру.
– Это в основном благодаря Водопадной стоянке, – заметил Джондалар.
– Что это за Водопадная стоянка? – спросила Эйла.
– Это ближайшая к нам мастеровая стоянка, сразу за Водопадом, – пояснил Джондалар. – Там нет постоянно обитаемой Пещеры, хотя так можно было бы подумать, видя, как много людей обычно живут там. Это селение, куда люди приходят поработать над своими замыслами и поделиться идеями с другими людьми. Может, мы с тобой сходим туда после этого совещания… если будет еще не совсем темно.
Когда собравшиеся закончили общую трапезу, включая тех, кто готовил и раздавал еду, а также накормили детей, чьи родители участвовали в этой трапезе, и крутившегося поблизости Волка, все еще немного отдохнули, попивая горячий чай. Эйла уже чувствовала себя намного лучше. Ее тошнота прошла, как и головная боль, но ей вновь захотелось облегчиться. Когда готовившие еду, женщины удалились, унося с собой изрядно опустевшие блюда, Эйла заметила, что Мартона пока осталась в одиночестве, и подошла к ней.
– Можно ли здесь где-то поблизости справить нужду? – тихо спросила она. – Или нужно возвращаться к траншеям?
Мартона улыбнулась.
– Я как раз подумала о том же. Около Стоячего Камня к реке спускается тропинка, она немного крутовата вначале, но ведет к одному укромному местечку на берегу, которым обычно пользуются женщины. Я покажу тебе. – Волк сначала последовал за Эйлой, но потом его внимание привлекли интересные запахи, и он отклонился в сторону, отправившись самостоятельно исследовать речные берега. На обратном пути они встретили Смелаю, спускающуюся по этой тропинке. Они кивнули друг другу, обменявшись понимающими взглядами.
Когда остатки еды были убраны, Джохарран встал, убедившись, что все вновь собрались вместе. Видимо, это послужило знаком для продолжения обсуждения. Все посмотрели на вождя Девятой Пещеры.
– Эйла, – сказал Джохарран, – пока мы ели, у Смелаи возник вопрос. Джондалар говорит, что он умеет общаться с плоскоголовыми, с людьми Клана, как ты называешь их, но не так свободно, как ты. Ты действительно так хорошо знаешь их язык, как он говорит?
– Да, я знаю этот язык, – подтвердила Эйла. – Они же вырастили меня. До встречи с Джондаларом я не знала никакого другого языка. Должно быть, в раннем детстве я разговаривала на каком-то языке, до того как потеряла свое племя, но совсем ничего не помню о нем.
– Но то место, где ты выросла, находится очень далеко отсюда, до него целый год пути, верно? – продолжил Джохарран. Эйла кивнула. – Язык Клана, живущего в таком дальнем краю, может отличаться от языка ближайшего к нам Клана. Мне, например, ничего не понятно, когда вы с Джондаларом говорите на языке Мамутои. Даже Лосадунаи, которые живут гораздо ближе к нам, общаются на другом языке. Некоторые слова, конечно, похожи, и я их немного понимаю, но могу разговаривать с ними лишь о самых простых вещах. Я понимаю, что язык людей Клана не такой, как наш, но как ты, пришедшая из таких дальних краев, можешь понимать язык тех, кто живет рядом с нами?
– Мне понятно твое недоумение, – сказала Эйла. – Когда мы встретили Губана и Йоргу, я и сама сомневалась, что смогу общаться с ними. Но у них есть второй язык.
– Что значит второй язык? – спросила Зеландони, Верховная жрица.
– У них есть обычный язык, который каждый Клан использует для общения между собой, – пояснила Эйла. – Хотя в основном при этом используются ручные сигналы и жесты наряду с позами и мимикой, они также умеют произносить некоторые слова, правда, набор используемых ими звуков гораздо меньше, чем у Других. Одни Кланы выговаривают больше слов, чем другие. Общий повседневный язык и слова Губана и Йорги отличались от тех, что я узнала в моем Клане, и я не могла понять их. Но Клан также имеет особый ритуальный язык, посредством которого они общаются с миром Духов и с людьми из других кланов, которые имеют другой повседневный язык. Ритуальный язык очень древний, и в нем совсем не используются слова, за исключением отдельных названий или имен. Этим языком я и воспользовалась.
– Правильно ли я поняла, – сказала Зеландони, – этот Клан… то есть здешние плоскоголовые… умеют говорить на двух языках, один из которых понятен любым другим плоскоголовым, даже тем, которые живут на расстоянии целого года пути.
– В это довольно трудно поверить, – с широкой улыбкой сказал Джондалар, – но именно так оно и есть.
Зеландони недоверчиво покачала головой. На лицах остальных также отразилось сомнение.
– Это очень древний язык, и люди Клана обладают особой глубинной родовой памятью, – попыталась объяснить Эйла. – Они ничего не забывают.
– Мне трудно поверить даже в то, что они умеют общаться с помощью знаков и жестов, – сказал Брамевал.
– Мне тоже, – поддержала его Смелая. – Возможно, имеются в виду только какие-то самые простые понятия, о которых упоминал Джохарран, говоря об общих чертах языков Лосадунаи и Зеландонии.
– Вчера у меня в доме, Эйла, ты устроила нам маленькую демонстрацию, – сказала Мартона. – Может быть, сегодня ты покажешь всем нам еще что-нибудь?
– А если, как вы говорите, Джондалар немного понимает этот язык, то, возможно, он сам переведет нам, – предложил Манвелар. Все поддержали его предложение.
Эйла встала. Она немного помолчала, собираясь с мыслями. Затем начала говорить, используя движения древнего ритуального языка.
– Эта женщина приветствует мужчину по имени Манвелар. – Она произнесла его имя, но при этом ее странный акцент, ее особое произношение звуков стали гораздо более заметными.
Джондалар перевел:
– Приветствую тебя, Манвелар.
– Эта женщина рада приветствовать мужчину по имени Джохарран, – продолжила Эйла.
– И тебя тоже, Джохарран, – сказал Джондалар.
Она изобразила еще несколько простых выражений, но он не мог в полной мере передать смысл этого богатого, хотя и почти безмолвного языка. Он понимал, что она может сказать больше, но он не смог бы дать точный перевод.
– Ты просто изображаешь основные знаки, так ведь, Эйла?
– Я думаю, Джондалар, что ты не сможешь перевести более сложные фразы. Только таким основным знакам я научила вас в Львином стойбище. Их было достаточно для вашего общения с Ридагом. К сожалению, богатство их языка пока тебе совершенно непонятно, – сказала Эйла.
– Когда ты показывала нам знаки, Эйла, – сказала Мартона, – то сама делала перевод.
– Да, может, ты расскажешь Брамевалу и всем нам какую-то историю, используя возможности двух языков, – предложил Джондалар.
– Хорошо, но что вы хотите услышать?
– Расскажи, к примеру, о том, как жила у них, – предложила Зеландони. – Ты помнишь, как они нашли тебя?
Джондалар улыбнулся этой большой женщине. Это была хорошая мысль. Благодаря этому можно будет показать не только язык, но и доброту этих людей, согласившихся приютить осиротевшего ребенка, несмотря на то, что этот ребенок казался им уродом. Это покажет, что люди Клана относятся к Другим лучше, чем они к ним.
Эйла постояла немного, собираясь с мыслями; потом начала говорить на языке Зеландонии, одновременно сопровождая слова соответствующими жестами и знаками языка Клана.
– Я мало что помню о том, как попала к ним, но Иза часто рассказывала мне о том, как нашла меня. Они подыскивали новую пещеру после землетрясения. Наверное, именно его я все еще вижу во снах. Оно разрушило их дом, камни завалили пещеру, погибло несколько человек из Клана Брана, и пострадало много вещей. Они похоронили погибших и ушли. Даже если та пещера и сохранилась, считалось, что жизнь в ней принесет несчастье. Духи их тотемов были несчастны там и хотели, чтобы они ушли оттуда. Они быстро отправились в поход. Им нужно было скорее найти новое пристанище, не только для себя, но и потому, что покровительствующие им Духи нуждались в новом жилище.
Изображая эту историю знаками и телодвижениями, Эйла говорила бесстрастным голосом, но всех Зеландонии уже захватил ее рассказ. Для них тотемы являлись атрибутами Матери, и они понимали, какие бедствия может причинить Великая Земная Мать, если Она пребывает в печали.
– Иза рассказала мне, что они шли по берегу реки, когда увидели кружащих впереди стервятников. Первыми меня увидели Бран и Грод, но прошли мимо. Они искали пищу и были бы рады, если бы эти стервятники навели их на какое-то животное, убитое другими хищниками. Они смогли бы также отогнать на время большого четвероногого охотника, чтобы отрезать часть мясной туши. Им показалось, что я мертва, но они не употребляли в пищу людей, даже если эти люди принадлежали племени Других.
Движения Эйлы были плавными и изящными. Она изображала все с привычной легкостью.
– Иза увидела меня, лежавшую на берегу реки, и остановилась, чтобы посмотреть. Я привлекла ее внимание, поскольку она была целительницей. На моей ноге виднелась рана от большой кошачьей лапы, вероятно, пещерного льва, подумала она и заметила, что рана уже загноилась. Сначала ей показалось, что я умерла, но потом услышала мой стон и, осмотрев меня, обнаружила, что я еще дышу. Она спросила Брана, вождя Клана, который был ее родным братом, может ли она взять меня с собой. Он разрешил ей.
– Отлично!.. Надо же! – послышались возгласы слушателей. Джондалар улыбнулся про себя.
– Иза в то время ждала ребенка, но она взяла меня и тащила до вечера, пока они не остановились на ночной привал. Она сомневалась, помогут ли ее целебные настои Другим, но вспомнила один случай, когда они помогли, и решила попробовать. Она промыла рану и наложила целебную припарку. Весь следующий день она также тащила меня. Я помню, как проснулась однажды и закричала от страха, увидев ее лицо, но она взяла меня на руки и успокоила. На третий день я начала понемногу ходить сама, и к тому времени Иза решила, что мне назначено быть ее ребенком.
Эйла остановилась. Все сидели в глубоком молчании. Это была трогательная история.
– Сколько лет тебе было? – наконец спросила Пролева.
– Позже Иза говорила, что мне, вероятно, было около пяти лет в то время. Наверное, я была примерно как Джарадал или Робенан, – добавила она, посмотрев на Солабана.
– И все это ты также сообщила нам жестами? – спросил Солобан. – Неужели они действительно так много говорят, не используя слов?
– Не каждое сказанное мной слово передается отдельным знаком, но в целом они точно передают сущность той же самой истории. Их язык состоит не только из жестов. В нем все имеет значение, даже опускание век или наклон головы могут передавать оттенок смысла.
– Но зато на знаковом языке, – добавил Джондалар, – невозможно солгать. Даже если они попытаются, то выражение или поза сразу же выдаст это. Когда я познакомился с Эйлой, она даже не могла понять, что можно сказать то, что является неправдой. Она даже не понимала, что я имею в виду. И хотя теперь понимает, но по-прежнему не может лгать. Она никак не может научиться этому. Такое уж получила воспитание.
– Возможно, знаковому языку присуще больше достоинств, чем мы можем понять, – тихо сказала Мартона.
– Судя по тому, что мы видели, я думаю, такой способ общения стал естественным для Эйлы, – сказала Зеландони, подумав про себя, что ее движения не выглядели бы такими изящными и плавными, если бы она обманывала их. Да и зачем ей лгать – может, она действительно не умеет обманывать? Она не была полностью уверена в этом, но пояснения Джондалара звучали убедительно.
– Расскажи нам немного о своей жизни с ними, – попросил Одиннадцатый Зеландони. – Ты можешь перестать говорить на знаковом языке, если хочешь. Конечно, это красивое зрелище, но, по-моему, ты уже выполнила свою задачу. Ты сказала, что они похоронили погибших. Мне хотелось бы узнать побольше об их похоронных обрядах.
– Да, они хоронят своих умерших. Я еще жила с ними, когда умерла Иза.
Разговоры продолжались целый день. Всех заинтересовал волнующий рассказ Эйлы о ритуальных принадлежностях и погребальном обряде, затем она еще немного рассказала о своем детстве. Ей задавали много вопросов, часто прерываясь на обсуждения и прося дополнительных объяснений.
Наконец Джохарран заметил, что уже начало смеркаться.
– Я думаю, что Эйла устала и мы все опять успели проголодаться, – сказал он. – Прежде чем мы разойдемся, я хотел лишь сказать, что, по-моему, нам стоит устроить совместную охоту до выхода на Летний Сход.
– Джондалар сказал, что может показать нам новое оружие, – заметил Манвелар. – Может быть, ближайшие дни окажутся добрыми для охоты. За это время охотники Третьей Пещеры смогут разведать обстановку и выяснить, куда лучше отправиться.
– Хорошо, – сказал Джохарран, – а сейчас Пролева организовала для нас вечернюю трапезу, понимая, что все мы проголодались.
Совещание было на редкость увлекательным, но люди обрадовались возможности поразмяться. Когда они шли обратно к жилищам, Эйла размышляла об этой встрече и о всех возникавших вопросах. Сознавая, что отвечала правдиво на все вопросы, она также понимала, что не посмела быть излишне откровенной. В частности, она избегала упоминания о своем сыне. Она понимала, что Зеландонии сочли бы его выродком, и хотя лгать она не умела, но приучилась к некоторой скрытности.